У мамы опять новое платье!...
Всем добрый вечер! Зачитывалась, друзья, вашими воспоминаниями о запахах детства, и всем большое спасибо - за добрые и светлые чувства, что несли ваши тексты. Как же их не хватает!
Хочу рассказать историю про мою детскую зависть к маминым обновкам. Мама была большая модница и к каждому эпохальному празднику шила себе новое платье. Нет, не сама, хотя шить она умела и нас с сестрой запросто обшивала всякими сарафанчиками и новогодними нарядами. Но себе она шила только в ателье или у портнихи.
Здесь частенько мелькают реплики про то, что в советское время носить было нечего и купить ничего было нельзя. Да, многое было в дефиците и проблемы были. Но кто хотел красиво и модно одеваться, пользовался услугами ателье, которые были практически в каждом квартале. Рядом с нашим домом в Красноярске было ателье "Людмила", через дорогу - "Руслан".
В каждом ателье был так называемый раскройный стол, куда можно было прийти с эскизом или журналом и по твоим меркам закройщица выкраивала детали будущего наряда. Здесь же всё можно было оверложить. И если руки росли откуда надо и желание было горячо - большинство женщин могло сшить себе обновку на домашней швейной машинке. Такие же раскройные столы были и в каждом магазине "Ткани". Ну и, конечно же, процветал отдельный класс частных портных, к которым было ещё и не попасть. Ну, это так - исторический экскурс для иных поколений.
В нашем доме таковой портнихой была тётя Вера из 59-й квартиры на втором этаже. Это была полненькая блондинка с кукольным личиком. Она была фронтовичка, пришедшая с войны одноногим инвалидом. Ходила с двумя костылями, и на её крошечной ножке всегда были дивной красоты туфелька или ботиночек. Её муж дядя Игорь, высокий красивый мужчина, тоже был фронтовик и сильно хромал. Он был необыкновенный ревнивец, и моему папе доводилось несколько раз подниматься к ним и унимать скандалы. В этой семье кипели нешуточные страсти!
Так вот тётя Вера любила шить для моей мамы, потому что у той была идеальная фигура без весовых колебаний.
Однажды мама раздобыла удивительную ткань типа тонкой парчи: по сиреневому фону переливались серебристые густые завитки, как веточки коралла. И тётя Вера к Новому году сшила маме из этого волшебства не менее волшебное платье.
Боже ты мой! Какой же красивой мама была в этом облегающем мерцании! В нём она ходила на заводской новогодний вечер и с папой в ресторан. А мы с сестрой с восторгом смотрели, как она одевается и прихорашивается. Я же донимала маму бесконечными просьбами отдать это платье только мне, когда оно ей надоест. Ну и, конечно, роскошные лоскутки от кроя попали в наш кукольный мирок.
Но когда тётя Вера была перегружена заказами и могла не успеть сшить к нужной дате, мама шла в "Людмилу". Я очень ревниво относилась к этим обновкам: "Почему ты только себе новое к праздникам шьёшь?! А нам с Ирой? А мне? " Мама отшучивалась, что-то мне пыталась объяснять, что взрослым женщинам так положено, и вот когда я вырасту...
Тут начинались мои рыдания, которые умела успокоить только моя сестра, девочка, в отличие от меня, тихая и скромная. Она говорила: "Ты что, разве не хочешь, чтобы наша мама была самой красивой и модной? А в садик на утренник тебе кто костюм сшил? Тебе не стыдно? И я ведь тебе скоро отдам свою матроску!"
Против таких резонов мне крыть было нечем, а матроска и вовсе примиряла меня с несправедливостью мира.
На этой фотографии мама сидит в новом платье. Оно было цвета морской волны и пуговицы как перламутровые. Я сижу надутая, потому что на мне не такое красивое платье, как у мамы, а такое летнее пальтецо из белого репса, которое называлось "пыльник". Сейчас и слова такого, думаю, никто не знает!..
На заборе сохнет коврик, сотканный моей прабабкой Ариной Калиновной. Коврик этот упорно стелила по всему длинному коридору нашей квартиры баба Таня, невзирая на мамины просьбы убрать его с глаз долой. Он совсем не гармонировал с новой мебелью и радиолой "Эстония", на которой крутились модные пластинки.
Фотографировал нас мамин брат, дядя Володя, благодаря которому в моём семейном альбоме много запечатлённых моментов нашей общей жизни.
А вот что у меня в руках - разглядеть не могу...
1961год, Красноярск