До работы добрался без происшествий, если не считать за происшествие гнетущее чувство тревоги и опустошения, которое теперь казалось моей постоянной спутницей.

Офис встретил меня гулом компьютеров и приглушенными голосами коллег. Здесь, в этом стерильном пространстве, казалось, что утренний кошмар – это какой-то сон, дурной сон. Но стоило мне переступить порог кабинета начальника отдела, как реальность вернулась, ударив по лицу со всей силы.

“Опять опаздываешь!” – прорычал начальник, его лицо было красным от злости. “Тебе что, плевать на работу? На дисциплину?” Он даже не поинтересовался причиной моего опоздания, не спросил, почему я выгляжу таким подавленным. Его интересовало только то, что я нарушил его привычный распорядок дня. “Будешь отрабатывать все пропущенное время! И получи строгий выговор!” – выплюнул он, стукнув боковой стороной ладони по столу.

Я слушал его тираду, не пытаясь оправдаться, не чувствуя ни страха, ни возмущения. Просто усталость, какая-то тупая апатия. Я уже давно понял, что в этом офисе ты никто, просто винтик в огромной машине, который можно ругать, ломать и менять по желанию начальника.

Но сегодня его гнев меня не задел, скорее вызвал какое-то чувство отстраненного наблюдения. Я заметил, как дрожит его подбородок от гнева, как блестят глаза от злости. И тогда в моей голове, словно молния, промелькнула мысль. Мысль, которую раньше старался отогнать: этот человек не имеет права так со мной разговаривать. Он прикрывается “дисциплиной” и “порядком”, а сам регулярно нарушает трудовой кодекс, заставляя нас работать сверхурочно без оплаты, выполнять обязанности, которые не входят в наши должностные инструкции. И все молчат, все боятся, все принимают как должное.

Он заставил меня отрабатывать время, и я понимал, что он в этот момент просто хочет меня наказать, а не добиться работы. Ведь рабочий день уже почти закончился. Он просто издевается, пользуясь своей властью. И внезапно, эта несправедливость, эта наглость, наполнили меня каким-то новым чувством. Не знаю, был ли это гнев, или что-то еще. Но точно знаю, что в этот момент что-то во мне изменилось.

Пока я сидел за своим столом, выполняя бессмысленную работу, которую мне поручили в наказание, в голове всплывали обрывки воспоминаний. Вспомнил, как в прошлом месяце нам выдали зарплату с задержкой на целую неделю, и это было еще не самым худшим. Когда я наконец получил свои деньги, то увидел, что сумма была почти в два раза меньше той, что была указана на сайте компании, при моем трудоустройстве. На мои вопросы бухгалтерия лишь пожимала плечами, а начальник отдела только разводил руками, мол “кризис, издержки, потерпите”.

Я вспомнил, как год назад один из наших коллег совершил “серьезный косяк”, по мнению начальства. Он просто не успел вовремя предоставить отчет, что обернулось задержкой на пару часов. В результате ему вычли из зарплаты чуть ли не половину, чтобы “оплатить убытки компании”. Никто не разбирался, никто не слушал его оправданий. Просто взяли и вычли. И это был не единичный случай. Такие “штрафы” были у нас обычным явлением, способом сэкономить на зарплатах и пополнить свои карманы.

И все эти воспоминания накладывались на сегодняшнюю ситуацию, и мое возмущение росло, как снежный ком. Меня использовали, как тряпку, постоянно обманывали и унижали. А я молчал, терпел, как и все остальные. Но теперь это терпение, казалось, подходило к концу. Что-то щелкнуло внутри меня, и я понял, что больше не могу так. Не хочу.

В этом сером мире, где всё катится в тартарары, где нет ни справедливости, ни надежды, я решил, что должен что-то изменить. И это чувство, какое-то новое и незнакомое, давало мне силу. Что-то, вопреки всему, зажигалось внутри меня.

И это чувство, какое-то новое и незнакомое, давало мне силу. Что-то, вопреки всему, зажигалось внутри меня. Но как это сделать? Как изменить этот прогнивший мир? И как, в конце концов, изменить самого себя?

После работы, я вернулся домой, уставший и опустошенный. Включил телефон, надеясь найти какой-то ответ в интернете, в этом огромном океане информации. Я листал форумы, статьи, блоги, где люди, такие же, как я, пытались найти выход из тупика, в котором оказались. “Уволься!”, – советовал один, “Открой свое дело!”, – писал другой, “Переезжай в другую страну!”, – кричал третий. Комментарии сыпались, как из рога изобилия, но чем больше я читал, тем больше запутывался.

Под каждым советом тут же возникали споры и возражения. “Уволишься – будешь голодать!”, – писали одни, – “Свое дело – это риск!”, – отвечали другие, – “В другой стране – ещё хуже!”, – кричали третьи. Каждый тянул одеяло на себя, каждый был уверен в своей правоте, и никто не хотел слушать других. В этом хаосе советов и противоречий я чувствовал себя еще более потерянным, чем раньше.

И тогда меня осенило, что все эти люди, предлагающие решения, на самом деле ничем не лучше меня. Они тоже запутались, они тоже ищут ответы, и у них тоже ничего не получается. Они спорят и ругаются, вместо того чтобы помогать друг другу. И это отражение всего мира – разделенного, разобщенного, полного противоречий.

И я понял, что нет никаких готовых ответов, нет никаких простых решений. Нет волшебной таблетки, которая исправит все мои проблемы. И что все эти поиски “идеального пути” – бессмысленны. Изменения – это сложный процесс, полный проб и ошибок, и начинается он с тебя самого. Но с чего начать? Как сделать первый шаг? Эта мысль опять вернула меня в оцепенение.

Голод вырвал меня из раздумий. Живот урчал, напоминая о том, что я ничего почти не ел с утра. Я посмотрел на часы и понял, что уже поздно. Пришлось отложить все философские размышления и выйти из дома в ближайший магазин.

По дороге, как обычно, наткнулся на парочку пьяных алкашей, шляющихся с угла в угол, выпрашивая мелочь. Они были неотъемлемой частью этого пейзажа, как серые дома и унылые лица. Я уже привык к ним, как будто их тут и не было.

В магазине меня встретила та же серая атмосфера, но сегодня я обратил внимание на что-то другое. Я заметил, как сильно подскочили цены. Обычный хлеб, молоко, овощи – все это стоило намного дороже, чем раньше. Каждая покупка становилась маленькой пыткой. В мозгу промелькнула мысль о том, что происходит в мире. Как растет доллар, как падают зарплаты, как все катится в пропасть. Но я отмахнулся от этих мыслей, понимая, что сейчас это не главное.

Впервые за долгое время я решил не покупать готовую еду, и не спиртное. Я взял курицу, немного овощей, рис и специи. Решил приготовить нормальный ужин. Нормальный ужин, как будто это могло что-то изменить в моей жизни. Но почему-то в тот момент это казалось важным. Я заплатил за покупки и отправился домой, с пакетом в руках, чувствуя какой-то странный, но приятный прилив энергии. Как будто это маленькое решение – приготовить себе нормальный ужин – было началом чего-то нового.

По дороге домой, вдали, я заметил небольшое скопление собак. Они бежали в одном направлении, подгоняемые инстинктом и, скорее всего, запахом еды. Приблизившись, я увидел, что они все уличные, потрепанные, худые, явно без должного ухода. Но сегодня они не казались такими дикими и опасными, какими бывают обычно. Они столпились вокруг какой-то женщины, которая, видимо, решила их покормить.

Она доставала из пакета какие-то объедки, и собаки, повизгивая и толкаясь, набрасывались на еду. Некоторые, более робкие, подходили по одному, осторожно оглядываясь. Видно было, что это не вся стая, остатки подходили потихоньку. И это казалось таким трогательным, и таким печальным одновременно.

Я остановился на мгновение, наблюдая за этой картиной. Собаки – непредсказуемые существа, никогда не знаешь, что у них на уме. Они могут быть ласковыми и преданными, а могут вцепиться в горло в любой момент. Покормить их один-два раза, конечно, можно, но это не решит проблему. Для постоянного ухода им нужен приют, а не просто милосердие случайных прохожих. Так было бы и эффективнее, и безопаснее. На улицах стало бы спокойнее, ведь не все люди любят собак, особенно когда они сбиваются в стаи. Да и сами собаки были бы в безопасности, а не подвергались бы риску стать жертвой чьей-то жестокости.

И я подумал, что, возможно, и в моей жизни так же. Можно попытаться залатать дыры мелкими действиями, подкармливать себя какими-то иллюзиями, но это не изменит ситуацию в корне. Нужны глобальные перемены, нужен “приют” для моей измученной души. Но где его найти? И как построить? Этот вопрос опять вернул меня на землю, и я пошел дальше, неся пакет с продуктами, которые должны были хоть как-то меня насытить.

Все это продолжалось, пока я смотрел, пытаясь осознать, насколько грязным и жестоким стал этот мир. И тут, словно в замедленной съемке, увидел, как один из гопников, тот, что с ножом, то ли случайно, то ли намеренно, ударил парня лезвием. Тот вскрикнул, негромко, пронзительно, отшатнулся, прижимая руку к животу, сжимаясь от боли. Кровь, багряная, медленно просачивалась сквозь пальцы.

Вместо того, чтобы испугаться, гопник, словно сорвавшись с цепи, заорал и бросился на парня, пытаясь добить его. Он был похож на безумца, в его глазах горел какой-то дикий, животный огонь. В автобусе раздались крики ужаса, перемешанные со стонами боли. Но тут, как спасение, снаружи послышался вой сирен, и автобусные двери, наконец, открылись.

В салон ворвались полицейские, выкрикивая приказы, требуя от всех, чтобы угомонились. Но было поздно. Гопники, не желая сдаваться, сопротивлялись, отбивались, орали во все горло, словно одержимые. “Бог создал вора, а дьявол - прокурора!” – кричал один из них, брызгая слюной, – “Ауе жизнь пацанам! Дорогу молодому вору!” – вторило ему еще несколько голосов. Лица их были искажены яростью, их глаза горели ненавистью. Они вели себя как животные, загнанные в угол, но готовые драться до последнего.

Полицейские, не церемонясь, начали скручивать и выводить из автобуса всех, кто участвовал в драке. Шум и крики заполнили всё пространство, перемешавшись с рыданиями и стонами пострадавших. Автобус превратился в настоящее поле боя. В этом хаосе с трудом мог разглядеть парня с ножевым ранением, его увезли в сторону, на носилках. Казалось, что в этом грязном, мрачном мире больше нет ни капли надежды.
Полицейские, проталкиваясь сквозь толпу, меня обошли, и вскоре я оказался на улице, на остановке. Слава богу, что я не вмешивался.

Звук сирен стих, унося с собой отголоски утренней драмы, но в душе оставалась какая-то давящая пустота. Пока ждал следующий автобус, взгляд зацепился за группу подростков, стоящих неподалеку. Они были одеты в пеструю смесь из спортивных костюмов и модных брендов, словно рекламный щит последних трендов из TikTok. Ярко-розовые волосы, кислотные толстовки, массивные кроссовки, чулки в минусовую погоду, маски и въедливый одеколон – всё это казалось чуждым, как будто они пришли из другого измерения.

Они, казалось, вообще не замечали окружающего мира, не замечали ни полицейских машин, ни скорой помощи, ни напряженных лиц прохожих. Они снимали друг друга на телефоны, кривлялись, повторяя какие-то дурацкие танцы и жесты, которые я видел на просторах интернета. Смех, какой-то неестественный, механический, звучал на фоне общей унылой серости. Какая-то пародия на радость, на жизнь.

В их движениях и выражениях не было ничего искреннего, только бездумное следование моде, желание соответствовать каким-то непонятным стандартам. И это казалось таким пустым, таким бессмысленным, особенно после всего, что только что произошло. Эти дети, как будто, жили в другом мире, оторванном от реальности, мире бесконечных фильтров и лайков, где насилие, кровь и боль – это лишь очередная тема для вирусного ролика.

Я почувствовал себя еще более отчужденным, еще более чужим в этом мире. Мире, где жестокость и глупость шли рука об руку, а серость и апатия стали нормой. Подъехал мой автобус, и я без особого энтузиазма в него сел. Надеюсь, здесь будет спокойнее.

Сквозь неплотно закрытые жалюзи пробивались робкие лучи рассвета. Я открыл глаза, посмотрел на электронные часы на тумбочке — 5:30. Раннее пробуждение не было для меня чем-то необычным. Привычка, выработанная годами, все еще сидела во мне крепко. Поднявшись с дивана, я потянулся, разминая затекшие мышцы, и направился в ванную.

После нехитрых утренних процедур, которые мало чем отличались друг от друга изо дня в день, я пошел на кухню. Мои шаги были тихими, стараясь не разбудить соседей, хоть и сомневался, что они проснутся от такого тихого похода. Кухня, как и вся квартира, не отличалась особым порядком, но все необходимое было под рукой. Заварочный чайник, банка с кофе, пара грязных тарелок в мойке — обычная картина.

Я заполнил чайник водой и поставил его на плиту. Пока вода закипала, я открыл холодильник, достал банку йогурта и вчерашний хлеб. Ничего необычного. Завтрак, как обычно, был простым и быстрым. И тут я вспомнил. “А, точно, новости”, - подумал про себя, поставив тарелку на стол.

Я взял пульт от старого телевизора, стоявшего на холодильнике, и включил его. На экране появился логотип канала “Город Вестей”. Это был тот самый канал, который я привык включать каждое утро, как бы невзначай. Он был фоновым шумом, который не требовал от меня особого внимания, и в то же время создавал ощущение, что я в курсе происходящего.

Но “Город Вестей” был именно тем каналом, который, казалось, специализировался на показе всего самого ужасного и отвратительного, что происходило в мире. Каждое утро они начинали с новостей об убийствах, грабежах, авариях, стихийных бедствиях и прочих ужасах. Как будто мир был огромной сценой, на которой разыгрывалась бесконечная трагедия.

На этот раз на экране показывали репортаж об ограблении банка, где были показаны страшные кадры с места преступления. На лицах дикторов не было никаких эмоций, они просто зачитывали текст, словно это было обычное дело. В это же время на экране бежала строка с заголовками: “Число ДТП увеличилось на 15%”, “Массовое отравление в столовой”, “Участились случаи мошенничества”.
Нужно убавить звук.

Я откусил кусок хлеба, запил его кофе и продолжал смотреть на экран, словно завороженный. Вся эта череда ужасных новостей уже давно не вызывала у меня никаких чувств, кроме какой-то апатии. Я знал, что все это где-то происходит, но меня это мало касалось. Моя жизнь была здесь, в этой серой квартире, с ее серыми буднями. И как ни странно, все это меня устраивало.

Закончив завтрак, я выключил телевизор. Новости сделали свое дело: они подтвердили, что все в мире по-прежнему ужасно, и это ничего не поменяет. И это, по какой-то странной причине, успокаивало меня. Было время собираться на работу. Время нещадно движется вперёд.

Сон накрыл меня, как грязная волна, но не принес ни малейшего облегчения. Это было не блаженное забытье, а какое-то вязкое полусознание, где обрывки реальности смешивались с искаженными фрагментами дня. Я словно плыл в темной жиже, и все вокруг было каким-то неправильным.

Офис во сне начал меняться. Стены пульсировали, словно живые, компьютерные мониторы стали пустыми глазницами, а лица коллег превратились в размытые, безликие маски. Звуки – щелчки клавиатуры, голоса из переговорной – исказились и превратились в монотонный давящий гул, как будто меня окружал не то вой, не то рокот.

Потом офис исчез, и я очутился в своей квартире, но и здесь все было не так. Мебель меняла форму, словно издеваясь над законами геометрии. Кровать, на которой я лежал, казалась бесконечной, а стены комнаты приближались, словно хотели меня раздавить. Я пытался проснуться, но тело не слушалось, как будто кто-то сковал меня невидимыми цепями.

И в этом мутном мареве я начал слышать шепот. Тихий, назойливый шепот, не слова, а скорее бормотание, которое, казалось, исходило отовсюду и ниоткуда одновременно. Он проникал в мое сознание, вызывая неприятное чувство дискомфорта и тревоги. Я пытался понять, что именно мне шепчут, но эти голоса ускользали, растворяясь в тумане моего сна.

Потом, в этом хаосе, что-то изменилось. На смену хаотичным сценам пришли более четкие образы, но они были еще страшнее. Я увидел себя, но не таким, какой я есть в реальности. Мой двойник – бледный, с темными провалами вместо глаз – сидел в углу комнаты и неотрывно смотрел на меня.

Меня сковал леденящий ужас, но я не мог ни пошевелиться, ни отвести взгляда. Двойник, казалось, не дышал, а просто смотрел на меня, излучая какую-то ледяную энергию. И потом он начал улыбаться. Не нормальной улыбкой, а каким-то оскалом.

И вот, в самой глубине этого кошмара, я почувствовал, как кто-то касается моего плеча. Не на самом деле, а как будто где-то внутри. Касание было холодным и липким, и от него меня просто затошнило. Я попытался закричать, но изо рта вырвался только хрип.

В этот момент я резко проснулся. Сердце билось, как бешеное, лоб был покрыт холодным потом. Я огляделся вокруг, пытаясь понять, где я. Комната была в полумраке, но никого, кроме меня, не было. Все то же: серые стены, обычная мебель, все на своих местах.

“Это просто сон,” - пытался я убедить себя, но гадкое чувство от этого сновидения и давящая тревога никуда не делись. И шепот… Этот шепот я все еще чувствовал где-то на границе своего сознания, словно сон был чем-то большим, чем просто кошмар, чем-то, что выходит за рамки обычного.

Я долго не мог заснуть, ворочаясь в постели и прислушиваясь к тишине ночи. Сон больше не шел, а тревога не отпускала. Кажется, эта ночь что-то изменила в моем восприятии мира. Что-то неуловимое, но важное. И страх, этот холодный, липкий и противный страх, остался со мной.