Дамы и господа. Внимание: простыня!
Случилось сие в начале нулевых. Где-то двадцатилетний юноша, я был молод и глуп, (не то, чтоб я умён сейчас, но уже не так молод). Шабашил! По городам и весям славной и бесконечно любимой мной Украины. Сам я харьковский, прошу любить и жаловать. Занесло меня в ту пору в славный городок Антрацит, что на луганщине. Городок небольшой. Хотя не буду пиздеть - городок, откровенно, маленький. Тыщ на пять народонаселения.
Мы там в каком-то бардаке фасад шпаклевали. И надо было такому случится, что полетел я с высоты третьего этажа аки гордый птиц курица да мордой в асфальт. Вы скажете: а как же страховка, а как же ТБ? Я вам отвечу: я вас умоляю! Я был молод и глуп. И, как все молодые и глупые - бессмертен.
И вот, может, нога дрогнула, может - доска, но всё, что я подумал в коротком подвиге свободного падения, - "Ну всё, блѣть!" Народу вокруг меня собралось - жуть! Никогда доселе моя скромная персона не привлекала столько внимания таких уважаемых людей. И я, преисполнившись важностью момента, горделиво, но все же немного стесняясь, застонал. Карета скорой помощи, должен сказать, прилетела быстро, что неудивительно, весь Антрацит тех лет, по сути, это перекрёсток. Ну, мне так запомнилось. Меня вежливо но непреклонно укололи в жопу и отвезли в госпиталь. Божечки, как же мне там рады были! Как объяснила рыженькая сестричка, их радость вполне понятна - основной контингент их гостеприимного заведения - шахтеры после принятия зелёного змия, денно и нощно ловившие белку. И стреляные. В крупных городах девяностые, слава всем богам, завершились, но в таких вот маленьких и сонных городках, я уверен, живут и по сей день. Как оказалось, сломал я свой великолепный нос и довольно посредственную руку в двух местах. Определили меня в палату на пять мест, в которой кроме меня лежал весёлый первоклашка, обваривший вместоурочным кипятком себе хуй. (Хотя, какой там хуй у первоклашки...) Обваривший себе писюн. Писюн этот рыжая и вполне даже очень медсестричка мазала какой-то мазью руками, но, поверьте мне на слово, мои дорогие дамы, я пацану нисколечко не завидовал! Провалившись там пару дней под капельницей и получив красивый белый гипсовый лубок на руку и красивый коричневый пластырь на переносицу, отправился я шататься по Антрациту в ожидании автобуса. Походил по рынку, заглянул в кафе (хозяин бардака отвесил мне никислую котлету красивых денег) и вот что я должен вам сказать. После безразличия мегаполиса я окунулся в омут участия и доброжелательности! Мне помогали засунуть журнальчик в рюкзак. Мне уступили место в полупустом тролейбусе. Какая-то крупная тётенька порывалась помочь мне спуститься по ступеням тролейбуса и рычала на водителя, чтоб он не дай боже мальчика не прищемил. На рынке меня угощали салом, кровяной колбасой и яблоками. И, я вам не вру, когда рюкзак сполз с плеча, какой-то парень с угрожающе сломанными ушами и всем лицом, поднял его и предложил проводить меня до дома. Он очень добродушный был, этот мужик. Я понимал, что в любой другой день, в порыве пьяной злобы он меня зарежет за любое неосторожное слово и будет жалеть потом всю жизнь, и рыдать, и каяться, но вот сегодня этот парень довел меня домой, рассказал, во сколько автобус и предложил подвезти до автовокзала. На автовокзале уже другой парень по имени Ян разговорился со мной и оказалось, что он знает телефон этой самой милой и рыжей сестрички, которая очень даже. Скрепя сердце, не стал записывать. Приехал в Харьков. Спустился в метро. Какая-то женщина схватилась за мой гипс и держалась за него, как за поручень, пока я не зашипел от боли. Прошло двадцать лет, а я всё думаю, как там тот пацан с обвареным писюном? Все ли с ним в порядке? Женат ли? Есть ли дети? Вот такая история о людской доброте, хотите верьте, хотите нет