Одно без другого не может?
Добро и Зло сидели на берегу реки. Полная луна мягко покрывала темные силуэты.
-- Ну что бы ты делало без меня? -- Спросило Зло, смотря на плывущий по реке свет. Добро повернуло голову, и мягкое тело Зла покачнулось. -- Не пытайся даже. Я -- неотъемлемая часть тебя, как и ты -- меня.
Добро привстало с мокрой травы. Начинало холодать. Близился ноябрь. Пожухлая листва трещала под ногами.
-- Ты не прав. Я сам по себе, а ты существуешь лишь за моей спиной. Меня не существует, когда есть ты.
Зло усмехнулось и провело полупрозрачной рукой по траве.
-- Смотри сюда, -- Добро заинтересованно наклонилось. На том месте, где Зло провело рукой, появилось небольшое окошко.
***
Скрежет морозной вьюг пробирал до костей. От отчаяния хотелось плакать. Я посильнее закуталась в старый полушубок и отхлебнула горячей воды из кружки. Скоро придется ломать дом, чтобы поддерживать хоть какой-нибудь огонь в камине. Завороженно наблюдая за треском дров, не заметила, как заснула. Вздрогнув, проснулась. В дверь кто-то стучал. Кого принесло в такую метель? Огонь почти погас, по телу пробежали мурашки. Нельзя засыпать. Показалось, наверное.
Вдруг еще раз постучали. Я притихла. Мама учила не открывать дверь чужим, а кроме меня самой знакомых уже не было. Война всех беспощадно съела. Послышались шаги. Кто-то заглядывал в дом. Я затаила дыхание и в доме воцарилась звенящая тишина. Казалось, я просидела так целую вечность. Огонь уже совсем погас. Из дома начало медленно уходить тепло. Сквозь заиневевшие окна пробивались робкие солнечные лучи. Меня бил мандраж, а в животе предательски заурчало. Третий день без еды. Надо выйти на улицу, в сарае мама еще до войны прятала тушенку. Я помню, она рассказывала.
-- Мамочка, -- плакалась я, зарывшись в теплую грудь матери. -- Почему нас хотят убить?
-- Дорогая моя, -- сдерживая больной кашель,говорила мама и улыбалась. -- Они хотят добра для своих семей. Просто они не понимают, что их добро -- наша смерть.
Перед глазами пронеслись кровавые сцены казней на главной площади городка. Люди борются за главенство, за власть. Люди убивают людей, словно животных. Мама прячет меня в подполе и выходит к врагам. Звуки выстрелов.
Последний раз стук в дверь стоил одну жизнь. Что будет теперь?
Ноги подкашивались. Я должна выйти. Когда дверь открылась, в глаза ударил яркий свет, отражающегося от плотных сугробов солнца. На крыльце лежала небольшая плетеная корзинка с большим свертком внутри. Схватив ручку корзинки, я поволокла ее в дом. Может, какая-нибудь волшебная фея подложила мне еды? Или Бог услышал мои молитвы и решил помочь мне?
Затащив корзинку в дом, я притаилась. Сердце рвалось из груди. Желудок снова заурчал. Дрожащими руками я открыла сверток. Изо рта, словно большой волосатый паук, выползал крик. Он все никак не хотел выходить до конца. Меня затошнило. Я упала на пол и начала рыдать. Громко крича, отпинывала корзинку. Детский трупик бесшумно вывалисля на пол. Он был такой маленький и сморщившийся, будто только родился. Но синева кожи говорила о том, что был его последний день жизни.
И вновь открытая дверь принесла в этот дом смерть.
***
-- Ну что? Как тебе? -- Оскалившись, спросило Зло.
Добро дрожащей рукой стерло картинку. По телу слипшимся комом пробежали судороги.
-- Что это такое? Это Зло! Это все ты подстроило! От меня не умирают! -- Добро было возмущено. Оно не помнит тех событий, значит и не было их вовсе. А если не было - значит Зло виновато.
-- Да как же я? Ты решило помочь людям сделать их род чище! А та женщина, которая защищала свою дочь? Думаешь, она делала это из злых побуждений? А тот человек, что подбросил ребенка под двери? Ты же ему дало надежду, что там живые люди, которые спасут его ребенка! -- Зло во весь голос смеялось над добром.
Добро село рядом со Злом и по-дружески приобняло его. Заплакав, сказало:
-- Да, это я все сделало! Я! Но кто же знал, что так все выйдет! Но зато посмотри, что получилось потом, -- Добро провело рукой над гладью реки, и перед глазами появилось другое стекло.
***
Статная рыжая девушка прогуливалась между магазинных полок, набирая целую корзину продуктов, тетрадок, ручек, карандашей, фломастеров. Набрав одну корзину, она тут же шла за второй и заполняла ее.
На кассе возмущенно охала продавщица. Покупатели стоящие в очереди также возмущенно и злобно смотрели на девушку.
-- Ты всю кассу заняла! Иди в другой магазин, богачка! -- Начала причитать какая-то старушка. Вероятно, она была крайне одинока, потому что такие моменты приносили ей свое, по-старушечье большое счастье.
Очередь согласно заугукала.
Девушка набрала последнюю корзинку и с облегченным выдохом поставила ее на магазинную ленту.
-- Ну вот и все, чего разшипелись. Больше я не унесу.
Рассчитавшись и распихав все по пакетам, она в три захода унесла пакеты до машины. Ноги дрожали. Вцепившись руками в руль, девушка представляла счастливые лица детишек. Это были ее братья и сестры. Не по крови, но по жизни. По обстоятельствам, в которых они родились или выросли. Не видевшие глаз матери и ни разу не утопающие в ее теплых объятиях. Она не могла приютить каждого, но любви этого человека хватало, чтобы бороться, отдавать всю себя работе и не отпускать руки от сложностей.
Добро сладкой патокой разливалось по ее венам, гладило ее по голове, когда трудности не давали сделать шаг, и защищало, когда ей делали больно.
Девчушка, двадцать лет назад потерявшая мать на войне, стала матерью на двух сотен ребят.
***
-- Ну вот, -- с гордостью ответило Добро.-- Видишь, я в ее жизни, а тебя нет. И всем хорошо.
Зло во весь голос засмеялось. Начинало светать и шаткие тени становились все прозрачнее.
-- Что вот-то? Я же говорю тебе. Я - часть тебя. Ты - часть меня. Мы неразлучны. Когда меня нет - ты становишься бессильно и становишься мной.
Добро недовольно почесало подбородок и отвернуло голову. Не хотелось ему верить, что это так. Столько веков оно считало себя лучше и сильнее, и вот на-те! Какое-то Зло считает себя равным с ним. Но думай - не думай, а Зло оказалось право.
-- Давай так поступим, Зло: я признаю, что правда за тобой, но если люди это тоже поймут, то во что же им верить останется? За мной стоят надежда и вера в лучшее. За тобой - разочарование и боль. А если люди поймут, что мы с тобой одно целое - они же с ума сойдут. Во что верить будут? За что бороться?
-- Тут я соглашусь с тобой, -- покачало головой Зло. -- Давай оставим все как есть. Но… -- Зло загадочно ухмыльнулось и посмотрело на Добро. -- Мы-то с тобой правду знаем. И в случае чего не побрезгую воспользоваться правдой - она стоит за нами обоими.
Две прозрачные фигуры растаяли с восходом солнца. Встретятся они еще когда-нибудь?
Борьба Зеленского
Сильно сдал за последний год Иван Кирилыч. Когда-то сильные, привычные к длительной ходьбе и тяжестям ноги совсем отказывались служить. Руки, переделавшие за долгую жизнь кучу дел разной сложности, с трудом упирались теперь в поручни костылей, чтобы помочь хозяину дотащить ослабленное тело к месту назначения...
Помыв посуду после скромного завтрака, Кирилыч поплелся в комнату. Надо бы послушать "Новости" - вчера сосед-алкоголик Валет что-то болтал о новом законе насчет повышения пенсий и субсидий "детям войны"...
Тяжело дыша, Иван Кирилыч опустился в старенькое кресло. Обвел глазами комнату в поисках пульта от телевизора. Поздоровался взглядом с портретами жены Лидушки и сына Димки. Вздохнул прерывисто и глубоко. В один год ушли - сначала Лидия, через три месяца - Дима. Доконал обоих сахарный диабет. Иван Кирилыч держался, пока была жива Лидушка. Не мог дать себе слабину - все, все было на нем: больница, уход после операции, рынок, стирка, глажка, уборка... Небольшая квартира всегда сияла чистотой; порядок был образцовым. Приученный матерью с детства к чистоте и опрятности, Кирилыч закрепил детские навыки в армии. Служа в роте глубинной разведки, научился еще кое-чему...
Усмехнулся Кирилыч, вспомнив армейские годы. В роте было двадцать человек. Отбор строжайший: уж больно высоки были критерии оценки призывников в эту роту. Не только физические данные учитывались. Отбирали ребят, обладавших сильным духом, прошедших сложнейшие психологические тесты на разных уровнях. Красивый парень из деревни на Виничине подошел идеально.
Волна памяти подхватила-понесла мысли Ивана Кирилыча все дальше и дальше от берегов реальности. Он прикрыл глаза, чтобы лучше рассмотреть плац воинской части в Германии. Вот он - Ванька - красиво сложенный, аккуратно выбритый, вертит сальто на турнике. А вот седой старшина Громов учит желторотых юнцов саперному делу в лесной чаще. Приемам борьбы Зеленского ребят обучал молодой СМЕРШевец Варваркин, безжалостно заставляя до изнеможения отжиматься на кулаках аутсайдеров...
Улыбнулся Кирилыч - ему ни разу не пришлось отжиматься на потеху остальным. Все приемы схватывал на лету. Великолепно овладел всеми видами оружия, которыми надо было уметь драться как в дальнем, так и в ближнем бою. Умел становиться тенью, если это было надо. Ребята шутили:
- Ванька как привидение: даже от пули сможет увернуться! - настолько ловок и точен в движениях был сержант Вертинский.
... Задремал в кресле Иван Кирилыч. И увидел он себя на плоту, плывущем вниз по реке. На одном берегу - дочка любимая,Ирочка; внучата - Сашка, Алена и Дениска. С другого берега смотрят на него родители, Лидушка, Дима... Дочка с тревогой глядит, побежала по берегу вслед за плотом, кричит что-то - не слыхать, вода плещет-пенится. А Лидия рукой к себе зовет-манит... Молодая, красивая - такая, какой он увидел ее впервые и влюбился. Раз и навсегда. Эх, Лидушка! Как же ты, а? Одного меня оставила...
По лицу Кирилыча потекли светлые теплые слезы. Они-то и разбудили. Ну и пригрезилось! Река - это, стало быть, жизнь. По один бок - живые, по другой - те, с кем пришлось расстаться. И снова нахлынули воспоминания. Не противился им Кирилыч. Наоборот - только ими и жил.
Почему-то вспомнилась темная подворотня. Они с Лидией идут домой из кино. Словно продолжение боевика - темная фигура в подворотне.
- Дай закурить, мужик! - верзила, грубый голос,блеск стали в руке. Еще один подошел сзади, шумно дыша перегаром. Спиной Иван почувствовал - держит что-то тяжелое в руках. Лидия испуганно прижалась к мужу.
Иван полез во внутренний карман пиджака, достал увесистый портмоне, снял с левой руки часы, заодно вынул из кармана брюк серебряный портсигар.
- Угощайся, браток! Я не жадный!
- Гы-гы-гы... - расплылся верзила в щербатой улыбке. - Молодец, фраерок, правильно кумекаешь! И сам здоровенький, и баба твоя целая... Вали отсюда, покуда мы добрые...
Крепко держа под локоток почти обмякшую Лидочку, Иван быстро пошел прочь из темной подворотни. Дома жена спросила:
- Ваня, а ты мог бы сопротивляться им? Ты не подумай, я не считаю тебя трусом, тем более, что они были вооружены...
Улыбаясь, Иван погладил Лидочку по густым волосам.
- Лидушка, ты, моя родная, видать, забыла, что я тебе рассказывал. Я ведь подписку давал. Нельзя мне "на гражданке" применять мои знания и умения...
Ох, сколько было потом подворотен, темных подъездов, туннелей, подземных переходов! Не сосчитать... И везде Кирилыч либо делился с любителями легкой наживы, либо каким-то непостижимым образом договаривался; а пару раз случилось даже битым быть!
Новое воспоминание. День рождения дочки. Стол богатый, водочка. Выпили, закусили, еще, потом еще разок. Разговор мужчин затронул армейскую службу - как раньше было, да как сейчас. Все знали, где служил Кирилыч. Зять Юрка попросил:
- Бать, а ну-ка, вот я на тебя с ножом пьяный иду. Что будешь делать?
- Бери, сынок, нож, иди.
Захмелевший Юрка схватился за нож - острый, тюремной работы, с наборной ручкой. Гости притихли, женщины принялись Юрку увещать: уймись, мол, нашел развлечение - ножом махать... Словно оглохнув, Юрка замахнулся ножом на тестя. Сталь рассекла воздух, женщины завизжали, мужики повскакивали со стульев - унять буяна. А некого уже и унимать! Кирилыч по-прежнему непринужденно сидел на своем месте. Долговязый Юрка поднимался с пола, потирая ушибленную руку.
- Б-б-бббатя, как?! Как ты это... А ну-ка еще раз, чтоб я понял! - и снова к ножу потянулся. Но не достал. Неуловимым движением ноги Кирилыч отшвырнул любознательного зятя на диван у стены.
- Отдохни, сынок. Если хочешь - потренируемся завтра, на трезвую голову. Лады?
- Да не, бать. На трезвую я точно тягаться с тобой не стану! - хохотнул Юрка с дивана. - Зашибешь еще! А я молодой,жить-то хотца!
Кирилыч тряхнул головой. "Новости", поди, уже давно прошли. Надо бы сползать в магазин - хлеба совсем дома нет, а Ирочка придет ближе к вечеру...
В дверь позвонили.
- Иду! Макарыч, ты? - спросил Иван Кирилыч, и пошел открывать, тяжело упирая костыли в пол. Не дожидаясь ответа, открыл. И тут же отлетел назад,с трудом удерживая равновесие на костылях. "Ух ты, закалочка армейская, не подвела!" - успел подумать Кирилыч, и замер удивленно, разглядывая толкнувшего его визитера. Лицо парня показалось почему-то знакомым. Где-то я его видел... Но где?! Память потихоньку подводит, собака!
...В просторной прихожей их было трое - два крепких парня и девица. Зоной от компании несло за версту.
- Чему обязан? - спросил Кирилыч, сохраняя самообладание.
- Ах ты, падло, еще и выеживается! "Чему обязан"! Ты бабки у меня в долг брал? Брал! Так гони должок, пока цел, кобель старый! - заверещала девица. Ее раскрашенное "а-ля апачи" лицо исказила гримаса дикой ненависти, короткие пальцы с грязными ногтями сжались в кулаки.
- Барышня, какие деньги?! Вы меня с кем-то путаете, ребята... Пожалуйста, покиньте мою квартиру! Пока я не рассердился! - Иван Кирилыч почувствовал вдруг прежнюю силу в ногах и отставил костыли к стене. Пятьдесят лет с лихвой прошло - можно, пожалуй, и нарушить подписку о неприменении приемов борьбы Зеленского!
- Ну, дед, ты, видать, из непонятливых! Сам виноват! - и один из спутников истеричной девки бросился на Ивана Кирилыча, выхватив из кармана нож. Через секунду его тело обмякло за спиной Кирилыча, который всего лишь уступил дорогу молодому урке. Удар о стену был настолько силен, что парень потерял сознание. Нож отлетел в комнату, завертелся волчком по паркету и скользнул под шифоньер.
Второй "кавалер" молча кинулся на старика и попытался накинуть на жилистую шею удавку. Ох, и напрасно он был так саомуверен! Легким, почти неуловимым движением Кирилыч прикоснулся к его груди. Бандит кулем грохнулся к ногам подруги.
- Помогите!!! Убиваааа-ааа-ааают! - завопила девица и стрелой вылетела прочь из квартиры.
Подоспевшие на вопли соседи, Валет и Леха, застали Кирилыча стоящим на коленях возле поверженных горе-грабителей. Он проверял пульс на их сонных артериях.
- Пацаны, звоните-ка в скорую - ноги опять не слушаются, я до телефона боюсь не дойти! А хлопчикам плохо, я чуть-чуть перестарался... На гражданке нельзя... А я, дурак старый... Ээээх! Заодно и милицию зовите - кажись, совсем я этого парнишку... Того... Уработал... - и застонал Кирилыч горестно.
"Пацаны" вызвали и тех, и других - пусть разбираются: медики - с Кирилычем, вон, сердце в руках держит,задыхается; а менты - с ворьем... Валет узнал в одном из Кирилычевых визитеров рецидивиста, чей портрет красовался на остановке с надписью "Внимание, розыск!" А разбитая о стену физиономия второго оказалась знакомой и Кирилычу. Он вспомнил,где встречался с этим молодым человеком: этой зимой он попытался отнять последнюю "пятерку" у самого Кирилыча, когда тот по гололеду шел из магазина домой. "Поскользнулся" паренек в тот раз, скользко очень было... Кирилыч помог ему подняться, извинения принял и попросил больше не приставать с вымогательствами к старикам - они ведь разные бывают...
- Эх, не сдержал слово парниша, не сдержал! Снова дедушку обидеть пытался! - горестно сообщил приехавшему наряду милиции Иван Кирилыч. - Вот и пожурил я его,да, видать, очень уж сурово, не по-стариковски! Вяжите меня, ребята!
- Отец, тебя-то за что?! - удивленно вскинул брови старлей. - Не убил ты ведь никого, хотя бы и стоило... Тебе спасибо огромное человеческое! Таких уродов задержал! Они ведь по пенсионерам одиноким работали, троица эта неразлучная! Грабили и убивали-калечили стариков! А насчет суровости твоего приговора - все правильно! Борьба Зеленского, верно? - и лейтенант весело подмигнул Ивану Кирилычу, защелкивая наручники на запястьях все еще не пришедшего в себя бандита...
Марио - ЗЛО? | Vsauce3 на русском
Злодей ли Марио? И что такое зло?
Где доброта?
Всем доброго времени суток, дорогие читатели.
Я сижу довольно долго на Пикабу, решила зарегаться ради чтобы сохранить что-то, прокомментировать то, что понравилось.
Так вот, к чему я!
Мне досадно, обидно и не понятно. Почему столько много людей в комментариях, которые не могут обойтись без «затроллить» или же выплеснуть злость?
Я понимаю, что от этого никуда не деться. Но зачем это делать?
Я конечно, понимаю, что человеку необходимо читать критику в свою сторону. Но! Никогда не надо все утрировать. Это ведь дело такое.
Хочется, чтобы все относились ко всему с юмором, без агрессии. Находили контакты, дружили, учились друг у друга чему-то.
Желаю всем любви и больше оптимизма в жизни, и чтобы от жары не сдохнули.
Делюсь своей верной спутницей в жизни:)
Поиграем в бизнесменов?
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.