Много позже этот пылкий юноша, влюбленный в Наполеона, станет великим французским писателем. Настоящим классиком, которого будут читать и почитать во всей Европе. И в России, кстати, тоже.
Проза Стендаля была для своего времени новаторской. Есть даже мнение, что он в какой-то степени был предшественником Толстого. Но мы тут не будем углубляться в литературоведческий анализ. Достаточно того, что все мы до сих пор знаем этого писателя и читаем его книги. Ну хотя бы “Красное и черное”.
Так вот. В 1805 году Анри Бейль (таково настоящее имя Стендаля) поступает в наполеоновскую армию на должность интенданта. Заведует снабжением, продовольствием и т.д. Перед Наполеоном он благоговел с детства, готов был идти за ним куда угодно.
Ну и дошел с ним в результате до самой Москвы 1812 года.
Всю дорогу Стендаль (можно мы все-таки будем называть его привычным псевдонимом?) вел дневники. К сожалению, большая их часть потерялась при последующем отступлении. Утонула в Березине. Но в тех записках, что уцелели, мы находим, например, описание пылающей Москвы глазами очевидца. Причем очевидца со стороны именно французской армии.
Интересно, что он пишет? А пишет он следующее (приводим фрагменты):
Выходя из дому, мы заметили, что кромe пожара в Китай-Городе, продолжавшегося уже несколько часов, огонь вспыхнул и поблизости от нас. Мы направились туда. Пламя было очень сильно.
...
Пожар быстро приближался к дому, оставленному нами. Наши экипажи простояли на бульваре пять или шесть часов. Наскучив бездействием, я пошел поближе к огню и час или два провел у Жуанвиля.
...
Я пошел с Луи смотреть на пожар. На наших глазах некий Савуа, конноартилерист, пьяный, бил плашмя саблею гвардейскаго офицера и осыпал его бранью. Он был неправ, и дело кончилось извинениями. Один из его товарищей по грабежу отправился в улицу объятую пламенем, где вероятно и погиб.
...
Генерал Киргенер сказал при мне: «Если бы мне дали четыре тысячи человек, в шесть часов я берусь утушить огонь». Такой отзыв удивил меня. (В успехе я сомневаюсь. Ростопчин постоянно устраивает новые поджоги; остановится пожар на правой стороне – увидите его на левой в двадцати местах).
...
Мы вышли из города, освещенного самым великолепным в мире пожаром, образовавшим необъятную пирамиду, основание которой, как в молитвах верных, было на земли, а вершина в небесах. Луна показывалась на горизонте полном пламени и дыму. Это было величественное зрелище; но чтобы оценить его, надо было или быть одному или быть окруженным умными людьми.
Как видите, в пожаре, по мнению французов, виноват русский губернатор Федор Ростопчин, устраивающий поджоги. Стендаль воспроизводит этот тезис совершенно буднично, ничуть в нем не сомневаясь. С другой стороны, понятно. что французским солдатам именно это и сообщают – русские сами подожгли.
Ростопчин действительно сжег несколько складов. Но в целом историки сейчас придерживаются мнения, что пожары возникали стихийно в разных местах, пока не слились в одно пламенное бедствие.
Финальный пассаж Стендаля производит двойственное впечатление.
Он явно пребывает в эстетическом упоении зрелищем. Помним, что Стендаль вообще был склонен к очень экзальтированному восприятию разных явлений. Не зря существует такое понятие, как “синдром Стендаля”, когда у человека начинает кружиться голова и бешено биться сердце от просмотра шедевров мирового искусства. Со Стендалем такое случилось в 1817 году во Флоренции.
Но тут вообще-то горит наша столица. В этом пожаре погибнет масса всего уникального. В том числе бесценные рукописи и летописи. Сгинет без следа, например, оригинал “Слова о полку Игореве”. Счастье, что к тому времени уже существовали его копии.
В общем, все это как-то мешает разделить восторги Стендаля. Интересно, кстати, на горящий Париж он бы реагировал так же? Впрочем, кто знает. Очень может быть, что и так же.
Источник: Литинтерес (канал в ТГ, группа в ВК)