Под сенью чёрного солнца 10
Кот, оставив Ноктиса наслаждаться обществом трех почти не тронутых пинт пива, поспешил вверх по лестнице. Преодолев один пролет, он очутился в конце широкого коридора, который заканчивался массивной металлической дверью. Перед ней развернулась немая сцена: Фурезу, стремящемуся подойти к двери, за которой, похоже, и скрылась Рыжая, преградил путь внушительного вида детина, макушка которого самую малость не доставала до черного потолка коридора. Двое мужчин пытались продырявить друг друга взглядом, не издавая при этом ни звука. Рядом, на расположенном у самой двери диване, закинув ногу на ногу, сидел худощавый мужчина, исподлобья наблюдавший за "сценой из жизни статуй". Салазар приблизился к участникам безмолвного действа.
- О, Досс, смотри, еще один явился, - ухмыльнулся мужчина с дивана.
Острые черты лица и маленькие бегающие глазки придавали ему сходство с хорьком. "Хорёк" свистнул, сумев наконец привлечь внимание напарник. Верзила, до этого не сводивший взгляда с Фуреза, будто вспомнил о существовании остального мира, на секунду перевел взгляд своих узко посаженных глаз на Салазара и пробасил:
- Госпожа не давала никаких распоряжений относительно посетителей. Без распоряжения не пущу, - выдавил верзила, тот же утратив всякое сходство с живым человеком - он застыл уподобившись глиняному голему. Его глаза вновь впечатались в Фуреза, брови нахмурились, увеличив и без того огромный лоб, а кулаки сжались громко хрустнув.
Салазар оценил перспективы разговора с этим не особо болтливым господином и предпочел обратиться к "хорьку":
- Любезнейший, мы давние друзья вашей госпожи и хотели бы ее увидеть. Она ведь рассердится, узнав, что вы нас не пропустили.
- Друзья, не друзья, да хоть сам Азгор воскресни и припрись сюда на своей летающей скотине - мне по боку. Распоряжений не было.
- Ладно, ребятки, не хотите по-хорошему... - Салазар заставил одну из монет вылететь из кошеля. Золотой кругляш сделал пируэт, пролетев вокруг верзилы Досса, и застыл перед лицом его напарника.
- Ооооо, нет! - закричал "хорек" и, поджав ноги, забился в угол дивана .Там он провел лишь пару секунд, а потом, разразившись мерзким смехом, поднялся на ноги. Недобро улыбнувшись, он медленно закатал правый рукав своей красной сорочки, продемонстрировав Салазару предплечье, на котором красовалось черное солнце. Метка охранника Рыжей и не думала выцветать. Черные лепестки блестели в лучах настенных свечей, гипнотизируя вора. Сколько раз он проклинал день, когда эта печать сделала из простого мальчишки изгоя - непохожего на других отщепенца, которому жизнь приготовила лишь долгие годы боли и одиночества. И вот теперь он чувствовал, что становится чужим даже для таких же как он проклятых.
Солнце на руке вора истлевало, готовя его к новому, куда более страшному, чем жизнь без семьи, испытанию.
Мысли Кота разогнал крошечный огненный шар, вспыхнувший над рукой мужчины в красном. "Хорёк" пару раз подбросил его, жонглируя сгустком концентрированной смерти, словно фокусник яблоком. Средоточие огня пульсировало, в каждую секунду готовое ринуться в атаку, а потом и вовсе подскочило, поглотив золотую монету. На деревянный пол коридора с шипением рухнул сгусток расплавленного металла.
- Друг, мы тоже знаем пару фокусов, не переживай, - " хорёк" улыбался и не думая останавливаться. Рядом с ним вспыхнул ещё одна огненная сфера. Золото шипело, вгрызаясь в дерево пола, призывая на помощь своих собратьев - Салазар подчинил своей воле ещё несколько монет, заставив их хищным роем взвиться в воздух. Мужчины уже начали сближаться, когда металлическая дверь отворилась и в ней показалась очень недовольная усеянная веснушками физиономия:
- Мальчики, а что это мы тут расшумелись?
Охранники, словно охотничьи собаки при виде хозяина, застыли по стойке смирно, потеряв к визитерам всякий интерес. "Хорёк" моментально потушил огонь и со всей возможной скоростью принялся расшаркиваться перед девушкой:
- Простите, госпожа. Тут два каких-то подозрительных типа приперлись, а вы не давали на их счет никаких распоряжений.
- Ты свою-то рожу видел, подозрительные мы ему. Привет, Сайя, - сказал Салазар и расплылся в радостной улыбке. Рыжая посмотрела на него, будто только что увидев, улыбнулась и начала быстро махать рукой:
- Привееет, мальчики.
Пару секунд она продолжала улыбаться, а потом провела пальцем по краешку брови и застыла с удивленным лицом:
- А вы, собственно, кто?
Радость сдуло с лица Кота словно ветром.
- Но как же? Внизу... - Вор не успел договорить. Рыжая, похоже, понятия не имела о манерах и даже не думала дослушивать слова собеседника до конца.
- Постой-ка, - девушка стремительно подошла к вору и стала ощупывать его лицо.
Тонкие пальцы Рыжей блуждали по физиономии Кота, выискивая знакомые черты. Через мгновение она метнулась к Фурезу, облапала его лысый череп и, прищурив зеленый глаз, принялась разглядывать жреца.
- Я вас где-то видела, - просияла Сайя, вздернув указательный палец вверх.- Ах да, это ваш друг только что меня продажной девкой назвал?
Лица всех четырех мужчин, отчего-то, сделались каменными.
«Хорек» вновь зажег над рукой частичку огня. Верзила Досс нахмурился, принявшись поглаживать кулак.
- Ладно, ребятки, расслабьтесь. Мне и в правду знакомы эти сомнительные личности. Когда-то ведь ели из одной плошки, - она зашла в комнату, поманив за собой впавших в паралич магов. Левый глаз Салазара начинал нервно дергаться.
- Ну, что застыли, мальчики? Так рады меня видеть, что аж ножки не ходят? Я то думала, вы сюда пришли исключительно над вашим другом-симпатягой потешаться, а вы ко мне? - Рыжая упивалась растерянностью мужчин. "Мальчики" смогли взять себя в руки и двинулись вглубь темной комнаты. Свечи сиротливо ютились по стенам, оставаясь незажженными. Мрак разгоняло лишь крошечное окно, пробитое в дальней стене. Хозяйка комнаты сидела рядом со спящим камином и взглядом предлагала мужчинам разместиться в соседних креслах. Салазар уже подбирал слова, готовясь к предстоящей беседе, когда слабое ощущение, витавшее где-то на задворках его разума уже несколько мгновений, наконец оформилось в полноценное чувство. Кабинет Рыжей сразу же показался Коту странным, но только теперь эта "странность" перестала быть чем-то эфемерным, представ перед вором во всей красе. Металлическая дверь, которая сама по себе была не частым явлением в домах Нового мира, перестала казаться вору чем-то удивительным, ведь вся комната Рыжей изнутри была обшита стальными пластинами. Главная красная Сенасполя устроила свой будуар внутри металлической коробки.
- Интересное решение, - сказал вор Рыжей, кивнув на стены. - Опасаешься мести друзей Мантоса?
- Ага, именно их, - Сайя щелкнула пальцами, и лежавшие в камине массивные поленья вспыхнули словно ветошь. - Опасаюсь. Ну, что, мальчики, как дела? Подрастающее поколение воспитывает? Сто лет вас не видела, - затараторила девушка и, не дав мужчинам ответить, продолжила: - А я вот вся в делах. Люди не ценят добро, не ценят! Вы представляете, стоит месяц никого не трогать, ну, не поджигать там дома, никого не запугивать, и всё - порядку конец. Все начинают наглеть, бузят, не платят налоги! Сегодня один заявил мне - мне !!! Лично!!! - что я вообще ни на что не годна, и Мантос сам сгорел на работе! Представляете?
Рыжая улыбнулась и вновь завела свою скороговорку, не позволив собеседникам вставить и слова:
- Пришлось его слегка пожечь - не сильно так, знаете, чуть-чуть, и немного подпалить волосы его женушке. Самую малость, - Сайя свела большой и указательный палец вместе, точно продемонстрировав скольких именно волос лишилась женщина. Девушка покосилась на одновременно сглотнувших мужчин и хихикнула, - Ребят, вы чего такие хмурые? Да шучу я, что вы? Еще долги я не выбивала. - Сайя озарила собеседников лучезарной улыбкой и впервые прервала свой монолог.
- Я смотрю, чувство юмора у тебя прежнее, – Салазара, принявшего было эстафету разговора, прервал Фурез, указавший на предплечье девушки. Там, где должна была быть метка друидов, проклятье, обрекшее тысячи детей стать сиротами при живых родителях, была ровная и гладкая кожа. Черное солнце исчезло.
- Как оно пропало?
- Кто? Солнце? Это слишком долгая история, вам будет неинтересно.
Вор задрал рукав камзола и продемонстрировал девушке свою печать, лишившуюся уже пары лучей:
- Очень даже интересно. Как раз об этом мы и пришли поговорить.
Фурез кивнул в подтверждение слов товарища, заставив Сайю задумчиво почесать висок.
- Вот так всегда, все о делах, о делах... Ну, ладно, раз уж вы никуда не торопитесь... Что вы слышали про смерть Мантоса? Всякие небылицы, небось, про дуэль там? Все было совсем по-другому и началось это очень и очень давно, - Сайя погрузилась в мир воспоминаний, -
Мантос не всегда был таким, каким его запомнили в этом городе. Эта жестокость... Ее ведь раньше не было. Вы и представить не можете, каким он был. Уверенный в себе красавец, статный, великодушный. Он был единственным магом на моей памяти, у кого никогда не было метки, его не бросала родная мать, а вот проклятье, проклятье всё-таки нашло. Темные проглядели его в детстве. Мантос познавал свою силу, не зная бед, которые обрушивались на каждого отмеченного тёмными. Он родился в небольшой деревушке, цеплявшейся за склоны горы к западу от Сенасполя. И вот однажды, почти сорок лет назад, оттуда в город пришел гонец. Мужчина умолял красных магов - уже тогда они всем здесь заправляли - помочь. Измученный гонец указывал на затянутое чёрными тучами небо, которые породила гора из его родного края. Гора, оказавшаяся вулканом. Три дня она заходилась в корчах, сотрясая земли округи, готовая в любую секунду разродиться огненным потоком. Гонец думал, что красные могут помочь.
Конечно, несколько магов все же согласились отправиться на склон огненной горы, но делали они это не из-за барыша, который им посулили за спасение деревни, и уж точно не по доброте душевной - на людей им было плевать. Красные лишь хотели посмотреть на буйство родной стихии. Огонь манил их. Да и что они могли сделать? Вот крестьянское поле поджечь или припугнуть кого огненным шариком - это запросто, но куда им тягаться с буйством раскаленной крови земли. Они даже торопились, будто и вправду могли чем-то помочь, но куда там... Гонец привел магов к деревне, которая уже утонула в потоках раскаленной лавы.
Жидкий огонь пожирал покинутые хозяевами дома. Добро было благополучно спущено к подножью горы, и все бы ничего - остались целы и ладно - но вот оказались внизу как раз таки не все. Один ребенок пропал. Сам пошел к вершине. Его мать умоляла магов помочь, бросалась в пыль у их ног, предлагала последние медяки, и красные всё-таки сдались. Четверка магов отправилась на горящий склон. Пепел коптил небо, лава выжигала землю. Конечно, мы, огненные, можем переносить температуры недоступные простым людям, но даже у этого есть предел. Забравшись повыше сожжённой деревни и никого не найдя, маги уже хотели повернуть назад, когда увидели его... Прямо по едва застывшим волнам лавы шел мальчик. Босые ноги перебирали по почерневшему потоку, будто это мелководье реки. Огненные вихри ласкали его кожу, не причиняя вреда. Раскалённая земля лишь придавала сил. На смуглом лице мальчишки застыла улыбка. Он был в объятиях родной стихии. Он был дома. Огонь полюбил Мантоса.
Красные забрали ребенка с собой, пообещав матери, что научат его всем премудростям магии. Пара золотых помогли унять родительские слезы, и Мантос отправился в Сенасполь.
Конечо, красные лукавили, говоря про обучение. Как рыбак немногому научит акулу, а охотник вряд ли сможет отыскать дичь в чащобе лучше волка, так и пироманты ничего не могли дать юному магу. Огонь был частью его естества, был его душой. Красные могли лишь наблюдать, следить за становлением своего будущего предводителя.
Минуло тридцать зим с тех пор, как вулкан сожрал родную деревушку Мантоса, мальчик вырос, став теневым владыкой Сенасполя. Местный князь предпочел не ссориться с человеком, способным выжить в жерле огненной горы, и стал его ширмой. Стал человеком, который исполнял все рутинные обязанности правителя, оставив пироманту настоящую власть. Мантос вершил судьбы города, не забывая показывать всем, кто в здешних краях хозяин.
Однажды двое бродяг напали на семью, жившую на одиноком хуторе чуть выше по течению Виароши. Хозяина дома убили, так и не сумев выпытать, где же он хранит все свое ценное добро. Идиоты. Что можно взять с крестьянина? Зерно? Так и его у них немного. Треть урожая уходит на налоги, ещё треть оставляют на посадку, а на остатках пытаются пережить зиму. Не до жиру. Жену и двух малолетних дочерей душегубы оставили в живых, только снасильничав.
Когда жена крестьянина пришла к пиромантам просить правды, Мантос прямо-таки взбесился. Кто-то посмел пролить кровь в сенаспольских землях без его ведома?! Судьба хуторян его мало интересовала. Его заботило то, что мертвый крестьянин не мог принести ему доход. На убийц была объявлена самая настоящая охота. Следопытам и ловцам было велено не убивать беглецов, а лишь загнать тех в угол, из которого они не смогли бы бежать.
Неделю лучшие псари Марека, охотники и вообще все желающие подзаработать преследовали двух бродяг, умело скрывающихся от погони. Но однажды удача всё-таки оставила беглецов - собаки взяли след.
Остальное было делом нескольких часов. Озверевшие, измученные и смертельно измождённый бесконечной погоней разбойники были обложены в небольшом лесочке, в нескольких лигах от реки.
Мантос сам отправился в лес вершить правосудие. Он хотел лично покончить с разбойниками и преподать урок другим охотникам за легкой наживой. Никто не имеет право воровать у красных. Никто! Это - закон. Когда вороной жеребец Мантоса приблизился к окраине лесочка, загонщикам уже порядком поднадоело ждать. Голодные, опьяневшие от нескольких дней преследования люди жаждали крови. Все предвкушали расправу, и каждый хотел поглазеть на казнь убийц. Маг слез со скакуна, скинул свой отороченный соболиным мехом дорожный плащ, снял красный камзол и, оставшись лишь в белье, отправился в лес. Ни у кого и мысли не было рассмеяться над чудачеством сенаспольского владыки - ярость, двумя алыми угольками горевшая в его глазах, сполохами огня вырывалась наружу. Первый снег, прошедший тем днем, таял на пути Мантоса, словно уступая тому дорогу.
На самой опушке пиромант обернулся и поманил меня за собой, велев прихватить плащ. Я была тогда совсем еще девчонкой. Мы с Вандой вдрызг разругались, разбежавшись по разным краям, и дорога привела меня в Сенасполь. Ни знакомых, ни друзей - что делать? Перебивалась кое-как, пока Мантос меня не заметил. Вот так просто: увидел на рыночной площади, почувствовал мою силу и позвал к себе в ученицы. Представляете, кто-то выделил меня из толпы! Я поверить не могла! Меня, проклятую, оставшуюся без родителей побирушку, кто-то посчитал особенной! Конечно, к тому времени я уже понимала свою сущность, пытаясь укротить вырывавшуюся из меня огненную стихию, но Мантос... Мантос увидел во мне что-то... Что-то, чего я сама не замечала. Он всегда говорил, что я рождена для великого. А я ведь даже контролировать нормально свою силу не могла: огонь вспыхивал в моих руках и тут же гас - какие уж тут великие свершения. А он все говорил, что однажды я его превзойду.
И вот я, не понимая, почему именно меня повелитель Сенасполя выбрал себе в сопровождающие, пошла за ним в лес. Пошла по полоске чистой земли, черневшей среди заснеженного поля. Животные, почуяв опасность, наступавшую на их дом, валом посыпали в разные стороны. Как потом рассказали красные, ждавшие исхода на опушке, в течение десяти минут из леса сбежала почти вся живность. Округа утонула в тишина. Даже ветер утих, страшась гнева пироманта.
Мантис шел по лесу, не таясь. Его не волновали ни возможная засада, ни холод. Знаете, иногда мне казалось, что зимой он одевал теплые одежды лишь для того, чтобы не выбиваться из толпы. Огонь бегущий по его жилам, никогда не давал ему замерзнуть.
Через несколько минут мы нашли беглецов. Два мужчины таились меж деревьев в самом центре леса. Бродяги дрожали от холода и страха, почти потеряв человеческий вид. Во взгляде каждого было больше от загнанного в угол зверя, нежели от человека.
А потом они увидели Мантоса. Первый душегуб, невысокий доходяга с желтушным лицом пьянчуги, упал на колени и взмолился о пощаде.
Мантос поднял дрожащего мужчину с колен, обнял и сказал:
- Не бойся, все мы когда-нибудь станем пеплом.
На мгновение бег времени остановился, будто сами мертвые боги воспряли из груды канувших в небытие веков и замедлили его ход. Снег перестал сыпать, страшась нарушить момент.
Мантис вспыхнул. Он, словно огромный факел, загорелся на небольшой полянке в глубине лесной чащи. Душегуб лишь раз вскрикнул и навечно замолчал, объятый всепожирающим пламенем, полыхающим на теле пироманта. Через секунду маг потушил внутренний огонь и принял свой обычный облик.
От бродяги осталась лишь гора пепла, лежавшая у пышущих жаром ног мага.
Мантос обратился ко второму бродяге, свалившемуся на колени в благоговейном трепете:
- Уходи и расскажи всем ,что Мантос великодушен. За смерть того крестьянина я заберу лишь одну жизнь. Тебе же я дарую свободу.
Пиромант подошел к застывшему бродяге и положил руку на его побелевшее от страха лицо. Плоть отозвалась на прикосновение мага шипением. Красные волдыри вздувались на коже верещащего душегуба, запах жженой плоти бил в нос, но Мантос не прекращал, пока след огненной длани, вечным напоминанием не застыл на лице бродяги.
- Пшёл вон! - бросил маг корчившемуся у его ног убийце. Тот, сумев-таки укротить боль от огненной метки, бросился прочь, унося с собой весть о рождении нового, справедливого Мантоса.
Учитель забрал у меня плащ и велел идти к остальным. Уходя, я все же смогла обернуться, смогла победить первобытный страх, бушевавший в моей душе. Над ладонями Мантоса горели два огромных огненных шара. Он будто заарканил два маленьких солнца и готовился выпустить их на свободу. Пиромант выжег тот лес дотла. Земля в том месте обуглилась и стала бесплодной, и до сих пор на ней ничего не растет. Это место прозвали Мантосовой пустошью. Лучше любых слов и баек она напоминала людям о том , в чьих руках власть в наших краях.
Мантос безраздельно правил в Сенасполе, попутно пытаясь передать часть своих знаний мне. Никудышная из меня ученица. Как я не старалась, как не пыжилась, толку было чуть. Я не могла контролировать свою силу, скорее это сила пыталась подчинить меня себе. Я чувствовало море, бурлящее в моей душе, море, готовое утянуть меня в темную бездну своих огненных вод.
Тот случай в лесу, та казнь, изменил Мантоса. Его будто подменили. Он подолгу сидел во мраке своего кабинета, разглядывая тлеющие угли, молчал, не желая ни с кем разговаривать и даже со мной предпочитал лишний раз не общаться. Что-то стало пожирать его изнутри, изъедая душу и разум. Мантос стал везде видеть угрозу своей власти. Он сжигал людей живьем за любую провинность, за любой намек на неподчинение.
Люди горели на улицах и в своих домах. Горели в его руках, горели на глазах своих семей, а Мантос лишь улыбался и приговаривал:
- Я все видел, видел! Все мы будем пеплом, все! Так чего же тянуть. Пеплом! Пеплом!
Однажды он вышел из своего кабинета. На нем вновь, как и тогда в лесу, почти не было одежды. Я всмотрелась в его глаза и не увидела ничего, кроме пустоты. Он словно выгорел изнутри. Он пошел на улицу, все повторяя: "Пеплом, пеплом , пеплом".
Страх сковал город. Пиромант шел по опустевшим улицам и бросал огненные шары во все стороны. Город из камня и кирпича изнывал от огня. И никто не смел ему перечить, никто даже не пытался. Все эти крысы, которые называли себя красными магами, попрятались по подвалам и ждали, пока их повелитель не сожжет весь город или сам не сгорит в своем огне.
Я побежала его искать. Хотела вразумить, успокоить... и нашла на центральной площади. Безумный смех, рвавшийся из его груди, заглушал даже треск бушевавших вокруг пожаров. Огромные огненные шары кружили вокруг неподвижного мага, заходясь в безумном танце.
Мантоса не видел ничего вокруг. Он не слышал моих криков, хохотал и вновь и вновь повторял: "Все станут пеплом!"
А потом он резко остановился. Смех оборвался, огненные шары замерли, выстроившись ужасающим эскортом своему властелину. Мантос посмотрел в мою сторону и пошел навстречу. Он приблизился, и я смогла рассмотреть его глаза. Пламя безумства бушевало внутри красного мага, бушевало внутри моего учителя. Одними лишь губами он повторял и повторял "пеплом, пеплом, пеплом."
Его руки притянули меня к себе и обняли. На секунду он замер. Взгляд прояснился, а губы задрожали:
- Неееет, нееееет, неееет, - шептал маг, - ты не будешь пеплом, нет. Ты будешь огнем!
Он загорелся, и я вспыхнула вместе с ним. Не было боли, не было страха, не было тревог. Огонь поглотил меня, не причиняя вреда, и лишь черное солнце, куском тьмы блестевшие на моей руке, начало терзать мое тело. Боль печати сковала разум, стирая память, чувства и эмоции. Печать темных пыталась отделиться от меня вместе с куском плоти. А потом боль ушла. Ее выжег огонь. Огонь, которым я стала. Вспышка озарила мой разум, заставив потерять сознание...
Когда я пришла в себя, Мантоса уже не было. Было лишь углубление в брусчатке в форме человеческого тела. Я сожгла его, сожгла своего учителя, сожгла человека, который в меня поверил. Даже тела не осталось - углубление наполняла лишь груда пепла. Вместе с Мантосом пропало и солнце. Друидова печать пала.
***
Игривость и безмятежность исчезли с лица Сайи, сменившись слезами. Она оплакивала своего учителя. Девушка вытянула руку вперед, и над ней тут же вспыхнул небольшой огненный шар. Шар стал менять форму, и вот уже над рукой девушки, сложенное из сполохов огня, светилось лицо мужчины. Губы его шевелились, не издавая ни звука, но и без этого было понятно - они шептали: "Пеплом, пеплом, пеплом."