— Ну, служишь. Какая разница?

У Александра разгорелся такой живой интерес к работе в пенитенциарной системе, что, казалось, он готов уже сейчас пойти служить. Только на вызов съездим, а потом всё — на службу.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что тоже хочешь послужить?

— Ну, не знаю...

— Я знаю, — категорично заявил я. — Не надо тебе этого.

— Почему?

"Ох, наивный ты веселый паренёк, — подумал я. — Оставайся таким и дальше. Нечего тебе делать в тюрьме".

— Тебе сколько лет?

— Тридцать четыре, — ответил он.

— Наверное, уже поздно.

— Почему?

— Ну, потому что надо двенадцать с половиной лет отслужить как минимум, чтоб пенсию заработать.

— Да что такое двенадцать лет? — воскликнул он. — Я на скорой уже тринадцать! Махом пролетели!

—Вот-вот. На скорой время именно летит! И летит незаметно. А там...

И тут я вспомнил, когда почти двое суток на морозе мне пришлось стоять в оцеплении колонии во время бунта. Как тогда время замерло, и казалось, что этому хаосу не будет конца... Как я ехал домой с чувством, что меня использовали, предали, растоптали... Вспомнил, как каждый день возникает какая-то бесконечная непонятная возня, которая никогда не даст результата, но лишает сил. Вспомнил, как ни за что выгнали Пучкова, вспомнил, какие козни мне устраивали арестанты, когда я только-только вышел на свое первое суточное дежурство. Вспомнил, как там каждый сам за себя. Вспомнил, как я чуть ли не руками душил в себе развивающееся у меня чувство безразличия к окружающим.

— ... там время останавливается, — продолжил я. — Там "День сурка". Порой день как год тянется.

— Приехали! — сказал водитель. — Чапаева, 123. Как заказывали!

— А что там? — спросил я у Александра, переключившись на настоящее время.

— Где? — не понял он, видимо, всё ещё думая о службе.

— На вызове.

—А-а, — тоже отвлекся от размышлений Саня. — Задыхается. Женщина, 73. Пойдем!

Саня выскочил из машины, взял кардиограф.

— Бери сумку, больше пока ничего не надо. Я её знаю, у неё "мерцалка".

Я взял наш оранжевый скоровский чемодан и пошёл следом. Было тепло. Во дворе благоухали цветочки, заботливой рукой высаженные в аккуратные клумбы, по шпалерам вился виноград, только-только распуская маленькие нежные листочки. В будке дремал старый пёс. Услышав, что кто-то зашёл, он лениво приоткрыл один глаз, убедился, что мы всего лишь скорая помощь, а не грабители, и снова задремал.

Больная сидела на небольшом диванчике во дворе под навесом. Сидела, немного сгорбившись и уперевшись локтями в колени. Одета в халат.

"Повышенного питания, кожные покровы бледные, цианоз носогубного треугольника, кифозная грудная клетка, склеры чистые, вены на кистях видны, — отмечал про себя я. — Выраженные отеки нижних конечностей до колен".

Рядом на тумбочке стояла обычная рюмка. О том, что из неё давно не пили, говорил слой пыли внутри неё. Да и женщина не была похожа на пьющую. "Наверное, эта рюмка стоит здесь без дела очень давно", — подумал я.

— Здравствуйте!

— Здравствуйте, — сказала женщина.

— Что случилось?

— Задыхаюсь...,— женщина закашлялась.

Кашель был сухой, непродуктивный, надсадный.

— Давно?

— Дня три уже.

— А в поликлинику обращались?

— Да.

— Когда?

— Десять дней назад. Я простыла, поэтому вызвала врача. Она пришла, меня послушала, назначила таблетки.

— Не помогло лечение-то? — предположил Саня.

— Нет, — ответила женщина и снова закашлялась.

Я тем временем измерял артериальное давление и температуру у больной.

Давление оказалось почти нормальным, а вот температура оказалась немного повышенной.

— Раздевайтесь, я вас послушаю, — попросил я. — Дышите ртом как обычно. Вот так.

В верхних отделах легких дыхание было жёстким, грубым, а вот в нижнем отделе правого легкого дыхание отсутствовало. Если в левом легком оно проводилось, то в правом его не было слышно.

— Правое снизу не дышит, — сказал я Сане.

— Пневмония?

— Скорее всего. Может быть и вы́пот в плевральную на фоне ХСН. В любом случае, снимок надо делать.

— В больницу поедете? — спросил Саня у больной.

— Не хочу, — ответила она.

— Понимаете, мы вас не вылечим. Вы десять дней болеете, а вам только хуже стало. Надо сделать снимок лёгких и лечить антибиотиками. А это возможно только в условиях стационара.

— Никому я не нужна! Сдохнуть бы поскорее! — запричитала женщина. — Дети разъехались, муж умер пять лет назад. Кому я там в больнице нужна?

— Ну что вы так? — сказал я. — Руки, ноги работают! Вон какие цветочки у вас растут! Сами же ухаживаете! Вылечат вас обязательно!

— Надо соседке позвонить, чтоб Якута кормить приходила, — немного успокоившись, сказала больная.

— Это пёс? — догадался я.

— Да.

— Давайте, собирайтесь.

— Да мне собраться — только подпоясаться, — ответила она.

— И ещё один момент, — добавил я.

— Какой? — серьезно посмотрела на меня женщина.

— В следующий раз, когда к вам приедем, чтоб полная была! — я указал на рюмку.

— Есть! — весело ответила она, приложив руку к голове.

— Шучу! Мы не пьём!

— Я поняла, что вы шутите! Спасибо! Мне уже легче!

Больную увезли в приёмный покой, отзвонились диспетчеру, что свободны. Нам разрешили возвращаться.

Только выехали с территории больницы, раздался наш позывной в динамике радиостанции.

— На приёме вторая бригада.

— ДТП. Поворот на Неурожайку. Один пострадавший.

— Приняли!

Водитель уже включил сирену с мигалками, и мы помчались на место ДТП.

Прибыли за пять минут. Метрах в пятидесяти от дороги в камыше находился легковой автомобиль. Стоял он на колесах, но, судя по тому, что на нем были разбиты все стекла, оторваны бампера и измята крыша, он как минимум один раз перевернулся.

На месте уже собрались неравнодушные.

— Он там, за рулём сидит! — сказал кто-то и щёлкнул себя по шее сбоку, намекая, что пострадавший пьяный. — Голову ему рассекло. Быстро же вы приехали!

Мы с Саней и нашим водителем уже во всю пробирались через густую траву к разбитому автомобилю.

За рулем сидел огромных размеров мужчина лет пятидесяти пяти на вид. Он занимал всё водительское место. Руль упирался ему в живот, голова его была втянута в плечи, потому что сверху давила мятая крыша. Лицо его было в крови из-за ушибленной раны волосистой части головы.

— Вас как зовут? — спросил я и заглянул в салон, чтоб повнимательнее рассмотреть рану. В нос ударил мощный запах перегара.

— Роман, — ответил он.

Рана была в теменной и височной области справа, длиной примерно десять сантиметров. Умеренно кровоточила.

Я бегло осмотрел салон автомобиля.

— Вы один ехали?

— Собака сзади сидела.

— Где она?

— Выскочила... Убежала..., наверное.

— Что болит?

— Ничего.

— Найдите мой телефон, пожалуйста, — попросил он. — Он где-то тут, в салоне.

— Вова, поищи, пожалуйста, — попросил я водителя. — Я пока что рану обработаю.

Уж как мы тащили его до скорой, мне даже вспоминать больно. Но, говорят, что Господь дает по силам испытания.

Когда больного уже загружали в скорую, он вдруг схватился за грудную клетку.

— Что? — спросил я.

— Вот тут болит, — скорчившись от боли, сказал он.

— Ребро, наверное, сломал, — предположил я.

При пальпации в области пятого ребра справа отмечалась выраженная болезненность

— Но плёнку всё равно протянем, потому что одно другого не исключает!

Наложили повязку на рану, подключили систему, обезболили, записали ЭКГ. Слава Богу, острой коронарной патологии там не оказалось. Поехали. Я остался в салоне с больным, чтоб следить за его состоянием и состоянием системы, что была к нему подключена.

— ЗЧМТ, сотрясение головного мозга, ушибленная рана волосистой части головы. Закрытый перелом пятого ребра справа, — отрапортовал Саня в рацию. — Везем в ЦРБ.

— Хорошо, — ответила диспетчер.

Но через несколько секунд по рации прозвучал наш позывной.

— У вас больной стабильный? — спросила диспетчер.

— Да, вроде бы, — ответил Саня.

— Везите в соседний район, — сказала она. — У нас аппарат компьютерной томографии сломался вчера.

— Ясно, — ответил Саня.

Водитель уже разворачивал наш автомобиль скорой помощи в обратном направлении.

— Это он меня зовёт, — стеклянным взглядом глядя в потолок, сказал мужик.

— Кто? — спросил я, сразу же поняв, что он говорит про кого-то родного.

— Лёшка. Сынок мой... Погиб он... На войне. Говорят же, что похоронные деньги добра не доводят... Я дом и машину на похоронные купил...

— Ты давай не думай об этом, — стиснув зубы от подкатившего к горлу комка, сказал я. — Нам до больницы доехать надо.

Мужик замолчал.

Проехав около тридцати километров, я вдруг услышал хлопающий звук со стороны заднего правого колеса. Сначала он был тихим, но потом он становился громче и громче. Звук спущенного колеса. Мы как раз заехали в большое село, которое было по пути в соседний райцентр.

— Вова, колесо, похоже, заднее правое. Посмотри? — сказал я водителю.

Мы остановились. Действительно, заднее правое наружнее колесо было спущено (на задней оси Газели колеса спаренные, по два с каждой стороны).

— Менять надо, запаску ставить.

— Меняй, что ж теперь?

Колесо сменили минут за двадцать. Наш больной тоже несколько раз порывался подняться, чтоб нам помочь, но мы ему категорически запретили даже двигаться.

После проведённой компьютерной томографии в приемном покое сотрясение головного мозга исключили. Пятое ребро справа было действительно сломано без смещения. На душе немного отлегло. Ребро заживёт, рану сейчас зашьют, поедем обратно на запасном колесе, в нашу больницу, где не работает аппарат компьютерной томографии.

— Вокруг раны побрить, подготовить к ушиванию, — дал распоряжение медсёстрам приемного покоя травматолог.

Через несколько минут из процедурки вышла медсестра с лотком, в котором лежал кусок мыла и одноразовый бритвенный станок.

— Кто фельдшер?

— Мы оба.

— Надо его побрить, чтоб рану ушивать.

— Мы что, еще и брить должны? — спросил я у Сани?

— Не-не-не, — категорически ответил Саня. — Пусть сами бреют, это обязанности приёмного покоя.

— Мы своих больных берём, а вы из другого района, поэтому бреете вы! — заявила откудато появившаяся врач приемного покоя. Будут тут нам еще фельдшеры указывать, что нам делать!

Врач была совсем молоденькой, может быть, пару лет после института, но с явно завышенным чувством собственной важности. Зря она так тогда сказала. Потому что улыбка, до сего момента блуждавшая на моем лице, вмиг испарилась.

"Сейчас я тебя на место поставлю!" — подумал я.

— А что с фельдшерами не так? — сразу же взревел я. — Рожей не вышли или что? А если бы врачебная бригада привезла вам этого больного? Тогда что? И что за чушь вы несёте: с этого района мы или нет? Может быть, у вас ещё и абонемент клубный можно приобрести на бритьё головы после ДТП?

— А вы мне не указывайте, что мне делать! — рявкнула она в ответ.

— А вы молча делайте свою работу, и к вам претензий не будет! — сказал я. — Ваш травматолог распоряжение дал вашей медсестре, вот пусть она и делает!

Девушка-врач, поняв, что не на того напала, что-то бормоча себе под нос, пошла по коридору в сторону стола.

— Да и допуска у меня нету, чтоб вашим инструментом работать, — уже спокойно-добродушным голосом сказал я, кивнув на лоток с бритвенными принадлежностями.

— Не хотите брить, так и скажите! — сказала медсестра, всё же подходя к больному. — Цирк тут устроили!

Без происшествий мы вернулись в нашу ЦРБ и передали больного травматологу.

__________

Мерцалка (медицинский сленг) — мерцательная аритмия. Неправильный ритм сердца.

ХСН — хроническая сердечная недостаточность. Возникает при ишемической болезни сердца, гипертонии. Механизм её обусловлен низким выбросом крови из сердца в сосудистое русло, в связи с чем возникают застойные явления в системе кровообращения (отёки в области нижних конечностей, в более тяжёлых случаях — скопление жидкости в брюшной и плевральной полостях).

Источник.

— Хорошо. На ставку или на полторы будете работать?

— Давайте на полторы попробуем, — ответил я.

— Надо написать заявление на совместительство половины ставки в отделе кадров.

— Хорошо.

В основном, все фельдшеры работали сутки через двое, а это получалось примерно полторы ставки по норме часов.

Доработав месяц на пятидневке, я вышел в свое первое суточное дежурство. График постарался подобрать так, чтоб он не совпадал с графиком жены. С одной стороны, если бы графики наши совпали, то это, конечно, хорошо, потому что можно было бы ездить на работу на одной машине, а выходные проводить вместе. Но, во-первых, сын-школьник не должен оставаться дома один целые сутки, а с другой стороны, подсобное хозяйство наше также требовало ежедневного нашего присутствия. Куры сами себя не покормят, свет в сарае не выключат.

***

В день меня поставили помощником снова к Дмитрию Валерьевичу. Первый вызов поступил около девяти утра к бабушке с болями в животе. На месте нас встретил внук больной, мужчина, лет тридцати на вид, который приехал в гости на праздники.

— Здравствуйте, проходите, — весьма вежливо и даже с какой-то долей вины в голосе сказал он. — Она там, в комнате.

Бабушка лежала на кровати, лицо её выражало страдание, не столько физическое, сколько душевное.

"Кожные покровы физиологической окраски, дыхание ровное, — отмечал я про себя, — повышенного питания..., очень повышенного питания. Положение — лёжа на правом боку. Вены на запястьях видны, но, скорее всего, слабенькие, будут лопаться..."

— Здравствуйте. Что случилось? — спросил Дмитрий Валерьевич.

— О-о-ой..., — застонала бабушка, махнула рукой и, закатив глаза, демонстративно отвернулась.

Я без напоминания приступил к измерению артериального давления. Оно оказалось в пределах возрастной нормы.

— Что случилось? — снова спросил Дмитрий Валерьевич.

— О-о-ой..., — снова простонала бабушка. — Стыдно-то как... Ещё и двух мужиков прислали!

Мы переглянулись, сдерживая улыбки.

— Расскажите уже, что случилось? — стал терять терпение Дмитрий Валерьевич.

— О-о-ой..., — снова застонала бабушка.

— Так, ладно. Расскажите тогда вы? — обратился он к внуку.

— Я на праздники приехал позавчера из Москвы, — стал рассказывать он. — Всё было нормально. Решил навести порядок немного, полез в холодильник, а там просроченных продуктов тьма-тьмущая! Ну, я и начал выбрасывать всё оттуда, а она, видать, какую-то просрочку, летящую в помойку, успела перехватить....

Я невольно представил, как собака ловит в полете тарелку.

— Ну! И что в итоге?

— Ну вот! Дрищет теперь дальше, чем видит!

— О-о-ой..., — снова подала голос бабушка. — Стыдоба-то какая...

— Сколько раз был понос? — спросил я.

— О-о-ой... Да постоянно...

Живот бабушки при пальпации был безболезненным, но журчал, шкворчал, бурлил и булькал во всех отделах.

— Ехать надо в инфекцию.

— О-о-ой...

Под постоянное оханье и ойканье бабушку увезли в инфекцию.

Следующий вызов был с поводом "температура" у мужчины сорока восьми лет. На месте нас встретила мать больного. Сам больной был сильно изможден, худой-худой, да ещё и какого-то желто-серого цвета. Лежал он в в постели и видно было, что уже не встает, потому что на нём был надет подгузник, а рядом с кроватью стоял столик, на котором стоял стакан с водой, пепельница, сигареты и несколько коробочек с лекарствами. Сначала я подумал, что мы имеем дело с онкобольным, но потом я прочитал названия препаратов, что были на прикроватной тумбочке. Это были препараты антиретровирусной терапии, которая применяется при ВИЧ инфекции.

— Здравствуйте! Что случилось?

— Здравствуйте, — слабо ответил больной. — Температура уже пятый день... Одышка, кашель...

Он говорил и переводил дыхание. Даже речь у него вызывала нехватку воздуха. Состояние было очень тяжёлым.

— За эти пять дней врача из поликлиники вызывали?

— Нет.

— А какое у вас основное заболевание? — спросил Дмитрий Валерьевич. — Почему вы постоянно в постели находитесь?

— Я инсульт перенёс полгода назад, — ответил больной. — Вон там выписка есть...

— "Форма пятьдесят", — шепнул я Дмитрию Валерьевичу и кивнул на лекарства.

— Что? — не понял он.

— ВИЧ у него.

— А-а. Понятно.

При выслушивании лёгких правое легкое молчало. Сатурация была на уровне пятидесяти трёх процентов. Учитывая все вышеперечисленные факторы, мы предположили застойную пневмонию.

— Кислород, гормоны, подключаемся и везём! — сказал Валерьич. — Собирай систему, а я за "кислым" и носилками.

— Принял! — ответил я и стал набирать препараты. Надели на больного маску, дали кислород. Через несколько минут сатурация поднялась до девяноста процентов.

— Во, как хорошо-то! — воспрял наш больной. — Даже мир светлее стал казаться!

Больного отвезли в инфекцию.

Форма пятьдесят — обозначение ВИЧ-инфекции, используемое в тюремной медицине.

Кислый (мед. сленг) — кислород.

Днем мы съездили ещё на несколько вызовов, а в 20:00 меня поставили на линию "в одного". Отправили, так сказать, в самостоятельное плаванье.

Тот курьёзный вызов был ночью, поэтому я запомню его на всю жизнь.

Скорую вызвали жильцы многоквартирного дома к своему соседу. Повод неизвестный. На лестничной площадке третьего этажа меня встретили несколько человек. Смотрели они на меня с надеждой и даже немного требовательно. Мол, сейчас я приеду и решу тут все многолетние проблемы всех жильцов этого подъезда.

— Здравствуйте! — доброжелательно обратился я ко всем. — Что случилось?

— Здравствуйте, у нас у соседа телевизор очень громко работает уже третьи сутки подряд.

"Та-а-ак! Интересное начало, — подумал я и прислушался.

Действительно, из-за закрытой железной двери доносились звуки телевизора. Причём, телевизор был оснащен какой-то стереосистемой, потому что звук был довольно громким и чистым. Скорее всего, по телевизору шел какой-то фильм о Великой Отечественной войне.

"От советского информбюро..." — вещал Левитан за дверью.

— Мы думаем, что он умер..., — сказала какая-то женщина. — Сделайте что-нибудь?

— О, как! Вы его знаете?

— Он год назад примерно приехал сюда жить.

— Сколько ему лет? Он болел чем-нибудь? Он один жил? — стал расспрашивать я жильцов.

— Да мы почти его и не видели. Так пару раз пересекались на лестничной площадке. Вроде бы он один живёт. Нелюдимый какой-то. Не здоровается, не откликается.

Я нажал кнопку дверного звонка. Тишина. Я постучал. Никто не отозвался, а телевизор продолжил громко вещать.

Все наши попытки достучаться до соседа оказались тщетны.

Я набрал номер диспетчера, изложил сложившуюся ситуацию.

— Я к тебе МЧС и полицию отправила, — сказала диспетчер.

Приехал участковый и МЧСники. Уже все вместе мы вновь попытались достучаться до мужика, но всё оказалось бесполезно.

Участковый созвонился с райотделом.

— Надо вскрывать дверь, — сказал он.

Дверь была самодельная, сваренная из четырёхмиллиметровой листовой стали с рисунком в ромбическую клетку, которая используется для трапов на кораблях.

МЧСники протянули переноску, подключили дрель, болгарку. К звукам громкого телевизора добавились шум, гул и жужжание электроинструментов на весь подъезд. Из квартир повыходили оставшиеся жильцы которые, несмотря на поздний час, стали собираться, чтоб поглазеть. МЧСники высверливали замок двери, а я уже мысленно приготовился к трупному смраду и констатации смерти, как вдруг из-за двери донёсся грозный голос:

— Кто там, блядь, стучится???

Мы все замерли, и огромнейшее чувство сожаления я заметил на лицах МЧСников и участкового в тот момент.

— Кто там??? — снова донеслось из-за двери.

— Полиция, — сказал участковый. — У вас всё нормально?

Зашуршал замок, но повреждённый механизм не позволил открыть дверь даже изнутри. Нашего несостоявшегося покойника это несколько разозлило.

— Откройте дверь!!! — кричал он из-за двери, неистово дергая дверную ручку.

— Доламывать надо, — сказал МЧСник. — Так она не откроется.

— Он глухой..., — робко сказала какая-то женщина.

Мы все обернулись.

— Он глухой, — повторила она. — Я видела, у него слуховой аппарат...

— Да откройте эту <долбанную> дверь!!! — уже просто орал мужик.

Все попытки вступить в контакт были бесполезны. Мужик нас не слышал и не видел. А когда наконец-то дверь открылась, то в дверном проеме мы увидели мужика в семейных трусах.

Представьте себе картину: вы открываете непонятно почему заклинившую дверь, а в подъезде стоит двадцать человек, среди которых фельдшер с оранжевым чемоданом, МЧСники с болгаркой и участковый с папкой, и все смотрят на вас.

Медленным движением мужик прижал к груди отломанную дверную ручку и с диким испугом посмотрел на нас. Из квартиры сильно пахнуло перегаром.

"МЫ ТВОЯ БЕЛКА! МЫ ПРИШЛИ!" —замогильным голосом хотел сказать я в наступившей тишине, но сдержался.

— Я так понимаю, скорая тут не нужна, — сказал я и направился к выходу.

— Ё-моё! Ё-моё!!! — сокрушался МЧСник.

— Да не переживай ты так! — попытался я его успокоить. — Мужик живой, выносить его не надо...

— Ага! Нам теперь ему замок новый устанавливать!

— Понимаю, — сказал я, спускаясь вниз по ступенькам. — Я сегодня, кстати, тоже замок менял на шкафчике...

Источник.

Если случилось ДТП и ты звонишь в скорую. У тебя должны спросить "а кто виноват в ДТП?". Ты отвечашь "человек вылетел на встречу и теперь он "вытекает" зажатый в машине". Скорая может тебе ответить "ааа ну сам виноват. мы не приедем".

Или пожар. Сначала по телефону выясняем ситуацию. Если выясниться, что пожар по вине человека - курил или проводка замкнула (сам виноват. че за проводкой не следил?) то тоже не едем. По факту пожар всегда по вине человека, поэтому можно вообще никогда не выезжать на вызов.

Потом нужно "отключить скорую" всем старикам и инвалидам. Потому что зачем? Пользы от тебя нет уже. Еще машину туда сюда гонять.

Я бы еще дальше пошел

Я бы перестал помогать одиноким. Стране нужна рождаемость, а хули у тебя никого нет? Поэтому при звонке в полицию / скорую / поржаную вопрос - есть ли дети? Если нет, то извини.

Когда ты пытаешься играть в "моральные дилеммы", Ты должен понимать, что другие тоже могут сыграть с тобой в эту игру. И ты имеешь все шансы проиграть.

Подумай об этом

А по поводу детей.
Люди уже давно задаются вопросом, почему "сборы на детей по смс" и вот эти фото существуют в одном мире.

— Угу..., — проботомотала она.

— Случилось чего? — осторожно спросил я.

Она глянула на меня немного вопросительно и с каким-то раздражением. Я промолчал, но, видимо, мой вопросительный вид подсказал ей, что я ещё не знаю, что произошло.

— Ну да..., — ответила она. — На работу вот пришла я...

— И всё?

— А что, мало, что ли, плохих новостей?

— Ну, не самое плохое событие, — успокоившись, что ничего страшного не произошло, сказал я. — Гораздо хуже то, что меня к вам поставили помощником.

Она снова сморщила лицо, как бы показывая, что мое заключение ей не понравилось. Я включил режим назойливой галантности:

— Не знаю по сей момент, как к вам обращаться, мадам!

Как будто сделав одолжение, она бросила:

— Анна Денисовна.

Ну и ладно, подумаешь, носик морщишь, у меня терпения всё равно больше.

— Неистово рад знакомству, — произнес я так, как будто читал некролог.

Присутствующие хихикнули.

— Да она всегда такая хмурая с утра, — шепнул мне фельдшер Саня. — Возраст, сам понимаешь...

Первый вызов поступил к ребенку семи лет, с поводом "боли в животе". Вызов был в частный сектор. Возле калитки нас встретила мать.

— Из садика забрать пришлось, — с ходу начала тараторить она.

— То есть живот внезапно заболел? — спросил я.

— Ну да. Ни на что он не жаловался ни сегодня утром, ни вчера, — говорила она, пока мы шли по двору.

Мальчик лежал на кровати, бледный, щуплый. Увидев нас, он сразу же заплакал и укрылся с головой.

— Ну ты чего, дружище? — спросил я. — Совсем не рад нас видеть?

— Нет! — выкрикнул мальчик из-под одеяла.

— А почему?

— А потому что вы уколы делаете ребятам и девчатам!

Так он отчаянно выкрикивал каждое слово, что мы невольно улыбнулись.

— Ладно, обещаем тебе уколы не делать. Вылазь из-под одеяла, — пообещал я. — Только живот твой посмотреть надо.

При осмотре живота маленького пациента были все признаки острого аппендицита.

— Надо ехать в больницу, дружище, — сказал я. — Без больницы, брат, никак.

Ребенка отвезли в приемное отделение. Диагноз подтвердился.

— А ты чего это такой разговорчивый? — спросила меня Анна Денисовна, когда мы вышли из приёмника.

— В смысле? — не понял я.

— В смысле, лезешь тут вперед меня, решаешь за меня, надо или нет в больницу?

— А-а, — осенило меня. — Так вроде бы все правильно сделал. Не?

— Не забывай, что ты еще стажируешься. Смотри и учись, как на скорой надо работать!

— Ну ладно, показывайте, — сделав вид беспринципного олигофрена, сказал я.

— Третья свободна! — сказал водитель в рацию.

— Возвращайтесь!

Следующий вызов.

Травма ноги. Место вызова СНТ. Поехали. Мало того, что улочка в СНТ узенькая, так ещё и дом травмированного больного оказался последним в тупике этой самой улочки.

— Тупик, б... ! — воскликнул водитель, когда стало ясно, что сквозного проезда на этой улице нет.

В связи с тем, что с вызова нам предстояло выезжать из этой улочки задним ходом почти километр, водитель применил непереводимую игру слов с использованием местных идиоматических выражений, в которой очень часто упоминались родственники больного по женской линии, в основном. Скорее всего, они были весьма неразборчивы в половых связях, в результате которых и появился наш сегодняшний больной.

Вишенкой на торте оказалось то, что встретили нас два изрядно пьяных организма маргинальной наружности и непонятного возраста.

— Вы скорая? — спросил один.

— Нет, б...! — закричал водитель, перегнувшись через меня и чуть ли не выскочив через окно пассажирской двери, где сидела Анна Денисовна. — Мы не скорая!!! Ты не видишь, что ли?

Я не выдержал и рассмеялся.

— А что ты смеёшься? — накинулась на меня Анна Денисовна.

— Ребята умеют настроение поднять! — весело ответил я.

— Он уже "мутного ловит"! — сказал один, указав на другого. — Из него уже литра три вытекло!

|Ловить мутного (жарг.)— головокружение, слабость.

В области левой голени второго организма была наложена белая повязка, скорее всего, из куска простыни. Повязка сползла вниз, оголив небольшую ранку, из которой наблюдалось медленное кровотечение. Кровь, стекая по коже голени, пропитывала хоть и огромную, но столь бесполезную повязку.

— Ну, давайте посмотрим вашу рану, раз уж приехали, — сказал я.

Рана и в самом деле была небольшой, не больше двух миллиметров в диаметре, но вот кровотечение из нее было стабильно постоянным. Скорее всего, была повреждена крупная поверхностная вена голени. Я прижал рану плотно скрученной марлевой салфеткой.

— Видал, какое чудо? — спросил я нашего травмированного. — Всего-то, что надо было сделать, это прижать рану ваткой и плотно прибинтовать! Вот, видишь, больше не кровит?

— Ну, <нифига> себе! — воскликнул дружок-собутыльник. — Мы с тобой, оказывается, неправильно делали! Всю простыню изорвали.

— Давай, рассказывай, что случилось-то?

— Да, мы на стройке шифер грузили, — стал рассказывать больной. — Вот от одного листа кусок отломился и мне прилетел!

— Как копьё воткнулось ему в ногу!

— Погоди-ка, — вмешалась Анна Денисовна, до сих пор стоявшая молча. — На какой стройке, говоришь, травма произошла?

— Да возле больницы вашей многоэтажку строят...

— Ты охренел!!! — взревел водитель. — Ты, <блин>, почему там травмпункт не зашел, а???

— Ну..., думал пройдёт...

Больного вместе с собутыльником увезли в травмпункт.

— М-да-а..., — произнесла Анна Денисовна, затягиваясь сигаретой, когда мы вышли из травмпункта. — Терпение и вежливость, конечно, у тебя на высоте. Но ничего, поработаешь на скорой, озвереешь.

— Дурной пример заразителен? — съязвил я.

Но вот на следующем вызове поведение Анны Денисовны вывело меня из себя.

"Болгарка".

Наверное, нет опаснее инструмента, так широко используемого в быту. Уж сколько случаев травмирования этим инструментом было только на моей памяти, но вот, как говорится, опять.

Вызов поступил перед обедом. Диспетчер лично попросила нас поторопиться, потому что поводом к вызову было: "разрубил ногу, сильное кровотечение", мужчина шестидесяти шести лет. И снова место вызова СНТ.

— Синдром парных случаев, — сказал я, надевая перчатки.

— Опять, наверное, пьянь! — воскликнула Анна Денисовна.

С сиреной и мигалками домчались мы быстро, потому что на этот раз дорога к участку была более или менее сносной. Услышав подъезжающую скорую, из распахнутых ворот садового участка выскочил молодой человек, как позже выяснилось, сын больного.

— Быстрее, пожалуйста! — попросил он. — Он там уже бледнеет и сознание теряет. Пожалуйста!

Схватив чемодан, я быстро зашёл во двор. Посередине двора на бетонном полу стоял автомобиль, вокруг которого были темные кровавые следы. Больного рядом не было видно.

— Где он сам?

— Там, за машиной! — быстро ответил мне сын больного. — Я ему жгуты наложил!

Я прошел за машину. На каком-то диване, откинувшись на его спинку и запрокинув голову назад,сидел довольно крупный пожилой мужчина. Кроссовки на его ногах в области носков были разорваны и обильно пропитаны тёмной венозной кровью, которая, стекая на бетонный пол, уже образовала небольшую лужицу.

— Что случилось? — спросил я, присаживаясь возле ног больного, стараясь внимательнее разглядеть раны.

— Нормально..., — слабо пробормотал больной.

— Что случилось? — повторил я.

— Болгаркой работал...

— Я правильно жгуты наложил? — спросил сын.

— Нет, — ответил я. — Надо снять и наложить повязку...

— Не надо снимать! — чуть ли не крикнула Анна Денисовна. — Он сейчас как рванёт фонтаном! Носилки! Быстро!

Водитель подкатил носилки.

Хоть я и не был согласен с подобной тактикой, но пришлось подчиниться. Я понял, что здесь и сейчас мне её не переспорить. Тем более, что до приемного отделения было всего пару километров.

Погрузив больного на носилки, мы рванули в больницу. Систему (капельницу) подключить удалось только возле приемного покоя. Артериальное давление у мужчины, несмотря на такую кровопотерю, было сто десять на семьдесят. Но, скорее всего, в таком возрасте он страдал гипертонической болезнью, поэтому логично предположить, что, например, при его постоянном давлении в сто шестьдесят на сто, вышеуказанное артериальное давление все же несколько низковато, хотя и не так критично.

Протискиваясь сквозь узкие двери, мы закатили окровавленного больного на каталке в смотровую, при этом сами измазались кровью.

— Что это за самодеятельность такая абсурдная? — спросил подошедший травматолог, указывая на жгуты. — Вы зачем венозные жгуты наложили?

— Это не мы..., — пробормотала Анна Денисовна. — Это сын больного.

— А вы-то <зачем> нужны? — грубо крикнул он. — Это теперь я должен снимать, что ли?

"И спесь вся куда-то делась у моей Анечки...", — подумал я с сарказмом.

Травматолог, воспользовавшись тем, что мы ждали, когда больного переложат на кушетку и освободят нашу каталку, в весьма повышенных тонах читал нам лекцию о правилах оказания медицинской помощи при травмах.

— Жгуты усугубляют состояние больных! Вы в вену вливаете, а отсюда все выливается! — указал он на раны.

И действительно, когда сняли жгуты, кровотечение практически остановилось.

— Я ж тебе говорил, что жгуты надо снять, — сказал я Анне, когда мы выходили из приемника. — Что за спешка-то?

— Я думала, он еще сильнее крованёт, — ответила она.

— Кровь темная, венозная, — сказал я. — Ещё ведь на бетоне было видно, что венозная кровь, и что это не артериальное кровотечение.

— Ну а что надо было сделать? — огрызнулась она.

— Ты сколько лет на скорой работаешь? — уже повышая голос, спросил я. — Кроссовки снять с него да посмотреть! Перебинтовать туго, жгуты снять, подключиться и уже потом ехать! — Просто получается, что из двух зол мы выбрали четыре: и больному не помогли толком, и машину кровью залили, сами кровью измазались, и от травматолога выслушать пришлось. Но то что выслушать, это еще полбеды. Просто такими своими действиями мы и формируем о себе представление как о некомпетентных фельдшерах.

— Ты такой умный, что ли? — огрызнулась она. — Тут таких не любят!

И вот тут я окончательно понял, что объяснять этому человеку и тем более учить, себе дороже станет.

— Нет, — спокойно ответил я. — Я не умный, я обычный фельдшер. Это с тобой что-то не так...

Анна надула губы и замолчала. Я пустил в ход "тяжелую артиллерию":

— Вот из-за таких, как ты, нам зарплату не повышают!

До конца смены, Анна со мной не разговаривала, но и, слава Богу, сложных вызовов больше не было.

Продолжение следует...

Измазанная кровью форма.

Сушусь во дворе подстанции.

Источник.