«Да придёт «Спаситель»…». Серия убийств в округе Санта-Круз, штат Калифорния, 13.10.1972 – 13.02.1973 гг. Часть V. «Мёрдервилль»
Глава 8. «В клетке» (окончание) [1][4][5][7][11][17][20]
На выходе из магазина Медину и Фёстера встретил сержант Арбсленд; он заехал сообщить, что родители подозреваемого ждут визита детективов в своем доме на МакЛеллан Роуд.
Беседа с родителями Герберта Маллина дала следствию не очень много, но и совсем уж безрезультатной назвать её тоже было нельзя. Во-первых, оказалось, что хотя три недели назад Герберт съехал от родителей в жилой комплекс «Пасифик Вью Апартментс» на Фронт Стрит – но большая часть его вещей еще оставалась в доме.
Во-вторых, дрова, которые Маллин-младший периодически доставлял родителям, он предпочитал рубить неподалеку от Эмпайр Грейд – и детективы опять обменялись многозначительными взглядами: совсем неподалеку от этого места было обнаружено тело Мэри Гилфойл.
В-третьих, достаточно любопытной полицейским показалась реакция родителей на известие о том, что их сын подозревается в шести убийствах. Если мать Герберта, Джин, выглядела шокированной и смущенной («Я просто не могу в это поверить! Это лишено всякого смысла!»), то вот его отец, 64-летний почтовый служащий и отставной военный Мартин Уильям Маллин, воспринял эту новость как-то слишком уж спокойно. В-четвертых, на прямой вопрос о том, не наблюдалось ли за Гербертом в последнее время каких-либо странностей, оба неохотно признали: да, странности были - но ничего такого, что выглядело бы прямо из ряда вон.
Наконец, когда трое детективов уже собирались уходить, Билл Маллин* выдавил из себя:
- Я… я думаю, вы должны знать… Херб… Он проходил лечение в 1969-м году в больнице штата в Мендосино… Мой сын сам обратился туда. Он тогда употреблял галлюциногены…
Примечание 15. В семье Маллинов так сложилось, что отца все звали по «второму» (или «среднему») имени - Билл.
Что за учреждение Билл имел в виду, детективам можно было не пояснять – это была психиатрическая лечебница. Выйдя на крыльцо, Фёстер обратился к коллегам:
- Я думаю, имеющегося достаточно, чтобы получить ордера на обыск машины Маллина, апартаментов на Фронт Стрит и дома его родителей. Я звоню прокурору Даннеру…
Примечание 16. Должен признать, что меня весьма интересует вопрос, по какой причине Джин и Билл Маллины в ходе первой беседы с детективами скрыли от них правду. Из всех «странных поступков» своего сына они упомянули самые незначительные - и, поведав про его госпитализацию в Мендосино, промолчали про остальные. Неужели они думали, что скрыв подобные подробности, они помогут своему сыну – а полиция окажется настолько наивной, что не раскопает прошлое главного подозреваемого в 6 убийствах?
После полудня Герберта Маллина привезли обратно в отдел уголовного розыска; лейтенант Шерер повторно зачитал подозреваемому его права – но все попытки задать Маллину какой-либо вопрос (включая «Понятны ли Вам Ваши права?») натыкались на его ответные крики «Молчание!» и «Я имею право хранить молчание и право на адвоката – и буду молчать в его отсутствие!». На предложение лейтенанта: «Дайте номер Вашего адвоката и мы свяжемся с ним», Маллин реагировал точно также: «Молчание! Вам вообще известно, что означает это слово?!?».
В 13:30 задержанный впервые изъявил желание воспользоваться правом на телефонный звонок и продиктовал 7 цифр - но на вопрос, кому он собрался звонить, опять пролаял: «Молчание!»; когда лейтенант сам набрал номер, трубку сняла миссис Маллин. Перебросившись с родителями несколькими словами, Герберт попросил их связаться с бывшим окружным прокурором, а ныне - известным адвокатом по уголовным делам Ричардом Пизом; несмотря на просьбу Шерера не класть трубку после окончания разговора, задержанный, издевательски улыбаясь ему в лицо, нарочно нажал отбой. Когда лейтенант все же перезвонил, трубку снял Маллин-старший, попросивший встречи с сыном; разрешение ему было дано – при условии, что он успеет приехать до 17:00.
К двум часам дня стало ясно, что весь этот «цирк», который устроил задержанный, ни к чему не приведет, и Шерер распорядился отправить его в камеру; когда Маллин уходил, он выдал любопытную фразу: «Такие, как вы, ответственны за 3 миллиона погибших во Второй Мировой войне!». Что он имел в виду, так никто и не понял…
Тех двух часов, что Шерер с коллегами потратили на попытки добиться от Герберта ответов на элементарные вопросы, сотруднику офиса окружного прокурора Арту Даннеру хватило, чтобы получить у судьи ордер на обыск машины, апартаментов Маллина, а также дома его родителей. В брезентовой сумке, лежащей на переднем сиденье Chevrolet, детектив Фёстер и криминалист Пол Доэрти обнаружили кожаный мешочек; развязав завязки горловины, они наткнулись на револьвер RG-14 калибра .22. И револьвер, и винтовка, из которой был застрелен Перес, были отправлены в криминалистическую лабораторию Редвуд Сити для исследования.
Кроме того, среди хлама, которым была забита машина, Фёстер обнаружил записную книжку с одной-единственной записью «Джим Джианера, Бранчифорте Драйв, 1965»;
обыск в апартаментах № 8 по адресу Фронт Стрит, 81, дал еще кое-что - плащ, на котором не хватало одной кожаной пуговицы, и газетные вырезки со статьями об убийствах.
Примечание 17. Кроме того, полиция изъяла ряд личных вещей Маллина; некоторые из них (вроде книги «Эйнштейн – жизнь и времена») тоже имели отношение к делу – но выяснилось это несколько позже.
Билл Маллин сдержал своё слово – и появился в управлении до того, как большая стрелка часов достигла цифры «5». Свидетелем его беседы с сыном стал лейтенант Шерер – и она произвела на него странное впечатление. С самого начала на большинство вопросов Билла Герберт отвечал односложно: «Угу… Ага…» и даже не смотрел ему в лицо - но после того, как отец заикнулся о необходимости обратиться к психиатрам, поведение сына сменилось на откровенно враждебное. Тем же тоном, что он разговаривал с полицейскими, Герберт заявил, что его «защищает Пятая Поправка»; на прощание Маллин-младший упрекнул Билла в том, что тот всю жизнь плохо к нему относился. Стало ясно, что по какой-то причине Герберт причисляет отца к своим противникам – и тому ничего не оставалось, как покинуть тюрьму со слезами на глазах, пробормотав: «Пусть Бог хранит тебя, Херб!». В ответ на его прощание сын пробормотал что-то невнятное…
Глава 9. «Мёрдервилль, США» [1][2][4][5][7].
Поздно вечером 14 февраля подоспело заключение криминалистической лаборатории: пули, убившие Джима и Джоан Джианеру, а также Кэти Фрэнсис и её сыновей, выпущены из предоставленного на исследование револьвера; гильза, обнаруженная на полу дома на Вестерн Драйв, носит следы от бойка того же оружия.
Впрочем, именно эти выводы экспертов не стали для детективов и сотрудников прокуратуры неожиданностью; гораздо сильнее их удивило другое – отпечатки пальцев Герберта Маллина оказались идентичны следам, оставленным на месте убийства отца Анри Томе! Соответствующее заключение криминалистов было немедленно переслано в прокуратуру округа Санта-Клара, на территории которого располагалась Церковь Девы Марии в Лос-Гатос.
На следующий день окружной прокурор Санта-Круз Питер Ченг выдвинул против Герберта Маллина обвинение в шести «убийствах первой степени». Муниципальный судья Дональд О. Мэй назначил следующее заседание по делу на 1 марта и определил в качестве залога сумму в 300000 $.
К тому моменту информация о задержании Маллина уже давно просочилась в СМИ - но следствие, прокуратура и адвокат Пиз воздерживались от комментариев и разглашения сведений по делу (чему весьма способствовал соответствующий судебный приказ судьи Мэя). Ставшие известными репортерам факты из жизни Маллина не выглядели сенсационными, и вскоре его краткая биография оказалась вытеснена с первых страниц газет другой мрачной новостью.
16 февраля обнаженные тела двух молодых женщин были найдены в каньоне к востоку от Кастро Вэлли, округ Аламеда; несмотря на то, что тела были обезглавлены и изрядно эммм… «разукомплектованы», первичный осмотр выявил, что одна из погибших была белой, другая – азиаткой. Практически ни у кого не возникло сомнений, что речь идёт о пропавших 5 февраля Элайс Лиу и Розалинд Торп; осаждаемый со всех сторон газетчиками прокурор Ченг вынужден был признать, что округ Санта-Круз по количеству жестоких убийств стал «мировой столицей», а сам город пора переименовывать в «Мёрдервилль, США».
Впрочем, «если вам кажется, что дела идут плохо, но еще не ужасно – значит, вы чего-то еще не знаете…» - и 17 февраля в здание одного из полицейских участков Санта-Круз с криком вбежал молодой человек. Он был бледен, как полотно, и трясся, как осиновый лист; собравшимся вокруг него полицейским молодой человек сообщил, что ему 21 год, зовут его Джеффри Кард, и приехал он полчаса назад из Боулдер-Крик. Джефф собирался навестить брата, которого не видел неделю - но то, что он обнаружил в палатке в Парке Генри Коуэлла, повергло его в состояние шока, от которого он всё никак не мог отойти.
Поскольку территория Парка относилась к «зоне ответственности» офиса шерифа, дело передали туда. К тому моменту, когда детективы (Терри Медина, Говард Андерсон и сержант Арбсленд) в компании двух экспертов приступили к осмотру места преступления, уже начали сгущаться сумерки - и значительную часть следственных действий пришлось перенести на следующий день.
Ранним утром 18 февраля тела тинэйджеров, упакованные в черные резиновые мешки, увезли на вскрытие, результаты которого не заставили себя долго ждать – причиной смерти всех четверых послужили пулевые ранения в голову; сами пули были от патронов .22 LR.
Сотрудники правоохранительных органов выносят тела жертв Маллина.
Когда на место преступления доставили Джеффа Карда, тот сразу же сообщил детективам, что из хижины пропала винтовка калибра .22; не надо было «иметь семь пядей во лбу», чтобы связать бойню в парке, пропавшую винтовку и убийство Фреда Переса – и возглавлявший детективов лейтенант Питтингер был просто уверен, что они столкнулись с очередным делом рук Герберта Маллина.
Во вторник, 20 февраля, подоспело заключение баллистической лаборатории – и к шести обвинениям в «убийстве первой степени», выдвинутым против Герберта Маллина, добавились еще четыре; возможность выхода под залог была немедленно аннулирована судьей.
В тот же день сотрудник офиса коронера округа Аламеда Роланд Прэль однозначно идентифицировал тела, найденные в каньоне четырьмя днями ранее – как и ожидалось, они принадлежали исчезнувшим 5 февраля студенткам. На рассвете 22 февраля началось масштабное «прочесывание» окрестностей города, возглавленное лейтенантом Питтингером; целью операции был поиск тел других жертв, а также возможных улик – дело в том, что помимо убийств, приписываемых Маллину, на руках у департамента полиции и офиса шерифа оставалось еще 11 случаев исчезновения людей, а также убийств, сопряженных с расчленениями и изнасилованиями.
Статья в газете, посвященная опознанию тел Элайс Лиу и Розалинд Торп.
Газеты продолжали изощряться в догадках, сколько же серийных убийц действует одновременно в округе Санта-Круз; в то, что он один (как утверждал в своем интервью шериф Дуглас Джеймс), не верил никто. Продажи оружия, давно достигшие рекордных отметок, продолжали расти – как и уровень напряженности среди населения; помощники шерифа, участвующие в «прочесывании», всерьёз опасались, что кто-нибудь из «чересчур бдительных граждан» перепутает их с преступниками и подстрелит. Кое-где в СМИ уже начали звучать голоса, что жителям округа приходится пожинать плоды политики губернатора Рейгана, из-за которой «психи» оказались на свободе: «Он позакрывал дурдомы, и все чокнутые оттуда повалили в наши города!».
Студенты упрекали полицию в бездействии; департамент полиции и офис шерифа отвечали обвинениями в легкомыслии. Впрочем, нельзя не признать, что определенная доля правды в словах правоохранителей все же была: полиция кампусов продолжала публиковать предупреждения о недопустимости путешествий с незнакомцами, но количество девушек на обочинах дорог упало незначительно. Почему? «А со мной этого никогда не случится», - легкомысленно заявила одна из студенток в ходе импровизированного интервью, когда репортер местной газеты подобрал ее на дороге. «Вот-вот, именно так и обстоит дело»,- процедил лейтенант Шерер, дочитывая статью и пожевывая неизменную сигару. «Они все так говорят - и думают. А потом, когда в морге сдергивают простыню с очередного тела, мы видим их глаза, уставленные в потолок…».
Тем временем, подошло 1 марта 1973 г. - время предварительных слушаний по делу Герберта Маллина. От услуг Ричарда Пиза обвиняемому к этому моменту пришлось отказаться (дорогостоящие услуги лучшего адвоката по уголовным делам в округе Санта-Круз оказались Герберту и его родителям «не по карману»), и защиту его интересов взял на себя Джеймс Джексон, работавший на офис Public Defender’a (омбудсмена по делам социально незащищенных слоев населения); его услуги Маллину не стоили ничего*.
Герберт Маллин, доставленный на заседание суда 1 марта 1973 г.
Как только судья Мэй объявил о начале заседания, Маллин, одетый в оранжевую робу заключенного тюрьмы округа Сан-Матео, начал «чудить» - минуя адвоката, он подал судье записку, что частично признает себя виновным в предъявленных ему обвинениях. На вопрос «Как это понимать?», адвокат Джексон только развёл руками:
- Ваша честь, мой клиент только что поставил меня в известность, что решил осуществлять свою защиту самостоятельно…
- Извините, мистер Маллин, но я не могу принять ваше заявление, - резюмировал судья.
Тогда Маллин, поджав губы и покраснев от злости, нацарапал и подал судье вторую записку; в ней он признавал себя полностью виновным в 10 «убийствах первой степени».
- Этого я тоже не могу принять,- возразил Мэй. - И у меня нет доказательств того, что ваше психическое состояние позволяет вам осуществлять свою собственную защиту без участия адвоката…
В итоге, начало предварительных слушаний было перенесено почти на 2 недели - на 13 марта 1973 г.; за все время, что Герберт Маллин провел в здании суда, он не произнёс ни слова.
*Примечание 18. В тюрьму соседнего округа Маллина перевели потому, что «уровень безопасности» там был выше - по словам лейтенанта Шерера, многим заключенным в тюрьме округа Санта-Круз пришлось «не по вкусу» соседство с детоубийцей.
** Примечание 19. Это не говорит о том, что Джим Джексон относился к делу Маллина «спустя рукава» - дело обстояло совсем наоборот. Во многом, именно благодаря его «команде» - а точнее, подчиненному Джима, частному сыщику Картрайту – стали известны подробности, позволившие пролить свет на побудительные мотивы убийцы.
Глава 10. «Вниз по кроличьей норе» [1][2][5]
Стратегия, которой планировала придерживаться сторона защиты, была проста; Джексон собирался настаивать на признании своего подзащитного невменяемым - но при этом не доверял заключениям психиатров, выбранных штатом в качестве экспертов.
Примечание 20. В этом нет ничего удивительного: на экспертов (впрочем, как и на присяжных) всегда давило общественное мнение – большинству обывателей не нравилась мысль, что невменяемого убийцу впоследствии могут признать «излечившимся» и выпустить из клиники Атескадеро.
У Джима и его помощника, частного детектива Гарольда Картрайта, на примете был один независимый эксперт, мнению которого оба доверяли - хотя бы в силу того, что сами посещали его семинары по психологии преступников; по стечению обстоятельств, этим специалистом оказался уже упомянутый психиатр Дональд Т. Ланди, беседовавший с Бобом Фрэнсисом (а двумя годами ранее - обследовавший убийцу Фрейзера).
Доктору Ланди весьма не хотелось связываться с этим делом – он и так был занят по горло: активно преподавал (причем как на юридическом, так и на медицинском факультете), да еще и заканчивал книгу. Несмотря на все уговоры Джексона и Картрайта («Только взгляни на него и всё!»), Дональд прекрасно осознавал, что случай Маллина, возьмись он за него, отнимет прорву времени - дело в том, что с точки зрения Ланди, суждение о вменяемости (либо невменяемости) могло быть вынесено лишь после длительных встреч с обвиняемым, продолжительного анализа их результатов и изучения всей «истории болезни». Тем не менее, доктор согласился – в основном потому, что его удручало состояние дел в калифорнийской психиатрии того времени (см. предисловие), и Маллин, уже имевший с ней дело, представлял собой один из примеров того, что государство не в состоянии позаботиться о собственных больных гражданах.
Первая встреча Ланди и Маллина, запланированная на 4 марта, так и не состоялась – узнав, что к нему прибыл врач-психиатр, Герберт наотрез отказался с ним встречаться. Адвокату Джексону понадобилось несколько дней, чтобы убедить своего подзащитного в том, что доктор Ланди собирается действовать исключительно в интересах защиты – и 9 марта психиатр и объект его исследования все же встретились.
С самого начала их двухчасовой беседы Маллин выглядел настороженным и подозрительным; не успел Ланди открыть рот, как его «клиент» сразу заявил - если содержание беседы будет записываться на диктофон, то он не скажет ни слова. Впрочем, психиатра это не удивило: он уже успел наслушаться рассказов Джексона о «фортеле» с признанием, который его подзащитный выкинул в суде 1 марта - а также о прочих его выходках, говоривших о явном нежелании сотрудничать.
Первым делом Маллин пожаловался на «отвратительные условия» - дескать, телевизор и радио, которые охранники включали по просьбе остальных заключенных, являются «психологическим оружием» против него, Герберта Маллина, и мешают ему медитировать. Ланди начал с того, что попросил Герберта рассказать о себе; Дональда больше интересовало не столько то, что тот расскажет, сколько то, как он это сделает.
Как и ожидал доктор, разговор немедленно стал путаным; Герберт постоянно перескакивал с темы на тему, на некоторые вопросы просто отмалчивался, а когда Ланди спросил его о предыдущих госпитализациях, стал просто груб: «Это не ваше собачье дело!».
Наиболее интересным для психиатра стало заявление Маллина, что оружие он купил в декабре – «после того, как окончательно убедился в том, что может читать чужие мысли». Герберт пояснил, что его одурачили «все эти адвокаты мира» (выступающие против войны во Вьетнаме) и «дети-цветы», что они «глумились» над его разумом – и он должен был им отомстить. На прямой вопрос, он ли убил семью Джианера и Фрэнсисов, Маллин предложил психиатру самому делать выводы, исходя из вещественных доказательств.
Естественно, Джексона и Картрайта интересовало первое впечатление, которое на Ланди произвёл их подзащитный – но ответ на их вопрос, является ли Маллин вменяемым, оказался несколько неожиданным. По словам психиатра, Маллин с практически стопроцентной вероятностью психически болен («По-видимому, мы имеем дело с самым сумасшедшим сукиным сыном из всех, кого я когда-либо встречал», - Дональд Т. Ланди), и страдает, скорее всего, параноидальной шизофренией - хотя этот диагноз еще под вопросом; но вот что касается его вменяемости – вот тут далеко не всё так просто.
Как пояснил Ланди, согласно действовавшему (и действующему) в США правилу МакНотона, для признания обвиняемого невменяемым мало установленного факта, что он страдает психическим заболеванием; необходимо также, чтобы вследствие своего болезненного состояния он не осознавал вредоносности собственных действий - либо негативного характера их последствий. Наибольшие сложности всегда возникали с доказыванием именно второго пункта – и это является второй причиной того, что за всю историю США менее 2% убийц были признаны невменяемыми (по поводу первой причины – см. примечание 20).
Что касается Герберта Маллина, с этим вполне могли возникнуть реальные проблемы: во-первых, исходя из установленных обстоятельств дела, Кэти Фрэнсис он убил, опасаясь опознания – а значит, осознавал, что совершил преступление, за которое его будут искать; во-вторых, с мотивом прочих убийств тоже не все ясно. На насмешливое замечание Картрайта («Да бросьте, Дон… Он же безумен, как Шляпник! Может, он убивал людей потому, что считал себя бананом…») Ланди ответил, что даже агрессивные шизофреники не убивают просто так. Да, они живут в своем, воображаемом мире, который для них выглядит более настоящим, чем реальный; но даже в этом мире у них должна быть причина, по которой они начинают убивать – пусть такая же безумная, как они сами, но причина…
По мнению Ланди, избранная линия защиты без установления всех указанных им моментов была заранее обречена на провал. Для того чтобы «подкрепить» ее, необходимо было проделать приличный объем работы:
- воссоздать всю жизнь Герберта Маллина чуть ли не поминутно – со дня его рождения и до момента ареста;
- продолжать беседы с обвиняемым до тех пор, пока не удастся завоевать его доверие и вызвать на откровенность.
Как показали дальнейшие события, в большинстве своих предположений Дональд Ланди оказался прав – но даже он не до конца представлял, насколько глубока окажется эта «кроличья нора».
Глава 10. «О, сколько нам открытий чудных…» (начало) [1][2][5][7][8][11][13][15][16][19][20][22].
Что касается «жизнеописания» Герберта Маллина, то здесь Ланди решил начать с бесед с его родными и близкими; в этом он не прогадал – первых же рассказов было вполне достаточно для того, чтобы подтвердить нелестное мнение Дональда о состоянии дел в Службе охраны психического здоровья штата Калифорния.
Через день после того, как у молодоженов Мартина Уильяма и Джин Маллин родился их первый ребенок, дочь Патриция, на Пёрл-Харбор упали японские бомбы. Джин еще оставалась в роддоме, когда муж поставил её в известность, что добровольно написал заявление о переводе из резерва в действующую часть – ему казалось постыдным в такой момент отсиживаться дома.
Военная фортуна оказалась милостива к бывшему сержанту морской пехоты, и конец Второй Мировой он встретил в должности командира роты и с капитанскими погонами на плечах; этот момент он сам считал «вершиной своего жизненного пути» - с точки зрения статуса и личных достижений. Здесь было, чем гордиться, и Билл Маллин гордился; более того, в душе́ бывший капитан Армии США, устроившийся после демобилизации продавцом в мебельный магазин в Салинасе, навсегда остался военным.
Там же, в Салинасе, 18 апреля 1947 г. появился на свет их с Джин второй ребенок; мальчика нарекли Герберт Уильям. Через год семья Маллинов перебралась в Уолнат-Крик, что неподалеку от Окленда - там Билл нашел работу в крупном мебельном магазине; за несколько дней до того, как Герберту исполнилось пять, семья переехала еще раз – на этот раз в Сан-Франциско, который оставался их домом на протяжении следующих 11 лет.
Район, в котором проживали Маллины, считался вполне респектабельным; рядом находилось озеро и парковая зона, и Херб вместе с другими мальчишками рыл траншеи, строил домики на деревьях – в общем, рос обычным ребенком, в меру развитым физически и умственно.
Тем не менее, не обошлось и без «ложки дёгтя»… Описывая детство Херба, нельзя не затронуть один момент – мать его была ревностной католичкой (и даже склонила мужа-лютеранина к принятию католической веры), поэтому иные, кроме приходской школы, варианты получения сыном образования ею просто не рассматривались.
Надо сказать, что от школы Святого Стефана, в которую родители определили Герберта, он был не в восторге; строгость «святых отцов» казалась ему чрезмерной - особенно после «подготовительного» класса, который он окончил в государственной школе. Тем не менее, успевал он хорошо, с другими детьми вполне ладил, а от неприятностей старался держаться подальше.
«Мне всего пару раз приходилось ходить в школу, когда он учился в младших классах. Сестра Мэри-Аннет однажды вызвала нас, когда Херб что-то нацарапал на недавно покрашенных скамейках… Когда Билл заверил, что выпорет его за шалость, монахиня немедленно перебила: «Нет, пожалуйста, не бейте мальчика!». Но в остальном он был очень прилежным и внимательным учеником», - вспоминала Джин… не забыв при этом добавить: «Он рос абсолютно нормальным!».
Что же касается Маллина-старшего, то порку он, судя по всему, считал одним из необходимым аспектов воспитания - например, сыну могло достаться на «нарушение распорядка дня». Тем не менее, он не был садистом или тираном – просто подобные методы тогда считались в порядке вещей, да и военное прошлое Билла тоже сыграло свою роль в формировании его представлений о «дисциплине».
В остальном он был хорошим отцом – по крайней мере, лучше многих; он «не прикладывался к бутылке», любил своих своих детей и всегда старался уделять им время – несмотря на то, что большую часть недели проводил в разъездах. Захотелось ребенку стать бойскаутом – и отец взял на себя должность помощника вожатого в отряде; когда в возрасте 8 лет Херб увлекся бейсболом, Мартин взялся тренировать местную детскую команду по выходным: «4 года я был тренером по этой проклятой игре, постоянно ссорясь при этом с «яжемамами» и «яжепапами», каждый из которых считал, что именно их ребенок – будущая звезда «All-Americans». Я делал это ради Херба… Я очень, очень любил своего мальчика…».
Кроме того, Билл старался вырастить из сына «настоящего мужчину» - по крайней мере, как он это понимал; он рассказывал Хербу «военные истории», научил его стрелять (на стрельбищах Национальной стрелковой ассоциации, куда его возил отец, Герберт демонстрировал изрядные успехи) и боксировать (пара раундов на кухне перед обедом служили отцу с сыном своего рода зарядкой).
Когда в 1963 г. родители поставили Герберта в известность, что его сестра остается в Сан-Франциско, чтобы закончить колледж, а сами они вместе с Хербом переезжают Фелтон, округ Санта-Круз, радости мальчика не было предела – за 8 лет католические школы Святого Стефана и Риорден успели ему изрядно надоесть. В школе Сен Лоренцо Вэлли Герберт, до этого не отличавшийся особой общительностью, что называется, «раскрылся» - и 1964 год стал для него, пожалуй, самым счастливым; он быстро обзавелся друзьями, блистал в школьных командах по футболу и бейсболу (несмотря на небольшой рост и худощавое телосложение) и даже стал предводителем неофициального клуба старшеклассников «Зеро». Ближайшим другом Герберта стал одноклассник Дин Ричардсон; появилась у Херба и девушка, которую звали Лоретта Риккетс – она училась на год младше.
Герберт Маллин в составе школьной команды по футболу (нижний ряд, в центре).
В июне 1965-го Херб окончил школу - 43-м по успеваемости из 134-х выпускников; ему прочили «многообещающее будущее», но через несколько дней после выпуска в жизни молодого человека произошло трагическое событие (послужившее, по мнению доктора Ланди, «триггером» для развития болезни) – в автомобильной катастрофе погиб его друг Дин Ричардсон.
Херб был вне себя от горя и настоял на том, чтобы участвовать в организации похорон вместе с матерью Дина; после погребения он несколько дней почти не выходил из своей комнаты. Навестивший его в один из подобных дней приятель заметил странную вещь - Херб повесил в своей комнате фотографию погибшего друга, украсил её цветами и расставил вокруг различные предметы таким образом, чтобы это «напоминало алтарь».
Примечание 21. Странное поведение Херба в этот период Ланди считал первым признаком проявления его заболевания. По словам Дональда, начало шизофренического расстройства часто бывает коварным - и поскольку Херб никогда раньше не давал своим родителям особых поводов для беспокойства, то они были склонны рассматривать его поведение в этот период как следствие переживаний. Билл и Джин никак не могли знать, что явные признаки параноидальной шизофрении редко проявляются до достижения двадцати лет - хотя первые симптомы могут появиться и в подростковом возрасте.
К сентябрю 1965-го Херб постарался взять себя в руки и поступил в Колледж Кабрильо - чтобы благополучно его окончить через 2 года ; незадолго до выпуска, в первой половине 1967-го, они с Лореттой обручились.
Однако, уже к осени того же года близкие Херба начали подмечать странности в его поведении – его «швыряло из стороны в сторону», как кота в барабане стиральной машины. Во-первых, у него кардинально поменялись интересы; если еще год назад он заявлял отцу, что после окончания колледжа хочет поступить в Инженерный Корпус Армии США, то теперь никакой речи о службе уже не шло – более того, он повадился участвовать в демонстрациях против войны во Вьетнаме и (к величайшему разочарованию отца) заявил о намерении оформить статус «отказника по соображениям совести» (conscientious objector, CO).
Герберт увлекся восточными религиями и философией, постоянно заводил разговор о «предназначении человека» и «цепочке перерождений»; он даже поступил на философский факультет в Колледж Сан-Хосе – но бросил его спустя 3 месяца.
Даже внешний его облик начал постоянно меняться; он то отпускал длинные волосы, бакенбарды и бороду - то начинал коротко стричься и одеваться как бизнесмен. По воспоминаниям его сестры Патриции, он несколько раз приезжал к ней, одетый каким-то невообразимым образом - то в «пижаме» какого-то «сына Хошимина«, то разряженный, как chicanos (при этом он еще и разговаривал с испанским акцентом).
«По совокупности» симптомов родители и невеста немедленно заподозрили Херба в употреблении наркотиков (марихуаны и ЛСД). Надо сказать, что в этом они не ошиблись - но главной проблемой Герберта были все же не наркотики, а его прогрессирующий недуг; другое дело, что людям с подобным диагнозом употребление разного рода «психоактивных веществ» противопоказано – потому что может спровоцировать манифестацию заболевания.
В марте 1968 г. Лоретта разорвала помолвку и вернула Герберту подаренное им кольцо. Причин тому было несколько: Херб уже в открытую употреблял при ней наркотики, стал грубым и вспыльчивым и однажды ударил девушку; его общее психическое состояние начинало внушать все бо́льшие опасения. Но «последней каплей» послужило все же не вышеперечисленное (и даже не мнение отца Лоретты, бывшего офицера, в глаза называвшего Херба трусом), а «каминг-аут» самого Маллина; тот заявил, что отныне является гомосексуалистом и уже имел первый сексуальный опыт с мужчиной - и ему это понравилось.
Расставание с Лореттой расстроило Херба, но не особенно сильно; по Дину Ричардсону он в своё время горевал гораздо сильнее...
Окончание следует.
Источники информации перенесены в комментарии.