В свете политических событий, разыгравшихся в Китае вскоре после «теоретического» избиения, маоцзэдунистская версия «диалектики» выступает во всей ее грубой примитивности. Это «философия», низведенная до уровня сознания хулигана-цзаофаня, то есть изложенная и интерпретированная применительно к этому крайне невысокому уровню культуры ума.

"Диалектика" маоизма. Часть 2

"Диалектика" маоизма. Часть 1

Фраза-формула о «раздвоении единого» полюбилась маоцзэдунистам настолько, что положение «связь двух в одном» кажется им уже оголтелым ревизионизмом, и философов, которые ранее имели неосторожность говорить и писать об «отождествлении», о «соединении противоположностей», теперь оплевывают и принуждают к самооплевыванию (эта процедура почему-то называется еще «критикой» и «самокритикой»).

Громкие декламации о благах «раздвоения» выгодны маоистам, когда речь идет о международном коммунистическом движении, о разногласиях и противоречиях в его рядах. И против этого спорить, естественно, не приходится. Они действительно очень выгодны. Вопрос только — для кого?

Общие формулы диалектики — на то они и общие формулы — на этот счет молчат. И только по своему произволу Мао решает, какую именно из абстрактно-общих формул в данном случае вспомнить и «применить», то есть просто-напросто навесить, как ярлык, на факт, на событие, на очередную политическую затею. Кажется «самому-самому-самому», что именно в данном случае уместно и выгодно декламировать про «раздвоение», и это декламируют. Кажется ему, что в другом случае это невыгодно, — декламируют прямо противоположную формулу. Хорошенькая диалектика! Скорее этот способ мышления следует назвать его собственным именем — двоемыслием.

И в интересах подлинного марксизма-ленинизма и подлинного пролетарского интернационализма маоистский метод мышления следует и впредь обозначать этим именем, чтобы не пачкать хорошего слова «диалектика».

Диалектическая терминология становится тут всего-навсего жаргоном, который используется для выражения узконационалистического и узкогруппового эгоизма, абсолютно некритичного по отношению к самому себе, а потому и препятствующего объективному рассмотрению действительности. О какой же диалектике в этом случае вообще может идти речь? Конечно, «язык диалектики» — подлинной диалектики, опирающейся на тысячелетние традиции философского мышления Зенона и Аристотеля, Декарта и Спинозы, Канта и Гегеля, Маркса и Ленина, — плохо приспособлен для такого использования, поэтому то и дело возникают всякие неувязки и несогласованности, причиняющие много ужасных хлопот блюстителям «чистоты» (то бишь стерильности) теоретической мысли.

Этим и объясняется тот смешноватый педантизм, с которым китайские профессионалы-эклектики вынуждены относиться к букве, к словесно-формальному аспекту мышления, то есть к чисто иероглифической стороне дела.

Так, долгие годы на страницах десятков журналов и газет китайские философы вынуждены были вести нескончаемый и, по существу, совершенно беспредметный спор о так называемом тождестве мышления и бытия. Спор сводился к следующему: дозволено или не дозволено марксисту употреблять это выражение в том смысле, в каком его употреблял Фридрих Энгельс, то есть в качестве формулы, выражающей положительное решение «второй стороны основного вопроса философии»?

По существу дела, никакого спора тут, естественно, не было и быть не могло. Обе стороны исходили из того, что материя первична, а мышление вторично, что сознание есть высшая форма отражения бытия, что внешний мир познаваем и т.д. и т.п. Спор шел единственно о допустимости или недопустимости рисования иероглифа, эквивалентного русскому слову «тождество» и латинскому «идентичность» там, где речь идет о согласии, о соответствии, о совпадении знания с вещами. Философы дрались между собой с такой яростью, будто на свете уже не оставалось никаких более серьезных и актуальных проблем.

Неизвестно, как долго длилась бы эта увлекательная дискуссия, если бы в один прекрасный день над полем битвы не взошло «красное солнышко» гения Мао Цзэ-дуна. Была опубликована его очередная популярная статья о превращении «материального» в «идеальное» и обратно, где, рассуждая о диалектическом превращении этих «противоположностей», Мао Цзэ-дун собственной рукой начертил иероглиф «тождество».

("тождество" не нашёл, на картинке иероглиф "вечность")

И дискуссия сразу же прекратилась. Стало ясно, что о «диалектическом тождестве» идеального и реального, то бишь мышления и бытия, впредь говорить не только позволяется, но и вменяется в обязанность. С этого дня про «тождество» мышления и бытия стали говорить и писать все, и не только в сочинениях на тему о познаваемости мира, но и по всякому другому поводу, и прежде всего по поводу начавшейся кампании по претворению «идей Мао Цзэ-дуна в жизнь», для доказательства мудрости мышления Мао Цзэ-дуна, которое всегда безошибочно и вполне «тождественно» бытию.

И больше всего стали шуметь о «тождестве», то бишь о «превращении идей в реальность», когда началось безумие «культурной революции».

Вся эта шумиха имела ту же самую цель, что и шумиха вокруг тезиса о «раздвоении единого». Этим создавалось впечатление, будто Мао и его сподвижники в области философии трогательнейшим образом пекутся о «чистоте» общетеоретического понимания, об абсолютной точности и единообразии понимания формул «диалектики», о неукоснительном следовании этим формулам и о пресечении малейших отклонений от буквы.

"Диалектика" маоизма. Часть 1

Было бы не только бесплодной, но, хуже того, мимо цели бьющей затеей прочерчивать эту границу путем сличения теоретических формул материалистической диалектики с их переводами на китайский язык, то есть отыскивать в сочинениях Мао Цзэ-дуна и его теоретических оруженосцев «искажения» и «извращения» тех или иных общепринятых среди марксистов положений. В этом смысле — в плане фразеологии – маоисты стараются быть непогрешимыми ортодоксами.

Конечно, они и тут допускают всяческие неточности, иногда даже довольно грубоватые. Но обращать внимание на эти частные неточности и затем завязнуть в схоластических пререканиях по поводу этих неточностей — значит только оказывать маоистам услугу, отвлекая внимание от главного перекоса в их мышлении.

А главный перекос заключается именно в том, что они превращают в мертвечину, в ритуально-религиозные догмы как раз такие положения диалектики, которые сами по себе совершенно справедливы и ни у кого не вызывают сомнений. Тем больше поднимается шума из-за буквы, из-за иероглифического начертания общих и крайне абстрактных положений философии, чем нелепее и произвольнее те конкретно-политические акции, которые «философски обосновываются» с помощью сих общих положений.

В этом смысле достаточно наглядным и поучительным примером может служить очень шумная и очень длительная дискуссия вокруг «ядра диалектики» – вокруг понимания проблемы противоречия, вокруг проблемы единства и борьбы противоположностей, разгоревшаяся (а вернее, искусственно спровоцированная по указанию Мао) как раз тогда, когда ему понадобилось «философское обоснование» раскольнической политики в рядах международного рабочего движения, открыто антисоветской линии.

По своему теоретическому содержанию эта дискуссия столь живо напоминает знаменитый спор между «остроконечниками» и «тупоконечниками», что достаточно просто изложить ее ход, ничего не прибавляя и ничего не убавляя, чтобы это печальное сходство стало очевидным для мало-мальски здравомыслящего человека. Столь же очевидным станет и прямой политический смысл — точнее, умысел, с каким подобные дискуссии и затеваются.

Как же начинаются и как протекают такие дискуссии? А вот как. Написали два рядовых философа довольно стандартную популярную статью о «единстве и борьбе противоположностей» и напечатали ее в газете «Гуанминь жибао».

В статье этой наглядно и популярно — в стиле сочинений Мао Цзэ-дуна и с множеством цитат из «самого-самого-самого» — разъяснялось, что все вещи и явления на небе и на земле заключают в себе «противоречия», «противоположности в единстве» и что посему надлежит эти противоположности, связанные в одно, выявить методом «раздвоения единого», чтобы понять как каждую из них порознь, так и связь их между собою; авторы рассказывали, зачем и почему надо «изучать конкретно их (вещей и явлений) противоположные стороны, их внутренние противоречия», обучаясь этому искусству у Мао Цзэ-дуна, читая и перечитывая его сочинения.

Только в «примерах», подтверждающих справедливость «идей Мао Цзэ-дуна», авторы статьи могли позволить себе удовольствие творчества. Какая дискуссия, казалось бы, может начаться с такой благонамеренной статьи?

И все-таки она началась. Началась, как всегда, с малого. В той же газете некоторое время спустя напечатал свою статью другой рядовой философ-популяризатор, по имени Сян Цин. Свою контрстатью он озаглавил полемически остро: «Связь двух в одном не есть диалектика!».

В ней он столь же популярно и, естественно, в тоне и стиле той же самой статьи «Относительно противоречия» разъясняет, что «раздвоение единого есть всеобщий закон объективного мира, а не только закон познания» и что поэтому «концепция единения двух начал, проповедуемая Ай Хэн‑у и Линь Цинь‑шанем», в корне противоречит «марксистско-ленинской диалектике», «проповедует метафизику», извращает политическую линию КПК и льет воду на мельницу американского империализма и советского ревизионизма...

Тут же был организован ряд откликов на возникшую дискуссию. Но отклики эти получились почему-то вялыми: китайские философы, как видно, не поняли сначала, чего от них хотят, и никак не могли осознать всей глубины и принципиального значения вдруг обозначившегося разногласия. Огонь дискуссии явно имел тенденцию гаснуть, ибо в чисто теоретическом аспекте никакого серьезного расхождения действительно не было. И тогда в сырые поленья сверху плеснули керосином.

Крамольную статью Ай Хэн‑у и Линь Цинь‑шаня перепечатали на страницах «Жэньминь жибао» (этой чести она в противном случае никогда бы, вероятно, не удостоилась). А на следующий же день редакция журнала «Хунци» созвала экстренное совещание философов с участием кадровых работников ВПШ с целью придать делу нужную остроту и накал. Сразу же разгорелись страсти, и огонь дискуссии стал угрожающим.

И тогда сделалось ясно, для кого разводят костер, кого хотят поджарить на огне. Это был Ян Сянь-чжень — человек, который не имел абсолютно никакого отношения к возникшей дискуссии. Старый член партии, член ЦК КПК и проректор ВПШ, он, судя по тому, что о нем стали говорить и писать, был повинен в принадлежности к «черной банде», «стоящей у власти» и «идущей по капиталистическому пути».

В его старых философских сочинениях было обнаружено, что он тоже, как и Ай Хэн‑у и Линь Цинь‑шань (и, как все они — вслед за Мао Цзэ-дуном, – о чем в данном случае, естественно, не упоминали), употреблял сакраментальную формулу о «связи двух в одном», а положение о «раздвоении единого» толковал главным образом как закон познания, хотя, разумеется, и не отрицал никогда, что этот закон познания есть отражение аналогичного закона развития природы и общества. И тогда всем стало ясно, что формула «связь двух в одном» — это не просто философское положение, а опознавательный знак ложной, метафизической, идеалистической, ревизионистской и контрреволюционной партии в философии и в политике, возглавляемой Ян Сянь-чженем. А тот факт, что тот же Ян Сянь-чжень наряду с утверждением тезиса о «связи двух в одном» говорил и писал также о «раздвоении единого», так это якобы только ловкая маскировка...

А дальше уже нетрудно представить, какой характер обрела эта «философская» дискуссия, куда и по каким рельсам она покатилась...

И очень старательно в голову читателя вбивалась мысль, что вся эта шумиха спровоцирована-де самим Ян Сянь-чженем, «тайно инспирирована им самим», и хоть он в дискуссию никогда не вмешивался (в чем лишний раз проявляется его коварство), подлинным зачинщиком ее является именно он. За это он и должен нести всю ответственность. «Извольте отвечать!»

«Термин “раздвоение единого” чрезвычайно точно, ярко и в общедоступной форме выражает ядро диалектики, а “единение двух в одном” Ян Сянь-чженя от начала до конца представляет собой систематизированную метафизику»

Что из того, что Ян Сянь-чжень переписал эту фразу из работы «самого-самого-самого»?

«Мы, китайцы, часто говорим: “Противоположны, а друг друга порождают”. Это значит, что между противоположностями существует единство. В этих словах заключена диалектика, они идут вразрез с метафизикой. “Противоположны” означает, что противоположности исключают друг друга или противоборствуют; “друг друга порождают” означает, что в определенных условиях противоположности взаимно связаны и приходят в единство»

Мао Цзэ-дуну можно, а Ян Сянь-чженю нельзя. Одна и та же фраза у Мао Цзэ-дуна означает диалектику, а у Ян Сянь-чженя — метафизику. Оказывается, важно не то, что говорят. Важно, кто и зачем говорит.

Логика «углубления» дискуссии очень проста. Выступает со статьей, популяризирующей и без того сверхпопулярные статьи Мао, какой-нибудь философ А. Поскольку он не просто переписывает статью Мао от слова до слова, а старается пересказать ее отчасти «своими словами», постольку сразу же находится философ Б, который тщательно отмечает возникшие в силу этого «различия». Но поскольку «в каждом различии уже заключено противоречие» (Мао Цзэ-дун), постольку нет ничего более легкого, как уличить неосторожного философа А в пропаганде положений, «противоречащих» гениальным идеям Мао Цзэ-дуна.

Тут же находится философ В, который констатирует, что Б критиковал А «недостаточно глубоко» и за этот грех он должен подвергнуться самой строгой критике и получить самое строгое взыскание. А в это самое время философ Г тщательно изучает сочинения В и с радостью обнаруживает, что тот, в свою очередь, нечист и тоже повинен в попытке говорить «своими словами», а посему и неспособен «до конца раскрыть заблуждения Б», в силу чего его критическая статья против А только способствует сохранению «самой глубокой и самой вредной сути его концепции»...

Таким образом, граница между абсолютной истиной и столь же абсолютной ересью постепенно отодвигается все дальше и дальше вниз по алфавиту, пока по сю сторону черты не останется одно-единственное Я — Я «самого-самого-самого», – а все остальные буквы не окажутся «по ту сторону» черты — в категории ревизионистов, взгляды которых «различаются» от эталонных писаний Я и, стало быть, им «противоречат».

Вся эта «исследовательская» работа имеет целью доказать, что никто в мире не понимает и не может понимать диалектику, кроме Мао Цзэ-дуна, и потому все философы — если они не хотят впасть в грех ревизионизма — должны попросту, лукаво не мудрствуя, декламировать наизусть слова «великого кормчего», не изменяя в них ни запятой, ни интонации. Само собой понятно, что философ, отвечающий подобным критериям, похож гораздо больше на граммофон, чем на живого человека, наделенного собственным разумом.

Пропагандистская же цель нами описанной дискуссии тоже недвусмысленно прозрачна. Цель ее, конечно, не в разъяснении закона единства и борьбы противоположностей. Цель одна — организовать трескучие словопрения с тем, чтобы в мозгах у всех и каждого засело и четко отпечаталось, что «раздвоение единого» есть абсолютная, все сразу и разом объясняющая истина, никакому обсуждению и осмыслению не подлежащая, а все остальное — ненужный шум, словесный сор, под грудой которого злодеи-ревизионисты хотели бы похоронить самое-самое-самое главное в диалектике — ее «ядро».

Естественно, что «диалектика» в таком понимании превращается в нечто вроде топора, который только на то и годен, чтобы одним ударом раскалывать («раздваивать») все, что под него попадет. Международное рабочее движение? Раскалывай! Фронт борьбы против империалистической агрессии во Вьетнаме? Раздваивай и его. Раздваивай и разъединяй все, что заключает в своем составе хотя бы крохотное «различие», доводи это «различие» до «противоречия», а «противоречие» — до «антагонизма». Пополам, пополам, а каждую половинку еще раз пополам: знай половинь, пока от мироздания не останутся одни щепки: то-то будет яркий костер для мировой революции!

Вот и вся премудрость диалектики по-маоистски. Иной «нержавеющему винтику Мао Цзэ-дуна» и не требуется. Все остальное — ржавчина, злокозненные выдумки ревизионистов... Именно таков теоретический итог описанной нами дискуссии.

(Полемические заметки о маоистском «понимании» и «применении» диалектики)

Полный диагноз заболевания, именуемого маоизмом, — дело не простое. Он не может состоять только в подведении этого явления под ту или другую рубрику – будь то «культ личности» или «казарменно-бюрократическое извращение коммунизма», «прагматизм» или «догматизм», «метафизический способ мышления» или «софистика», «эклектика» или «дуализм».

Прежде всего требуется тщательный анализ маоизма с точки зрения условий и причин, его порождающих, — как объективных, так и субъективных, — что, разумеется, вовсе не исключает самой жесткой и по существу и по форме его оценки, соответствующей тому вреду, который маоизм наносит мировому коммунистическому движению, морально и политически дискредитируя высокие гуманистические идеалы этого движения и его теории. Мы попытаемся рассмотреть здесь лишь одну из сторон этой большой и сложной проблемы — отношение маоизма к материалистической диалектике.

Стоит хотя бы бегло прочитать философские сочинения Мао Цзэ-дуна, чтобы убедиться в том, что в них при всем желании невозможно обнаружить никакой опоры на вековую марксистскую традицию и на аппарат передовой общественной мысли. Марксистская традиция представлена здесь в виде небольшого числа цитат из классиков марксизма-ленинизма, а аппарат передовой общественной мысли — рядом поговорок, пословиц и притч, известных каждому жителю Китая.

Приходится, разумеется, учитывать, что статьи Мао Цзэ-дуна, о которых идет речь, — «Относительно практики» и «Относительно противоречия», — представляют собой по существу (и, надо полагать, по первоначальному замыслу) популярно-пропагандистские сочинения, рассчитанные на весьма неподготовленного читателя. И если подходить к ним с соответствующей меркой, то особо серьезных претензий к ним предъявлять не стоит.

Дело, однако, получает совсем иной оборот, когда эти статьи объявляются «высочайшей из вершин» в развитии мировой философской мысли и рассматриваются как потолок, выше которого философская мысль отныне уже не имеет права подниматься, когда их начинают искусственно превращать в эталон, в идеал и предел развития «марксистского диалектического мышления».

Следующий ниже абзац принадлежит, несомненно, к образцам творчества Мао Цзэ-дуна и представляет собою то новое, что он вносит в теорию диалектики: «Почему яйцо может превратиться в цыпленка, а камень превратиться в цыпленка не может? Почему между войной и миром существует взаимосвязь, а между войной и камнем такой взаимосвязи нет? Почему человек может родить только человека, а не что-нибудь другое?» 

В самом деле — почему? Это острейшая и сложнейшая проблема, которая любого поставит в тупик, только не Мао Цзэ-дуна. Он решает ее двумя фразами: «Дело здесь не в чем ином, как в том, что единство противоположностей возможно лишь в определенных, необходимых условиях».

Теперь вам ясно, почему яйцо может превратиться в цыпленка, а камень превратиться в цыпленка не может? Теперь вам ясна эвристическая сила «диалектики» как метода решения сложнейших проблем современности? Усвоить эту «диалектику», по Мао, нетрудно. Схема ее несложна. Вот она:

Единство противоположностей возможно лишь в определенных, необходимых условиях

(для пущей убедительности эта фраза повторяется в несколько видоизмененной форме:

Без определенных, необходимых условий не может быть никакого единства»). Следовательно, «человек может родить только человека, а не что-нибудь другое

а между камнем и человеком «никакого» единства нет и быть не может, обезьяна может родить только обезьяну, а не что-нибудь другое, и т.д., и т.п. От кого родился первый человек — это уже вопрос другой, не имеющий отношения к этой «диалектике».

В мышлении Мао и его ортодоксальных последователей можно без труда обнаружить множество таких «больших скачков» от предельно общего положения к частному случаю. Искусство совершать подобные «большие скачки», не утруждая себя ни исследованием частных случаев, ни заботой о последовательности перепрыгивания от общей фразы к специальной проблеме рождения цыпленка из яйца, — это характернейший для данной школы прием.

Может быть, мы придираемся к случайному, действительно смехотворному с точки зрения и диалектики и формальной логики пересказыванию мыслей Мао? К сожалению, нет.

Разве не та же самая «логика» действует в ходе «теоретического обоснования» любой политической акции маоизма? Та же самая схема Например, надо доказать тезис о необходимости раскола международного коммунистического движения. Схема доказательства такова: любой процесс в природе, обществе и мышлении развивается путем «раздвоения единого». Без раздвоения единого не осуществляется ни один процесс. Следовательно, надо «раздваивать» и единство международного коммунистического движения, усматривая в том торжество диалектики.

Было бы кощунством опровергать приведенную выше «диалектику» путем сличения с образцами подлинной диалектики. Это было бы по меньшей мере проявлением неуважения к последней.

Однако к некоторым сопоставлениям все-таки приходится прибегнуть. Рассказывая о преимуществах «диалектики» по сравнению с философской мыслью «домарксистского периода», сам Мао Цзэ-дун и его ученики не жалеют черной краски для изображения «метафизического образа мышления» материалистов XVII и XVIII столетий. Материалисты этих столетий в их изображении выглядят такими неумными, что любой цзаофань, прочитав о них в трудах Мао, сразу же начинает чувствовать себя мыслителем на голову выше Спинозы, Плеханова и прочих «импортированных из Европы путаников».

Интерпретируя, таким образом, действительную историю диалектического мышления, маоцзэдунисты действуют отнюдь не без корысти, рожденной желанием во что бы то ни стало изобразить стиль мышления Мао Цзэ-дуна в качестве вершины развития мировой культуры марксистского мышления. Целью такой тактики, — разумеется, прямо не высказываемой, — остается одно: создать для высказываний Мао такой фон, на котором любая банальность, высказанная «великим кормчим», казалась бы глубочайшим откровением. Надо полагать, и сам Мао под воздействием опьяняющего славословия чувствует себя величайшим мудрецом, сочиняя философские рекомендации вроде следующей:

Вследствие того, что особенное связано со всеобщим, вследствие того, что каждому явлению внутренне присуще не только то, что является в противоречии особенным, но и то, что является в нем всеобщим, всеобщее существует в особенном. Поэтому при изучении определенного явления необходимо вскрыть обе эти стороны и их взаимную связь, вскрыть то особенное и то всеобщее, что внутренне присуще данному явлению, и взаимную связь между ними, вскрыть взаимную связь данного явления со многими другими явлениями вне его...

и т.д. и т.п.

Логику, согласно которой ни одно явление не может быть понято вне связи, ибо любое явление может быть понято только в связи, Мао усвоил прочно. Она имеет то преимущество, что абсолютно неопровержима, так как включает в себя одни лишь «абсолютные истины» — истины, которые можно заучивать наизусть, чтобы потом благоговейно цитировать и декламировать — сольно или хором.

Из таких «абсолютных истин» и состоит весь теоретический багаж «диалектики» Мао, превращенной в эталон и потолок мудрости его усердными адептами. «Применение» же понимаемой так диалектики к жизни состоит всего-навсего в том, что «диалектические формулы» цитируются и декламируются по всякому поводу и без повода — и во время плавания в бассейне, и в торговле арбузами, и для обоснования хулиганских выходок цзаофаней и т.д.

В таком употреблении диалектика превращается просто в прием политической демагогии — в «язык» этой демагогии, рассчитанной на людей, испытывающих уважение к языку марксистско-ленинской науки. В этом и заключается главная черта маоистского извращения диалектики, а именно в том, что произвольные, никакого обоснования не имеющие политические акции Мао проштемпелевываются педантически точно цитируемыми положениями классиков материалистической философии: раскольническая политика в международном коммунистическом движении — тезисом о «раздвоении единого», хунвэйбинские бесчинства — тезисом о «претворении идеи в жизнь», о «превращении идеального в реальное» и т.д. и т.п.

Такое обращение с диалектикой, напоминающее подчас неостроумный анекдот, способно доставить очень веселые минуты врагам марксистско-ленинской философии, которые извлекают из этого спектакля немалую для себя пользу. Это было бы действительно смешно, если бы не наносило репутации материалистической философии такого огромного ущерба, какой не в силах был бы нанести ей самый злобный и ядовитый недоброжелатель.

Именно это обстоятельство и вынуждает каждого марксиста серьезно задуматься над существом дела, чтобы провести ясную и четкую границу между подлинной материалистической диалектикой и тем способом мышления, который практикуют маоисты.

Нравственность и мораль

Отвечаю человеку отдельным постом, специально для того, чтобы знающие товарищи могли меня поправить.
Попробую, как получится.
Троцкисты смогли бы объяснить лучше, но в моём понимании -- П.Р. это революция на экспорт. Реальная практическая помощь коммунистам других стран в свержении режима, этот принцип имел место в Латинской Америке. П.Р. может выражаться как в виде мат. помощи иностранным товарищам, так и в виде прямой военной поддержки, "Вы всё ещё не скинули эксплуататоров? Тогда мы идём к вам!", типа такого ) Идея Троцкого была в абсолютной невозможности "построения коммунизма в отдельно взятой стране", т.к. противостояние ляжет невыносимым бременем на эту страну как экономически, так и политически. Вынужденная закрытость, санкции и постоянные попытки проломить защиту страны извне, -- истощат все ресурсы и всё закончится крахом.

Теперь о Н.Р. у Мао. Это совсем о другом. Его волновало, что при социализме не исчезают классы как таковые. Человеческая психология, как личная так и общественная, меняется очень медленно, не успевая за социально-экономическими преобразованиями. Отсюда необходимость постоянно следить за тем, чтобы в социалистическом обществе не образовывались новые элиты и элиточки. Причём, что парадоксально, бОльшую угрозу он видел в возможном вырождении внутри компартии. Выдвинувшиеся из народа члены партии слишком далеко от него уходили, поэтому Мао решил "окружать города деревней", видя спасение в коллективистском и открытом национальном характере китайских крестьян. Сами члены партии обязаны самовоспитываться, развиваться, непрерывно работать над своим духом и моралью, а крестьянские массы должны поддерживать и укреплять этот дух, ну и следить. Естественно, из этой логики вытекала необходимость непрерывной чистки партийных рядов. Это и есть Н.Р.

Вот так, вкратце и коряво, своими словами.
Буду очень благодарна за уточнения, поправки и критику от товарищей.

Здравствуйте, товарищи!

5 декабря 1907 года в небольшой деревне в провинции Хубэй родился будущий революционер Линь Бяо. Когда Юй Жун (имя при рождении) достиг десятилетнего возраста, он покинул родной дом, чтобы получить образование. В 17 лет будущий Линь Бяо вступил в коммунистическую партию. Имя юноша поменял в 1925 году. Репрессии со стороны правительства, а так же перманентная война с Гоминьданом, делала наличие псевдонимов в рядах Красной Армии Китая практически необходимостью, эта черта партизанских отрядов сохраняется и среди современных Маоистов в Индии (Наксалитов).

Из всех доступных видов образования Линь Бяо выбрал военное. Это предопределило его судьбу. Его карьерный рост в армии продолжался до 1927 года, когда в Китае прошла государственная кампания, направленная против коммунистов. Тогда Линь Бяо по своим убеждениям порвал с тогдашней властью и влился в ряды восставших противников политического строя. Талантливый военный руководил созданием отрядов для Красной армии. Бяо быстро стал заметной величиной среди коммунистов. В начале 30-х годов он уже оказался в Исполнительном комитете партии. Этому продвижению поспособствовал Мао Цзэдун. Двое политиков стали верными товарищами на много лет. Когда Цзэдун оказался главой партии, Бяо стал его правой рукой.

В 1937 году Япония напала на Китай. Начавшаяся отечественная война стала театром боевых действий, на котором Линь Бяо в полном масштабе продемонстрировал собственные умения. Он был одним из выдающихся коммунистических стратегов и тактиков. Офицера назначили главой 115-й дивизии. Это воинское формирование участвовало в нескольких важных битвах. Ключевым из них стало Пинсигуаньское сражение, где Линь Бяо был главным творцом китайской победы. После получения ранения в 1939 году Бяо отправили лечиться в Советский Союз. В Москве ближайший соратник Цзэдуна выполнял и дипломатическую миссию. Когда военачальник выздоровел, он не вернулся на родину, а остался в России, где стал представителем Коммунистической партии Китая в Коминтерне.

В 1945 году Япония признала своё поражение, и коммунисты решили окончательно взять власть в стране в свои руки. Теперь начался последний период гражданской войны сторонников Цзэдуна и прежней республиканской власти в лице Гоминьдана. Лянь Бяо был назначен командующим Объединенной демократической армией, в которой было около трёхсот тысяч человек.

К сожалению, после загадочной смерти Линь Бяо, правое крыло компаритии Китая, во главе с соратниками Дэн Сяопина, начало масштабную компанию дискредитации против уже погибшего Линь Бао: ему приписывали всё, что угодно, вплоть до попытки убить Мао и его участие в заговоре "Банды Четырёх". Эти массовые мероприятия скоро были названы «Критикой Линь Бяо и Конфуция». Агитаторы сравнивали маршала с древним философом и приписывали ему некоммунистические взгляды. В частности, его обвинили в желании возродить рабовладельческий строй. Загадочная смерть Линь Бяо и дальнейшая неоднозначная реакция властей до сих пор являются предметами острого спора между историками из самых разных стран. Большинство материалов следствия, как это и водится в обществе мелкобуржуазных историков и специалистов, до сих пор засекречено.

Несмотря на пропагандистскую кампанию и официальные запреты, сегодня образ Бяо возвращается в массовое сознание китайцев. Ему посвящаются музеи, а родственникам даже удалось издать мемуары.

Организация Трудящихся Казахстана

По просьбе редакции Бескома товарищи из группы Маоист.ру подготовили статью, где изложили свое видение развития марксизма-ленинизма Мао Цзэдуном, опираясь на опыт Китайской Народной революции.
= = =

Любой маоист, если вы спросите его, чем маоизм отличается от большевизма, только недоуменно пожмет плечами. Маоизм — это и есть большевизм. А точнее, его дальнейшее развитие применительно к конкретным условиям Китая начала XX в., а затем и других стран — современных Индии, Филиппин, Непала, Перу, Турции и не только. В последнее время маоизм претендует на роль нового этапа в развитии марксизма-ленинизма, поэтому маоисты говорят о марксизме-ленинизме-маоизме (МЛМ). Тем самым, мы утверждаем, что маоизм — это марксизм сегодняшнего дня, как почти сто лет назад русские большевики говорили, что ленинизм — это марксизм эпохи империализма и пролетарской революции.

Конечно, такие универсальные претензии маоизма не у всех встретили поддержку, а у кого-то и весьма резкий отпор. Мы не будем здесь касаться критики со стороны анархизма, троцкизма и прочих мелкобуржуазных течений, потому что во-первых это скучно и было сделано уже миллион раз, а во-вторых — потому что это критика не столько в адрес маоизма, сколько марксизма и ленинизма. И на нее уже был дан ответ нашими предшественниками. Вместо этого мы рассмотрим разногласия внутри самого марксизма-ленинизма, из которого вырос маоизм, и ответим на два вопроса — что нового принес маоизм как новый этап развития марксизма-ленинизма, и в чем состоят различия между маоизмом и другими течениями марксизма-ленинизма, которые существуют сегодня.

Принципиально вопрос о том, большевизм ли маоизм, был решен самими большевиками, а именно руководством ВКП(б), в 1949 г. во время поездки Мао Цзэдуна в Москву. Сталин принял его довольно сурово, подверг неприятным испытаниям, но в конце концов Мао получил от него то, что ему было нужно — полную поддержку со стороны СССР молодой народной республике, а также признание взглядов Мао как большевистских или марксистско-ленинских. ЦК ВКП(б) изучил произведения Мао Цзэдуна и рекомендовал издать на русском языке его собрание сочинений (сам Мао дипломатично просил помощи советских специалистов в этом деле), причем написанному Мао была дана высокая оценка. Сталин сам сказал, что «новая демократия» Мао Цзэдуна — это «примерно то, о чем большевики говорили в 1904-1905 гг.», т.е. демократическая диктатура пролетариата и крестьянства. Впоследствии в газете Коминформа «За прочный мир, за народную демократию!» было прямо сказано, что новая демократия и новодемократическая революция рекомендуются как путь революции для отсталых и колониальных стран. На этих двух понятиях следует остановиться подробнее, потому что теория новодемократической революции — важная составная часть маоизма.

Маоизм как применение марксизма-ленинизма в условиях Китая

Для людей, хорошо знакомых с наследием Ленина, новодемократическая революция (НДР) не будет чем-то новым, наоборот, в ней сразу узнают ленинскую буржуазную революцию под руководством пролетариата (что заметил и Сталин). Систематически основные идеи этой революции Мао изложил в работе «О новой демократии» (1940) и в работе «О демократической диктатуре народа» (1949). Суть НДР в том, она направлена против феодализма, ее ведущей силой являются крестьяне (поэтому она демократическая революция), и против империализма (поэтому в НДР участвуют не только рабочие и крестьяне и мелкая буржуазия, но также и национальная буржуазия). В отличие от старых демократических революций, которые сокрушили феодализм и открыли путь к капитализму, НДР проводится под руководством пролетариата и его авангарда — коммунистической партии, поэтому она «новая». НДР является первым этапом на пути к социализму. В Китае период НДР — это 1949-1956 гг., после чего блок с буржуазией был разорван и началось строительство социализма.

«Новая демократия» является разновидностью «народной демократии», которая в свою очередь выросла из идеи единого антифашистского фронта, подробно разработанной Г. Димитровым (он же был теоретиком народной демократии как переходного этапа к социализму). Оба термина использовались некоторое время как взаимозаменяемые, например, на совещании Коминформа в 1947 г. А.А. Жданов говорил о «странах новой демократии» (Китай в их число тогда еще не входил, там шла гражданская война с Гоминьданом). В процитированных выше замечаниях Сталина о новой демократии он характеризует ее как первый этап народной демократии, потому что в 1950 г. европейские страны народной демократии уже провели национализацию промышленности и приступили к строительству социализма, а в Китае в этом направлении были сделаны только первые шаги.

«Что значит народная демократия? Она включает, по крайней мере, такие признаки: 1) политическая власть в руках пролетариата, 2) национализация промышленности, 3) руководящая роль коммунистических и рабочих партий, 4) строительство социализма не только в городе, но и в деревне. В Китае не приходится говорить о строительстве социализма ни в городе, ни в деревне. Некоторые предприятия национализированы, но это капля в море. Основная масса промышленных товаров для населения производится ремесленниками. Ремесленников в Китае около 30 мил. Имеются серьезные различия между странами народной демократии и Китайской Народной Республикой: 1) в Китае существует демократическая диктатура пролетариата и крестьянства, примерно то, о чем большевики говорили в 1904-1905 гг., 2) в Китае был гнет иностранной буржуазии, поэтому национальная китайская буржуазия отчасти революционна; ввиду этого допустима коалиция с национальной буржуазией, в Китае у коммунистов существует блок с буржуазией. Это не противоестественно, у Маркса в 1848 г. тоже был блок с буржуазией, когда он редактировал «Новую Рейнскую газету», но это было не долго, 3) в Китае еще стоит задача расправится с феодальными отношениями; в этом отношении Китайская революция напоминает Французскую буржуазную революцию 1789 г., 4) особенность Китайской революции состоит в том, что во главе государства стоит коммунистическая партия. Поэтому можно говорить о том, что в Китае имеется народно-демократическая республика, находящаяся пока на первом этапе ее развития».

Критики маоизма утверждают, что этап новой демократии в Китае при Мао Цзэдуне так и не был преодолен, и строительства социализма якобы не было. Как известно, в СССР победа социализма была зафиксирована в конституции 1936 г. Обратимся к конституции КНР. Когда в 1954 г. была принята первая конституция народной республики, в ней говорилось, что Китай является государством народной демократии, которым руководит рабочий класс и которое опирается на союз рабочих и крестьян. В конституции 1975 г., принятой в конце культурной революции, Китай был провозглашен социалистическим государством диктатуры пролетариата. Это означает, что этап народной демократии к этому времени был завершен. Большая часть промышленных предприятий была уже давно национализирована, проведена коллективизация в сельском хозяйстве (вместо колхозов и совхозов в Китае существовали народные коммуны). Социализм победил на уровне базиса (производственных отношений), было необходимо упрочить его победу на уровне надстройки.

У новой демократической революции есть ряд других отличий как от Октябрьской революции в России в 1917 г., так и от демократических революций в странах Восточной Европы второй половины 1940-х гг. (одно из важных отличий - НДР в ряде стран продолжается и по сей день, тогда как перечисленные выше революции давно стали достоянием истории). Ключевым элементом НДР является народная война, или затяжная народная война. Подробнее на этом я останавливаться не буду (на эту тему есть подробная статья на rebelzine), отмечу только, что характерной особенностью, отличавшей Мао Цзэдуна от других теоретиков партизанской войны (например, Че Гевары) было особое внимание, которое он уделял: 1) роли масс, вовлечению всего народа в вооружённую борьбу, и 2) политике и классовой борьбе. Эти ключевые принципы, которые в маоизме называются «линия масс» и «классовая линия», распространяются не только на народную войну. В отличие от новой демократии, которой в настоящее время нигде нет, затяжная народная война продолжается. Сегодня это единственный путь, который можно без сомнений признать революционным. В ходе народной войны создаются ростки нового общества.

Теория НДР несомненно является важным вкладом в развитие марксизма-ленинизма. Конечно, она не может быть путем революции для всех современных стран, а только для стран третьего мира, где она доказала свою жизнеспособность. Попытки ряда маоистов, а именно сторонников председателя Гонсало (А. Гусман), распространить народную войну на все страны, в том числе индустриальные, и объявить ее универсальным путем революции, не встретили поддержки большинства маоистских партий, а сами гонзалоисты не пошли дальше громких слов. Иначе и быть не может: универсального пути для всех стран не существует, что прекрасно понимали и не раз повторяли еще Маркс и Ленин.

Хотя НДР подвергалась и подвергается критике (например, со стороны троцкистов, которые видят в ней «буржуазную революцию под красным флагом»), в целом за рамки марксизма-ленинизма она не выходит. Считать по-другому можно лишь в силу невежества, незнания идей И.В. Сталина и Г. Димитрова по этому вопросу. Серьезные разногласия начинаются тогда, когда мы говорим об опыте социалистического строительства в Китае, который является главным вкладом Мао в развитие марксизма-ленинизма.

Развитие марксизма-ленинизма в ходе культурной революции

Речь идет о теории культурной революции, или, как ее точнее называть, теории продолжения революции при диктатуре пролетариата. Наиболее полно была сформулирована в известном постановлении ЦК КПК от 8 августа 1966 г. Культурная революция была направлена против буржуазного сознания, которое сохраняется в социалистическом обществе, в первую очередь среди партийных чиновников, против угрозы реставрации капитализма.

«Хотя буржуазия уже свергнута, она тем не менее пытается с помощью эксплуататорской старой идеологии, старой культуры, старых нравов и старых обычаев разложить массы, завоевать сердца людей, усиленно стремится к своей цели — осуществлению реставрации. В противовес буржуазии пролетариат на любой ее вызов в области идеологии должен отвечать сокрушительным ударом и с помощью пролетарской новой идеологии, новой культуры, новых нравов и новых обычаев изменять духовный облик всего общества. Ныне мы ставим себе целью разгромить тех облеченных властью, которые идут по капиталистическому пути, раскритиковать реакционных буржуазных «авторитетов» в науке, раскритиковать идеологию буржуазии и всех других эксплуататорских классов, преобразовать просвещение, преобразовать литературу и искусство, преобразовать все области надстройки, не соответствующие экономическому базису социализма, с тем чтобы способствовать укреплению и развитию социалистического строя».

О какой новой пролетарской культуре шла речь? В постановлении говорилось, что культурная революция — это революция, «затрагивающая живую душу людей». Буржуазная идеология — это идеология индивидуализма и эгоизма, на которой, как на «естественной почве», растут семена ревизионизма и капитализма, подрывающие социализм и диктатуру пролетариата. Как говорил Мао, «борьба с эгоизмом… затрагивает самую душу людей». В ходе культурной революции ставилась задача не только бороться против буржуазной идеологии в обществе и против разложившихся бюрократов, но и постоянно работать над преобразованием своего собственного мировоззрения, что было выражено в лозунгах «бороться с собой, отвергать ревизионизм» и «революционный дух смелости идти против течения».

Культурная революция опиралась на массы рабочих, крестьян, солдат и революционной интеллигенции, ее целью было повышение их сознательности: «пусть массы сами воспитывают себя в ходе движения». Для этого использовались дацзыбао (свободное высказывание мнений с помощью постеров с большими иероглифами) и широкие дискуссии. Подчеркивалось, что наличие неодинаковых мнений среди масс - «нормальное явление», и дискуссии неизбежны и полезны, в ходе дискуссий вырабатывается правильная точка зрения. В постановлении говорилось, что «когда идет дискуссия, ее нужно вести словами, а не пускать в ход силу». В духе работы Мао «К вопросу о правильном разрешении противоречий внутри народа» ЦК КПК призывал провести четкую грань между контрреволюционерами, с одной стороны, и их взглядами, и массами и разными мнениями среди них, с другой стороны.

Согласно постановлению, создавались группы, комитеты и конференции культурной революции — массовые демократические организации, которые должны были проводить культурную революцию в жизнь. Отдельный пункт постановления был посвящен преобразованию просвещения — одной из важнейших задач культурной революции. Здесь ставилась задача покончить с господством в учебных заведениях буржуазной интеллигенции, соединить обучение с производительным трудом, перестроить учебные планы и программы. Также отдельно рассматривался вопрос о соотношении культурной революции и производства — ЦК КПК призывал не противопоставлять их, а использовать культурную революцию для развития производительных сил страны.

Культурная революция была продолжением «великой полемики» - дискуссии между КПСС и КПК в начале 1960-х гг. Изучая советский опыт, Мао пришел к выводу, что недостаточно обобществить средства производства, необходимо продолжать революцию на политическом и идеологическом фронтах, в сфере надстройки, чтобы предотвратить реставрацию капитализма, которая произошла сначала в Югославии, а затем в Советском Союзе. Опыт показал, что главными реставраторами капитализма являются ревизионисты в руководстве самих компартий.

В Китае культурная революция встретила сильное сопротивление со стороны партийной бюрократии во главе с председателем КНР Лю Шаоци и его ближайшим соратником и единомышленником, генеральным секретарем ЦК КПК Дэн Сяопином. Сломить его удалось благодаря массовой кампании критики и самокритики — вывешиванию дацзыбао, организации массовых митингов, проведению дискуссий и т. д. Мао сам вывесил свою дацзыбао в августе 1966 г. со ставшим знаменитым лозунгом «Огонь по штабам!» Под штабом подразумевались «каппутисты» в руководстве КПК, в первую очередь Лю Шаоци.

Стали создаваться новые органы власти — революционные комитеты, в которые входили представители партийных комитетов, вооруженных сил и массовых организаций (хунвейбинов и цзаофаней). Хунвейбины (красногвардейцы) — учащаяся молодежь, и цзаофани (бунтари) — молодые рабочие, были главной движущей силой культурной революции. В Пекине студенты захватили университеты (по их примеру то же самое сделали два года спустя французские студенты), а в Шанхае рабочими была создана «Шанхайская коммуна» во главе с революционным комитетом по образцу Парижской коммуны сто лет назад.

В ходе культурной революции проводились важные эксперименты по изменению организации управления и производства. Революционные комитеты были разделены на три части: одна треть членов ревкома непосредственно занималась управлением, одна треть оставалась на своей прежней работе, и одна треть училась в партийных школах. Была изменена система управления на заводах: вместо директоров ими стали управлять рабочие комитеты, которые тоже формировались по принципу ротации. На первое место вместо материального стимулирования были поставлены моральные стимулы.

Известно, что культурная революция завершилась со смертью Мао Цзэдуна, после чего руководство КПК оказалось в руках правых во главе с Хуа Гофэном и Дэн Сяопином. Последний быстро оттеснил Хуа от власти и сосредоточил ее в своих руках, хотя поста генерального секретаря он официально больше не занимал. Дэн реализовал свой план постепенной реставрации капитализма в Китае. В отличие от горбачевской перестройки, он сосредоточился на экономике, а не на политике, проводил реформы обдуманно и постепенно, и в результате в 1990-е гг. Китай снова стал капиталистической страной, только, в отличие от России — успешной. Нужно быть совершенно безграмотным в марксизме человеком, чтобы принимать современный Китай за социалистическую страну, а идеологию нынешней КПК — за маоизм. Напротив, современный, капиталистический и уже империалистический Китай — это прямая противоположность тому Китаю, который задумал Мао Цзэдун.

Значит ли это, что культурная революция завершилась неудачей? Сам Мао говорил, что одной культурной революции будет недостаточно, и на пути к коммунизму неизбежно еще будут поражения и неудачи, вплоть до победы революции в мировом масштабе. Напротив, культурная революция показала всю глубину угрозы капиталистической реставрации, и дала метод борьбы с ней. СССР не дал такого метода, кроме репрессий, которые были направлены против агентуры иностранных разведок. Сталин считал, что партия является монолитной, и в ней есть «отдельные» отщепенцы; Мао говорил о том, что буржуазная идеология проникает во все слои общества, в том числе в партию.

«В свое время Ленин писал, что недостаточно признавать классовую борьбу, чтобы быть марксистом. По его словам, только тот, кто признает не только классовую борьбу, но и диктатуру пролетариата, может называться марксистом. Сегодня для того, чтобы называться марксистом, недостаточно признавать классовую борьбу и диктатуру пролетариата. Сегодня, чтобы называться марксистом, необходимо расширить признание классовой борьбы и диктатуры пролетариата до признания необходимости продолжения революции в области надстройки с целью завершения мировой революции и по возможности скорейшего построения коммунистического общества» («Марксизм-ленинизм-маоизм, краткий курс»).

Н. Светлов

источник вк
источник жж