Никогда не доверяйте преступнику
Никогда не доверяйте преступникам.
Вот он плачет потому что судья дал ему 13 лет заключения, а через минуту холодный взгляд в камеру...
Никогда не доверяйте преступникам.
Вот он плачет потому что судья дал ему 13 лет заключения, а через минуту холодный взгляд в камеру...
13 лет назад я была истцом в суде. Ответчику присудили 13 лет и 2 месяца строгого режима. Он скоро выйдет,знает где я живу и что есть дети и мне страшно,очень страшно.
Заключённый попытался доказать невиновность комиксом.
Россиянин выпивал с другом, но вечер закончился поножовщиной. Теперь осуждённый на 10 лет пытается наглядно доказать, что убил собутыльника ради самообороны.
Апелляцию у него приняли, картинки изучит суд
— На что лучше потратить деньги: свадьбу или отпуск на месяц?
— Помогите придумать шутки про лысых (для дела)
— Самокатчик сбил человека и скрылся. Чем грозит?
— Вопрос женщинам: самые привлекательные части тела мужчины?
— Куда вложить деньги в 2024 году, чтобы получить прибыль?
— Помогите решить задачку по математике за 5 класс
Ответы на эти и другие вопросы в ленте Эксперты >>>
На вторую неделю моего пребывания в СИЗО стало ясно, что с волосами надо что-то делать. В смысле – состричь их совсем, под ноль, к чертовой матери.
Арестантская жизнь во многом проходила в положении лежа на своей койке.
Днем так вообще народ спал.
Но спал с перерывами.
В девятом часу утра поднимали на утреннюю проверку.
Потом часов в 10 будили, правда, не каждый день, на прогулку.
Также в первой половине дня мог прийти адвокат или следователь. Или вдруг внеочередной шмон.
Потом в первом часу обед.
Потом после обеда также мог прийти адвокат.
Могли принести передачу.
В пять вечера разносили ужин.
После шести "пробивали зеленую".
Ночью, после 12-ти можно было подремать, если ничего срочного не происходило.
В 5 утра – завтрак.
То есть, довольно рваный график.
С учетом одного раза в неделю посещения "бани" на голове от постоянного режима "подъем – отбой" постоянно было что-то вроде прически бывшего британского премьера.
Поэтому единственным выходом было стрижка "налысо".
И это не тюремная мода, нет, просто сама жизнь подводила к этому единственно правильному выводу.
Я обратился к Алексею:
— Слушай, а есть возможность раздобыть машинку для стрижки волос? А то я уже утомился ходить как чучело...
Алексей тут же откликнулся:
— Нет проблем! Сделаем! Тем более, что и мне пора уже "красоту" навести.
Алексей нажал клопа, с той стороны двери подошел продольный:
— Чего хотели-то?
— Гоша-банщик на корпусе?
— Ходил где-то тут…
— Увидишь, скажи, что 121-ая его спрашивала.
— Ладно, скажу…
Через минут 30 подошел банщик:
— Кто меня спрашивал?
Уже засыпающий Алексей вскочил со своей шконки:
— Здорово, Гоша! Машинку дай…
Гоша-банщик с той стороны открыл кормушку и начал издалека:
— Курить есть?
— Не переживай, найдем… Тащи машинку!
Гоша не сдавался:
— Я только "Винстон" курю, не забыл?
— Да помню-помню, давай, тащи!
Кормушка с лязгом захлопнулась, а Алексей, ворча, полез к себе в сумку за "Винстоном":
— Гоша совсем разбаловался… "Винстон" ему подавай… Раньше скромнее был…
Через 5 минут кормушка снова открылась, Гоша протянул машинку, в свою очередь Алексей сунул ему пачку "Винстона".
Гоша напускал важности:
— Через 30 минут машинку заберу!
Алексей, с чувством превосходства над "коррупционером", проявлял командный голос:
— Ты чего, попутал? У нас четыре человека стричься будут! (тут Алексей чуть приврал) Через час приходи!
Кормушка захлопнулась, а Алексей командовал дальше:
— Михалыч, давай, присаживайся на скамейку, так, голову наклони…
И через 10 минут я уже стал внешне напоминать бывалого арестанта.
После этого мы с Алексеем поменялись ролями, и машинка в моих не очень умелых руках превратила голову Алексея в блестящий шар.
Алексей посмотрел в огрызок зеркала над раковиной:
— Михалыч, мы теперь с тобой похожи стали, как братья…
Продолжение следует.
Итак, я остановился на том, что у нашего неформального лидера Лехи была одна необъяснимая особенность.
Леха, несмотря на зиму и мороз "за бортом", следил за тем, чтобы форточка окна была постоянно открыта.
121-ая камера была угловой, с двумя решками, то есть, по определению холодной.
Единственная батарея находилась почему-то не под решкой, как должно быть, а на противоположной стене, возле двери.
Это приводило к тому, что везде в камере было реально холодно.
Только возле самой батареи существовал маленький участок относительно теплого воздуха, но, естественно, что в целом на температуру в камере это влияло мало.
Периодически я, лежа на шконке и укрывшись одеялом, ощущал, как у меня реально мерзла голова, которая, как известно, самая морозоустойчивая часть тела.
Я, новичок, в споры с Лехой насчет окна не вступал, помня о том, что сначала нужно больше слушать и меньше говорить. Но почему остальные сокамерники не принимали никаких мер по утеплению хаты – для меня это осталось загадкой.
Позднее, в других камерах, я увидел, как делается утепление окон, и сам прилагал к этому определенные усилия.
Но в 121-ой народ мерз и продолжал мерзнуть.
Я для себя, чтобы как-то согреться, начал по возможности ходить, используя небольшое свободное пространство. При этом очень важным было не создавать проблемы другим сокамерникам, не загораживать свет, телевизор, не ходить слишком близко от них и не топать.
Обычно такое место было возле двери или между шконок, когда их хозяева, например, сидят за столом. Четыре шага в одну сторону, поворот по часовой стрелке, четыре шага в другую сторону, поворот против часовой стрелке…
Через минут 10 – 15 такого хождения организм согревался, постоянно холодные руки и ноги становились теплыми, жить становилось лучше и веселей. ))
Через неделю после моего появления в 121-ой камере утром, после проверки, продольный через дверь назвал мою фамилию и сказал собираться, пришел адвокат, сейчас пойдем к нему.
Вышли на продол, по лестнице спустились в холодный сырой подвал. Я уже начал догадываться, что арестантов между корпусами водят через подвалы и подземные ходы, чтобы не выводить на воздух. Потом, позже, я узнал, что есть и второй путь, через верхние переходы между корпусами, но в основном всех водили нижними, подземными путями.
Поднялись по ступенькам, прошли через коридор с привратками, я его описывал здесь, снова поднялись и оказались в коридоре уже не с железными, а с пронумерованными деревянными дверями. В каждой двери было небольшое закрытое стеклом окошком. Это были так называемы "адвокатские" или "следственные" кабинеты.
Продольный открыл одну из дверей и пропустил меня внутрь, закрыв дверь. Я оказался в небольшой обшарпанном помещении 3 на 5 метров, с большим окном. В помещении был стол и стул, привинченные к полу. За столом сидел адвокат. Поздоровались.
В целом беседа с адвокатом оказалась не особо содержательной. Как будем защищаться, а это главное, – он сказать не мог. Единственной пользой от него оказалась его готовность распечатывать и приносить мне все, что я попрошу. Видимо, таким образом он как-то пытался скомпенсировать свою полную неспособность и, как мне кажется, нежелание прилагать усилия к защите своего клиента.
В дальнейшем он приносил мне сотни распечатанных листов, в частности, весь уголовно-процессуальный кодекс (УПК) шрифтом побольше, знаменитую книгу П.Сергеича "Искусство речи на суде", учебник логики, отдельные материалы из уголовного дела и т.д.
Побеседовали, адвокат нажал кнопку в стене, пришел продольный и увел адвоката. Я остался один. Пока меня никто не торопился забирать обратно в камеру, я открыл окно – поглазеть и подышать свежим воздухом. Окно снаружи закрывала решетка, но уже не тюремная, а по диагонали – так сказать, почти вольная. ))
Кабинеты располагались на втором этаже, окна выходили во внутренний двор СИЗО, но на административную часть. Напротив был, как я догадался, штаб, справа столовая, слева какие-то склады и мастерские. Какое-то подобие более нормальной, вольной жизни, по которой я уже начинал потихоньку скучать.
Внизу в камуфляже ходили сотрудники, в черной робе – хозбыки, стояли воронки, ожидающие своих пассажиров…
Несмотря на мороз, батарея под окном в этом корпусе была раскалена чуть ли не докрасна, поэтому можно было одновременно дышать свежим воздухом и не мерзнуть. Красота! Как же немного нужно человеку для счастья! ))
Через 30 минут дверь открылась, "выходим, руки за спину", и обратным путем знакомыми уже подземельями мы пошли обратно в камеру.
Продолжение следует.
В один из дней поздним вечером Алексей, принимая коня, с удивлением сказал, обращаясь ко мне:
— Михалыч, тебе малява!
Я решил, что Алексей шутит, знакомых преступников у меня не было:
— Да, ладно, быть такого не может…
Алексей еще раз посмотрел на туго скрученный бумажный цилиндрик, запаянный в целлофан от сигаретной пачки:
— Фамилия твоя… Хата 121-ая… Да нет, точно тебе, держи!
Да, прав Алексей, моя фамилия. Что бы это значило?
Развернул, начал читать.
А, вот оно что! Писал Диман, с которым мы вместе мерзли в карантине, и который утверждал, что дядя у него – прокурор города, об этом я подробно уже рассказывал.
Но вопрос, как Диман узнал, что я именно в 121-ой хате?
Я обратился к сокамерникам:
— Пацаны, меня кто-нибудь пробивал по централу, мою фамилию?
Дело в том, что найти человека в СИЗО очень просто. Достаточно пробить, то есть запустить голосовое сообщение типа: "По централу, Леха Иванов, 25 лет, в какой хате сидит? Ответ на 121-ую!"
Пробой довольно быстро обойдет все корпуса, и как только доберется до хаты, в которой сидит искомый Леха Иванов, арестанты из этой камеры запустят ответный пробой в обратную сторону, что-то вроде: "Пробой на 121-ую, Леха Иванов в 37-ой хате".
Неудача может быть только в двух случаях:
- или человека нет на централе;
- или по каким-то причинам он не хочет, чтобы кто-то знал, в какой камере он находится, обычно это бывает, когда человек знает за собой некие прегрешения и скрывается в бээсной камере.
Пацаны в ответ пожали плечами, нет, никто не пробивал.
Так, первые непонятки…
Если Диман меня не пробивал, то, значит, узнать о моем местонахождении он мог только у администрации. Интересное кино!
Ну, посмотрим, чего же он хочет от меня…
Диман в маляве расспрашивал меня о моей работе и предлагал заняться совместными бизнес-проектами (ага, в тюрьме, бизнес-проектами).
Ну что же, картина вырисовывалась следующая.
Судя по всему, Диман имел задание получить у меня максимум информации, но в карантине путем "дяди прокурора" с заданием не справился. Поэтому ему было поручено сделать новый заход – уже через работу и через бизнес.
Пришлось писать Диману ответную маляву о том, что я давно уже этим не занимаюсь и что в условиях СИЗО это невозможно и все такое прочее…
Забегая вперед, скажу, что Диман еще несколько раз настойчиво атаковал меня малявами с теми же просьбами, на что мне приходилось примерно так же ему отвечать.
Один раз я даже пересекся с ним в привратке (думаю, совершенно не случайно он там оказался), и Диман снова начал ко мне с разных сторон подкатывать на темы работы и бизнеса, на что я ему снова отвечал то, о чем раньше писал ему в малявах.
После этого всё прекратилось, как отрезало, видимо Диман попал в ряды неперспективных вербовщиков, не сложилась у него агентурная карьера. ))
Жизнь в 121-ой камере тем временем продолжалась.
У нашего неформального лидера Лехи была еще одна необъяснимая особенность.
Продолжение следует.
Обычный человек, попадая в СИЗО, почти всегда испытывает жесточайший стресс. У него нет никакого опыта общения со следователем, прокурором, судом. Он не знает многочисленных нюансов предварительного следствия и суда. Он совершенно не осведомлен о заранее расставленных ловушках, которые уже ждут его. Он не знает УПК и заложенных в него смыслов.
В таком положении у него одна надежда – на адвоката.
Мой второй (условно "второй", просто для удобства упоминания) адвокат был значительно грамотнее и умнее первого. В областном центре он уже относился к успешным адвокатам и внешне производил хорошее впечатление. У него был отличный офис в центре города. Мне его рекомендовали.
Когда он приходил ко мне в СИЗО, я также постоянно задавал ему вопросы про стратегию и тактику защиты, на что постоянно получал уклончивые ответы "посмотрим, что есть в деле", "я сейчас набрасываю черновик" и так далее в таком же духе.
Более того, адвокат при каждой встрече начинал заводить тягучие разговоры, что "ничего сделать нельзя", "это система", "дело заказное", "надо во всем признаваться", "надо подписывать все, что даст следователь"…
Я замечал, что адвокат, видимо, или проходил обучение или владел основами внушения или гипноза, потому что во время этих бесед мне приходилось прикладывать определенные усилия, чтобы стряхнуть "наваждение", которым адвокат начинал, как бы обволакивать мое сознание, пытаясь парализовать любое мое сопротивление.
Совершенно очевидно, что адвокат работал не на меня – своего подзащитного, а на другую сторону, на сторону обвинения.
Мой будущий сокамерник Степаныч, о котором я еще много буду рассказывать, приводил мне такие примеры из его жизни: адвокат брал деньги за защиту со своего подзащитного, потом встречался с заказчиками уголовного дела и брал деньги еще и у них, в результате делал так, что его подзащитный гарантированно получал тюремный срок.
Подлость такого поведения просто запредельная.
Естественно, что я со своим адвокатом расстался.
Много позже, во время суда, когда мне оставалось совсем немного до оправдательного приговора, я встретил этого адвоката в коридорах суда и спросил:
— Яков Моисеевич, а помните, как вы мне говорили в СИЗО, что "ничего сделать нельзя" и "надо во всем признаваться"?
Яков Моисеевич мгновенно ответил:
— Не помню.
Продолжение следует.
Итак, я, описывая интерьер 121-ой камеры, как-то упустил описание туалета.
А он имел свои особенности.
Не могу не уделить этому внимания, так как очевидно, что каждый человек несколько раз в сутки вынужден посещать это заведение.
Внешне вроде бы все выглядело вполне обыкновенно: в углу камеры кирпичными стенами выгорожено место примерно метр на метр, деревянная дверь, унитаз.
Лампочки нет, но верхняя часть выполнена из матового полупрозрачного пластика, поэтому свет внутрь проникал.
Пол внутри и стены до половины – из плитки, самой дешевой, в трещинах, но все же плитка. Вверху отверстие вытяжной вентиляции.
Особенность туалета состояла в том, что в месте, где заканчивался унитаз – начиналась дверь. То есть, унитаз был установлен практически вплотную к двери.
Судя по всему, авторами такого "дизайна" были хозбыки – заключенные, осужденные за легкие преступления и отбывающие срок в СИЗО. На хозбыков обычно возложены все хозяйственные работы на централе, в том числе и строительные, не требующие особо высокой квалификации.
При этом среди хозбыков прочно укоренилось мнение, что работать надо кое-как, потому что хорошо работающего хозбыка администрация не выпустит по УДО. Ну, вот они кое-как и работали.
Видимо такой хозбандит и забабахал в 121-ой камере дверь вплотную к унитазу, совершенно не заботясь при этом, будет ли арестантам удобно.
Более того, я подозреваю, что не лишен вероятности вариант, что это было сделано специально, так как у обычных арестантов к хозбыкам презрительное отношение. Вы нас презираете – ну вот вам и санузел, помучайтесь.
Как именно арестанты этим пользовались – оставлю на вашу фантазию, думаю, что она читателей не подведет. ))
Никаких шпингалетов и задвижек в камере не предусматривалось, поэтому выручала арестантская смекалка: изнутри в косяк двери был вкручен шуруп, а на ручке двери висело самодельное, связанное из контрольки колечко, которое при необходимости набрасывалось на шуруп, и выполняло роль задвижки.
Никакие шурупы в камере не разрешены, поэтому тот неизвестный арестант, кто когда-то смог в условиях СИЗО найти достаточно большой шуруп, да еще и вкрутить его без отвертки – вызывает заслуженное уважение. Сотрудники во время шмона, конечно, шуруп видели, но относились к этому лояльно, понимая, что базовые потребности у всех одинаковы, независимо от того, с какой стороны решетки кто находится.
Упомяну также о кнопке вызова продольного, расположенной возле двери в камеру. Внешне она выглядела как кнопка обыкновенного звонка, только расположена была изнутри, а не снаружи.
При нажатии на кнопку у продольного на специальном табло загорался номер камеры, это означало, что такая-то камера вызывает продольного, который обычно через пару минут подходил к двери, заглядывал в глазок и через дверь спрашивал "чего хотели?".
У арестантов эта манипуляция называлась "давить клопа", а сама кнопка – "клопом".
Периодически в камере производилась уборка, которая выглядела следующим образом.
Продолжение следует.
На Пикабу можно найти эксперта практически по любой теме. Юриста, технаря, автомеханика, электрика, велосипедиста, менеджера, который каждый день работает с Excel-таблицами, и аллергика со стажем.
Если:
• у вас есть вопрос, на который не получается найти ответ;
• вам нужна консультация эксперта по узкой теме;
• важно получить совет от человека с похожим опытом.
Задайте свой вопрос в специальной ленте и получите ответ (или сразу несколько!) от знатоков своего дела.