Есть причина, по которой мы никогда не услышим слово «мафия» в «Крестном отце». Если вы думаете, что Крестный отец - это всего лишь фильм, романтизирующий мнимый реализм того времени, продолжайте верить в это, поскольку фантазия куда приятнее, чем действительность.

В мире по-прежнему много убийц, и нет никаких сомнений в том, что остатки мафии по-прежнему дееспособны, но дни, когда улицы были выкрашены в красный, почти канули в лету. Однако в те дни, когда снимали «Крестного отца», было несколько случаев, когда использовались реальные преступления, чтобы помешать созданию фильма.

Джозеф Коломбо, босс преступного клана Коломбо, один из тех, кто был способен создать Копполе трудности, если вообще не сделать съемки невозможными. Мафия не хотела, чтобы фильм снимали по соседству, и уж точно не хотела, чтобы итало-американцы изображались в таком негативном свете.

Мафия также не желала, чтобы об их делах рассказывали в кино, даже если бы люди подумали, что все это фикция и с реальной жизнью никакой связи нет. Очевидно, сценарий фильма подошел к правде слишком близко, поскольку кража грузовика, перевозившего оборудование аж на миллион долларов, и зловещие телефонные звонки, то и дело поступавшие актерам, едва ли походили на безобидный розыгрыш.

В какой-то момент продюсеру фильма пришлось сесть с Коломбо за один стол, чтобы попросить у преступного босса разрешения продолжить работу над фильмом БЕЗ дальнейшего запугивания. У Коломбо, в свою очередь, было одно важное условие, которого создатели фильма должны были строго придерживаться, если хотели получить зеленый свет: в фильме НИКОГДА не должны упоминаться слова «мафия», «Коза Ностра» и их производные.

Продюсер, естественно, согласился, у него не было особого выбора, но вскоре после этого на Коломбо было совершено покушение: преступный босс был тяжело ранен неизвестным гуталином, который успел трижды выстрелить ему в голову и шею, и которого тут же прикончили на месте. Предполагается, что тот действовал по приказу вышедшего в начале 1971 из тюрьмы Джо Галло. В то же время существует версия, что за покушением стояли люди из мафиозной семьи Гамбино. Коломбо выжил, однако до конца жизни остался полностью парализованным и находился в коме.

А в 1972 вышел Крестный отец, сделавший нам, зрителям, предложение, от которого по сей день невозможно отказаться!

Сейчас я зачитаю отрывки из книги, где более подробно описывается собрание Пяти Семей:

— Я желал бы завершить этот спор миром, — сказал Дон Корлеоне. — Татталья потерял сына — я тоже потерял сына. Мы квиты. Что творилось бы на земле, если б люди, вопреки всяким доводам рассудка, только и знали, что сводили друг с другом счеты? Разве не в том проклятье Сицилии, где мужчины так заняты кровной местью, что им некогда зарабатывать хлеб для семьи? Это ли не безрассудство! И потому я говорю сейчас — пусть все вернется на прежние места. Я не предпринимал шагов, чтобы установить, кто предал и убил моего сына. И не буду предпринимать, если мы решим это дело миром. У меня есть другой сын, которому нет сейчас пути домой, — мне нужна гарантия, что когда я устрою так, чтобы он мог беспрепятственно вернуться, то не встречу помех, угрозы со стороны властей. Уладим с этим, и тогда можно будет обсудить другие интересующие нас вопросы, чтобы эта встреча завершилась с пользой для каждого из нас. — Выразительным и смиренным жестом он сложил на столе ладони. — Вот все, чего я хочу.

Речь удалась. В ней виден был прежний дон Корлеоне, каким его знали исстари. Рассудительный. Умеренный. Мягкоречивый. Однако каждый не преминул отметить слова о том, что он находится в добром здравии, — это означало, что, несмотря на все беды, постигшие семейство Корлеоне, дон шутить с собой не позволит. Не прошел незамеченным и намек, что, пока ему не дадут то, чего он просит — то есть мира, — заводить с ним речь о других делах бесполезно. Не ускользнуло от внимания, что он предлагает сохранить статус-кво и, значит, ничем не намерен поступиться, хотя пострадал за последний год сильнее всех.

Но отвечал дону Корлеоне не Татталья — слово взял Эмилио Барзини. Он говорил сухо, четко — хоть, впрочем, никто не назвал бы его речь грубой или оскорбительной.

— Все это сказано верно, — начал Барзини. — Но только не все сказано. Дон Корлеоне скромничает. Дело в том, что без поддержки дона Корлеоне Солоццо и семье Татталья не осилить было бы новое начинание. Своим отказом он, в сущности, нанес им ущерб. Без умысла, конечно. Однако факт остается фактом — судьи и политики, которые примут знак внимания из рук дона Корлеоне, даже если дело касается наркотиков, никого другого по такому поводу близко не подпустят к себе. Солоццо был связан по рукам и по ногам, не имея хоть некоторой гарантии, что к его людям будут относиться снисходительно. Это каждому из нас понятно. Без этого все мы остались бы нищими. А теперь, когда меры наказания стали строже, судьи и прокуроры заламывают немыслимые цены, если наши люди попадаются с наркотиками. Даже сицилиец, получив двадцать лет, может нарушить omerta и разговориться. Этого нельзя допустить. Машина правосудия полностью в руках у дона Корлеоне. Его отказ дать и нам возможность воспользоваться ею — не дружественный поступок. Он отнимает у наших жен и детей кусок хлеба. Теперь не те времена, когда всякий волен был действовать как знает. Раз все судьи города Нью-Йорка принадлежат Корлеоне — значит, он должен ими поделиться либо открыть нам прямой доступ к ним. Разумеется, он вправе предъявить счет за подобную услугу — мы не коммунисты, в конце концов. Но он не вправе черпать воду из колодца один. Коротко и ясно.

Барзини кончил; воцарилась тишина. Все точки над «i» были поставлены — возврата к прежнему положению быть не может. А главное, Барзини дал понять, что, если заключить мир не удастся, он открыто выступит против Корлеоне на стороне Татталья. И к тому же добился перевеса в одном существенном пункте. Их жизнь и благосостояние действительно держались на взаимной выручке — отказ в ответ на просьбу кого-то из своих об услуге, по сути, действительно был враждебным актом. Об услугах попусту не просили и попусту в них не отказывали.

Но наконец раздался вновь голос дона Корлеоне.

— Друзья мои, не по злой воле отвечал я несогласием, — сказал он. — Вы знаете меня. Кому и когда я отказывал в помощи? Такое просто не в моем характере. А вот на этот раз пришлось. Почему? Да потому, что для нас связаться с наркотиками значит, по-моему, погибнуть в самом недалеком будущем. Слишком непримиримо настроены против них в этой стране — нам этого не простят. Одно дело виски, азартные игры, даже женщины — то, чего требует душа у многих и что запрещено отцами церкви и государства. И совсем другое — наркотики, они таят опасность для каждого, кто замешан в их распространении. Они поставят под угрозу все наши прочие занятия. И далее. Мне лестно слышать, будто я столь всесилен среди судейских чиновников и прочих слуг закона. Если бы! Да, я пользуюсь некоторым влиянием, однако люди, которые сейчас прислушиваются к моему слову, могут сделаться глухи к нему, если речь пойдет о наркотиках. Им страшно оказаться причастными к торговле этим зельем, и притом они сами ее не одобряют. Полицейские, наши пособники в содержании игорных заведений и так далее, — и те не станут способствовать внедрению наркотиков. И потому просить меня оказать кому-то добрую услугу в таком деле — все равно что просить оказать дурную услугу самому себе. Тем не менее, если все вы сочтете подобную меру необходимой, я пойду на нее — ради того, чтобы уладить основное.

Наконец дон Барзини счел уместным подвести черту.

— Что ж, все вопросы исчерпаны, — сказал он. — Мир заключен — честь и хвала дону Корлеоне, которого все мы знаем не первый год как человека слова. Если опять возникнут разногласия, мы сможем встретиться снова, нам нет нужды в другой раз делать глупости. О себе скажу, что я рад этому. Перевернем страницу — и начнем новую.

А теперь диалог между Хейгеном и Вито сразу после собрания.

Дон Корлеоне вздохнул:

— Тянуть опасно. На Сицилии неспокойно. Молодежь больше не хочет слушать старших, да и среди тех, кого выслали назад из Америки, есть публика, с которой доморощенным местным донам не совладать. Майкла могут достать не одни, так другие. Я принял кой-какие меры, у него есть пока надежная крыша, но только надолго ли? Это одна из причин, почему я сегодня вынужден был заключить мир. У Барзини есть друзья на Сицилии, они уже начали разнюхивать след Майкла. Вот тебе первая разгадка. Мне ничего не оставалось, как заключить мир, чтобы обеспечить сыну безопасность. У меня не было выбора.

Хейген счел излишним спрашивать, каким образом дон получил эти сведения. Он даже не удивился, просто отметил, что, действительно, загадка таким образом частично разъяснялась.

— Когда я буду оговаривать детали с людьми Татталья, то настаивать ли, чтобы торговать наркотиками брали только незамаранных? Трудно будет требовать от судьи мягкого приговора для человека с судимостью.

Дон Корлеоне пожал плечами:

— Это они сами должны сообразить. Упомяни — настаивать ни к чему. Все, что от нас зависит, мы сделаем, но, если они поставят на это дело заядлого наркомана и он попадется, мы палец о палец не ударим. Скажем, что помочь не в наших силах. Да только Барзини учить не надо, он сам знает. Ты обратил внимание — ни словом себя не связал с этой историей. Со стороны поглядеть, он тут вроде как ни при чем. Этот всегда выйдет сухим из воды.

Хейген встрепенулся.

— То есть вы хотите сказать — это он с самого начала стоял за спиной Солоццо и Татталья?

Дон Корлеоне вздохнул.

— Татталья — сутенер, не более того. Ему бы нипочем не одолеть Сантино. Вот, кстати, почему мне незачем выяснять, как это все получилось. Я знаю, здесь приложил руку Барзини, — этого довольно.

Хейген слушал и вникал. Шаг за шагом дон подводил его к разгадке, но нечто очень важное обошел стороной. Хейген знал, что именно, но знал также, что не его дело об этом спрашивать. Он попрощался и повернулся к двери.

В распоряжении Вито была целая вереница судей и политиков, и Вито был осторожен в использовании своих связей. Бизнес Таттальи был в основном проституцией, алкоголем и ночными клубами, где опора на связи с юридической и политической властью была регулярной необходимостью. Но Татталья сам по себе был недостаточно силен, чтобы тягаться с Корлеоне. Татталья искал поддержки у Барзини.

Барзини же построил свою империю на азартных играх, проституции и наркотиках, и последнее было причиной того, почему у него была огромная потребность в подкупе судей и политиков. Как только Эмилио потребовал на собрании чтобы Вито делился судьями и политиками, Корлеоне понял, что просьба Солоццо исходила от Барзини.

Вывод из встречи с Солоццо

Вито связал Барзини с войной мафии и смертью Сонни, проанализировав свою первую встречу с Солоццо и высказывания Барзини во время встречи о перемирии между Пятью семьями.

Это первый «официальный» запрос о помощи для нового преступного предприятия, но он исходит от Солоццо, а не от главы одной из Пяти Семей. Так что дон Вито не обязан воспринимать это всерьез. В конце концов, Солоццо не может объявить войну без поддержки одной из пяти семей. Но кто бы это мог быть? Солоццо обещает Корлеоне 30%. Вито это настораживает. Почему предложение поступило только к нему? Какую выгоду это дает для других семей? В конце концов, когда затевается новое преступное предприятие, оно должно быть одобрено всеми. Иначе это верный путь к катастрофе. Так начинаются войны.

Солоццо говорит: «Я заплачу Татталья из своей доли». Дон думает: «Тогда какова доля Солоццо? Должно быть не менее 30%, если он учредитель. Остается 40% для других управляющих партнеров. Кто они? Почему не созвали собрание и зачем присылают ко мне этого одинокого волка?». Дон вежливо отказывается. Он пока не хочет раскрывать свои карты. Вот почему он злится на Сонни. Ему пока не ясно, кто является главными игроками в этом новом предприятии. Конечно, не Татталья - он сутенер. Кто настоящий вдохновитель всего этого? В таких деталях показан истинный гений Дона Вито. Эти вопросы даже не приходили в голову Тому, а он консильери!

Филипп Татталья возглавляет одну из пяти семей. Бруно Татталья — его сын. Хотя его основной бизнес - проституция, он первым инвестировал в хмурую империю Вирджила Солоццо. Он ненавидит Вито Корлеоне за отказ предоставить финансирование и предоставление юридической защиты.

Филипп Татталья наносит первый удар в войне с семьей Корлеоне, выступая подельником в убийстве Луки Брази, который встретился с Бруно, чтобы попытаться внедриться в конкурирующую фракцию.

Если хотите подробнее узнать о Брази, и почему его все боялись - вам сюда! Когда покушения на жизнь дона Корлеоне терпит фиаско, Сантино Корлеоне убивает Бруно в отместку. Смерть Бруно в фильме не показана (хотя Сал Тессио вскользь упоминает об этом). Когда позже Сонни убивают, эти две смерти играют важную роль в том, чтобы побудить Татталья и Корлеоне искать перемирия.

В начале «Собрания пяти семей» Вито Корлеоне начинает со слов — Как случилось, что дело зашло столь далеко? Это способ сказать Пяти семьям, что если им нужна была его помощь, они должны были попросить об этом лично до начала кровопролитных событий. Пока камера поворачивается, мы видим, как Филипп Татталья расчесывает остатки своих волос. Это способ Копполы изобразить легковесного лидера.

На встрече Вито хочет понять, кто настоящий вдохновитель всей схемы. Он видит, как Барзини занимает центральное место, ведет себя как лидер, и у него есть ответ. «Все это время это был Барзини»!

Здесь еще больше материалов про Крестного Отца. Благодарю за внимание!

Откуда Вито знал, что кто-то близкий предаст Майкла? Дон Вито не знал, что именно Тессио был предателем. Но он знал, что Барзини придется организовать встречу с Майклом, чтобы обсудить правопреемство, и что Барзини будет некомфортно на территории Майкла, и наоборот.

Давайте проанализируем, как работает мышление Дона Вито, с помощью нескольких логических шагов:

1. Майклу неудобно на территории Барзини.

2. Барзини не комфортно на территории Майкла.

3. Поэтому  необходимо выбрать нейтральную территорию.

4. Барзини мог организовать встречу в действительно нейтральном месте, например, в Атлантик-Сити. Но как он пошлет сообщение Майклу?

5. Он мог использовать одного из своих людей или одного из людей Майкла.

6. Лучшим вариантом было использовать одного из своих людей, чтобы доставить сообщение Майклу и встретиться в Атлантик-Сити. Дон Вито был бы доволен этим исходом. Это означало бы, что в сердце Барзини нет злобы.

7. ИЛИ ипользовать одного из людей Майкла, чтобы отправить сообщение Корлеоне о встрече в Атлантик-Сити. Но это будет означать, что этот человек дружит с Барзини и, следовательно, представляет угрозу. Кроме того, Барзини хочет устранить Майкла, а он не может этого сделать в Атлантик-Сити, потому что у него нет преимущества на домашней площадке. Так что 7-й вариант отпадает.

8. Единственным рабочим местом для Барзини, чтобы устранить Майкла, была бы какая-то псевдо нейтральная территория. Итак, берем давнего союзника Дона, которому Майкл будет абсолютно доверять. Но кто бы это мог быть? Даже Дон не знал. Но одно он знал наверняка: человек, который принесет новости Майклу, будет предателем.

9. Сальваторе «Сэл» Тессио был одним из самых доверенных друзей дона Вито, а также его капо, рулившим делами семьи в Бруклине. Если бы не вывод Дона, вполне вероятно, что Майкл ничего не знал. Тессио довольно часто бывал в доме Корлеоне на Стейтен-Айленде. Он пообещал обеспечить защиту Майкла. Таким образом он себя выдал.