Пигалица и командир
В Мархинском тубдиспансере, Люся познакомилась с фельдшером Натальей Тихоновной. Несмотря на то, что та годилась Люсе в матери, они подружились. Наталья Тихоновна владела якутским языком, это особенно выручало, когда они работали в отдалённых районах, жители которых почти не говорили по-русски.
Плановые осмотры проводили регулярно. Ездили по деревням, на зоны и в воинские части.
Откинувшимся с зоны туберкулёзникам Люся на свой страх и риск советовала:
- Сначала работу найди, через месяц на повторный осмотр придёшь.
С туберкулёзом ни на работу не возьмут, ни в общежитие не поселят – скитайся, воруй и пей – ничего другого не остаётся. Жалела.
Туберкулёз в Якутии тогда свирепствовал. Больные с открытой формой и здоровые могли проживать под одной крышей. Приходилось лечить трахому, сифилис тоже был не редкостью, людей с проваленными носами можно было встретить на улицах.
Тяжёлый осадок у Люси остался от последнего профрейда: в доме четверо детей-погодок, и тут же - старуха с открытой формой туберкулёза, отхаркивающая мокроту на земляной пол. Люся давай отчитывать её: «Тут же ваши внуки ...», та смотрела на Люсю пустым, ничего не выражающим взглядом. Наталья Тихоновна заговорила со старухой по-якутски. Старуха на удивление легко поднялась со стула, прошла в конец комнаты и вернулась с тряпкой в руках, закашлявшись в очередной раз она прикрыла рот тряпкой и отхаркала в неё мокроту.
Как то, сразу после Пасхи, Люся и Наталья Тихоновна поехали в Хатассы с плановым осмотром в воинскую часть. Тряслись больше часа по грунтовке в пазике до места назначения. Приехали. Никто их не встречал, никто не ждал, и никому они там были не нужны. О том, чтобы их накормили или хотя бы паёк выдали не было и речи.
Недалеко от воинской части располагалось кладбище. Истомившись в ожидании, голодные и злые, женщины решили «прошвырнуться» по кладбищу и посмотреть - может какая еда осталась на могилах после Пасхи. На кладбище Люся зацепилась за оградку и порвала чулок… зато они нашли два пригодных в употребление яйца, которые и съели. Найденный ими хлеб в пищу не годился; был либо поклёван птицами, либо лежал на земле промокший и грязный.
Вернулись с кладбища злые; тоном, не терпящим возражения, затребовали незамедлительно позвать командира воинской части.
Командир части - Гончаренко Алексей Андреевич - здоровый ядрёный мужик с животом, формой и крепостью напоминающим арбуз, глядел сверху вниз на Люсю с презрением. На Люсе было лёгкое зелёное однобортное пальтишко, светлая шляпка и кремовый шарфик, и, в дополнение, голая коленка торчала из порванного тёмно-коричневого чулка.
Гончаренко подбирал слова, ему требовалось время, чтобы выразить мысль без мата; дуги его бровей складывались домиком, распрямлялись и снова складывались в разнообразные геометрические формы, отражая умственный процесс.
- А Вы, собственно, кто? – сформулировал он вопрос конкретно.
Люся, подбоченясь, вызывающе глядя на Гончаренко:
- Я - главный врач туберкулёзного диспансера Покровского района!
- Что-то я таких главных врачей никогда не видел. Га-га-га! - совершенно беспардонно отреагировал командир.
- Не видели, а теперь увидели! Либо Вы создаёте нам нормальные условия для работы, либо мы уезжаем. Вам не надо?! Вы считаете нам больше Вашего надо?! О чём Вы думаете? Туберкулёз свирепствует! Вы командир или кто?
Гончаренко молча смотрел на молодую, похожую на подростка, пигалицу в дырявом чулке, обдумывая ответ. Люся ждала, глядя на него в упор.
-Цэ, - буркнул Гончаренко, отвернулся и пошёл, что значит «цэ» он не пояснил.
Через пятнадцать минут прибежал прапорщик, принёс паёк, пообещал вечером горячий ужин и показал женщинам комнату, где они могут разместиться. Перекусив и приведя себя в порядок, приступили к своим обязанностям.
Первым делом следовало собрать старенький рентгеновский аппарат РУ-735, который они возили с собой.
«За два дня вряд ли управимся», - констатировала Наталья Тихоновна, в окне виднелась вереница солдат, двигающаяся по направлению к их смотровой.
Зашёл фельдшер по фамилии Гора, спросил не нужна ли его помощь и мило пригласил на чай.
- У меня для цивильных дам к чаю конфетки московские припасены...
- Спасибо Василь, как закончим, обязательно зайдем.
Он был знаком Люсе ещё по работе в Мархинской больнице, когда привозил военнослужащего с корью. Василь Гора оправдывал свою фамилию, размеры его тела внушали если не страх, то почтение; как бы в противовес своему большому телу и грозной фамилии, он был простодушен и улыбчив. Лечил он также просто и радушно. В лазарете на его рабочем столе стояла большая квадратная ёмкость, заполненная таблетками разной формы, размера и цвета, на ней было написано «От усёго». Гора залезал в банку своей здоровенной ручищей, цапал горсть таблеток, перекладывал эту горсть в ладонь больному, напутствуя: «На! Лечись!».
Собрали аппарат. Начали осмотр. Люся делала рентгеноскопию, описывала снимки, Наталья Тихоновна вела амбулаторный приём. После нескольких часов приёма она перешла на якутский; как мантра звучало её - «ылан биирдэ, бирь витаминка» . В восемь вечера, пришёл солдат с кухни и сообщил, что столовая закрывается, а им велено накормить медперсонал горячим. Женщины и не заметили, как пролетело шесть часов напряжённого труда. В столовой, поев и расслабившись, они почувствовали, как накатила усталость, накопленная за день; ноги отяжелели, наступило состояние, когда не хочется двигаться.
- На сегодня всё. Спать, - констатировала Наталья Тихоновна.
На следующий день осмотр продолжился. В середине дня пришёл Василь Гора, не успел он ещё открыть рот, как Наталья Тихоновна:
- Василь, нам тут извини... вздохнуть некогда, а не то, что чай с конфетками попить!
- Да, я тут по-другому делу.
- Что за мужик пошёл? Чуть что сразу в отказ...
- Да нет, чаёк с конфетами само собой… тут командир слёг, Людмила Александровна, посмотрите, что с ним.
Гончаренко лежал на кровати, вид у него был неважный, на фоне пышущего здоровьем Василя он выглядел уныло. А ещё вчера командир Гончаренко казался Люсе большим и ужасным.
- Что у нас с больным?
Командир молча глядел на Люсю потухшим взором, не было в нём былого гонора и хамоватости. Люся прослушала больного - хрипы в лёгких; бросалась в глаза диспропорция между неразвитостью мускулатуры его грудной клетки и чрезмерно «развитым» животом.
- На рентген.
Снимок подтвердил Люсины опасения, у командира военчасти Гончаренко - двухсторонняя пневмония.
Люся достала пенициллин - неприкосновенный запас.
- Колоть каждые шесть часов на протяжении семи дней, - указания были адресованы Василю Гора.
- А Вам, - обращаясь к командиру, - постельный режим. Алкоголь не принимать… и хорошо бы на диету - совсем запустили себя.
За всё время Гончаренко не сказал ни слова. Он смотрел на Люсю, перед ним была не пигалица, а невысокая молодая женщина. Её зелёные глаза смотрели сочувственно. От Люси веяло теплом и спокойствием, это открытие ввело Гончаренко в непривычное для него состояние неуверенности. В казарме, на плацу и даже в кабинетах с зелёным сукном он не терялся, мог и «рубануть» и «отчеканить», а перед «этой» слово не мог сказать, если и вырывалось наружу, то всё больше междометия: «а, о, э» да «цэ».
Вечером Люся пошла прогуляться вдоль поймы Лены. Было тихо, лучи заходящего солнца отражались в неподвижном зеркале воды, небольшая лодка с опущенными в воду вёслами и девочкой лет двенадцати в ней привлекли Люсино внимание. Девочка сидела не шевелясь, обхватив руками поджатые коленки и положив на них голову. Люся выбрала место - небольшой ствол сухого дерева, по-видимому топляк, выброшенный на берег, присела на него, отгоняя веткой комаров и наблюдая: «Может что случилось? Нет, не похоже». Девочка распрямилась, уперев руки в скамейку на которой сидела, вскинула голову и запела «Санта Лючию». Голос был чистый и звонкий, пение разливалось вниз по реке, охватывая берега, казалось всё вокруг замерло. После «Санта Лючии» девочка спела «Дунай, Дунай, а ну, узнай…». Закончив песню она сразу начинала петь следующую.
Люся неожиданно оказалась свидетелем сказочного представления. Слушая девочку она обо всём забыла - не было Гончаренко, не было трудного дня, как не было поездки в Хатассы, да и самой Якутии не было. Только эта река, девочка в лодке и её голос...
Осмотр военнослужащих длился три дня, было выявлено четыре случая закрытой формы туберкулёза и один - открытой. Закончив, Люся и Наталья Тихоновна засобирались домой. Гончаренко выздоравливал. Люся зашла попрощаться.
- Идёте на поправку, Алексей Андреевич, замечательно!
Командир упорно молчал, глядя на неё, лишь его брови продолжали двигаться, подавая загадочные сигналы. Как узнали женщины за эту особенность поводить бровями за Гончаренко в части закрепилось прозвище «Брови».
- Счастливо оставаться.
- Спасибо, дякую.
Люся отметила про себя - какой красивый тембр.
Юрий Вер из сборника Якутский след