Начало
Это место невозможно было не узнать. Даже через тысячу лет тысячное поколение будет слагать легенды о великом живом чуде. Когда первые беглецы пересекли непроходимые перевалы Черной Короны и спустились в долину, где начиналась дикая земля Нового мира, первыми они увидели исполинов, попирающих небеса.
Измученные переходом люди, бежавшие от захватывающей Старый мир Мглы, изнывали от болезней и голода. Вера в будущее покинула их сердца. И жизнь в них подогревала лишь надежда, что план владыки сработает, и Вуаль сможет остановить последнее порождение богов у пиков Черной Короны. Они увидели нечто, что смогло зажечь в их душах веру в свет. Их взору открылось первое, но далеко не последнее на их долгом пути к морю, Древо Жизни.
Гигантский ствол несколько сотен метров в диаметре, верхушка прошивала облака и уходила далеко в небо. Люди поговаривали, что, если залезть на вершину древа, да с лестницей подлиннее, то можно дотронуться до луны, можно достать до последней обители Мертвых богов.
Древо, представшее взору Салазара, выделялось даже на фоне своих легендарных собратьев. Выделялось своей судьбой.
Оно было гораздо моложе исполинов, которые росли на просторах Нового мира в глубине веков. Его не сажали мифические Мертвые боги, и каждый знал, как оно появилось на свет и как оно сгинуло из этого мира.
Салазар был соколом. Его острый взгляд направлен на Арборру, предел Великой Сильварры.
Беглецам, вырвавшимся из Мглы Старого мира, было не до сантиментов. Когда первая волна трепета перед величием Древ прошла, люди начали делать то, что у них всегда получалось лучше всего - начали рубить,начали разрушать, начали подстраивать природу под себя.
Новому миру нужны были корабли, нужен был материал для постройки домов, нужно было топливо для печей. И все это люди нашли в сердце исполинских деревьев. Зачем валить десятки крошечных, на фоне древних великанов, деревьев, если можно срубить одно и потом годами использовать его мертвую "плоть" для своих нужд. Все равно ведь деревьев много, вырастут новые. Не выросли. Поколение за поколением люди уничтожали ровесников самой земли, и настал тот день, когда последнее древо было срублено, а образ величественных столпов, стремящихся ухватить за один из лучей мчащееся по небосводу солнце, остался лишь в памяти людей да в мифах и сказках.
Когда Радуга воцарилась в мире людей, каждому из Великих был отведен свой край, свой предел.
Сильварра, повелевавшая растениями, сделала своей вотчиной далекую область, которую с давних времён населяли лишь полудикие племена.
Никто не понимал, зачем зеленой волшебнице суровый край, носивший недобрую славу из-за нависавшей над ним гигантской горной цепи - Черной Короны. Семь высочайших пиков, сросшиеся в одну гряду, разделяли Старый и Новый мир. Но не бесплодность почвы и суровость гор отпугивали людей из тех мест. Мифическая Вуаль, закрывавшая мир людей от прошлого, от ужаса давно канувшего в небытие, все еще была там, где-то в глубине заснеженных перевалов Черной Короны. Всякий смельчак (или, если уж говорить откровенно, глупец), решивший отправиться на поиски бывшего дома рода людского, пропадал. Не проходило и месяца, чтобы очередной безумец не исчезал на темных тропах тех гор. Но иногда, иногда они все же возвращались.
Разум их был затуманен. Сумрачная пелена покрывала взгляд, который теперь был устремлен не к миру, к людям, а был направлен в глубины их заблудившихся душ. Век этих несчастных был недолог, жизнь увядала в их телах, словно лишившись смысла.
И очень редко люди, вернувшиеся с черных склонов, могли говорить. Все они рассказывали об одном и том же, рассказывали о ком-то, чье присутствие ощущалось в вечных туманах перевалов Черной Короны. Дрожащие голоса безумцев называли их посланцами Мглы. Остекленевшие глаза помнили сумрачные тени, мелькавшие в белесом мареве. Потерявшие разум видели, как кто-то бродит между мирами, Старым и Новым, по самой границе сокровенной Вуали и ждет своего часа. Ждет когда незыблемый барьер падет.
Сильварра выбрала этот край потому, что хотела нести жизнь и свет во все, даже самые темные, уголки мира. И вот однажды, когда зеленая волшебница только поселилась в тех краях, к ней на поклон прибыли старейшины немногочисленных местных племен. Старцы восхищались красотой и могуществом Сильварры, которая смогла заставить природу этого дикого края ослабить свой норов и служить во благо людей. Старейшины преподнесли Великой дар - шар размером с человеческую голову, матовая поверхность которого не отражала солнечный свет. По преданиям племен, Мертвые боги обронили его, когда навсегда уходили из этого мира.
Стоило Сильварре взять шар в руки, как ослепительный блеск озарил ее глаза. Губ задрожали. Слезы заструилась по щекам. Никогда ещё она не ощущала такого, никогда не чувствовала рядом с собой такого средоточия жизни. Что такое жизнь человека? Вспышка? Секунда на бесконечном циферблате времён? Пройдет миг, и человек безвозвратно исчезнет в океане прошлого, будто и не было. Где-то в глубине шара Сильвара ощутила жизнь, которая могла покорить этот океан, которая застала времена сотворения мира, времена Мертвых Богов, времена появления магии.
Старейшины, даже не подозревая этого, подарили волшебнице семя Древа Жизни.
Сильварра, наконец, смогла сотворить чертог, достойный своей силы. За несколько лет рядом со склонами Черной Короны выросло, дотянувшись почти до небес, последнее Великое Древо.
Оно стало самым большим из всех, которые довелось видеть людьми. На нем Сильварра и устроила свою обитель. Буйство жизни покорило суровую землю. В некогда диких краях, раскинув на сотни метров свои кустистые ветви, появилось Древо-Город Арборра.
Купцы со всех краев стремились попасть в тот чертог: семена, полученные от растений, взращенных в тени гигантского Древа, всходили всегда и везде. Их не пугали ни жара ни холод. И даже бесплодные земли пустынь цвели, почувствовав силу детища Богов. Плоды, взращенные рядом с городом, были вкуснейшими во всем Новом мире. Бескрайние сады окружили Арборру со всех сторон. Виноградники взвились по некогда черным склонам гор, чтобы родить вино, по сравнению с которым любые другие напитки были пойлом достойным лишь кадки свиней. Слава Арборры гремела на все семь пределов. Самые искусные зодчие возводили удивительные дворцы в кроне огромного дерева. Где-то в вышине, среди облаков, слитый воедино с Древом, скорее взращенный, чем построенный, стоял замок самой Сильварры. Тысячи птиц вили гнезда в древесном замке зелёной волшебницы, всех расцветок и мастей, всех размеров и с самыми причудливыми голосами. От величественных стальных орлов и до самых крошечных бормотушек
Буйство цветов поглощало любого, ступившего в обитель великой волшебницы.
Огромные открытые оранжереи горели тысячами красок и ароматов, дурманящих разум и греющих душу.
Салазар словно прожил жизнь этого Древа, этого невообразимо прекрасного края, от которого даже солнце не могло оторвать свой теплый взор, даруя округе вечное лето. Он проникся красотой и радушием этого места, и от этого на душе у вора становилось все темнее и темнее, ведь кроме расцвета Великого Древа Жизни, он знал и о конце Арборры и ее владычицы.
Солнце застенчиво показалось чуть левее правого крайнего зубца Короны. Долина, до того погруженная во мрак, отходила ото сна. И лишь гигантская тень Древа Жизни, заслоняя небосвод, все еще создавала видимость ночи у некоторых жителей и
гостей живого города.
На этот раз Салазар не был призраком или частью чьего-то сознания. Ему казалось, что он был частью всего бытия, одновременно находясь во всех местах и видя одни и те же вещи с разных сторон.
Вот он идет за спиной у невысокой смуглолицей девушки, отец которой, купец из далекого Панрада, послал ее за водой. Выросшая в пустынном краю девушка никак не могла привыкнуть к такому изобилию цветов и красок. Она постоянно оглядывалась по сторонам, даже за неделю не сумев совладать с привычкой изумленно разевать рот.
Вот Салазар несется вместе с причудливой птицей на огромной высоте. Пичуга только что нашла семена и вдоволь наелась, а теперь просто радовалась жизни, планируя по потокам ветра, купаясь в нагревающемся утреннем воздухе, в лучах поднимающегося с каждой секундой все выше и выше солнца.
Вот Салазар стоит за плечом у седого матроса. Их крошечная вимана не могла нести много людей, на ней нельзя было построить настоящий дом, и поэтому она долго оставалась безжизненной и дикой. Гертел словно ошибся или пошутил, пустив столь крошечный кусок земли в вечное скитание по небу, заставив его презреть зов матери-земли.
Но два года назад одному безумцу пришла в голову сумасшедшая идея. Безумец решил использовать виману, как корабль. Небесный корабль. Он договорился с магами земли, управлявшими гораздо более крупным летающим островом, и они нашли для него на задворках Нового мира эту "крошку" - всего-то пятьдесят шагов в длину да двадцать пять в ширину - и заарканили ее. Земляные помогли безумцу установить мачты, якоря и ветряной руль. Такая дерзкая идея взбудоражила разум даже таким заносчивым и обычно нелюдимым людям, как маги.
И этот "корабль" вот уже два года бороздил небеса над семью чертогами. Год на нем жил и работал матрос, готовившийся скинуть трос людям на одной из гигантских ветвей Арборры, которая служила своего рода причалом для "Волансы" и других, появившихся вслед за ней воздушных кораблей. Безумец же, воплотивший свою сумасшедшую идею в жизнь, стал капитаном Неросом, самым успешным воздухоплавателем Нового мира не из числа волшебников.
Внезапно все люди, которых мог видеть, рядом с которыми находился и мысли которых слышал Салазар, устремили взгляды в одну точку.
Восходящее солнце, только начинавшее свое ежедневное путешествие, стало меркнуть.
Люди падали ниц, вздымали руки к небу и молили всех известных и уже давно забытых богов о спасении. Солнце угасало.
Только что оно огромным огненным оком заливало светом весь небосвод, а через пару минут уже больше половины светила стало чернее ночи. Время шло, наполняя души людей страхом и благоговейным трепетом. На небе зависло зловещее черное солнце, и лишь ореол этого мрачного светила все еще давал немного света осиротевшей земле. Тусклый сумрак окутал город-древо...
Жители города и гости, которых приютила радушная долина, не смели поднять взор на потерявшее свое главное достояние небо. Минуты шли, тьма сгущалась, мольбы людей становились все громче.
И все же милостивые боги услышали просьбы задыхающегося от ужаса люда и решили закончить свою зловещую шутку.
Солнце вновь начинало сиять в полную силу. Черная маска не спеша, но уверенно стала спадать с лучезарного лика. Сияющий диск продолжил свой размеренный путь по небу, на котором напрочь отсутствовали облака. Светило было привычно невозмутимо и безмятежно, словно не было этих ужасающих минут, когда тьма спустилась на землю средь бела дня.
Люди начали подниматься с колен, ужас, наполнявший их сердца, сменялся удивлением: гигантское Древо, казавшееся бесплодным все годы своего существования, расцвело и сплошь покрылось чудесными цветами. Огромные серебряные розы усыпали ствол и ветви дерева.
Нерос, уже успевший сойти с виманы, успевший поваляться на досках причала, моля Гертела (которого считал ни кем иным, как богом) о помощи, поднялся с колен, подошел к ближайшему цветку и осторожно дотронулся до его нежных листьев. Тот, словно только и ждал тепла человеческих рук, испустил в воздух волну серебряной пыльцы.
Соседние цветы, почувствовав реакцию своего собрата, принялись исторгать в воздух серебряные облачка.
Арборру окутал светящийся в лучах солнца туман. Мириады крошечных частиц мерцали всеми цветами радуги, создавая мистическое гало.
Цветы, словно выполнив свое предназначение, стали опадать. Серебряные лепестки начали свой путь к земле. Всю долину Древа Жизни захватил блистающий листопад. Листья кружились на ветру и покрывали землю под городом серебряным саваном.
Салазар не видел ничего такого одновременно прекрасного и пугающего.
Словно серебряное море залило долину, на которую когда-то давным-давно ступили первые люди Нового мира. Туман, окутавший дерево, начал оседать. В зловещей тишине, опустившейся на город послышались первые звуки. Люди заходились в страшном кашле, надышавшись пыльцы цветков, чей жизненный цикл был столь же стремителен, как и появление. На смену кашлю пришли задыхающиеся стоны и надрывные крики.
Нерос, держась за раздираемое корчами нутро, кричал от ужаса и боли. Нечто проросло из его ноги и не давало капитану небесного корабля сдвинуться с места. Он чувствовал: что-то живое готовится вырваться из его внутренностей. Сотни мельчайших, тоньше человеческого волоса, серебряных нитей вырвалось из пор несчастного и устремилось к толще дерева.
Сонма людей словно тысячи серебряных статуй, покрывшись порождениями коварной пыльцы, кричали, стонали и заливали кровью плоть Древа Жизни. Люди вдохнули пыльцу цветов, которая в человеческом теле сразу же начала расти, стараясь как можно быстрее убить своего носителя. Жгуты-отростки образовавшегося из пыльцы растения прошивали легкие, разрывали мозг, вырывались из глаз, конечностей и любой точки на человеческом теле. Люди кричали и извивались в агонии, не в силах сдвинуться с места, нитями, словно цепью, удерживаемые у дерева. Боль сводила с ума, крики раздирали уши. Древо, за несколько минут правления на небосводе чёрного солнца ставшее серебряным, окрасилось в алые тона. А потом все стихло. Неведомый истязатель, наконец-то, решил прекратить мучения жителей Арборры. Салазар уже знал, что увидит в следующее мгновение.
Он очутился в одном из залов дворца Сильварры.
Владычицу чертога постигла незавидная участь: серебряные нити вырывались из ее рук и ног. Волшебница, вздернутая ввысь волей повелителя растения-убийцы, была распята на стене своего собственного дворца. Черный портал, видневшийся у противоположной стены, медленно угасал.
Зал дворца исчез. Салазар вновь стал частью бытия, ощущая и видя разворачивающуюся в долине трагедию с разных углов и сторон. Великое Древо Жизни на глазах стало чернеть.
Семя, из которого Сильварра вырастила свой чертог, было мертво. Без силы Великой Арборра обязана была сгинуть.
После смерти волшебницы оно моментально стало увядать.
Величественное дерево, совсем недавно бывшее воплощением света и добра, живым чудом и оплотом всему насущному в этом суровом краю, стало тленом. Под легким дуновением ветра оно рассыпалось и огромной горой пепла улеглось на просторах первой долины Нового мира.
Белая вспышка выкинула Салазара из сна...
***
Тьма. Тьма вокруг. Тьма везде.
После ослепительного серебряного поля и алых сполохов на этих бескрайних просторах, кажется, что зрение отказало, глаза словно вырвали. Или их никогда не было? Чем было увиденное мной только что?
Искры воспоминаний мелькают в голове. Горы, ослепительно прекрасные, высокие громады, нависающие над миром. Величественное дерево, очень странное и безмерно могучее. Серебряная смерть. Смерть внутри людей.
Смерть, дарованная всем за вздох, за секундную слабость своего тела, вдохнувшего запретный серебряный туман.
И имя, крутящееся в голове. Салазар.
Слезы текут по щекам. Я всхлипываю, словно побитая шавка.
Это видение не отпускает. Так уже было. Липкий, как кровь, ужас, подобно хвори, перекочевал в меня с тел умерших сотен и тысяч падших на том древе. Я чувствую ту безнадежность, которая жила в них в те последние секунды бытия, когда не было возможности идти, когда серебряные нити связали их с телом огромного растения, которое давало жизнь, но в тот раз решило нарушить свою привычку.
Я чувствую их боль, будто отростки раздирали плоть мне, а не давно умершим, бликами прошедшего мелькнувшим в моем разуме.
Ощупываю щеку. Нет, это всего лишь слезы. Это не кровь, которая текла из ран несчастных, кричащих в клубах серебряной пыли.
И это имя в ушах. Салазар.
Да. Так меня зовут. Салазар. Ну, если быть точным, Салазаром меня зовёт лишь отец, да и то, когда я провинюсь.Он отводит меня в комнату и берет свой чертовски тяжелый ремень. Мать стоит на пороге, она просит его сначала поговорить.
"Он скажет лучше меня," - отец трясет ремнем в руке и захлопывает дверь.
"Салазар, ты знаешь что делать."
Я действительно знаю, я не очень послушный ребенок.
Все остальные зовут меня Салли.
Как же хочется оказаться там, в этой комнате, вытерпеть дюжину ударов жестким отцовским ремнем, но лишь бы все это прошло. Лишь бы не знать и не видеть всего этого. Лишь бы эти проклятые слезы перестали литься. Я уже взрослый, мне не пристало плакать, мужчины не плачут. Но эти проклятые слезы никак не унимаются. Я не могу заглушить эти образы. Серебряно-красное месиво из нитей и людской плоти не отпускает. Ужас скребётся внутри меня , точит когти воспоминаний и вонзает мне в разум, пробуждая все новые и новые картины из только что пережитого кошмара.
Но есть что-то еще. Что- то, не способное обрести ясные очертания в моем разуме, бродит на задворках моего восприятия. Тени увиденного, словно рябь на глади озера моей памяти. Я не могу точно вспомнить, ни что это, ни когда, ни с кем.
Вот первая картина мелькает где-то на горизонте сознания, хватаю ее, словно изголодавшийся зверь, за хвост. Вижу.
Трое мужчин, двое постарше, один совсем молодой, недавно вступивший в силу, бегут, бегут не жалея ног от кого-то. Раз, и они уже катятся вниз.Я вижу то, от чего они бегут. Огромный черный волк, вздыбив загривок и прижав уши к затылку, мчится по следу троицы .
Видение мелькает, и улетучивается. Слезы высыхают. Место ужаса занимает любопытство. Чувствую, что что-то подкрадывается, мелькает и никак не может материализоваться у меня в голове. Хватаю образ. Вижу.
Мужчина, темноволосый, скуластый красавец, теребит свою аккуратную бородку и о чем то мило разговаривает с пышногрудой дамой. Вижу, как с десяток медяшек словно по волшебству вылетают из кошеля поглощенной разговором девицы и направляются в карман к болтливому красавчику.
Видение улетает. Его сменяет другое, затем второе и еще, еще. Красочный калейдоскоп странных картин мелькает в моем сознании. Неизвестные люди говорят непонятные вещи. Иногда просто образы появляются и исчезаю. Но вот картины перестают сменять друг друга, и один образ встает у меня перед глазами и затмевает все увиденное.
Темноволосый мужчина, тот самый, что скрывался от огромного волка в компании более старших товарищей, устремил на меня свой взор. Этот взгляд поглощает, засасывает, видит все внутри меня, видит все мое нутро, видит мою душу.
Видение пропадает.
Открываю глаза. Тьма чуть развеялась, скинула завесу тайны с окружающей обстановки. Я все в том же проклятом подвале. Только что унявшиеся слезы вновь хлынули. Я не могу, я не должен плакать, я мужчина, мне уже десять лет. Мужчины не должны плакать.
Смотрю по сторонам. Пытаюсь унять эти проклятые слезы и заглушить всхлипы. Быть может, другим снится что-то иное, может, мир грез укрывает их от этой страшной реальности.
Вот две девочки спят в обнимку. Как я теперь знаю, это сестры. Та, что чуть постарше, белокурая девочка, с кожей цвета луны, прижимает к себе рыжую мелюзгу. У мелочи изумительно зеленые глаза , она вся дрожит, трепещет в объятиях своей сестры.
Осматриваю владения ночи дальше. Вот насупившийся рыхлый мальчик спит , издавая чуть слышное сопение. На его плече задремал наш давешний гость, внесший немного сумятицы и разнообразия в атмосферу безнадежности, царящей среди похищенных детей.
Маленький серый мышонок вольготно развалился на своем друге, позабыв о всех своих мышиных делах.
Вроде все на месте. Пересчитываю всех по пальцам, как учила мать.
Семеро. Кого-то упустил.
Нет старшей, Арьены. Но, мне кажется, я знаю где она. Мне начинает казаться, что я СЛЫШУ её.
Да, теперь я слышу, что сверху доносится легкий шум. Да и свет, крошечная полоска, дарующая мне возможность видеть, льется с той самой стороны, откуда доносятся звуки. Он льется из чуть приоткрытой двери. Двери, через которую приходит ОН.
Слезы высохли. Все же я мужчина и уже могу держать себя в руках. Осторожно поднимаюсь на ноги и как можно тише начинаю красться к источнику света.
Дверь в конце коридора, ведущего наверх. Затаив дыхание шагают по ступенькам.
Сердце бьется с безумной частотой. Кажется, его стук громогласен, как колокол, и может выдать меня в любую секунду. Но нет, я, незамеченный, словно невидимый, подошел к двери. Смотрю в щель, туда, откуда доносится чуть приглушенный голос:
-Я не могу! Не хочу! Не могу больше на это смотреть! - Арьена сидит за столом напротив НЕГО. Лицо девушки искажает гримаса боли, но глаза закрыты. ЕГО же лицо скрыто от меня. Я вижу только неизменный балахон.
- Ты должна. - прошипел друид. - Мальчишка слишком мал. Он уходит слишком далеко, увиденные им вероятности не перекликаются с твоими.
- Я не могу, не могу ближе, я не могу больше видеть его таким. Я не могу больше смотреть, как Ноктис делает это!
- Ты должна. Должна увидеть другие пути, это в твоих интересах, в интересах твоего будущего сына!
- Я не могу! - слезы хлынули из закрытых глаз Арьены. - Это всё, что я вижу! Всё! У него нет других путей! Нет!
- Ты же понимаешь, что это означает? Хотя, уж лучше то, что видишь ты, чем то, что видит он.
С этими словами друид повернулся ко мне.
В балахоне, на месте лица, зияет черный водоворот, поглощающий свет и готовящийся сожрать, втянуть в себя мою душу. Друид подошел к двери и протянул ко мне руку в черной перчатке. Эти проклятые слезы снова потекли. Я не могу, не могу. Я не должен бояться! Я не должен плакать. Слезы все бегут и не думая останавливаться.
- Иди сюда, мой мальчик, иди сюда, Салазар, Салазар, Салазар...
***
Салазар открыл глаза. Ноктис тряс задремавшего прямо в седле товарища за плечо. Рубаха Кота насквозь промокла от холодного пота.
Картинка Одилона Редона.