Таким скромным конвоем король Саудовской Аравии Сальман бен Абдель Азиз Аль Сауд приехал в прошлом году в МГИМО прочитать свою лекцию длиной 7 минут перед студентами.

Фото моё, тег «моё»

За два года срочной службы я сносил три пары кирзовых сапог, а в милиции мне выдали хромовые.

Сапоги были красивые, блестящие, с высокими, похожими на трубы, голенищами. Я надел форменное пальто с поясом, фуражку и посмотрел в зеркало. Оттуда на меня глядел Штирлиц - ни больше ни меньше!

Наверное, за мой представительный вид, начальство и назначило меня в конвой. Если была необходимость доставить арестованного к следователю, в отделение, то обычно использовали для этого участковых.

Вот и сейчас мы поехали в ИВС, где сидел один товарищ в ожидании конца следствия и суда.

ИВС - это изолятор временного содержания. Когда-то они назывались КПЗ, но те, кто там работал, почему-то не любили это название. Ну, примерно как пожарные не любят, если их называют "пожарниками".

ИВС был двухэтажным. Первый этаж обычный, а второй - подземный.

Ни одного побега из нашего ИВС не было.

Впрочем, их бывший работник рассказывал мне как-то, что один раз арестованного выпустили по ошибке. То есть должны были отпустить одного, а освободили другого, однофамильца и тёзку первого. Потом спохватились и забрали бедолагу обратно. А он, может, уже начал отмечать неожиданную свободу.

Дело это замяли по-тихому.

И вот забрали мы арестованного и поехали проводить следственное действие, которое, если коротко, называют "воспроизведение". Это когда преступник на месте показывает как он творил своё чёрное дело. "Вот в это окно я залез, с этой тумбочки взял магнитофон, из-под этой стопки простыней я вытащил пачку денег..." Ну, и так далее.

Нудное дело.

Подопечный наш накуролесил на шесть или семь эпизодов и все, собака, в разных сёлах. Поэтому старенький, много чего повидавший, УАЗик накрутил в тот день изрядный километраж.

Да ещё гружёный.

Подследственного я посадил с собой в салон, а не в "обезьянник" - отсек для задержанных. Там замок был ненадёжным, да, к тому же, арестант иногда показывал нам дорогу. Мы были скованы друг с другом наручниками.

Кроме нас в машину набились следователь, эксперт, со своим фотоаппаратом, ещё один конвоир-участковый и в салоне стало тесновато.

Катались мы так часов пять и я стал некомфортно чувствовать себя в новых сапогах. Не то что бы они были не по размеру, а просто тяжелые с непривычки. Голенища высокие, упираются под коленки и ноги плохо сгибаются.

Ну, ладно.

Вернулись мы наконец в отделение. Выходим из машины на крыльцо, разминая затёкшие ноги, и тут арестант бьёт свободной рукой по наручникам и бежит. Я вижу - одно кольцо висит у меня на запястье, а второе болтается свободным. Пока ехали, сидя в тесноте друг на друге, он как-то изловчился и почти вытащил кисть руки из браслета.

А я не проверил на выходе.

Бежим. Перескочили невысокий заборчик двора и скатились с крутого склона на дорогу. Только следователь ткнулся животом в ограду и не смог перепрыгнуть.

Бежи-и-им!

Пересекли две проезжие части, распугав машины,  промчались через дворы и оказались на длинной, пыльной улице частного сектора. Да ещё и идущей на подъём.

И чувствую - не могу бежать я в этих прекрасных, новых сапогах и в длинном пальто! В зеркале это хорошо смотрелось, а вот на "беговой дорожке" - не очень.

Однако, бегу. И арестованный бежит.

Но у него мотивация выше.

Тут одновременно происходят два события: помдеж, который тоже бросился в погоню, рвёт из кобуры пистолет, вскидывает руку и бабахает в синее небо девятимиллиметровой, тупоносой пулей, а беглец сразу падает.

В первую секунду у всех одна мысль: "Попал!"

Но ведь стрелял-то вверх! Что это за немыслимая траектория такая?

Подбегаем к лежащему, а он живой. Оказалось, что прыгнув с забора, он неудачно приземлился и что-то сломал в голени, но в запале пробежал около километра.

Пока нога совсем его не подвела.

Потом мы отвезли его в травмпункт, врачи загипсовали ногу и дали справку, что с такой травмой, человек вполне может находиться в дружном коллективе тюрьмы.

Когда мы вернули травмированного в ИВС, уже стемнело. Домой я возвращался усталый, голодный, злой и с очередным выговором в личном деле.

И вот, что я скажу. Одевайтесь красиво, если идёте на свидание, на именины, на вручение "Оскара"... Но если вы идёте туда, где вам, возможно, придётся догонять или убегать, то лучше одевайтесь удобно.

А по поводу моего ротозейства добавлю, что я, конечно, виноват, но главное не то, что мы совершаем ошибки, а то, что мы стараемся не повторять их в дальнейшем.

Конец.

Конвой (2012)

Мое знакомство с российским кино пошло с драм, со снятием пенки, знаете, со всей этой балабанщины, потому и думал что апофеозом чернушного постперестроечного кинематографа это "Груз 200", но потом я нашел одну картину..

О таких фильмах не говорят. Говорят о хороших фильмах, со счастливым концом и с надеждой на "светлое будущее". Keep smilling, dear, keep smilling. Такое кино никогда не будет принято обществом и навсегда останется "вторым". Это как из песен ДК, Кровостока и Михаила Краснодеревщика убрать юмор и оставить концентрат рутины и злости.

В общем, поделюсь, хоть и не совсем хочется.

Брутальный, армейский капитан, страдающий припадками, вместе с другим солдатом едут в Москву за двумя дезертирами. Поймав одного, совсем "зеленого" парня, что привык паясничать, шутить и улыбаться в критических ситуациях, лишь бы от него поскорее отстали, возвращает к жизни "дубового" капитана, после всех тех передряг, что им встретились по пути в часть.

"Больно не должно быть нигде. Нужно продолжать улыбаться, ведь только так на выходе ты поймешь, что ты Человек"

Идеальное кино, которое не врет, опустошает, внушает страх и показывает безвыходность. Смотреть не советую.

_____

vk.com/vtoroekino

Наручникам, или по научному - браслетам ручным стальным, приписывают разные, несвойственные им свойства. Я не говорю про разные чудные устройства, производства стран развитого садизма и мазохизма. Я говорю про наши, советские, нквд-истские наручники, которые очевидно клепают на различных производствах при всяких там УЖ, и ИК. А так как делают для себя, то делают хорошо.

Сразу скажу честно, что наручники можно открыть иголкой, гвоздиком, булавкой, спичкой. Только всю эту бижутерию и метизы с бакалеей, засовывать в отверстие для ключика, почти бессмысленно.

Единственный способ открыть - это сделать так, чтобы между зубчиками дужки и замка появился зазор, расцепление. Тут вот интернеты вас научат и так.

Еще одним из способов открытия наручников является ударообразное движение ими о твердую поверхность в определенном направлении и положении. Такому вас в этих интернетах не научат. И я учить не буду.

Наручники можно разорвать. Ну как, разорвать. Сломать один из элементов крепления между половинками. Всё ломается. Тем более, по ТТХ, БРС должны выдерживать нагрузку в 150 кг. Но ТТХ нынче, как и страны и полиции - разные.

Наручники не затягиваются. Просто если очень сильно их зажать, то ваши лапки начинают набрякать кровушкой (доноры и наркоманы понимают о чем это я). И чем больше набрякают, тем больше по объему они становятся и, соответственно, сильнее давят на дужки БРСов, причиняя им нестерпимые страдания, вызывая сострадание к судьбе БРСов со стороны правоохранительных органов.

И вот начитавшись этих наших мануалов, Вы решите на своих корявках проверить способности по освобождению из наручников, будучи предварительно засмоленным в бочке, бочка заварена в сейфе, сейф в контейнере, контейнер залит бетоном. И вас сбрасывают с вертолета в Ниагару. И к сожалению, секрет этого фокуса Вы уносите с собой.

Все дело в том, что наручники не предназначены для длительного Вами ими пользования. Предполагается, что вы не сможете в тихой, спокойной и светлой комнате, в течение дня, любознательно изучать механизьму БРС и использовать всякие палочки-тычинки.

На самом деле ручки у вас должны быть за спинкой (это в пешем строю, в походе). А если спереди, то слева-справа будут сидеть внимательные друзья, которые не дадут поиграть в игру "Побег из Шоушенка".

А еще есть такая вещь как фиксатор. Такая маленькая пимпочка, которая другой пимпочкой на ключике нажимается и все. Все. Ничего не открывается. Тока ключиком.

Один из советов: БРС надеваются на срок не более 2 часов (должны). В холодное время не более часа (Это как жгут). Потом ослабляются или снимаются. А потом опять одеваются. И вот парадокс: время отдыха между подходами точно нигде и не описывается. Короче, если ручки не почернели - поциент здоров и опасен.

А вообще самый совет: не творите дичь всякую, да не будете закованы. В основном это делают чтобы вы в угаре, беды какой еще больше не натворили, да и не дергались как паралитик, а спокойненько ждали выхода на СВОБОДУ. Потому, что она настанет рано или поздно. Ну, если только вы уже не на стульчике с проводами, или в затылок упирается что-то холодное, или вас привязали ремнями к кроватке и доктор хочет в вену вам дать укол, но не тройчатку. Ну или если стоите на подмостках, кругом люди, шум, а вы не музыкант и уже зачем-то на шею веревку привязали и грузовик стал отъезжать. А на груди табличка " Я помогал ----"далее неразборчиво".

Интерпретировано мной со слов знакомого конвоира, а посему тег "моё".

Сопровождал он «стражного» подсудимого в судебном заседании, весь процесс сидел возле клетки и наблюдал за происходящим. Обвинение было объемное и гособвинитель несколько часов монотонно, словно мантру, зачитывал обвинительное заключение. Эдакая обязательная формальность, деваться некуда. Все это время остальные участники процесса были вынуждены слушать, но по факту каждый занимался своими «делами». Адвокат, поминутно зевая, то пытался поудобнее пристроить голову на ладони, да так, чтобы не захрапеть, а когда просыпался, перелистывал копию обвинительного заключения, скорее всего, чтобы узнать, сколько еще осталось до конца. Секретарь что-то печатала, скорее всего, протокол, но по другому делу. Потерпевшие, коих было около десятка, пытались поуютнее пристроиться на плоских деревянных скамейках, покашливали, те, кто сидел на задних рядах, периодически засыпали. Подсудимый уткнулся лицом в пол и исподлобья разглядывал всех присутствующих, иногда делал короткие заметки в своем блокноте, раздражающе скрипя карандашом. Судья, откинувшись в своем королевском офисном кресле, поначалу пытался следить за текстом, но на третьей странице, видать, это ему наскучило. Он отодвинул дело чуть вперед, медленно оглядел зал и, когда обвинитель пробубнил: «…убедившись, что за ним никто не наблюдает…», судья «незаметно» ввел указательный палец в нос.

Провернувшись внутри, градусов эдак на шестьдесят, палец чуть изогнулся и вернулся с добычей, которая тут же была передана в шарокатный цех. Тандем указательного и большого пальцев работал четко и через считанные секунды слегка потемневший шарик был «незаметно» отправлен в цех жевательный. Изделие было перемолото белыми жерновами и виновато проглочено. В общем, вернуться оттуда ему было уже не суждено. Шарокатный цех тут же был избавлен от мелкого производственного мусора и очищен где-то под столом. Прокурор в это время смочил языком свой указательный палец и перелистнул страницу.

У каждого своя функция, подумал конвоир. Тут его взгляд упал на подсудимого. Глаза жулика молчаливо вопрошали: «Чувак, ты тоже это видел?» Конвоир пожал плечами и вновь перевел взгляд на судью. Тот с каменным лицом повторил операцию. Потом ещё. Этот сценарий повторялся несколько раз с небольшими перерывами, видать для пополнения запасов, до тех пор, пока прокурор внезапно не отрапортовал: «У меня всё, Ваша честь». Слова обвинителя оживили участников судебного заседания.

«Надо продолжать заседание… та-ак, что там у нас дальше?» - читалось в глазах председательствующего, но собраться мыслями мешал один незавершенный процесс – в шарокатном цехе застрял последний шарик, он предательски, в знак протеста прилипал то к указательному, то к большому пальцу. Но человек сильнее, особенно если он судья. Хозяин опустил руку так, что кисть спряталась под стол. И уже из этого положения воздух разрезал мощный щелбан – неудача, еще щелбан – шарик держался изо всех сил; третий, усиленный распрямлением локтевого сустава – и шарик, сорвавшись, пал ниц. Конечно, конвоир не мог видеть своими глазами всего, что происходило ниже столешницы правосудия, но к чертям процессуальные заморочки – тот прощальный звук, с которым наш герой шлепнулся на линолеум, конвоир расслышал отчётливо. Его нельзя было спутать с другим звуком. Это был отчаянно тихий, глуховатый шлепок, какой издаёт капля слепого дождя в августе, попадая на огромный и упругий кленовый лист.

И уже после этого, чтобы замести следы или дабы потом, когда все уйдут, вдруг не возникло соблазна поднять его и довести дело до конца, судья наступил на шарик и, скорчив брезгливую гримасу, «ш-шарк» - размазал.

«Наелся», - резюмировал подсудимый и что-то записал в свой блокнот.