Ночью Лидия Ивановна почувствовала острую боль в груди.

Колющую.

«Колет-то как! Прям жгёт» - подумала она, перестав видеть хороший сон. Какой именно хороший – не вспомнилось, но впечатление было приятное.

«Инфаркт!»

И стала ощупывать место колотья. Кололо не в левую грудь как положено, а странно – в правую.

«Помираю…»

Ощупывая необъятную правую грудь и уже найдя второй признак инфаркта – паническую атаку, она неожиданно нашла расшпилившуюся булавку.

«Тьфу-ты, Господи!» - с досадой подумала Лидия Ивановна и зашпилила её.

Но – мысль о смерти осталась.

«Когда-нибудь так во сне – раз и всё… Найдут потом люди окоченевшей… Хорошо, если на завтра, а если через неделю… Да, мне в принципе, уже… Буду лежать в гробе какая нашлась… Интересно, сколько сейчас гроб стоит? Такой, без выкрутасов, простенький… А, памятник? А, поминки? Если в ресторане-то…»

В семь утра, измученная неизвестностью, Лидия Ивановна решила сходить в собес. Узнать, сколько нынче государство отваливает помершим гражданам, чтобы они не лежали по домам.

Инспекторша собеса оказала ей королевский приём: приняла как королева. В стиле – «Ходят тут всякие».

Но - сумму пособия назвала. Со списком обязательных к усопшему документов.

Лидия Ивановна хотела спросить, не достойны ли заслуженные учителя чего-то большего, но – не рискнула. Оскорбить королеву.

В коридоре собеса к ней подошёл мужчина артистической наружности и неожиданно сказал:

- Скорблю вместе с вами.

- В смысле? – испугалась Лидия Ивановна.

- Я - Кастьянов, владелец похоронного дома «Вечность». Мы оказываем полный комплекс ритуальных услуг, вы можете позволить себе предаться горю не думая ни о чём. Мы всё сделаем сами…

- Скажите пожалуйста, а сколько это стоит?

- Теоретически мы можем уложиться в любую сумму… Когда усоп близкий вам человек?

Не вдаваясь в подробности, Лидия Ивановна получила от Кастьянова каталог гробов и визитку.

У неё было слишком много дел!

Когда-то у Лидии Ивановны были деньги, в банке. И теперь она хотела знать: не решился ли вопрос со вкладами замороженными в 1991 году? В советских рублях?

Получив ответ от приветливой кассирши, что да, решился и она может забрать свои несостоявшиеся «Жигули» и купить на них что угодно, например, полвелосипеда, Лидия Ивановна присела в фойе.

Полистать каталог гробов.

Цены были дичайшие! По меркам учительской пенсии.

Мало того, складывая нелакированный сосновый гроб модели «Луч» и последнее такси Лидия Ивановна обнаружила, что место на кладбище тоже даром не дают.

Для полного отчаяния не хватало одного – цены поминок.

В городе было два объекта общественного питания – ресторан «Ресторан» и закусочная «Закусочная». В ресторане были непреложные правила: не приходить со своим и не курить, в закусочной же царила вседозволенность.

«Пойду в ресторан» - гордо решила Лидия Ивановна - «Я всё-таки заслуженная учительница».

В ресторане «Ресторан» топором висел запах горелого масла, танцевального пота и несвежих скатертей. Было обыденно – пусто.

- Мне бы по поводу банкета узнать, - с просительными нотами в голосе затронула Лидия Ивановна единственный одушевлённый предмет зала. Официантку.

Бровастая официантка перестала созерцать люстру:

- Ожидайте. Выйдет шеф-повар, - и с недовольством приступила к работе. Переворачивать скатерти на более свежую сторону.

Шеф-повар, грузная дама неопределённых лет, наконец радостно вышла из кухни. Банкеты, видимо, приветствовались.

Но, увидев вязанный жакет Лидии Ивановны и гульку из окрашенных хной волос, скривилась:

- У нас банкеты от тысячи на лицо… И ничего своего!

- Ясно, - скорбно сказала Лидия Ивановна.

И в полной осведомлённости пошла домой.

«Поминки – нет, памятник – нет, отпевание – пока вопрос…» - один за одним вычёркивала пункты из списка пенсионерка.

«Гроб что ли не покупать? А что… Вон в Израиле…» - Лидия Ивановна стала вспоминать телепередачу о погребальных обрядах мира.

«Ни поминок, ни гроба – как собаку!» - неожиданно зло подумалось ей. И тут она вспомнила о своём Жуке, которого она, как человека, хоронила под грушей в саду. В гробу из посылочного ящика.

«Нет уж! Гроб я точно заслужила!»

И стала размашисто шагать от стола к окну.

В груди по-настоящему закололо.

«Надо что-то продать!» - наконец пришла мысль, она рассеянно осматривала дом.

Выйдя на пенсию Лидия Ивановна зажила тихой, пресной жизнью: кашки-книги-сериалы-аптека. В минуты меланхолии она доставала из серванта альбомы с выпускными фотографиями классов – смотрела на себя, молодую, и силилась представить, что стало с веснушчатой Леной из 3 «Б» за тридцать лет.

Единственной страстью пенсионной части жизни Лидии Ивановны были цветы. Разные. Весь придомовой участочек состоял из цветников: однолетних, многолетних и смешанных.

Каллы, лилии, гортензии, цинии, рудбекии...

Семена она выписывала по каталогам, выменивала, выпрашивала и, даже, единожды, украла.

Под окнами дома был розарий; его Лидия Ивановна любила как ребёнка: розы чайные, ремонтантные и гибридные всех пастельных и интенсивных цветов от фарфорового до краснобархатного цвета.

«Розы!»

«Кому они надо?» - закралась в голову пораженческая мысль, но от безвыходности мысль рассосалась.

Утром, срезав два букета, белого и лимонно-желтого цвета Лидия Ивановна отправилась торговать. Это был предпринимательский дебют заслуженной учительницы.

Жизнь на центральном рынке фонтанировала.

Пришедшие за огурцами-помидорами приценивались к банным веникам, очкам, специям, водолазкам для того, чтобы сказать себе - «Дорого!» или «А, ну-ну…».

Или спутнице:

- Смотри Маш, браслеты какие! И всего по сорок…

Продававшие огурцы-помидоры цепляли проходивших оглушительным криком «Распродажа! Подходите! Отличные …» или выхватывали из толпы знакомых «О! Лёник! Ты где, чёрт, делся?».

С Лидией Ивановной неожиданно здоровались неузнаваемые ей люди, по имени-отчеству и просто «Здравствуйте». Наверно, выросшие Лены из 3 «Б».

Впечатлённая происходящим она стала у ворот городского рынка. Прикрывая лицо лимонно-жёлтыми розами. Торговать ей было неловко.

Напротив Лидии Ивановны стоял дед в пиджаке и галстуке, но с коробкой котят – «Отдам в добрые руки».

- Вы напрасно на эту сторону стали, - сказал котятовладелец определённо ей.

- Это почему? – из букетной засады спросила Лидия Ивановна.

- Вам солнце в лицо, а кожа у вас нежная, к базару не привычная. Через час будете как варёный рак.

Лидия Ивановна задумалась, подбирая нужное слово на современном языке – «Подкатывает, вот!».

- Вставайте рядом со мной, леди, - пригласил её дед, - Вы мне не конкурент, тут тень от липки… Будем беседовать.

«А, пусть!» - решила Лидия Ивановна и перешла к котятам.

Некоторое время они молча наблюдали за вознёй котят в коробке.

- Позвольте представиться: Александр Александрович. Бывший …

Лидия Ивановна не услышала кто именно бывший, потому что милая девушка спросила:

- Почём букетик?

- Сто…

- Ой, а что с ним не там? Вон там, совсем страшненький и дороже… Дайте!

Лидия Ивановна отняла розы от лица:

- Лидия Ивановна! Вы живы… Извините, я думала вы уехали! Не видела вас давно. Вы меня не помните? Я - Лена Калинина.

- Конечно, помню, - на всякий случай сказала Лидия Ивановна (Вдруг передумает покупать!).

- Можно я к вам как-нибудь зайду? С ребятами из класса? Мы так дружим! Вы наша первая учительница и мы…

- Можно конечно, Леночка.

Леночка взяла лимонно-желтый букет, адрес и телефон.

Второй букет купили через десять минут. Но – уже за сто пятьдесят.

- Быстро вы расторговались! – радостно, но не завистливо сказал дед с котятами.

- Как-то да, - растерялась Лидия Ивановна.

- Неадекватно низкая цена на качественный товар при полном отсутствии конкурентов – ещё Маршалл сказал, помните? – дед погладил живенького серого котёнка, - Вы завтра по триста продавайте. Вы же придёте завтра?

- Приду, - твёрдым голосом сказала Лидия Ивановна, вспомнив о цене гроба модели «Луч».

- Я займу нам это место.

На второй день торговли Лидия Ивановна собиралась с учётом вчерашних ошибок: больше роз и соломенная шляпка.

За кашей она поймала себя на мысли - «А идут ли вёдра к этой шляпке?» и поняла, что ночью думала не о будущем инфаркте, не о своей бедности и не об обивке гроба «Луч», а об Александре Александровиче.

Который умно говорил о Маршалле, нежно гладил котят и обещал занять ей лучшее, тенистое место.

«А вдруг он вдовец?»

- Овца! Тупая овца! Уволю к чёртовой матери! И денег не заплачу, - кричал владелец ресторана так, что на кухне вздрагивали невозмутимые тараканы.

Администратор Лена, принявшая внутреннее решение держаться до конца как комсомольцы-молодогвардейцы, молчала. Потому что комната на Кировском заводе была не оплачена, а хозяйка – стерва, выгонит.

И всё – свежий петербуржский воздух. И вокзалы.

Владелец ресторана привёз на предстоящие банкеты трофейную финскую рыбу. По смешной цене. На банкет А и на банкет Б – сразу. Пытаясь предсказать сколько ещё банкетов (в алфавитном порядке) можно будет накормить чудесно добытой рыбой - он полез в меню.

И - обнаружил страшное.

Банкет А заказал свадебный торт, а банкет Б – поминальный канун.

И всё это - в один, пятничный, вечер.

А оба заказа приняла Лена. Сдуру.

Банкет А (П-образный стол справа от бара) обещал многое: чаевые, вызов экстренных служб и занятость всему заведению до шести утра. Не меньше.

Половина финской трофейной рыбы была намерена уйти туда.

Делавший предзаказ банкета папа невесты, был крайне щедр и широкоразмашист.

Банкет Б (Г-образный стол слева от бара) был скромным. По горячему: семь максимально нежных мясных суфле и один стейк. Салатики, конечно, и алкогольный минимум на человека, но – в коньяке.

На предзаказе был милый, удивлённый парень.

Персонал заведения с содроганием ждал пятничного банкетного вечера. Всё, включая мойщицу Малахат.

Сердобольная Малахат, используя хороший узбекский, ужасный русский и язык глухонемых, пыталась убедить администратора Лену в том, что на всё воля Аллаха. До тех пор, пока не подействовал барный коньяк.

После возникновения целебного коньячного эффекта Лена уверовала в высшую волю и смирилась с неизбежным.

Первым прибыл банкет А, за П-образный стол, в количестве тридцати гостей и жениха с невестой.

Более счастливой невесты ресторан не видел за всю свою банкетную жизнь.

Она - цвела; всем своим бело-розовым платьем (которое каким-то чудом удалось надеть на беременность). Второе место шкалы счастливости по праву принадлежало папе невесты, спонсору мероприятия.

Тридцать два года, нездоровая полнота, лёгкое косоглазие в сочетании с тяжёлым дефектом речи (шипящие и свистящие сливались воедино) – и, вот, её, наконец, взяли замуж: радость папы была понятна.

Особенно, когда у тебя ещё две дочери. Антидюймовочки.

Новобрачный, наверное, подошёл невесте по гороскопу. Потому что, по всем остальным критериям не мог. Серенький и маленький жених терялся в складках платья огромной невесты. Официант Андрей долго сомневался: совершеннолетний ли жених? А если нет, то почему так лихо хлопает водку? И куда смотрят его мама с папой?

Спустя полчаса непрерывных криков «Горько», когда ещё жених твёрдо сидел на стуле, прибыл банкет Б.

Странной компанией: семь старушек и молодой человек.

Молодой человек был счастливчиком. Отысканный чудотворцем-нотариусом наследник великолепной квартиры в историческом центре Санкт-Петербурга и внушительного денежного вклада. Покойную двоюродную тётку наследник видел однажды: в детстве, на групповой семейной фотографии.

И тут – такое!

В благодарность за чудо наследник решил закатить поминальный банкет, позвав самых близких незнакомой тётке людей – старушек-подружек. И даже заказал нежнейшие мясные суфле для них и их вставных челюстей.

Пока старушки чинно рассаживались за Г-образный стол (с видом умирающих лебедей пошедших на сделку с совестью), за П-образным столом пошли одарения.

Папа невесты, сразу после первых криков «Горько!», вручил жениху ключи от автомобиля. Жених благоразумно положил их в карман, но после вторых «Горько!» не смог вспомнить в чей.

Поэтому, после третьих криков «Горько!» и тоста «За молодых!», папа невесты был вынужден передать ключи от всего автосервиса, изъяв вместо них паспорт жениха.

Чтобы чего не вышло.

Из кухни периодически выглядывали испуганные повара – посмотреть, как за Г- и П-образными столами сочетается скорбь и радость.

Владелец заведения, тоже не мог находиться дома, и, под видом гардеробщицы бабы Маши, как мог контролировал ситуацию. Администратор Лена, пока могла ходить – ходила по залу и контролировала. Когда коньяк наконец стал преобладать в организме: приняла позу Алёнушки в ожидании братца Иванушки у ресторанного фонтана и затаилась.

Все напрасно ждали скандала.

За Г-образным столом, на банкете Б, до принятия старушками коньячного минимума, не было ничего интересного. Слегка всплакнув о безвременности ухода подруги (в юных восемьдесят четыре года), старушки жевали нежное мясное суфле под крики «Горько!» и заказанную мамой невесты песню «Ах, эта свадьба».

Официант Андрей, актёр ТЮЗа в подработке, за вечер освоил две роли: к банкету Б он подходил в образе Пьеро, а к банкету А – в образе Иванушки-дурочка, разделяющего папину радость.

Подруги молодой, специально отобранные ею по принципу оттенения своей красоты в выгодном свете (одна одной не забываемее), усмотрели, наконец, подходящий вариант в виде наследника из банкета Б.

И, наперебой подходили прикурить, пока потрясённый дамским вниманием наследник не отдал самой активной всю пачку со словами:

- Я больше не курю.

Бросивший курить наследник неожиданно полюбил общество более симпатичных женщин (старушек) и с удовольствием поддерживал разговоры о Горбачёве и ранней Ахматовой.

Где-то между часом ночи и фейерверком в честь усопшей тёти, но до заказа дядей невесты коллективного исполнения песни «Кольщик», к администратору Лене (у фонтана) подошла самая скромная старушка из числа подруг усопшей.

Та, что в платье из чёрного тюля с нафталиновым шлейфом.

И, стала настойчиво требовать объединения банкета А с банкетом Б.

В общий стол любой буквы алфавита.

Лена, некоторое время, под впечатлением коньяка думала, что это сон. Страшный.

Но, дядя невесты, любитель шансона в множественных татуировках поддержал объединение, простым естественным вопросом:

- Тебе, что – в падлу?

И гости банкета А и банкета Б, под руководством владельца ресторана в образе гардеробщицы бабы Маши, сдвинули столы в китайский иероглиф.

Вопреки ожиданиям сотрудников заведения скорая приезжала только дважды.

К невесте, которая спутала радостный танец младенца по случаю обретения фамилии (и папы) со схватками. И - к пепельновласой старушке-подружке виновницы поминального банкета.

Даме, под воздействием коньячных паров и мясного суфле, стало казаться, что меховая горжетка на маме невесты – пудель Арто, почивший в 1981 году. Который вдруг воскрес и пришёл поужинать с любимой хозяйкой.

Но – всё утряслось.

Полицию, к общему сожалению, даже не вызывали.

Всё было чинно-благородно до самого закрытия.

Папа невесты и наследник состояния мило приглашали друг друга танцевать на «Ах, какая женщина!» и «Магадан».

Пока могли.

Баба Маня была крайне организованной старушкой - всё планировала.

И - на всякий случай писала.

Потому что была грамотной (три класса церковно-приходской школы), а память - уже не та. Совсем девичья стала, хранила только молодость «до шешнадцати».

Планы-списки баба Маня составляла на год, потом на месяц, а потом разбивала по дням. Удобно ведь!

Девятого сентября годичный план закончился досрочно: пятилетку в три года.

Пенсия была получена, картошка скопана, Витька-зять закодирован, за внучаток в институте заплачено – всё хорошо, только делать нечего.

Оставался последний пункт: «помереть красиво», но он был назначен на Покров – чтобы торжественнее и все запомнили.

После Покрова помирать не красиво, да и трудности окружающим – земля на кладбище замёрзнет, долбать надо. И вообще, неизвестно, как Витька-зять Покров переживёт, вдруг раскодируется как в прошлом году. Одни хлопоты!

Организованная баба Маня села за стол, согнав со стула Рыжика и стала набрасывать подпункты к «помереть красиво».

На последний месяц получилось удивительно много дел!

С курами было ясно – на тушёнку и выслать её внучаткам в общежитие.

Завещание на хату готово; всё Свете-бедолажке, живёт с Витькой – мучается.

А вот что, например, делать с Рыжиком? Хороший, молодой кот, мышей ловит, муркает. Внучаткам в общежитие не отдашь, Свете в однокомнатной Витьки хватает, кому?

И ещё – со смертным узлом трудности: тапки клетчатые моль съела, платье синтетическое, правда, не тронула – но не лезет оно на бабу Маню. Теснит в груди и ниже. Как она в тесном платье лежать будет? Что люди то скажут?

С поминальным обедом - не пойми что.

Если в ресторане делать, на гроб самый простенький останется, если дома – дешевле, хороший гроб выйдет. Но - Свету жалко, убьётся готовивши, да и водку при Витьке хранить боязно!

Написав план (1. Кури, 2. Рыжык, 3. Вузел, 4. Абет) баба Маня приступила к его немедленной реализации – пошла в универмаг.

За тапками и расшить платье.

По дороге назад, пешком всё-таки, утомилась и села на лавку в начале своей улицы, у бывшего дома Матвеевны, учительницы.

Матвеевна померла ещё весной, до Пасхи, дом достался племянникам.

Села, опёрлась на палочку и стала горестно думать «Что ж делать с Рыжиком? Пропадёт ведь в сараях при закрытой хате».

В палисаде Матвеевниной хаты копалась молодая женщина, а во дворе мыл машину мужчина.

«Купили хату-то, задарма наверное. Хата никудышняя, не в пример моей, мою Света хорошо продаст», подумала баба Маня.

- Бабушка, вам плохо? – на не местном языке, чисто по-русски, из палисада спросила женщина.

Баба Маня перешедшая от жалостливых мыслей о Рыжике к подсчёту наличной водки на поминальный обед очнулась, и спросила:

- Мне? Мне – хорошо. А вы хату эту купили? Новые хазяева будете?

Женщина подошла к забору из ветхого штафетника, ближе к бабе Мане, и радостно сказала:

- Да! Мы купили этот чудесный дом! Я – Таня, а там мой муж Лёша. Вы наша соседка? Как вас зовут?

- Баба Маня, - сказала баба Маня.

А про себя подумала «Городские, облапошили Матвеенины племянники, гнилушку продали».

И тут же спросила городскую Таню:

- А вас кот есть? В хате без кота никак – мыши по головам пойдуть.

Таня оживлённо стала говорить:

- Пока нету, но хотим. И собачку Лёша бы взял, небольшую такую. А что у кого-то есть котёнок?

Баба Маня поджала губы и поднялась с лавки опираясь на палочку.

- Я вам готового кота отдам. Рыжика. Хорошего. Щас принесу.

- Ой, бабушка Маня, не надо! А сами то вы как без кота? – стала радостно щебетать городская Таня.

Поправляя пакет с новыми тапками баба Маня весело сказала:

- Так помирать я буду на Покров. Куда мне кот? Пусть Рыжик вам будет.

И через полчаса принесла Рыжика в подоле новым, городским владельцам.

На Покров всё было по бабыманиному плану.

Кур в тушёнке приехали забрать внучатки.

Света не убилась готовивши, потому что новорыжикавая хозяйка Таня помогала, водки было в аккурат. А раскодировавшийся Витька пел за столом под баян для Светы «Эти глаза напротив», а для покойной бабы Мани – «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались».

Счастливая девяностолетняя баба Маня в новых тапках и не тесном платье лежала в хорошем гробу на самом лучшем месте городского кладбища (благоразумно застолбив его лет двадцать назад).

И – радовалась.

Наверное.