Две новые модели линейки Breguet Classique в платиновых корпусах с черными эмалевыми циферблатами, выполненными в технике "Grand Feu", и мануфактурными автоматическими калибрами.

Эмаль Grand Feu – это высокоспециализированное ремесло, требующее нанесения последовательных слоев эмали, обжигаемой при температуре 800ºC. Черная эмаль Grand Feu – один из самых сложных цветов, обладающий глянцевой поверхностью, которая не тускнеет со временем.

Модель Classique 5177 предлагает только индикацию времени и даты. Механизм с автоподзаводом Calibre 777 Q в данном случае размещен в корпусе размером 38 х 8,8 мм. Более сложная модель Classique 7787 Moonphase с автоматическим механизмом 591 DRL имеет габариты: 39 мм * 10,3 мм.

Обе модели поставляются на черных ремешках из кожи аллигатора, но у более простой модели 5177 застежка из платины, а у лунной – тройная раскладывающаяся застежка. Текущий РРЦ составляет 36 800 швейцарских франков за Classique 5177PT и 43 800 швейцарских франков за Classique 7787PT.

Благодарим за то, что дочитали данный материал до конца. Больше интересного контента Вы найдете в нашем телеграм-канале.

На маркетплейсах продается только Ч/Б вариант (про живопись, ага).
Больше нигде не могу найти. На авито бывала, но уже разобрали...

Эх.

Артемизия Джентилески - Лот и его дочери 1650

Картина "Лот и его дочери" Артемизии Джентилески является одной из ее библейских тем. Эта тема взята из Библии, из Книги Бытия. История Лота и его дочерей рассказывает о том, как после уничтожения города Содома, Лот и его дочери оказались в одиночестве в горах. Дочери решили сделать своего отца пьяным и затем спать с ним, чтобы сохранить потомство. Это событие стало предметом интереса художников на протяжении веков, в том числе и Артемизии.

Характерная для стиля Джентилески картина "Лот и его дочери" излучает силу и эмоциональную интенсивность. Художница часто использовала темные цвета и выразительные жесты, чтобы подчеркнуть драматизм происходящего на холсте.

Божий Михаил Михайлович (1911 - 1990)

Источник: советский арт

Меня сложно заподозрить в нелюбви к Сэлинджеру и его главной работе. Поэтому, вопрос поиска произведений с аналогичной драматургией в русском сеттинеге, если и не стоял остро, то был интересен.

Как известно, самый мощный стилистичечкий всплеск в русской литературе произошел за пределами России. В Парижской эмиграции 20-ых годов. Там пропивали последние деньги Борис Поплавский и Григорий Иванов, записывал свои пластинки Александр Вертинский, делал первые шаги Владимир Набоков. Поэтому, появление такого романа именно в той среде не стало сюрпризом.

Марк Агеев (Леви) в своей недосказанности будто опережает Сэлинджера. О нем мало что известно, его не включат в школьную программу и обсуждать его словно и незачем. Даже его авторство в этом произведении долгие годы оставалось неустановленным.

Роман с кокаином и в наше время является спорным. Избыток физиологически подробностей, слепая жестокость и детальное описание наркотических приходов, которое цензура с легкостью может признать пропагандой употребления. Но помимо очевидной провокативности, есть два момента, делающих произведение выдающимся.

Первый - невероятный слог. Слог, выращенный на символизме и прыгающий на нем двумя ногами. Эстетство Блока спускается из католических соборов в московские хостелы и притоны. Оптика переносится с дивных фресок и прекрасной незнакомки на покрасневшие глаза и проженное папиросой пальто. Даже если вы крайне впечатлительны и дореволюционный декаданс справедливо вызывает вас только брезгливость, слог делает свое дело и словно сани по гладкому льду несет по страницам романа.

Второй важный момент. Это роман взросления. Как Ловец во ржи, он развенчивает напускной подростковый нигилизм и приводит в реальный мир, где до твоей позы никому нет дела. Отрезвляющий душ событий, ломающих юношескую картину мира, льется на протяжении всех глав. Книга позволяет посмотреть со стороны на человека излишне увлеченного своим цинизмом. Излишне озабоченного своей уникальностью. Человека, в сущности, жалкого и одинокого.

Наверное, в этом одиночестве кроется главная разница между книгами Агеева и Сэлинджера. Если за Холденом мы всегда видели любящую семью, которая не даст ему окончательно пропасть, здесь этого нет. Это отчуждение очень характерно для русской литературы, поэтому наш вариант не мог быть другим. Он более мрачен, бесперспективен и почти начисто лишен романтического нарратива.

Но вместе с этим, он дает нам, не ступившим на этот путь, больше пространство для веры в возможность лучшего. Так работает любая настоящая трагедия. И не находясь на месте героя Агеева, действительно можно найти удовольствие в долгих зимних прогулках и глупых вопросах о перемещении уток.

https://t.me/m_krugozor