Малинджи (часть 4)
- Странно, что соседи сами не увели девочку, - пробормотал Карл, живо представив дым, чад, треск смолистых листьев, шум приближающегося огня и заполошно мелькающие в этом аду фигурки бушменов. И девочку, уже почти девушку, если прошло два года, с экзальтированным блеском в раскосых глазах на пути стихии.
- К малинки отношение было проще. Они… ну, в общем для большинства они были вещами в нашем мире. Что-то вроде движущихся фотографий усопших родственников. Чужих фотографий. А кто будет спасать чужие фотографии, когда под угрозой живые дети и собственное имущество? Тогда я, прежде чем увести ее прочь, увидел, наконец, на ее лице проблеск эмоции... стремления что ли. Которое, впрочем, тут же потухло, как только я развернул ее к огню спиной. Потом что-то подобное было пару раз – один раз на побережье. Если бы я уже не был начеку, она бы спокойно и даже радостно приняла мучительную смерть от зубов приблизившегося аллигатора. И другой – когда в хижину заполз тайпан. Если бы мать быстро не среагировала, заметив на коленях дочери змею…
- Удивительно, что такая тяга к смерти не толкала их к суициду, - произнес Карл, вспоминая старика Тома, отчаянно ковыляющего по жаре в смутной надежде, что некогда поврежденное пулями сердце, наконец, не выдержит…
- Желание смерти – их единственное желание. А вот воли у них нет совсем. Как и всех остальных чувств… Впрочем, я долго относился к Айюри по-прежнему – как к сестре. До одного случая. Как-то раз мать ушла в город. Мы с сестрой обедали, когда кусок вдруг попал мне не в то горло. Попытки откашляться были бесплодны, я задыхался. А Айюри безразлично смотрела на меня своими новыми странными глазами и продолжала спокойно есть. Я пытался ей сигнализировать о помощи, отчаянно подавая руками всем понятные знаки, но она просто наблюдала. Я завалился на траву, уверенный, что так и умру под ее монотонное чавканье, но меня увидел односельчанин, случайно оказавшийся рядом, и помог.
Нет, она не желала моей смерти. Ей просто было все равно. Я был ее родным старшим братом, я вернул ее из Кайонгуни, я спас ее от огня и отогнал палкой аллигатора, но сама она не шелохнулась, когда мне нужна была ее помощь. С тех пор я тоже стал воспринимать ее как фотографию. Фото двигалось, взрослело, показывая, как могла бы выглядеть моя сестра, если бы осталась жива, но это была всего лишь фотография. Матери я про тот случай ничего не стал рассказывать, она все еще надеялась, что Айюри придет в себя, станет… целой. Но я больше не мог жить с ней под одной крышей и покинул поселок.
Будучи смышленым парнишкой, я смог получить образование. Благо, что к нам относятся снисходительно. В Дарвине я выучился и долгое время работал в одной из местных больниц, а потом переехал сюда. Время от времени я возвращаюсь в поселок, чтобы подбросить матери деньжат из своих скромных сбережений. Порой я дохожу до Горы Ти и уже издали чувствую невыносимый смрад. Никто, даже местные, не обращают больше внимание на плачевное состояние Священной Пещеры. Проем все ширится, Ветер усиливается, еще на подходе можно услышать неумолчный шепот и крики с той стороны. Поместье Малинджи, как и вся окрестная территория, пришли в запустение. Лару со своим красавчиком построили другой дом – в стороне, но Малинджи остался под своим давно сгнившим навесом. Думаю, его просто побрезговали трогать. Он все еще без устали месит тошнотворное месиво в чугунке на коленях, по пояс вросший в собственное дерьмо. Ты не поверишь, но пауки вьют свои сети, цепляя их с одной стороны за дерево, а с другой – за его плечо.
В последний раз я был там год назад. В нашем поселке остались лишь несколько семей. В том числе, моя мать. И Айюри. Ей уже минуло пятьдесят. Она… по-прежнему не ждет ничего, кроме смерти, от которой ее усиленно и бессмысленно оберегает старенькая мать. В Кайонгуни я тоже прогулялся. Река уже совсем близко. Ее можно разглядеть, даже не переступая Порог. Я не знаю, что будет дальше, но уверен, что еще немного, и та самая опухоль, о которой я говорил, рванет. А каковы будут последствия взрыва, не берусь даже предполагать.
Ярран умолк, исподлобья поглядывая на собеседника. То, что он увидел на лице Карла, ему явно пришлось не по душе, и с необычной заискивающей суетливостью, он сказал:
- Я вижу, как ты любишь жену. Вижу, что ты готов подобно тому парню идти хоть в ад, если это спасет твою женщину. Но ты не спасешь ее, только искалечишь. У каждого -свой путь. Твой по-прежнему здесь, ее, если так суждено – продолжится за Рекой. В этом случае, облегчи ее последние шаги перед рубежом, сходи попрощаться, если того потребует твое сердце. Ты увидишь, что она хочет следовать дальше. Никто и никогда не просился назад, не сожалел! Отпусти же ее с легким сердцем и живи дальше, пока и твой путь не пересечет Река.
- Ладно. Ладно. Хорошо, - отрывисто ответил Карл, доставая из заднего кармана брюк бумажник. Ему совершенно не хотелось, чтобы старый бушмен его упрашивал. Он положил на стол плату и отдельно пододвинул Яррану пятьдесят долларов, - Спасибо тебе и не переживай. Я не наврежу ни жене, ни вашему Кайонгуни.
- Серьезно? – спросил Ярран, с некоторым смущением спрятав предложенные деньги, - Что же ты будешь делать?
- Ничего, - пожал плечами Карл, - наверное, заберу жену и вернусь в Швецию, пока еще есть время. Завтра же попрошу расчёт и куплю билеты.
- Ты что-то задумал…
Карл взял под контроль предательски бегающие глаза и поднял их на коллегу.
- Задумал вернуться домой. Вот и все.
---
Карл двигался посреди бескрайнего тумана, по тропе, сложенной из древнего, гладкого камня. За спиной слышался шум полноводной реки. Но чем дальше он уходил от Реки, тем явственнее слышались позади легкие шаги, а до ноздрей то и дело долетал ее горячо любимый аромат. Хотелось оглянуться, удостовериться, что она рядом, но он, стискивая зубы, глядел только под ноги, пока не оказался у черного провала, ведущего в реальный мир. Он переступил Порог и тут же оглянулся. И закричал. Следом за ним на четвереньках в проем протискивалось сухое жилистое тело, с головы свисали длинные седые патлы, сквозь которые был виден лишь один безумный и слепой глаз. «Черт! Малинджи!», - в растерянности подумал он, и вдруг заметил под слоем грязи и дерьма обрывки знакомого платья, принадлежавшего жене.
Он заорал и проснулся. Пока сердце выписывало кульбиты, он торопливо нашарил руку Хелены, вытянувшейся на заднем сидении, и с облечением выдохнул. Пульс бился ровно и сильно, а ведь на какой-то миг он уверился…
Немного придя в себя, он поглядел на часы на приборной панели. Их проводник с чудовищным, совершенно непроизносимым именем Айяботпу ушел на разведку час назад. Карл не знал, пора ли уже бить тревогу или времени пока прошло недостаточно, но потом рассудил, что никакого смысла в панике все равно нет. Что он может сделать, кроме как сидеть в машине? Ничего. Самостоятельно он не найдет выход из джунглей, да и не будет пытаться. Путь назад не имел никакого смысла. Все, что ему было нужно – было только впереди. Отчаянно хотелось в туалет, но он не решался выйти из автомобиля. Пусть с тех пор, как они углубились в сумрачную непролазную чащу, он не видел и не слышал ни единого живого существа, он все равно не верил, что джунгли опустели. Вполне вероятно, что именно в этот момент из кустов за их джипом внимательно наблюдает какой-нибудь хищный зверь и только и ждет, когда закуска выползет из консервной банки. Найдя пустую пластиковую бутылку, он кое-как пристроил над ее горлышком пенис и помочился, а потом крепко закрутил крышку и спрятал бутылку под пассажирское сидение.
Он страшно устал. Последние несколько дней были самыми тяжелыми в его жизни. Но где-то там совсем недалеко - спасение и надежда. Для Хелены. И для него тоже.
За густыми кронами деревьев неба не было видно, и Карл даже не представлял, что сейчас над ними. Дождь? Солнце? Облака? Откинувшись на спинку, он прикрыл глаза и стал прокручивать в памяти события последних дней.
Началось все с неприятнейшего разговора со Светилом Австралийской Медицины, который отчитал его, как школьника, когда Карл приехал забрать Хелену из больницы.
- Мы просто возвращаемся в Швецию, - как можно спокойнее говорил он в ответ на резкие комментарии докторишки, - вы и сами прекрасно знаете, что она без конца просит увезти ее домой. Уж такую малость я могу сделать для моей жены.
- Вы же прекрасно понимаете, - заявил наглый доктор, смахивая с носа очки и пряча их в нагрудный карман своего зеленого форменного костюма, - что перелет от Сиднея до Стокгольма она может просто не перенести. Перепады давления…
- Мы рискнем, - перебил его Карл, - вы ведь все равно ничем не можете ей помочь. А больничную койку и дозу морфина мы найдем и на Родине.
- Вы глупости говорите! С чего вы взяли, что миссис Свенссон обречена? У меня еще есть пара тузов в рукаве. Можно поэкспериментировать с биологическими ритмами. Ваша жена трудно переносит химию – это прискорбно, но есть возможность рассчитать поступление препарата в то время, когда ритмы замедляются. Забирая, вы лишаете ее шанса…
- Прекратите, - Карл едва сдержался, чтобы не кинуться за Светило с кулаками, - она лежит здесь уже месяц, но вы только сейчас, когда появилась угроза лишиться финансирования, заговорили об экспериментах.
Лицо доктора потемнело. Он внимательнее вгляделся в глаза оппонента.
- Я уже не раз видел этот экзальтированный блеск. Вы ведь собрались к шаманам, так? У нас их тут в джунглях десятка два, обещающих исцеление от всех болезней настоями на кузнечиках и отварами из жаб. Вы ведь туда направляетесь? Прямиком в мракобесие?
- При всем уважении, ваши эксперименты с биологическими ритмами мне кажутся бо́льшим мракобесием, чем настойка кузнечика, - ответил Карл, устав от идиотской перебранки, - покажите, где мне поставить роспись.
Но не смотря на мрачные прогнозы доктора, перелет Хелена выдержала хорошо. Он не решился сразу ей признаться, что они летят в Дарвин, а не в Стокгольм, и всю дорогу ждал от нее щекотливых вопросов. Но, к его удивлению, она их не задала. Только следующим утром, проснувшись в душном гостиничном номере, протянула тонкую руку к окну и сдвинула желтую штору, за которой радостно топорщились зеленые ветви.
- Февраль. А я по-прежнему гляжу на чертовы пальмы, - рука упала, и комната вновь погрузилась в желчный полумрак, - увижу ли я еще когда-нибудь снег?
- Увидишь, милая, и очень скоро, - говорил Карл со всей искренностью, на которую был способен, пока доставал из маленького холодильника шприц и ставил жене укол, - Мы закончим тут кое-какие дела, а потом поедем в горы. Заснеженные сосны и лыжня под ногами, а в термосе горячее вино. Вечер у камина в горной хижине с друзьями. И ты будешь рассказывать о своих австралийских приключениях…
- О приключениях в Аду, - криво улыбнулась Хелена. Зрачки ее расширились, губы расслабились, выпустив на подушку тонкую струйку слюны. Карл поцеловал ее холодный лоб и быстро вышел из номера. По дороге он поймал первую попавшуюся горничную, сунул ей двадцатку и попросил проверять жену каждые полчаса. Таксиста же он попросил отвезти его в любой район, где проживает коренное население.
Наслушавшись рассказов Яррана, Карл был уверен, что в считанные минуты найдет себе проводника, но, к его удивлению, это оказалось практически невозможно. Во-первых, несмотря на то, что бушмены свободно разговаривали на английском, акцент их был настолько чудовищным, что Карл с трудом разбирал едва ли половину произносимых фраз. Кроме того, подавляющее большинство отказывалось и нос сунуть в северные леса, а те, что нехотя соглашались, заламывали совершенно нереальную цену.
Обежав весь район и так и не найдя подходящего человека, Карл зашел в первый попавшийся бар в надежде взбодриться стаканчиком и был неприятно удивлен, узнав, что выпивку здесь не купить. Бармен пояснил, что бушмены не переносят алкоголь и быстро спиваются, поэтому в местах их проживания продажа и даже ношение с собой алкоголя строго запрещены. Карл раздраженно взял себе лимонад и с ненавистью сжал в зубах соломинку. В этот момент к нему и подсел Айяботпу.
- Это ты носишься по городу в поисках проводника? – спросил он, подтягивая к себе Карлов лимонад, - за тысячу я готов отвести тебя до ворот Малинджи. Но не дальше, слышишь?
- Тысяча долларов?! – Соломинка выпала изо рта Карла на липкую стойку. На несколько мгновений он потерял дар речи, - откуда вдруг такие цены?! Мне говорили, у вас эти… экскурсии… поставлены на широкую ногу…
- Тот, кто тебе это говорил, давно не был у Горы Ти. Так?
Карл промолчал. Ярран действительно что-то говорил на этот счет.
- Ну, так ветер с тех пор переменился, - сказал бушмен таким тоном, словно Карл с ним согласился, - уже с полгода никто туда не ходит. Там все проклято. Не криви рожу, - резко прикрикнул он, - вы, белые, не боитесь ни бога, ни черта, ну так, может, копий и бумерангов побоитесь.
- О чем ты? – устало спросил Карл, покосился на конфискованный бушменом стакан и дал знак бармену налить еще.
- Я о том, что все основные тропы под прицелом. Местные племена собрали людей и охраняют гору Ти. Они ждут Большого Пилатапу - колдуна. Считают, ему удастся закрыть проход и предотвратить Великую Приливную Волну… или как это у вас… конец света.
- Закрыть проход? – Карл вскинул на собеседника глаза, - зачем?
- Там что-то происходит. Плохое. Это началось еще давно, когда вернулся старик Малинджи, и с тех пор становится только хуже, – бушмен приблизил губы к самому уху Карла и заговорщицки зашептал, - говорят, гора Ти не выдержала и начала крошиться. Никто не знает, что будет, если она обрушится. Может, Река выйдет из берегов, а может, весь мир вывернет на изнанку.
- Ты просто цену набиваешь, - Карл скривился в недоверчивой ухмылке.
- Все так говорят, - пожал Айяботпу плечами, - за пятьсот я могу тебе нарисовать карту, как обойти ловушки. Если знаешь местность, разберешься. Но если отправишься главной дорогой, останешься и без машины, и без своего трупа.
- Что?
- Что? Труп, который повезешь, они заберут. А тебя, может, отпустят, а может, тоже прикопают. Не знаю. Сколько дней ему уже?
- Кому?
- Трупу.
Стакан, который Карл сжимал в руке, мелко застучал по столешнице.
- Он… нет никакого трупа. Она жива…
- А…, - бушмен кивнул, - баба… Она бы ради тебя туда не полезла... Но ты имей в виду - там все изменилось. Тебе придется ждать свою бабу прямо в джунглях, пока она не уйдет по тропе. Гостинка давно закрыта. А поставишь палатку рядом со стариком да костер разведешь, тебя враз вычислят. Ну, так что скажешь?
Карл не знал, что сказать. Хотелось послать вертлявого прощелыгу ко всем чертям. Денег осталось в обрез. Он здорово потратился на билеты и гостиницу. Еще придется брать машину в прокат. Не забыть и перелет до Швеции, когда все закончится. И Малинджи (или, скорее, его жене) придется платить. А тут еще целую тысячу отсчитать проводнику… Айяботпу словно прочитал его мысли.
- Плата дорогая, но и риск высок. Ты не переживай. С тех пор, как Лару убралась подобру-поздорову в неизвестном направлении, Малинджи денег не берет. Его эта ерунда не интересует. А я и тебя, и твою бабу провожу до места в целости и сохранности.
Карл молчал. Что, если бушмен его разводит? Но на то, чтобы снова бегать по городу и искать другого проводника, у него просто не было времени. Он и так надолго оставил Хелену.
- Хорошо, - решился он, - но только уговор – никаких авансов, оплату получишь целиком, когда я лично увижу Малинджи.
- По рукам, - крякнул Айяботпу и допил лимонад, - завтра на рассвете ты должен быть в сборе. Потребуется хорошая машина, запас воды и еды. Мне из расчета – добраться до места, а вам, пока Река не призовет твою женщину. Не надейся на плодородные леса. В тех краях уже давно нет ни животных, ни насекомых, а фрукты, поспевшие на Ветру Кайонг, есть нельзя.
Карл написал ему на салфетке адрес и поспешил обратно в гостиницу.
---
Ему почудились чьи-то осторожные шаги в густом подлеске. Он приоткрыл дверь и огляделся. Нет, по-прежнему тишина. Он втянул носом воздух и в который раз поразился тому, что не чувствует ничего. Когда они только съехали с трассы, он чувствовал живой зеленый воздух, наполненный влагой, ароматами цветов, пением птиц и криков животных. Но спустя три часа медленной езды по сумрачному бездорожью воздух словно опустел. Мертвая тишина, нарушаемая лишь приглушенным шорохом шин, а сам воздух казался спертым, как в давно не проветриваемом помещении. Тогда Айяботпу сказал закрыть окна. Мол, нечего лишний раз дышать поветрием Кайонг.
Вот и сейчас он поймал себя на том, что инстинктивно старается делать короткие вдохи через раз. Словно воздух отравлен. Он захлопнул дверцу и перебрался на заднее сидение – к жене. Его шорты мгновенно пропитались влагой, и он в ужасе начал ощупывать матерчатую обивку, готовый увидеть на пальцах кровь. Но влага оказалась прозрачной, и он немного расслабился – на этот раз Хелена всего лишь обмочилась.
Вернувшись в гостиницу, его первым делом настойчиво проводили в кабинет управляющего, который строго отчитал его. Дескать, у них тут не хоспис, а уважаемое заведение, и горничные отказываются убирать такую грязь. От лица всего персонала, он требует немедленно съехать и напоминает, что в счет будет включена стоимость испорченного белья.
- О чем вы? – сердце Карла скакало, как после длительной пробежки, - что с Хеленой?!
- Вы это серьезно спрашиваете? Если вы не заметили, ваша жена серьезно больна, и…
Карл не стал дослушивать и, выскочив из кабинета, рванул по лестнице. В коридоре он столкнулся с той самой горничной. Она на ходу, молча и брезгливо, вернула ему деньги.
Хелена была на месте. Жива. Глаза ее запали еще глубже, цвет лица отдавал пеплом. Она с виноватым испугом поглядела на вбежавшего Карла и завозилась в постели, пытаясь подняться.
- Я обделалась, Калле, - произнесла она и сразу начала горько плакать. Карл заметил на постели свежее белье и мысленно поблагодарил горничную, - оно просто хлынуло из меня. Я ничего не успела сделать.
- Ничего страшного, это бывает, ты же знаешь. Реакция на химию…, - он достал очередной шприц и присел рядом с женой.
- Это было по-другому, - шептала она сквозь слезы, - Такой стыд…
- Тебе нечего стыдиться, милая. Ты пока еще не здорова. А про горничную даже не думай. Это в общем-то ее работа.
- Это не ее работа, - С внезапной злостью ответила Хелена. Слезы высохли, и глаза уже смотрели остро, с ненавистью, - Калле, что мы здесь делаем? Ты говорил, что мы возвращаемся домой, но какого-то черта притащил меня в Дарвин.
- Мы вернемся. Совсем скоро, - Карл засучил рукав ее пижамы, - Завтра выезжаем. Я сейчас спущусь ненадолго в фойе и арендую машину.
Хелена отдернула руку.
- Мы поедем в Мальмё на машине? Ты бредишь? И почему каждый раз, когда я задаю вопросы, ты лезешь ко мне со шприцом? Дай мне телефон, я позвоню брату. Ты вполне можешь отправляться на машине, а я полечу самолетом. Встретимся в Мальмё.
- У тебя боли. Дай мне руку.
- У меня всегда боли!
Завязалась небольшая потасовка, после которой Карл сделал жене укол.
Хелена обмякла и внезапно начала читать «Отче наш». В голосе ее слышалась такая безнадега, что Карлу хотелось заорать. Он уронил голову ей на впалую грудь, зажмурившись, считал секунды, пока морфин подействует и решил до конца путешествия держать ее в забытьи.
Еще до восхода солнца он расплатился и погрузил в арендованный внедорожник жену и рюкзаки с припасами. Айяботпу уже крутился рядом. С ненавистью Карл смотрел в глаза горничных и метрдотеля, которые прекрасно сложили два и два и провожали его тяжелыми взглядами.
- На вашем месте я бы отвез ее в больницу, мистер! – крикнул метрдотель.
Карл вздрогнул, но не отреагировал, сел за руль и быстро вырулил со стоянки.
Он успел снова задремать, когда проводник вернулся. Он бесшумно скользнул на пассажирское сидение и тихо произнес:
- Двигай. Этот путь пока свободен, - Карл снова пересел за руль и медленно двинулся по едва различимой дороге. Ветви деревьев и какие-то зеленые лохмотья шуршали по лобовому стеклу, затрудняя обзор, - Здесь немного совсем осталось. Я боялся, что Малинджи тоже под присмотром, но поместье не охраняется. А вот у Пещеры целое сборище. Большой Пилатапу прибыл. Боюсь, времени у тебя совсем мало. Эй! Не разгоняйся! Хочешь увязнуть? Поспешай не торопясь. И не переживай. В Гору Ти много входов, а Пилатапу расположился у центрального. Проскочить можно. Только…, - он скосил глаза на заднее сидение, - тебе придется как-то ускорить… Осторожно! Что ты виляешь, как проститутка бедрами? Другого варианта нет - Малинджи не принимает живых. Здесь тормози. Дальше – пешком, а то услышат.
Один рюкзак Карл всучил бушмену, другой закинул за плечи, поднял на руки Хелену и двинулся по едва различимой, некогда утрамбованной щебнем дороге. Высоко над деревьями полыхнуло – приближалась гроза. Обогнув древний эвкалипт, он увидел наполовину обвалившийся забор с покосившимися воротинами. Печать страшного упадка нависла над некогда блистательным поместьем. Сквозь кирпичи забора лезла зелень, бассейн превратился в грязную яму с болотистым осадком на дне, крыша прогнила и вовсю осыпалась черепицей.
- Он там, - прошептал бушмен, боязливо указывая за угол пристроенной кухни, - давай деньги.
- Когда увижу своими глазами, помнишь? – Карл заглянул за угол и увидел на заросшей сорняками поляне силуэт сидящего человека. Айяботпу уронил на землю рюкзак и требовательно протянул руку.
- Как мне выбираться обратно? – спросил Карл, бережно опустив жену на траву и с сомнением доставая плату, - я не запомнил дорогу…
- Если не будешь медлить, вернешься по своим следам, - зашептал Айяботпу, торопливо пересчитывая купюры, - Трава не успеет подняться. А медлить тебе нельзя. Пилатапу тебя ждать не будет. Дорогу до Пещеры найдешь сам. Иди против ветра и с дороги не собьешься. Но, как заметишь свет, напрямую не суйся. Обходи Гору слева, там есть еще лазейки, с трудом, но протиснешься. И тихо. Если тебя услышат, отправишься вслед за своей бабой. Ну все, прощай!
Абориген натянул на нос видавший виды матерчатый респиратор и быстро растворился во мраке. На небе снова полыхнуло, а через несколько секунд послышался раскат грома. Карл пристроил рюкзаки под прогнивший козырек кухонного крыльца и, уложив Хелену рядом, двинулся на поляну, где восседал старый колдун.
Фонарик остался в рюкзаке, поэтому освещением Карлу служили лишь вспышки молний и какое-то странное серебристое зарево к востоку от поляны, словно там подвесили дискотечный стробоскоп. Старик сидел, скорчившись под ветвями шумящей на ветру разлапистой акации. Длинные седые космы развевались, а руки крепко сжимали щербатый горшок. В небе снова полыхнуло, и Карл увидел, что между стволом акации и плечом колдуна распростерлась здоровенная паутина. Всю жизнь страдающий арахнофобией, он остановился и стал шарить глазами, пытаясь определить местоположение восьминогого хозяина, но паутина выглядела пустой и давно заброшенной.
- Эй, старик, - позвал он осипшим от волнения голосом, - Мне нужна помощь!
Малинджи не шелохнулся, и Карл, превозмогая жуть, подошел чуть ближе. Только сейчас ему пришло в голову, что придется как-то обходиться без переводчика.
- Тебе придется подняться, старик, - шептал он, - Со мной женщина. Ты должен проводить нас за Реку и обратно. Я хорошо заплачу. Слышишь? Деньги…
Карл сделал еще пару неуверенных шагов, и тут на него обрушилось зловонье. Это было настолько неожиданно после долгих часов, когда запахи совершенно отсутствовали, что он сложился пополам и выблевал весь свой скудный обед, состоящий из шоколадного батончика и воды. Запах был очень знакомый – дерьма и крови. Именно такой он ощутил вчера вечером, ворвавшись в гостиничный номер. Но перекрывал его все же другой – смрад разлагающейся на жаре плоти.
Не желая верить очевидному, он накинул на нос воротник потной футболки и, обойдя Малинджи с тылу, увидел множество стрел, впившихся в его спину. Кровь, как минимум три дня назад хлынувшая из его рта, свисала с подбородка черным длинным студенистым желе. Глаза со сморщенными подсохшими белками с изумлением глядели вперед, мимо Карла, мимо леса, мимо этого мира.
Карл упал на колени и с трудом подавил крик отчаянья. Теперь ясно, почему поместье не охранялось. Он опоздал! Некоторое время он сидел, безнадежно глазея на вросшее по пояс в собственное окаменевшее дерьмо тело колдуна. Он так надеялся, что Малинджи отзовется на его мольбу и поможет ему перебраться на ту сторону Реки. Он был там и что-то вернуло его в мир – сильным и здоровым, излечившимся от туберкулеза, раз он прожил под открытым небом больше сорока лет. С момента разговора с Ярраном в кабаке его не покидала одна фантазия, навеянная его рассказом. История Орфея и той девушки. Он был уверен, что любого из этих «зомби» можно было бы вернуть целыми, если не останавливаться на полпути, отдав тело в руки Малинджи, а рискнуть и перенести их на тот берег. Более того, он был уверен, что самые рисковые так и поступали, только не афишировали свой поход, а потому ни одна живая душа так и не догадалась, что перед ними выходцы с «того света». Но то были знающие люди. А кто он? Чужак в незнакомом мире. Он закрыл глаза и снова представил, как идет по тропе, не оглядываясь, но чувствуя позади легкие шаги его жены. Он не оглянется, даже если это не запрещено, пока не ступит за порог Пещеры. Только пожалуйста! Пусть она вернется! Целая, невредимая и без монстра внутри! Монстра, которого он породил…
Он слышал раскаты грома, шум ураганного ветра и перемежающиеся с ними отдаленные человеческие возгласы. Это было похоже на заклинания, посылаемые зычным голосом и разносимые ветром. Пилатапу! Глаза распахнулись. Если шаман успеет закрыть проход, даже тени надежды не останется! Он вскочил и проворно кинулся за угол дома. Он рискнет и попытается сделать это сам. Или они оба сгинут по ту сторону Реки, или сумеют вернуться. Он готов был к обоим исходам. Главное – вместе! Крепко прижав жену к груди, он, как благословение, вдохнул ее дивный аромат и двинулся на зарево против ветра Кайонг.
Спустя пятнадцать минут он остановился и присел пышных кустах. До горы Ти оставалась еще пара десятков метров, но дальше идти он не решался. Вся территория вокруг горы была ярко освещена, словно по периметру врубили стадионные прожекторы. Но он видел, что свет шел от самой горы, вернее, вырывался из ее центральной пещеры. Он бился наружу вместе с ураганным ветром, грохотом обваливающихся где-то глубоко внутри камней и сопровождающим его гулким шепотом и бормотанием. Перед пещерой горели несколько больших костров, но их свет выглядел таким же тусклым, как горящая спичка рядом с солнечным диском. Перед пещерой выстроились фигурки порядка пятидесяти бушменов. Одетые лишь в замысловатые нательные рисунки, они расположились широким полукругом, взявшись за руки и склонив головы, а в центре полукруга стоял он – могучий колдун Пилатапу. Он был на порядок выше остальных и крепче. Высоко воздев над гладко выбритой головой ритуальный посох, он сильным голосом читал заклинания. Ни гроза, ни шум ветра Кайонг, ни грохот крошащейся горы не могли заглушить этот медный глас. Невольно зачарованный открывшимся ему зрелищем, Карл на несколько минут забыл о цели своего похода и во все глаза наблюдал за ритуалом. В себя он пришел от того, что свет вдруг несколько померк, а следом послышался одобрительный гул множества голосов. Через мгновенье до него дошло – проем начал закрываться! Времени совсем не осталось. Трясущимися руками он вынул из кармана чехол, в котором оставалось несколько шприцов, и сделал Хелене последний укол. Он понимал, что эта доза вдогонку к недавней вполне может ее убить, но это был оправданный риск. Умрет она или нет, он вернет ее, если успеет попасть в Кайонгуни. Но если она вдруг внезапно подаст голос и ее услышат…
Низко пригибаясь, Карл двинулся по широкой дуге, на самой границе света и тени влево – туда, где по словам Айяботпу были еще пещеры. Каждую секунду ожидая услышать грозный окрик и копье в спину, он обогнул гору и, оказавшись в кромешной темноте, принялся ждать молнию. Сборища у центральной пещеры он больше не видел, но слышал. Звуки крошащейся горы не прекращались и даже усилились, а вслед за каждым обвалом слышались множественные ликующие возгласы. Необычайное серебристое зарево, клубящееся над горой, все больше меркло, истончалось, а молний, как на зло, все не было. Он закинул тело жены на плечо и, придерживая ее бедра одной рукой, другой стал вслепую шарить по погруженной во мрак стене.
«Наврал!», - пронеслась у него исступленная мысль после нескольких минут заполошного слепого ощупывания, но небо внезапно озарила ярчайшая вспышка, и он увидел, что менее, чем в метре от него чернеет проем. Облегченно всхлипнув, он перехватил поудобнее жену, вытащил заранее приготовленный фонарик и с трудом протиснулся в брешь.
Ему казалось, что целую вечность он пробирается узкими переходами, борясь со свистом ураганного ветра, бьющего в лицо. Гора продолжала рушиться, и он морально подготовился, что впереди его может ожидать завал, через который он не сможет перебраться, или они сами окажутся под завалом. Но этого не случилось. Некоторое время спустя он понял, что фонарик больше ни к чему, переход слабо мерцал отблесками неземного света, а в лицо ему бил бешеный ветер и клочки тумана, похожие на мокрую вату. Он стиснул зубы и ускорил шаг. Все еще оставался шанс попасть в Кайонгуни до того, как Пилатапу закроет его. Зажмурившись, он переступил порог. В тот самый момент, когда колдун переломил свой посох.
---