Мат + Плохие родители

Как я уже рассказывала раньше, моя мать была совсем "того".
Были в моей жизни и народная медицина, и бабки-гадалки, и колдуны-экстрасенсы, и гомеопаты, и церковь.

Перелом носа мне лечили компрессами из мочи. От синяков хорошо (нет) помогает разогретый и завёрнутый в тряпку навоз, но где же его взять в городе? Соберём на улице собачье дерьмо!

При простуде нужно пить Цинабсин (гомеопатия, очень дорогая) и пить молоко в котором варился чеснок. Так же чеснок нужно пихать в ноздри и в уши, ну и есть естественно. Можно выпить водки, разогретой, пару ложек. Закусить чесноком.

Ожоги мажем уксусом и маслом.

От прыщей на лице поможет зелёнка и протирать лицо спиртом.

Комариный укус надо проткнуть иголкой.

Если болит живот надо пить Бисептол, не помогло?
Три дня голодовки, и постоянно пить крутой кипяток.

У дворовой кошки сдох котёнок. Перевязать ему лапы чёрными нитками, состричь три клока шерсти, сжечь их над свечёй. Над котёнком прочесть молитву кому-то там, отвезти на человеческое кладбище и закопать - это что бы голова не болела.

Для здоровой спины спим на деревянном щите, сверху тонкое одеяло и простынка. Подушка тоже деревянная (полукруглый валик из половины бревна).

В какое-то время от всех болезней помогала ссанина. Варёная, пареная, жареная, свежая. Прям и от головы и от жопы и от плохого настроения. Её надо пить, растирать, делать из неё клизмы. К счастью к этому моменту я была уже достаточно взрослая, что бы начать орать и сопротивляться. Этот метод лечения мне удалось пропустить.

Лет в 10 у меня обнаружилось давление (нет), но всё прошло после того как перестало хватать денег на колдуна. Там мы плясали со свечами, молились какому-то Ктхулху в темноте, и по очереди лежали голыми в комнате с какими-то травами, накрытые какими-то булыжниками.

Очень много болезней у меня было просто из ниоткуда, я постоянно чем-то болела. (Ничем не болела, матери нравилось придумывать мне болезни и лечить.)
Например у сына тёти Маши нашли экзему, купили ему какое-то дорогое лекарство и всё прошло. Через неделю мне тыкают в абсолютно чистый участок кожи: - Вот смотри у тебя тоже экзема! Несносный ты ребёнок, придётся тебе тоже купить супер дорогой Наебин. (Рука-лицо)
Дочь бабы Клавы долго не могла выйти замуж, но сходила к бабке-гадалке и сразу нашла жениха. - Тебе тоже туда надо, ты непутёвая, вырастишь, жениха не найдёшь! (Ма, мне 11, какой жених?)

Так же регулярно присутствовали какие-то настойки из дождевых червей, какие-то сушёные жуки, какие-то отвары из хрен знает каких трав и грибов.

Выжила я чудом. Там ещё не только лечение было прекрасное, но и воспитание, и жизнь моя в целом бурлила фантаном, ни дня без скандала.
Три раза пыталась роскомнадзорнутся, но мимо. Была в терапии, сейчас всё хорошо. С этой выжившей из ума сукой естественно не общаюсь.

Не болейте, друзья! И ни в коем случае не повторяйте описаного в посте, это не работает, я проверила.

Всем спасибо за прочтение!

7-8 лет. Часть 3.

Мюнгхаузен отошёл покурить

Перед моим поступлением в школу мать продолжала бороться за признание меня у меня "кучи болячек" (с). В поликлинике по новому месту жительства она выцарапывала справку о моём освобождении от физкультуры, вцепившись в диагноз "сколиоз 1 степени", а также рассказывая, что я часто болею простудными заболеваниями. Участковый хирург, осмотрев меня и несмотря на протесты матери, поставил штамп "здоров", перед тем получив у меня утвердительный ответ на вопрос о любви к подвижным играм, и отрицательный -- на вопрос, считаю ли я себя больной. Я попала в общую группу по физической культуре, но обиженная мать продолжала сражаться за диагноз "сколиоз".

В поликлинике по предыдущему месту жительства мне предписали носить 0.5-см подкладку в обувь, т.к. "одна нога короче другой ввиду S-образного искривления позвоночника в двух плоскостях", и поэтому можно было носить обувь только с закрытой пяткой, что я соблюдала лет до 9. Этот диагноз рыли долго, под яростным напором матери и её матери, вплоть до криков в кабинете. Мать получила направление в санаторий-интернат "Волжские зори", куда отправляли детей с болезнями позвоночника, и мы даже съездили на беседу с руководством. Меня удручал возможный факт закрепления диагноза "сколиоз", тогда как перспектива жить вдалеке от матери очень радовала, но я была уверена, что такой подарок мать мне точно не сделает. Мать отказалась от помещения меня в санаторий, так как опасалась, что я буду плохо учиться по общеобразовательным предметам, без её круглосуточного надзора и "хороших педагогов", а музыкальное отделение школы искусств придётся бросить. Мне она сообщала, что "пожалела" меня, чтобы я не "скривилась ещё больше", так как "вокруг были бы дети только с отклонениями,  и я считала бы отклонения нормой". Впоследствии она приводила в пример свою знакомую, которая "поступила жёстко", отправив свою дочь (с третьей или более степенью искривления позвоночника) в этот санаторий-интернат и забрав только через несколько лет. Своим знакомым при встрече мать рассказывала, что у меня искривление позвоночника+направление в санаторий, но она милосердна и не может быть такой жёсткой, как упомянутая выше знакомая,+забота о моём будущем в плане обучения. Тем временем я безуспешно завидовала девочке, которая живёт без матери.

Разбежавшись прыгну со скалы

Один из врачей сказал, что мне нельзя прыгать даже с пары ступенек, иначе "забьётся бедро" -- той самой ноги, под которой была подкладка. Мать постоянно одёргивала меня, следя, чтобы я не прыгала. Когда я в пылу игры всё же прыгала под бдительным взглядом матери, она говорила, что я нарушила правила поведения, но матери теперь всё равно, так как она отправит меня в детский дом, и я буду там жить, раз я не подчиняюсь, "кривая и косая". Однажды во время очередного конфликта на тему учёбы обычной/музыкальной, мать в очередной раз заявила, что я "бездельница на всём готовом", в отличие от ровесницы-цыганки при входе в молочный магазин в соседнем доме, которая зарабатывает на себя звонким пением (пение действительно было неплохое, девочка тоже симпатичная). Мать сказала, что меня сдают в детский дом, а девочку она забирает себе, как только мы вернёмся из дальнего магазина. Я обрадовалась, что теперь мне можно прыгать и "быть неаккуратной", и стала прыгать со всех встречающихся ступенек, на что мать отвечала  от "прыгай-прыгай, мне теперь всё равно" до "нет, ты посмотри, что она делает -- ей сказали не прыгать, а она всё равно продолжает!" Её мать поддерживала линию поведения, сказав только "ну ладно, хватит", когда мать начала метаться дома со словами: "Так, всё, я сейчас спускаюсь вниз, и мы её(цыганку) берём". Я чувствовала агрессию к цыганке за то, что у неё есть возможность длительно находиться вне помещения и есть леденцы, а также её сейчас хвалят, хотя по достижениям она никак не лучше меня. В то же время я огорчилась, что обмен меня на цыганку не состоится, потому что мать матери не захочет тратиться на "чужую девочку", ведь "мы в тебя столько вложили". В таких случаях, при угрозе сдачи в интернат/детскую комнату милиции/... я боялась только почувствовать вкус счастья и свободы на короткое время, после чего снова попасть в логово "заботливой семьи".

Мать по-прежнему продолжала угрожать мне через других людей: узнав, что я прыгала в высоту на физкультуре, она елейным голосом спрашивала, зачем я это делала, зная, что мне нельзя прыгать, ведь в случае ухудшения моего здоровья посадят мою учительницу физкультуры, которую я уже за один урок ожидаемо полюбила больше матери. Пройдёт ещё не менее 5 лет, прежде чем я окончательно пойму, что мать не должна знать и даже догадываться о наличии у меня привязанностей и симпатий к людям.

Летящей походкой я вышла "уродкой",
А скрылась из глаз -- как водитель КамАЗ

Одновременно со стремлением реализовать желания бегать, прыгать и играть с другими детьми, я продолжала предпринимать попытки стать идеальным ребёнком для своей родительницы (примечание: здесь и далее феминитивы я употребляю только в отрицательном контексте, за исключением исходных "нянечка", "доярка", "медсестра" и пр., а также "учительница", если в контексте важен пол. В нейтральных и положительных случаях принципиально придерживаюсь неизменных названий должностей/социальных постов -- "учитель", "студент", "врач" и т.д.)

Однажды, услышав от матери очередной пассаж в длинном разговоре со встреченной на улице знакомой, насколько я "вся больная" и как она со мной "не вылезает из поликлиник", с перечислением всех "диагнозов", я решила попробовать соответствовать описываемому образу, который так нравится матери. Целых 3 дня я не бегала и не прыгала, передвигаясь походкой умирающего лебедя, но потом стало невмоготу, и я решила, что звание "всей больной" -- не моё.

Слово "походка" у меня стояло в том же ряду, что и слова "пианино", "почерк", "перьевая ручка", "семья" -- отвратительных и пугающих слов. Походка была темой отдельного направления воспитания: ноги надо было ставить "прямо", слегка разводя носки, но несильно; нельзя было "стучать пятками в пол", "задевать нога об ногу", "везти пятками по полу" (задевать подошвой за поверхность при шаге), "вихлять ступнёй в воздухе" перед постановкой на поверхность, запинаться/спотыкаться. Я так и не поняла идеальный угол раствора носков относительно прямой траектории передвижения моего тела, даже после изучения транспортира, так как получалось только "опять ты ставишь носки внутрь" (ступни параллельны), "ты надо мной издеваешься" (носки вывернуты наружу под 30-45 градусов) и "мне стыдно с тобой идти", "ты меня позоришь", "все будут говорить, что у меня больной ребёнок, и провожать сочувствующими/злорадными взглядами", "выглядишь как уродка" (во всех остальных положениях ступней). Ходить надо было "от бедра", "небольшими шагами", тогда как я "ходила как мужик". Последнее сравнение я считала похвалой, так как: ходить широкими шагами не задумываясь о постановке ноги -- удобно; если принять "мужик" за огрублённое "мужчина", то это означало "ходить как дедушка" или "как водитель троллейбуса, который не испугался и громко послал мать по известному адресу, когда она стала на него наезжать."

Однажды водитель прекрасного электрического создания слишком рано закрыл переднюю дверь, когда мать запускала меня на вход, но тут же открыл, задев меня по коленке и оставив небольшую незаметную ссадину, на которую я никак не отреагировала, ни физически, ни эмоционально. Мать "раскрыла свой бездонный рот"/"распахнула хайло"/"открыла хабальник"/"раззявила свою здоровую пасть" (используя термины матери для действий моего речевого и пищеприёмного аппарата) и начала орать на водителя. Водитель оказался не промах и стал отвечать матери, и я втайне надеялась, что её выкинут из троллейбуса, а меня оставят, и мы будем жить долго и счастливо: смелый водитель, я (ученик водителя) и наш урчащий троллейбус, которого мы больше не позволим волновать такими воплями. В то же время, при обнаружении ссадины, больше или равной "троллейбусной", но полученной дома, в процессе убегания/уворачивания от матери или потасовки с ней -- мать обвиняла только меня.

Ни кожи, ни рожи

Мать интересовалась каждым моим синяком и царапиной, где и как они были получены; мне предписывалось иметь ровную гладкую кожу, без повреждений и угрей. Мать часто говорила, что у меня "широкие поры" на лице в общем и на носу в частности, и запрещала "трогать лицо". За неприкосновенностью лица тоже шла неукоснительная слежка. Когда мать разговаривала со мной, её глаза цепко сновали по моему лицу, и при обнаружении "угря" мать начинала его выдавливать. Процесс был для меня не болезненный, но неприятный в плане бесцеремонных хватаний матери. Мать матери при встрече тоже осматривала, в частности, моё лицо и спрашивала "а что это там у тебя красное/белое/коричневое". Мне также предписывалось смотреть им в лицо определённым образом, то есть строго "глаза в глаза", не отводя взгляд, при этом лицо должно было быть поднято. Мать матери требовала: "Ты почему не так смотришь? Опять взгляд исподлобья? Ты не так смотри, ты вот так вОт смотри", или "ты почему не в лицо смотришь? В глаза надо смотреть! В глаза мне смотри!" "В глаза" полагалось смотреть и тогда, когда мать поливала меня бранью, в том числе и матерной.

Подавляющее число бранных слов я узнала от матери в возрасте 7-8 лет, произносимыми в свой адрес, и периодически производила их учёт по пальцам. На третьем десятке и "дважды загнутых" пальцев переставало хватать: башка пустая, безмозглая, блядь, блядина, брыли ("распустить брыли" = плакать кривя рот, опустив щёки; или "у тебя брыли висят"), буркалы ("налила буркалы и смотрит"), врунья, выродок, гадина (подзаборная), гнида, грязь ходячая, дебилка, дура (ходячая), дурища, зенки ("что зенки свои вылупила?"), зассыха, змеища подколодная, издевательница, изувер, калоша, колода, комок зла, кулёма, морда, мразь, мерзавка, лгунья, наглая, неполноценная, отродье, падла, пакостница, проклятУщая, палач, пенёк без ума и сердца, подлая, подлюка, психбольная, рожа (грязная, наглая, тупая, ...), свинья, сука, сучара, смертушка, смерть ходячая, тварь, тварина, тупица, ублюдина, умственно отсталая, ущербная, хлебало/хлебальник, чувырла безмозглая, шалава, шваль, шлёндра, шОбола; хрен, хер и хуй использовались в наречиях. Затем прибавился "предатель" и "фашист", второй не выдержал сравнения со мной, и меня быстро повысили в "хуже фашиста". Во избежание впечатления, что я "помню только плохое", как говорила мать, приведу список положительных слов в свой адрес: зайчик (слабое трусливое существо, неприятно), звёздочка, крохотуля (редко, но неприятно, я хотела быть большой и сильной), "наша надежда и опора" ("не ваша, а своя собственная" -- впоследствии отвечала я), огонёчек, радость моя (я не хотела нести должность чьей-то радости), рыбка (производная от знака зодиака), сокровище ("ты моё сокровище!" -- я отвечала "я своя собственная"), солнышко, смысл жизни (я принципиально не хотела иметь должность чьего-то смысла жизни), умница (редко), единичное число раз -- лапуля и симпатуля. Сначала я огорчалась, когда меня называли отрицательными словами, затем стала отвечать ими же, произнося под нос скороговоркой "дура-сука-блядь", и тогда мать кидалась на меня с криком: "Отвечай, что ты там шепчешь! Я знаю, что ты там всё себе нашёптываешь! Ты моей смерти хочешь, ты всячески меня убиваешь в своих мыслях!" Тем временем в своих мыслях я хотела, чтобы на меня не ругались и просто отстали. Решение этого вопроса я видела в быстром приобретении опасной профессии, желательно прямо сейчас, связанной со сменной работой и долгим отсутствием дома, чтобы: 1) на меня не успевали ругаться; 2) меня ценили как работника сложной и опасной профессии, редко приходящего домой, и потому прощали, например, пыльные туфли; 3) постоянно боялись, что я погибну при исполнении, и потому не ругали бы меня перед уходом на смену.

На задворках памяти возникает эпизод обсуждения, происходившего полушёпотом в дошкольно-школьном детстве, что какая-то женщина отправила своего мужа "за квартирой" куда-то в очень опасное место, после чего он получил квартиру, сам быстро умер, а квартира досталась жене. Я сочла это идеальным сценарием (с заменой "жена" на "семья") и заявила, что хочу так же, как этот мужчина, пусть меня возьмут туда же и прямо сейчас. Дедушка тогда испуганно сказал, что нельзя так делать "ни в коем случае."

Я замолчала, чтобы его не огорчать, но моё мнение не изменилось.

Продолжение следует.

Сколько себя помню в сознательном возрасте, мать постоянно жаловалась на маленькую кухню. Кухня действительно была небольшая – 6,5 кв. м. Но в целом наша трёхкомнатная 63-метровая квартира была очень даже ничего, комнаты все изолированные, в хорошем чистом районе Ясенево, окна выходили в тихий зелёный двор. До ближайшего метро 15 минут ходьбы неспеша. Рядом было несколько парков и всего, чего только пожелает душа. До центра Москвы 40 минут на метро. До своего института я добирался за 55 минут.

Но недовольство кухней гложило и гложило сознание матери:

- Мне неудобно тут готовить, тут очень тесно! Как же мне всё это надоело! – несколько раз она закатывала демонстративные истерики.

Регулярно шли жалобы на готовку:

-Вас четыре мужика, а я одна! Мне очень тяжело!

По телефону подружкам она часто жаловалась на тяжёлую участь готовить на большое количество мужиков.

Мне на обед мать, как правило, готовила, как она называла «картофельный суп». Чистила пару картошек, шинковала и варила на воде, присолив и добавив для приличия морковки. Вечером с негодованием замечала, что я «сожрал целую кастрюлю» этого замечательного супа. Хотя моему растущему организму, истязаемому ежедневными трёхчасовыми тренировками, пару картофелин с водой было явно мало. Может из-за постоянного недоедания я отставал в развитии и выглядел тщедушнее одноклассников.

После одной из истерик мать объявила, что вообще больше не будет готовить:

- Ешьте в столовой или давайте покупать пирожки, - размазывая слёзы верещала она. Это при том, что никаких карманных денег мне никто не давал.

Однако при всей её ненависти к готовке большую кухню хотелось всё больше и больше. Откуда она узнала про Южное Бутово и почему именно оно останется загадкой, но взор матери обратился именно туда. Вскоре созрело гениальное решение – продать 63 метра в Ясенево и купить 82 метра в Южном Бутово. Там нас ожидали огромная кухня в 8,5 метров и приличным чуланом в 6 метров квадратных. Решение было озвучено отцу, и ему оставалось только кивнуть, т.к. права голоса в семье он не имел и полностью подчинялся матери, которая в случае несогласия работала по ранее изложенной схеме – истерика, вопли, рваньё волос, катание по полу, умирание от мигрени и обвинение (как правило меня) в своей скорой смерти.

Вскоре меня повели к нотариусу, чтобы я отказался от права собственности на жилплощадь. Мать уверяла меня:

— Это совершенно ни на что не повлияет, это пустая формальность, просто подпиши вот тут и всё. Мы тебя пропишем к бабушке, чтобы тебе точно досталась её квартира, а жить по-прежнему будешь с нами.

Хотя бабушка написала завещание только на меня одного, и квартира досталась бы мне в любом случае. Позже всё это мне здорово аукнется, но об этом потом.

Начался переезд в новую квартиру в Ю. Бутово. Рано утром мы вдвоём едем туда с озлобленным отцом разгружать машину. Едем нескончаемо долго. Сперва минут 10 едем по МКАДу, затем сворачиваем в Бутово, и минут 20 едем мимо бесконечных кварталов и светофоров. Кварталы начали заканчиваться, и я было подумал, что вот-вот будет наш дом, но нет, едем дальше. Начинается лес, затем опять кварталы и светофоры. Ну, наконец-то, теперь точно приехали, подумал я. Опять нет, едем ещё дальше. Кварталы заканчиваются, начинается огромное поле, кое-где виднеются деревенские дома. Где-то впереди снова виднеются кварталы. Снова проезжаем череду новостроек. Ну теперь-то уж точно свернём к нашему дому? И снова нет, едем дальше. Среди новостроек виднеются высокие заборы, краны, бульдозеры и самосвалы, грязь и строительный мусор. Блять, неужели мы здесь будем жить? Наконец, мы сворачиваем во двор. Ехали, как мне тогда, казалось, не меньше часа.

В квартире нас ждал «ремонт от застройщика»: ванна из фольги, обои из туалетной бумаги на кривых стенах, максимально дешёвый и безобразный линолеум на кривом полу, двери из тонкой фанеры, гудящая и свистящая сантехника, и вишенкой на торте был санузел. Стены санузла были сделаны из тончайшего гипсокартона, и если надавить на них пальцем, то кафельная плитка начинала отваливаться.

Мать выделила мне комнату непосредственно рядом с санузлом. Братья по замыслу автора переезда должны были делить между собой соседнюю комнату, а родители себе взяли самую большую.

-Здесь я буду вязать, - говорила мать, указывая на большой чулан.

Незадолго до этого она купила у подружки большую японскую вязальную машину. У неё вдруг проснулась непреодолимая тяга к вязанию, и она ежедневно часами вязала никому ненужные свитера и шапки под педерестическое завывание Погодина.

Создавшуюся идиллию нарушали несколько НО.

Братьям на тот момент исполнилось 13 лет, а значит в самом разгаре шёл пубертат, и они начали дрочить. Делать это в маленькой комнате друг перед дружкой было неудобно, и они делали это в ванной, непременно по ночам. Первый раз я просыпался в час ночи от удара дверью, затем долго не мог уснуть, т.к. вода битый час с грохотом падала на пол душевой кабины, а картонная стенка санузла никак не способствовала шумоизоляции. Затем с 2 до 3 ночи шёл дрочить второй брат, и история повторялась. В 5 утра просыпалась мать, а я просыпался вслед за ней, когда она громко сливала в унитаз старую заварку. Никакие уговоры, никакие просьбы не шуметь по ночам не действовали.

- Не смей тут командовать, ты тут вообще не прописан! Если что-то не нравится, то уматывай по месту прописки, - резко отрезала мать.

- Мы моемся по ночам, нам так нравится, и вообще ты здесь не прописан, уматывай «к себе домой», - говорили братья.

Совершенно разбитый я собирался в институт. Если раньше нужно было просыпаться в 7 утра, чтобы собраться и доехать, то теперь задача резко усложнялась. До ближайшего метро автобус ехал 1 час 10 минут и делал 47 остановок. Но это было ещё не всё! Из нашего района автобус ходил раз в 30 минут и ездил жуткой набитый. Итак, только до метро я добирался, стоя на одной ноге, за час десять. После такого автобуса энтузиазма резко убавлялось, а ещё предстояло ехать 40 минут на метро. Также весь день предстояло провести без еды, т.к. родители не давали мне ни копейки на обеды – «ты и так сидишь у нас на шее».

Проблематично было доехать и обратно домой. В тот год ударили аномальные морозы, а автобуса приходилось ждать полчаса. Ходил и другой автобус, гораздо чаще, но он не доезжал до дома три километра. Чтобы не замёрзнуть на остановке, я садился в этот автобус, а затем шёл пешком три километра через поле. Лютый мороз и сильный ветер заставляли ускоряться, и я бегал, чтобы не околеть.

Как назло, этот период выпал на очень тяжёлый третий курс, где отчисляли много народу. Когда мать решала квартирный вопрос, ей даже не пришло в голову поинтересоваться, как я буду ездить на учёбу, и нужен ли мне этот переезд. Тогда меня уже списали со всех счетов, я был для них биомусором. Ставка родителей была сделана на братьев. Но мать серьёзно просчиталась с жилплощадью. Оставить жить двух бурно развивающихся подростков в маленькой комнате было грубой ошибкой, требовавшей скорейшего решения. И оно не заставило себя долго ждать.

Расшатанная материными истериками моя нервная система, подростковая агрессия братьев, недовольство отца, «сидение на шее», отработки питания по выходным, бессонные ночи, отсутствие права голоса в семье, напоминания о моих птичьих правах на квартиру - всё это не добавляло мне здоровья, и приводило к ссорам. После одной из ссор мать заявила:

- Всё! Уматывай отсюда! Хватит!

Т.к. юридических прав на жилплощадь в квартире родителей у меня не было, мне ничего не оставалось, как взять сумку и уехать к бабушке.

Градус ненависти был такой силы, что через несколько дней, забирая остальные вещи, я нашёл в своём письменном столе изрезанные ножом журналы с автографами известных футболистов, в т.ч. «зубастика. Кто их изрезал осталось загадкой.

Через три года пришло известие о смертельной болезни матери. Я думаю, что не последнюю роль здесь сыграли психические расстройства матери. После каждой истерики её мучили адские головные боли, она пачками пила обезболивающие, отравляя и без того измученный организм. Мать нашла себе какого-то «хорошего» по её словам невропатолога, но подозреваю, что тот не знал всей правды и не мог прописать адекватное лечение. Наверняка, она не рассказывала ему, как катается по полу в припадке истерики, как истошно вопит, рвёт на себе волосы и рыдает из-за неубранной постели или не помытой чашки. Если бы отец вовремя забил тревогу, видя явно неадекватное поведение матери, убедил бы её сходить к психиатру, то возможно она прожила бы дольше. Но отец предпочитал свою злость вымещать на мне, сваливая на меня вину за материны истерики, и упрекая в её скорой смерти.

7-8 лет. Часть 2.

Чему не учат в школе

Приближалось моё первое школьное первое сентября.

Ближайшая школа была напротив дома, где квартира матери. Нет, не моя/наша квартира, а её: когда оформляли недвижимость в собственность, мать и её мать обсуждали, оформлять ли долю на меня. Громко пришли к выводу, что нет, по двум причинам: 1) "женихи будут зариться на жилплощадь"; 2) "она вон какая растёт, она что угодно потом устроить может."

Мать решила, что в ближайшей школе не дадут достаточных для получения дальнейшего образования знаний: "Я буду тут учиться!" -- "Ты не пойдёшь учиться сюда!"

Погонявшись со мной по школам, в том числе посетив физмат лицей, поговорив со своими знакомыми, мать пришла к выводу, что главное -- "какие попадутся учителя", а не сама школа. И всё же решила отвести меня в ближайшую, как я и утверждала. Ровно такой же сценарий повторится в мои 13, когда я пойду в 10 класс. Мать отвела меня на собеседование, где мы ожидали в коридоре вместе с симпатичными девочками-двойняшками в красивых платьицах, про которых мать потом будет говорить: "Вот смотрю я на них и не хочу, чтобы мой ребёнок с ними учился. Вот не знаю почему, но не хочу!"

Красивая милая девушка попросила посчитать до 10. Я напряглась, подумав "так вот зачем мне нужен счёт на английском, без него в школу не примут!" -- и начала считать по-английски (знание английского мать считала одним из алтарей, на который было необходимо положить кусок моего детства, поэтому вдолбила мне около 40 существительных, названий цветов и чисел), но оказалось, что надо по-русски, и я удивилась слишком простому заданию. Затем мне предложили прочитать рассказ из книги, я выбрала самый короткий, потому что очень боялась, что девушка услышит, что я "читаю без выражения", как говорила мать, и меня не примут в школу. Я очень расстроилась, что запомнила только 8-9 слов из 10, названных вслух, -- результат хороший, но не исключительный, поэтому для матери неудовлетворителен. Закончилось собеседование тем, что меня рекомендовали отправить во 2 класс вместо первого.

Так как прецедентов оформления сразу во 2 класс не было, меня оформили в 1"А" класс.

К школе мне купили ранец-портфель за 25р., розово-красно-жёлтого цвета, старого образца, в магазине "Школьник", потому что мать "оббегала все магазины" в поисках ранца с "жёсткой спинкой", ведь "у тебя сколиоз"! Тогда как всем остальных детям, поголовно (хотя мы жили на заводской периферии города), покупали яркие рюкзаки с трансформерами, автомобилями, барби и т.д., стоившими 60-90р. Именно из-за цены я считала недопустимым требовать себе другой портфель. Мать купила 1 набор цветных карандашей с иностранными надписями и автомобилем на коробке, который считался "хорошим" и предназначался только для учёбы (до этого у меня было 2 комплекта "обычных" -- "Художник", с петухом на коробке). Других наборов цветных карандашей вплоть до моих 30+ лет у меня не было. Мне также купили ластик кох-и-нор, которым нельзя было пользоваться, потому что я должна была "рисовать сразу правильно". Исключением было прямое требование учительницы воспользоваться ластиком. До моих 7 лет мать и её мать тоже проверяли, пользовалась ли я ластиком в процессе рисования, и если да, были варианты запретить мне рисовать или выбросить лист, потому что "ты его испортила".

Учительница первая моя... А нет, не моя

На торжественную линейку 1 сентября на меня надели ненавистную бордовую вельветовую юбку, трансформировавшуюся из сарафана для выступлений на концертах в школе искусств. Юбка была тяжёлая, двухъярусная, "сшитая по Бурда Моден", "самая красивая среди всех", "ни у кого такой нет" -- полный позор, в моём восприятии тогда и сейчас. С собой мне хотели выдать букет пионов с дачи, которые всучивали на все летне-осенние праздники, от дня рождения соседки по подъезду в мои 3-4 года (единственный детский день рождения, который я посетила до 14 лет), до линеек в старших классах. Тот день рождения, когда букет был больше меня, первый раз оставленной с другими без родственников, мне припоминали ещё очень долго: я "опозорила всех", потому что хотела играть, сидя на полу, вместо еды -- я не знала, что предлагалась вкусная еда, и мне можно и даже нужно её есть. А я хорошо помню, как в моём животе порхали бабочки, когда мать и её мать решали вопрос, можно ли отправить меня одну, и я специально делала спокойный безучастный вид, чтобы меня отпустили, хоть и после принятого решения мне махали пальцем "смотри не устраивай там ничего!"

Всё же ради "первоклассного" случая мать и её мать решили потратиться на покупные цветы, сверхпридирчиво выбранные, с букетом которых меня долго ставили в позу, чтобы "руки красиво лежали" на фотографии (мне НЕ хотелось "красивых рук").

Моим классным руководителем оказалась стройная красивая женщина с выразительным лицом, и на следующий день мы пошли классом в местный ДК, смотреть спектакль для детей. Я была в восторге, от того, что сижу рядом с одноклассниками, от того, что у меня такая красивая учительница и от того, что я буду ходить в школу! Меня беспокоила только возможная ревность матери к моей новой учительнице.

В первый день учёбы нас рассадили по партам, мне досталось место в конце ряда, так как я была выше ростом большинства одноклассников. Матери это не понравилось ("плохо видно, не слышно, учиться не будет"), и она потребовала, чтобы меня пересадили вперёд, несмотря на то, что первая парта предполагалась для детей с проблемами по зрению, а моё зрение было 100%-ным.

После первого дня мать решила проверить мои знания по всем выданным учебникам, удерживая меня в комнате и сопровождая неверные ответы словами: "Как ты можешь этого не знать?! А ну быстро считай/вспоминай! Нет, не уйдёшь -- стой, отвечай!" После этого мать отправилась в школу с вопросом, как зачислить меня во второй класс, если я знаю всю программу первого. Школьное руководство пошло навстречу и "по результатам собеседования" допустило меня во 2 класс, если классный руководитель будет не против. Мать проницательно поговорила с классным руководителем -- медленно плывущей по коридору жирной старой дамой с буклями, которая стала проверять моё умение писать. Эта дама, которую мать будет с придыханием называть "учителем от бога" (далее УБ), с первого урока даст мне прозвище "шестилеточка", несмотря на мои уверения о возрасте 7 с половиной лет. Я села в позу посаженного на кол, как меня дрессировала мать, и со всей силы сжав пальцы, стала писать. УБ удовлетворило всё кроме скорости написания, но она согласилась принять меня в класс.

Моим новым соседом оказывается худощавый очкарик В., с которым мы весело дерёмся на уроке. Однажды он заденет счёты в моём пенале, сделанные в виде пластмассовых бус на проволочках, и одна из проволочек вылетит, а "бусы" разлетятся по полу. "Учитель от бога" презрительно фыркнет, что "шестилеточка" собирает какую-то неразличимую мелочь, а я буду сидеть в страхе, что 1 "бусина" так и не нашлась -- как бы мать не заметила пропажи.

Что написано пером -- не выбьешь и молотком

УБ требовала от всех учеников писать перьевыми (чернильными) ручками, чтобы "правильно поставить почерк", от чего мать растаяла от умиления и ещё больше прониклась к УБ. Мне был куплен девайс под названием "ручка с открытым пером", с сокрушениями, что надо потратить 8-15р. на предмет, который я всё равно испорчу. Эта ручка пачкается настолько же постоянно, насколько мать орёт и стыдит за синие от чернил пальцы. Мать ставит мне на вид, что другие дети имеют на год больше практики письма, чем я, поэтому мне необходимы дополнительные уроки каллиграфии, ради чего сначала я тренируюсь в учебных тетрадях, сохранившихся с 6 лет, а потом она покупает мне прописи и требует ежедневной тренировки. Мои крючки с горбинкой и нолики, больше похожие на ровные овалы, чем на форму кедрового орешка, раздражают мать до безумия. Прописи на несколько лет вперёд становятся одновременно самой ненавистной и самой значимой вещью в квартире. Мать постоянно делает замечания, переходящие в крики и унижения -- за неправильные крючки и нолики, неправильную постановку ручки/спины, неправильное положение источника света. Я сижу в маленькой комнате (ещё не ставшей "столовой") через стенку от кухни, откуда мать прибегает каждые 5-10 минут с проверкой и/или словами "ты грязная, никчёмная, ручку не можешь нормально держать, опять все пальцы извозила, это что за писанина -- ты что, надо мной издеваешься? Наклон неправильный, кто так пишет!" Иногда грубо хватает меня за руку: "Вот так нажим надо делать, вот так!!! Ты хоть что-нибудь понимаешь? Что ты повернулась ко мне своим тупым лицом? У тебя взгляд тупой! В глазах ни-че-го, абсолютно пусто! Другая бы уже всё сделала и освободилась, а ты нееет, будешь высиживать, пришипишься и сидишь, тебе лишь бы сидеть и чтобы тебя не трогали!" Иногда ударяет по спине или даёт подзатыльник, и тогда ненавистные волосы неприятно растрёпываются и торчат в разные стороны.

Волосы -- другой локальный центр Вселенной. Я должна расчёсываться только в туалетованной, подняв стульчак, а завершив акт расчёсывания, должна выполнить действия в порядке очерёдности: 1) собрать выпавшие волосы с головы, проведя двумя руками по волосам, зажимая собранные в ладонях, выкинуть в унитаз; 2) собрать волосы с расчёски, выкинуть в унитаз; 3) собрать волосы, застрявшие на одежде ("обобрать одежду"), спереди и сзади, выбросить в унитаз; 4) собрать волосы, попавшие в ванну, выбросить в унитаз; 5) собрать пальцами волосы с пола, выбросить их в унитаз; 6) собрать волосы с ободка унитаза, проследив, чтобы они упали в унитаз, а не наружу; 7) смыть воду в унитазе; 8) опустить стульчак; 9) выйти из туалета, выключив свет и закрыв дверь не до конца, иначе "от влажности отвалится плитка". Невыполнение/некачественное выполнение любого из этих действий наказывается многокомпонентными и периодическими криками. Многокомпонентность: обзывания ("дура"), оскорбления ("ты ничего не можешь, ты как инвалид, нет, ты хуже инвалида"), обвинения ("ты специально меня не слушаешь, тебе приятно, когда я кричу от безысходности"), угрозы ("не ходи по квартире раз не можешь просто расчесаться"), взывание к стыду ("из-за тебя я из грязи вылезти не могу"), матерная ругань ("блядина"). Периодичность: после основного акта криков мать возвращается через 5-10 минут, чтобы покричать ещё. Если при помывке пола (по методике из предыдущего поста) мать находит на полу мои волосы, снова следуют крики, для этого мать может бросить недовыжатую тряпку в дальней комнате, чтобы прибежать покричать в ближнюю. Попытки противостоять -- возражать/плакать от обиды -- приводят к усилению криков и возможным физическим продолжениям конфликта, когда мать пытается попасть по мне ладонями или тряпкой, в процессе моего убегания от неё (что тоже нарушает правило -- "по квартире бегать нельзя"). Забег может закончиться или вжиманием меня в предмет мебели/стену, чтобы было удобно доставать ладонями -- как раз в это время я научилась быстро делать "глухую стойку", пригибая голову и выставляя вперёд локти с кулаками, обращёнными тыльной стороной к нападающему; или вжиманием меня в стену и насильным разведением моих рук вместо ударов, чтобы я видела, как сведёнными побелевшими губами, иногда с пенящейся и разбрызгивающейся слюной, мать сообщала мне, максимально приблизив своё покрасневшее лицо: "Если ты сейчас же не прекратишь орать, я устрою тебе... я такое устрою, тебе мало не покажется... На всю жизнь запомнишь... Считаю до трёх, и если ты не заткнёшься, пеняй на себя. Раз... Два... Три! От тебя поступил звук, ты решила не затыкаться! -- ну всё..." Иногда угрозы были прямыми, т.е. что она "убьёт себя".

После переезда на новое место жительства мать ввела в обиход новые способы угроз самоубийством, кроме выбрасывания из окна и простого царапания запястья условно острым ножом: 1) закрыться в туалетованной с ножом, включив воду; 2) целиться молотком себе в висок; 3) взять мою косынку, обмотать вокруг своей шеи и затягивать, пока лицо не станет фиолетовым, а голос -- шипяще-свистящим; 4) угрожать включить газ, пока я буду в школе, и "гори тут всё синим пламенем"; 5) выйти на улицу в сильную грозу, когда есть угроза попасть под молнию/падающее дерево; 6) демонстрация намерения броситься под автомобиль; 7) схватить неизвестные таблетки из аптечки и убежать с ними, не давая открыть дверь комнаты.

Угрозы самоубийством могли демонстрироваться и почти без прелюдии: однажды я получила 2 по математике "за грязь". Мать увидела и сначала почти спокойно сказала, что меня надо за это бить, а потом -- что бить она будет себя, за то, что она меня не научила. После этих слов она начала бить себя ладонью по голове, трепля свою короткую стрижку, а затем сообщила, что размозжит себе голову молотком. Мать приставила молоток к своей голове и стала им замахиваться, со словами, что я никогда не забуду эту сцену, как она выбьет себе мозги. Я решила убежать, на что она отреагировала: "Нет ты не убегай, ты смотриии!!!"

Сколько-то дней спустя, когда мать внезапно взяла молоток и быстрым шагом пошла куда-то, я рванула за ней и стала вырывать молоток -- "не дам тебе себя убить!", на что она с довольно-умиротворённой улыбкой сказала, что взяла молоток для колки грецких орехов.

Однажды я обнаружила, что время подходит к началу урока, а мать не собирается вести меня в школу. Хотя школа была видна из окна, а путь пролегал через одностороннюю дорогу, где автомобили были редки и видны издалека -- ГАЗы и КамАЗы, меня не отпускали одну, тогда как почти все одноклассники ходили в школу сами и пару раз даже подтрунивали надо мной. Я начала уговаривать мать пойти в школу, мать не отвечала, и когда время практически исчерпалось, я сказала, что "как-нибудь добегу сама, а потом сама вернусь", повторив эту фразу несколько раз, чтобы уловить реакцию матери. Через пару минут мать начала молча запихивать все подряд учебники мне в портфель, а на моё "зачем мне природоведение, его сегодня нет?" она ответила: "А некуда будет возвращаться!!!" Оказалось, что первым уроком была физкультура, от которой я была освобождена. Причины отлучения меня от физкультуры будут в

последующем продолжении.