С ноября по март мне предстояло жить у бабушки. Это объяснялось тем, что её квартира теплее нашей да и ходить в школу по морозу было куда ближе.
Настоящая причина была в том, что у мамы образовалась личная жизнь, но я был слишком мал, чтобы посвящать меня во все тонкости.
Для целей личной жизни у бабушки был экспроприирован раскладной ГДРовский диван - одно из двух лежбищ в её квартире.
Приходилось спать с бабушкой на одной кровати, под одним одеялом. Но отсутствие места было не главной проблемой.
Бабушка громко храпела на разные лады и при этом спала очень крепко. Мои ночёвки проходили не только в тесноте, но и в обиде.
Бабушкин храп на необъяснимом органическом уровне бесил меня, как может выводить из себя скрежет стекла или трение пенопластовых пластин друг о друга. Я куксился, изнывал, терзался и не мог заснуть часами, мучимый клокочущими переливами.
Батареи грели слабенько. Чтобы было теплее, надо было прилечь ближе к бабушке, но чтобы спать тише - надо было отлечь от неё, рискуя выкатиться из под одеяла и замерзнуть. Искусство выбора меньшего зол я постиг очень рано.
- Ба, ты храпишь, - говорил я.
- Я знаю, - говорила бабушка.
- Я храплю с 25 лет, - как-то сказала она.
Это был солидный стаж. Она была настоящим виртуозом художественного храпа. Она умела в рык, пересвист и булькание. В урчание и зудение. В гудение паровоза и полёт шмеля.
Каждую ночь я изобретал новые способы временного выключения храпа: нечаянные толчки в бок, громкий нарочитый кашель, хлопки в ладоши, стягивание одеяла, затыкание ушей, переворачивание бабушки, залезание под подушку с головой.
Все способы никуда не годились. Они не помогали надолго. Бабушка меняла мелодию, тональность и фактуру, рыкающий лев в ней уступал место ухающему филину или паровому котлу и спустя пять минут концерт продолжался.
Впрочем, случались и чудеса. Однажды я звучно и забористо пукнул под одеялом. Бабушка внезапно притихла и словно прислушалась. Я замер. "Кря" - вдруг носом сказала бабушка, перевернулась на другой бок и затихла, а я не веря своему счастью уплыл в сон. Повторить этот фокус больше не удавалось.
Вам может показаться, что я преувеличиваю, но в этом было что-то от изощрённой средневековой пытки. Если бы инквизиция пытала меня храпом, я бы тут же признался в колдовстве, заговоре против короля и всех смертных грехах, и молил бы Бога о скорейшем сожжении костре, дабы отоспаться хоть на том свете.
Кстати, на помощь мне пришёл именно Он. Бабушка подолгу молилась перед сном перед наклеенными на стену иконами в специальном углу. Она была по-советски религиозна. Скрывала на людях, но педантично соблюдала посты и каноны. Ей принесли какую-то новую книгу и вечерняя молитва удвоилась по времени. Если я успевал заснуть до её прихода в кровать, храп не тревожил меня до утра.
Следующей зимой я спал уже на отдельном диване, что был возвёрнут взад, ибо для тех целей, которые он героически выполнял в прошлую зиму, был приобретён его новый коллега. Но бабушкиной звуковой мощи с избытком хватало, чтобы наполнить храпом всю комнату.
Теперь я удивлялся: как я вообще мог спать рядом с ней и выдерживать всё это, если сейчас лежу аж у противоположной стены и всё равно никуда не могу деться от назойливого всепроникающего горлового пения бабушкиного внутреннего хора самых голосистых шаманов.
- Ба, а я храплю?
- Нет, но скорее всего будешь. Потом.
- А святые тоже храпят?
- Тоже. Они ведь люди.
- А Бог храпит?
- А Бог не храпит. И вообще не спит. А вот тебе пора...
Бог находился теперь прямо напротив и назидательно глядел с одной из икон прямо на меня. Теперь я маялся не только раздражённый, а ещё и пристыженный, ибо Бог как бы говорил мне: любовь, дружище. Возлюби ближнего. А я ненавидел свою спящую и храпящую бабушку противу всех своих сил.
Прости, Господи, - говорил я, завтра я буду любить её сильно-сильно. Ведь так просто, так легко любить бабушку в ответ на вкусный завтрак или интересную историю. Но в ответ на храп ТЕМ БОЛЕЕ ТАКОЙ мне так сложно её любить, вот прямо здесь и сейчас, а я ещё такой маленький, Господи. Я в этом мало что понимаю, но оказывается даже самые родные люди не всегда одинаково хороши для тебя.
Бабушка ложилась позже меня и просыпалась тоже позже. Под заливистый храп я отправлялся совершать утренние процедуры, а потом мне разрешалось особенно бесцеремонно тормошить её для побудки и я с нескрываемым удовольствием прерывал храповую симфонию.
Одним утром я проснулся и не услышал храпа. Я принялся будить бабушку, но не смог. И пошёл чистить зубы. А потом вернулся и попробовал снова. И она опять не проснулась. Я сделал зарядку и совершил третью попытку. И тогда я уже всё понял.
Я очень любил бабушку. И очень грустил. Но это история не про то, как через какое-то время после её ухода я стал скучать даже по ненавидимому мною храпу. Ничего подобного. Более того, я порой думал стыдные мысли, ночуя один в той квартире: всё таки хорошо, что никто не храпит.
А вдруг придёт призрак? - думал я маленький. Но тут же успокаивался, ведь призрак бабушки, если только призраки существуют, мог сделать всего несколько нестрашных вещей: уборку, ужин, связать шарф и рассказать, как у неё там вообще дела. Ничего плохого сделать призрак бабушки мне не мог, ведь бабушка меня тоже очень любила. Самое плохое, что она могла сделать, вернувшись с того света, это прилечь поспать на соседнюю кровать и тут же захрапеть.
Спустя много времени я уже готовился ко вступительным экзаменам в универ и уснул буквально на книгах на всё том же, но уже изрядно убитом диване. Пробудился я от ярчайшего флешбека: в сон проник храп, забористый, пререливистый, тембрально богатый. Бабушкин. Именно он. Я его помнил. Подкоркой. Спиной. Кожей. Этот стиль. Этот флоу. Это невыразимо бесящее гырррххх с подклахтыванием чего-то пузырящегося где-то в пазухах между ртом и носом.
Я похолодел, оторопел, подскочил, мгновенно проснулся и уставился в темноту. С кровати в другой части комнаты храпела мама. Она вернулась поздно, не стала меня будить и легла. Раньше я не слышал, чтобы она храпела. Видимо, это пришло с возрастом, но храпела она точь в точь как бабушка.
"Вот это да..." - подумал я с изумлением. "Точь-в-точь..." - подумал я с восторгом. "Это же теперь так будет всегда..." - подумал я с содроганием. Это будут не самые лучшие ночки, если я не смогу поступить и не перееду в общагу.
Я поступил.
--------------------
Описанное я вспомнил в поезде на волне невольной ностальгии ибо плацкартный загончик сотрясало рыкание мужчины с нижней полки. Кем бы он ни был, но будь он постарше лет этак на 50, он вполне мог быть моим дедом. Именно такой выдающийся храпун подошёл бы моей бабушке. Они бы могли составить прекрасный львиный дуэт.
Однажды прогресс должен дойти до того, что по базе медицинских показателей будет вычисляться склонность человека к храпу и когда он будет покупать билет на поезд, на соседние с ним места будут большие скидки. Это будет справедливо и гуманно. Полка у туалета должна стоить на 15% дешевле, полка над храпящим - на 50.
Я свесился и посмотрел на героя. Это был не лев, а морж: с усищами и большим православным золотым крестом на всю грудь. А на груди была ещё и татуировка с православным крестом. Крест лежал на кресте и духовность момента зашкаливала.
"Вера пришита к этому человеку крест на крест" - подумал я. Расскажу завтра эту шутку парням. Подумал, что забуду и записал в телефон. Накатил коньяка, чтобы быстрее заснуть, согревшись. Храп и попытки не замёрзнуть, храп и теснота, храп и духота, храп, близость тел и всепроникающий храп - это напомнило мне о моих детских ночёвках.
"Бог не храпит. И вообще не спит." - вспомнил я слова бабушки. Интересно, у этого мужика столько крестов, потому что он настолько святой или потому что он настолько грешник? А ещё есть анекдот про купающегося в пруду батюшку: "вы или крест снимите, или трусы наденьте". Означает ли это, что у носящих два креста должно быть двое трусов? Если второй крест - рисунок, то вторые трусы на мужике тоже должны быть наколкой.
Я подумал, что это в теории невежливо: размышлять про нарисованные трусы совершенно незнакомого человека. Является ли это нарушением каких-либо астральных границ? Является ли это, в конце-концов мыслепреступлением? Как скоро люди будут обижаться друг на друга не только за высказанные, но и за невысказанные мысли. По-моему, они уже... А вот храп-то сам по себе преступлением по-прежнему не является. А жаль. Храпи сколько хочешь. Храп - не грех. Хотя и максимально оскорбляет мои чувства неспящего.
Тут меня озарило: а что если наши грехи для Бога что-то вроде назойливого противного храпа. Нет, серьезно: это существо - Бог (он, она, оно) создаёт игрою мысли целые миры. Ну что ему от того, что где-то в Бологом (мы встали в Бологом) кто-то спиздит шоколадку из ларька? Вряд ли от наших грехов Богу есть урон или он страдает физически. Он нас даже за них не шибко и не всегда наказывает. Но они ему всё равно не нравятся. И вот храп... Да, это оно, это очень похоже...
В чаты написывали, я отвечал, мысли плыли по коньячным волнам. Неужели нельзя попросить мужика не храпеть хотя бы сегодня? А как его попросишь? Он же не владеет собой.
А если бы Бог попросил тебя не грешить хотя бы разочек, - сказал я себе. Что бы ты сделал? Тут же поверил бы в него? Так любой дурак сможет. Ты верь так... Как бабушка. Я очень заскучал по ней в этот момент. Вы знаете, как это может накатить. Вот её нет рядом, думал я, и более того - вроде как её нет совсем. Но это почему-то не мешает мне любить её прямо сейчас. Для любви это не имеет никакого значения.
Я впервые расщупал мыслями, то, о чём вскользь думал ранее. Смерть для любви не имеет никакого значения. Смерть - это "нет", любовь - это "да". Как это - "нет человека", если ты его вот прямо сейчас любишь? И таким вот образом он и есть. Как нет, когда да.
Будет правдой сказать, что всё означенное живёт только в тебе, но за пределами тебя это чувство способно проявиться тоже, через поступки и мысли. И, пожалуй, человека можно по настоящему измерить и описать через то, как и насколько он может воплощать в мир свою невысказанную любовь, делая её высказанной.
А для веры, как и для любви не нужно подтверждений. Это что-то такое, что ты не ищешь во внешнем мире, а приносишь туда сам.
Как, например, вот этот мужик с двумя крестами. Да если бы он не набил свою дурацкую татуху, я обо всём об этом и не подумал. Кстати, сиди он в Крестах, с ним бы случилась крестовая рекурсия...А в параллельной вселенной вместо крестиков люди набивают нолики...Я уплыл в сон и храп был побеждён.
-------------------------
Мы курили после концерта и подлетела бойкая девчушка. "Дай сигу, ёпта" - сказала она. "Извольте, мадемуазель" - ответствовал я. "Из образа не выходишь даже за сценой", - сказала юница. "Впрочем, нет. Вот про дикпик-то ты читал, а мне ничего не прислал, а я у тебя номер взяла и писала" - продолжила она.
"Экое упущение" - сказал я. "Возможно, тогда правил бал ретроградный меркурий". Я не помнил барышню. Не помнил диалог. И не уверен, что хотел бы вспоминать.
"Вот какую-то такую дичь ты тогда и ответил. Сказал, что едешь в поезде. И что Бог попросил тебя сегодня не храпеть"