..Солнце медленно поднималось над плоскогорьем, и пыльная саванна окрашивалась в цвета янтаря и охры. Трава колыхалась под дыханием ветра, пересыпая утреннюю прохладу сухим шёпотом.
В самом центре этого мира, древнего и почти неподвижного, медленно двигался глиптодон - гигант, чьё время пришло задолго до человека. Он не спешил. Его шаги были уверенными, тяжелыми, но размеренными, как будто он знал: всё уже случилось, и торопиться незачем. Его панцирь - огромный купол из костяных щитков - сиял бледным мрамором под светом рассвета. Эта броня, сросшаяся со спиной, скрывала хрупкость и уязвимость, спрятанную в самом сердце зверя.
Он был похож на оживший валун, на небольшой движущийся остров. Почти три метра в длину и весом до двух тонн, он был медлителен, но не слаб. В его облике была древняя основательность: короткие лапы с мощными когтями, плоский череп, небольшие глаза, принюхивающийся нос. Он знал запахи этих степей и умел читать по ним прошлое.
Его время начиналось в плиоцене, когда на просторах Южной Америки бушевали ветра, несущие пыль над новыми равнинами, не так давно по историческим меркам поднявшимися с морского дна.
Вечерами он останавливался у рек, где в грязи отражались нежно-красноватые облака. Пил воду медленно, шумно, пока над ним плыли звёзды, всё те же, что будут светить через миллионы лет и маленьким двуногим захватчикам, уничтожившим половину своей экосистемы всего за столетие.. А потом ложился, плотно прижимаясь к земле - такой же тяжёлой, древней, как и он сам.
Окаменелый, он был найден спустя тысячелетия - в обрывке речной террасы, где струя воды вымыла его из времени. Учёные очистили кость за костью, и панцирь снова собрался, как будто зверь просто спал. Словно он готов был подняться, тряхнуть сухой пылью эпох - и вновь ступить на равнину, где трава всё так же шелестит под ветром.
Когда речь заходит о мегафауне, воображение рисует мамонтов, саблезубых тигров и гигантских ленивцев. Но среди этих исполинов были и птицы – настоящие властелины неба и земли. Они существовали десятки и сотни тысяч лет, но исчезли всего несколько столетий назад. Последние из них, массивные эпиорнисы Мадагаскара или трехметровые моа Новой Зеландии, всего на несколько столетий не застали первые корабли европейцев. Хотя, зная о судьбе додо, можно догадаться, что это бы их не спасло.
Всего семьсот лет назад в прохладных лесах Новой Зеландии господствовали огромные нелетающие птицы моа. Уникальная, изолированная от остального мира среда островов, где не существовало наземных хищников-млекопитающих, позволила развиться более чем десяти видам моа – от огромного динорниса до сравнительно небольшого, с индейку, лесного моа.
Рисунок-реконструкция внешнего вида моа.
Самыми крупными из них были гигантские моа, или динорнисы (Dinornis robustus). Самки, которые значительно превосходили самцов в размерах, достигали роста до 3,6 метров, при вытянутой шее, и веса более 200 килограммов. Судя по многочисленным находкам скорлупы, их яйца весили в среднем 4 килограмма! У всех видов моа полностью отсутствовали крылья, даже в рудиментарной форме. Единственным напоминанием о них была крохотная кость плечевого пояса. Не могли динорнисы похвастаться и особой зоркостью: анализ черепов показывает, что из-за малого размера глазниц у них было слабое зрение.
Очевидно, моа стали легкой добычей. Если причины вымирания другой плейстоценовой мегафауны ещё могут обсуждаться – было ли всему виной изменение климата или конкуренция с другими видами, то судьба моа не оставляет сомнений: их истребили люди. Причем с пугающей скоростью.
Когда на острова Новой Зеландии прибыли первые 400 полинезийцев, предполагаемый размер популяции моа всех видов был от 58 000 до 2,5 миллионов особей, такой разброс в оценке численности связан с неоднородностью палеонтологических данных и методами вычисления плотности популяции. Но уже через сто с небольшим лет на островах жило 2000 человек, и ни одного моа. Учёные считают, что маори, появившиеся здесь в начале XIV века, уничтожили доверчивых гигантов всего за несколько поколений. В отличие от большинства птиц, достигающих половой зрелости за год, моа требовалось на это не менее десяти лет. Это лишало их шанса воспроизводить свою численность с достаточной скоростью, чтобы сформировать страх перед человеком и найти способы избегать его.
Охота на моа.
Ископаемые кости моа.
Вслед за моа исчез и его основной враг в дикой природе – орел Хааста. Эта исполинская птица, чей размах крыльев достигал трех метров, а вес – восемнадцати килограммов, была не просто крупнейшим орлом в истории, но и главным крупным хищником островов Новой Зеландии. Его мощные лапы, вооруженные когтями длиной до девяти сантиметров, не уступавшими по размерам когтям тигра, могли с лёгкостью пробить череп взрослого моа или сломать позвоночник другой крупной добычи. Хотя трехметровый размах крыльев кажется достаточно большим, для птицы такого веса орел Хааста имел относительно короткие крылья, не позволявшие ему парить в течение долгого времени. Зато тяжёлый скелет и короткий хвост, необычные для современных орлов, позволяли ему стремительно пикировать на жертву со скоростью до восьмидесяти километров в час, оставаясь при этом достаточно манёвренным среди густых лесов. Долгое время учёные считали, что столь крупная птица могла питаться лишь падалью, но следы когтей на костях моа не оставили сомнений – орел Хааста был активным охотником, способным убивать добычу в десятки раз тяжелее себя.
Орел Хааста и моа.
В уникальной экосистеме Новой Зеландии, где полностью отсутствовали наземные хищники-млекопитающие, орел Хааста занимал вершину пищевой цепи. Он не только регулировал популяцию моа, охотясь на молодых и ослабленных особей, но и подавлял других хищных птиц, таких как новозеландский сокол. Вероятно, свои гнёзда эти исполины устраивали в скалах, подобно современным орланам, но следы их жилищ практически не сохранились – слишком стремительным оказалось их исчезновение.
Судьба орла Хааста оказалась трагически связана с судьбой его основной добычи. Когда первые полинезийцы, предки маори, прибыли на острова в начале XIV века, они начали массово истреблять моа. Лишившись кормовой базы, гигантские орлы быстро вымерли, последние из них исчезли уже к началу XVI века. Люди также охотились на самих птиц: их перья использовали в ритуалах, а кости – для изготовления орудий. Свой вклад внесли и появившиеся на острове крысы, разорявшие гнёзда и поедавшие яйца орлов. У них просто не было шанса адаптироваться к стремительно меняющемуся миру.
К моменту прихода европейцев существование гигантских орлов считалось легендой. Маори передавали истории о Те Хокиои — огромной птице-людоеде, способной унести ребенка. Эти рассказы воспринимались как фольклорный вымысел, пока в XIX веке палеонтологи не обнаружили кости орла Хааста. Сегодня его реконструкции в музеях поражают воображение: трудно поверить, что всего пять веков назад тень этого хищника ещё скользила по лесам Новой Зеландии.
Моа не был единственным пернатым исполином, дожившим до наших дней — в тропических лесах Мадагаскара ещё тысячу лет назад обитали эпиорнисы, или "слоновые птицы". Эти массивные создания, достигавшие трёх метров в высоту и весившие до полутонны, очевидно не могли летать, но в отличие от моа, сохранили хотя бы рудиментарные крылья. К тому же эпиорнисы несли самые крупные яйца в истории – объемом до 13 литров, то есть примерно 180 крупных куриных яиц.
Рисунок-реконструкция внешнего вида эпиорниса.
Хотя первоначально эпиорнисов считали родственниками страусов, в дальнейшем учёные установили, что ближайший их родственник — новозеландская птица киви, также нелетающая, но совсем небольшая. Эта необычная связь между мадагаскарскими гигантами и маленькими новозеландскими птичками — свидетельство того, как изоляция на островах могла порождать совершенно разные формы жизни от общих предков.
Эпиорнисы играли ключевую роль в экосистеме Мадагаскара. Питаясь фруктами и растениями, они распространяли семена на огромные расстояния, формируя уникальный растительный мир острова. Причины вымирания этих птиц печально знакомы, хотя истребление птиц произошло не так молниеносно, и сочеталось с такими объективными причинами, как сокращение среды обитания из-за изменения климата. По последним археологическим данным люди могли начать охоту на эпиорнисов ещё за 10 000 лет до нашей эры — именно таким возрастом датируется кость со следами разделки. Логично предположить, что не только мясо, но и яйца, каждое из которых могло накормить целую семью, были объектом добычи. Тем не менее, последние эпиорнисы исчезли уже в XVII веке, в Европе известны рассказы мореплавателей об этих невероятных созданиях.
Зденек Буриан. Aepyornis maximus.
Сегодня от эпиорнисов остались лишь фрагменты скелетов да легенды малагасийцев об огромной птице Рух, которая якобы могла унести в когтях слона. Эти истории, как и окаменевшие скорлупки гигантских яиц, — всё, что напоминает нам о самых крупных птицах, когда-либо ходивших по земле. Они пережили ледниковые периоды, извержения вулканов и миллионы лет изоляции, но не смогли пережить встречу с человеком.
Как представить, какими были динозавры, если их никто не видел живыми? И как оживить древних птиц, рыб и зверей, от которых остались только окаменелости? На помощь нам приходит палеоарт – направление искусства, посвящённое изображению доисторической жизни: древних животных, растений и ландшафтов далёкого прошлого. Он сочетает научные знания с художественной интерпретацией, воссоздавая облик существ, которых никто из людей никогда не видел.
Палеоарт родственен классической анималистике, но для художника он сложнее. У палеохудожника нет перед глазами живых моделей, а развитие науки постоянно меняет представления о древних существах. Казавшиеся достоверными изображения со временем могут стать нелепыми, а баланс между наукой и искусством требует особой осторожности – нужно изображать неизвестное, оставаясь в рамках научных гипотез.
Ужасные ящеры XIX столетия.
Первые изображения древних животных появились вместе с развитием палеонтологии. В 1830 году английский геолог Генри де ла Беч создал одну из первых попыток научной реконструкции – литографию Duria Antiquior («Древний Дорсет»). Эта иллюстрация, вероятно, стала самой ранней попыткой изобразить сцену доисторической жизни. Уже в ней проявилась ключевая черта палеоарта – опора на новейшие научные данные: годом ранее, в 1829 году, другой английский геолог Уильям Бакленд идентифицировал окаменелости, похожие на еловые шишки, как окаменевшие экскременты плезиозавров, которые он назвал копролитами. В центре картины Де ла Беша запаниковавший плезиозавр в пасти ихтиозавра оставляет длинный след будущих копролитов на морском дне.
Генри де ла Беч. Литография Duria Antiquior 1830 г.
Палеоарт включает не только живопись, но и скульптуру. Объёмные изображения древних животных стали востребованы музеями как наглядный способ показать публике облик вымерших существ. В 1854 году английский скульптор Бенджамин Уотерхаус Хокинс создал серию скульптур в натуральную величину, включая знаменитую группу игуанодонов в лондонском парке. Хотя сегодня эти работы кажутся наивными, для своего времени они были последним словом в палеонтологической науке и сильно повлияли на формирование образа динозавров в популярной культуре.
Скульптуры игуанодонов в парке Crystal Palace Park.
Динозавры музеев и Голливуда.
В ХХ веке палеонтологические исследования продвинулись далеко вперед, позволив создавать куда более достоверные изображения доисторических существ. Классики палеоарта работали в тесном сотрудничестве с учёными, создавая детализированные реконструкции для музеев и научных изданий.
Американский художник Чарльз Найт (Charles Robert Knight) подарил миру ставший классическим сюжет – противостояние тираннозавра и трицератопса. Его работы отличались динамичностью, в отличие от статичных изображений прошлого, и стали эталоном для музеев, включая Американский музей естественной истории, для которого Найт активно работал.
Чарльз Найт. Трицератопс против тиранозавра. Настенная картина в Филдовском музее естественной истории.
Чешский художник Зденек Буриан (Zdeněk Burian) начал карьеру как иллюстратор приключенческих книг, но позже создал свой уникальный стиль, сочетающий традиции классической живописи с научной точностью. Большая часть его работ хранится в чешских музеях и научных учреждениях, но созданные им образы настолько узнаваемы, что Буриана называют самым влиятельным художником-реконструктором XX века.
Зденек Буриан. Старый игуанодон пришел умирать на кладбище динозавров. 1950.
Зденек Буриан. Мамонты. 1961.
Во второй половине XX века палеоарт стал частью массовой культуры благодаря кинематографу. Фильмы вроде «Затерянный мир» и «Парк Юрского периода» превратили динозавров в персонажей поп-культуры и любимцев детей. Ключевую роль в этом сыграл Грегори Пол (Gregory Scott Paul), американский палеонтолог-любитель и художник. Хотя он и не указан как консультант «Парка Юрского периода», его творчество оказало влияние на художников фильма и даже на автора книги, по которой был снят фильм. Пол также работал над документальными проектами, такими как «Когда динозавры бродили по Америке» и «Планета динозавров» для Discovery. Пол уделял особое внимание анатомической точности, но при этом его работы были динамичными и зрелищными, что помогло сформировать современный визуальный образ динозавров.
Грегори Пол. Аллозавр и стегозавр.
Гренгори Пол. Цератозавр и аллозавры.
Динозавр, портрет современника.
Современный палеоарт, пережив волну популярности динозавров, вернулся к научным основам и теперь включает не только ящеров, но и древних млекопитающих, птиц, насекомых и даже микробов. Художники используют цифровые технологии и 3D-моделирование, что позволяет достичь невероятной детализации.
Один из самых известных современных палеохудожников – Юлиус Чотоньи (Julius Csotonyi), канадец с венгерскими корнями. Его фотореалистичные работы, такие как, украшают издания National Geographic и экспозиции Музея динозавров Альберты. Чотоньи мастерски сочетает научную точность с художественной выразительностью.
Юлиус Чотоньи.
Ещё один яркий представитель современного палеоарта – Джон Конвей (John Conway), британский художник, известный своими нестандартными реконструкциями. Его работы часто посвящены менее популярным, но не менее удивительным существам, например, древним рыбам или ранним млекопитающим. Конвей активно сотрудничает с палеонтологами, а его иллюстрации публикуются в научных журналах и книгах.
Джон Конвей. Tarbosaurus and Gallimimus.
Джон Конвей. Anthracosaurus russeli.
Может показаться, что палеоарт – это сугубо западное явление, на самом деле, у нас есть своя богатая традиция создания доисторических иллюстраций. Сергей Красовский не только известен специалистам и взрослым любителям палеонтологии реконструкциями древних птиц и млекопитающих. Его работы украшают детские книги о динозаврах, делая науку доступной для юных читателей.
Сергей Красовский.
Андрей Атучин проиллюстрировал более десяти научно-популярных книг по естественной истории и палеонтологии. Он тесно сотрудничает с палеонтологами, и его работы можно увидеть в экспозициях Палеонтологического музея в Москве, одного из крупнейших в мире.
Андрей Атучин.
Научная иллюстрация, живопись или анималистика?
Палеоарт находится на стыке науки и искусства: это и научная реконструкция, и художественная иллюстрация, и жанр анималистики. В научном сообществе он ценится как способ визуализации гипотез, а в массовой культуре влияет на дизайн фильмов, игр и мультфильмов (например, «Ледниковый период»).
Достоверность палеоарта зависит от доступных данных. Например, тираннозавр, известный по десяткам скелетов, реконструируется с высокой точностью. А вот геликоприон, акула со «спиралью зубов», остаётся загадкой – от неё сохранились только зубы, и все изображения этого существа отражают только гипотезы.
Палеоарт в Дарвиновском музее.
Одним из центров развития палеоарта в России является наш Дарвиновский музей. В коллекции насчитывает сотни работ, созданных выдающимися художниками-реконструкторами, которые в течение десятилетий сотрудничали с учёными, чтобы визуализировать облик вымерших животных.
Особое место в экспозиции занимают произведения Константина Флерова (1904–1980) – палеонтолога, художника и скульптора, чьи работы стали классикой научной иллюстрации. Флеров не просто воссоздавал внешний вид древних существ, он стремился передать их поведение и среду обитания.
Дарвиновский музей не только сохраняет наследие палеоарта, но и активно развивает это направление. Здесь регулярно проходят лекции и мастер-классы, где палеонтологи и художники обсуждают, как совместить науку и творчество.
В одном из водоёмов Икрянинского района Астраханской области фотограф-натуралист нашёл трёхметровые бивни мамонта – на глубине около 9 метров
Находку уже передали в местный музей-заповедник, сообщили РИА Новости в учреждении. Останки хорошо сохранились – это большая редкость для региона.
"Бивни и бедренная кость прекрасно сохранились благодаря тому, что они залегали очень глубоко, в иле, без доступа кислорода", - рассказал палеонтолог музея Головачев.
Возраст находок, по предварительной оценке, составляет от 115 тысяч до 127 тысяч лет.
Мохо-оаху, или оахский мохо, или оох Оаху, или оахский гавайский медосос, или гавайский медосос (лат. Moho apicalis) — вымершая певчая птица семейства гавайских медососов, эндемик Гавайев.
Самец и самка мохо-оаху. Рисунок Й. Г. Кёлеманса
Описание
Самцы достигали длины 30,5 см. Длина крыльев составляла от 10,5 до 11,4 см, клюв длиной от 3,5 до 3,8 см. Самки были меньше самцов. Оперение было преимущественно чёрное. Перья хвоста были коричневого цвета с белыми вершинами, за исключением двух средних перьев. Туловище по бокам и подхвостье были жёлтого цвета. Клюв и ноги были чёрные. Об образе жизни и поведении ничего не известно.
Распространение
Местом обитания птицы были горные леса Оаху.
Вымирание
Когда Джон Гульд впервые описывал этот вид в 1860 году, он уже считался вымершим. В 1837 году немецкий натуралист Фердинанд Деппе собрал 3 экземпляра этого вида в холмах за столицей Гонолулу. Это стало последним доказательством. После безуспешных экспедиций с 1880 по 1890 годы под руководством орнитолога Роберта Кирила Лейтона Перкинса вид был объявлен вымершим. Сегодня 7 экземпляров птиц находятся в музейных коллекциях Берлина, Нью-Йорка, Лондона и Кембриджа (Массачусетс). Причинами вымирания, вероятно, стали заболевания птиц, переносчиками которых были москиты, выкорчёвывание леса, интродукция крыс, уничтожение растительности крупным домашним рогатым скотом и домашними козами, а также охота.
Любой родившийся в России человек знает, что мишек надо уважать. Потому что мишка — самый страшный лесной зверь. Разозлишь Потапыча — и он переплывёт реку, залезет на дерево или просто разгонится до скорости лошади в галопе, чтобы прописать тебе оплеуху-другую. Уважать такого зверя — это не вежливость, это благоразумие. А теперь представьте себе, что на планете жили медведи ещё страшнее.
Гэндальф с хоббитами.
Всего каких-то 11 тысяч лет назад в Северной Америке водился гигантский короткомордый медведь. И он был не просто крупнейшим медведем, но ещё одним из самых больших наземных хищников за всю историю млекопитающих! Масса крупных самцов могла достигать 1 тонны, а высота в холке — 1,6 метра. Ну а когда медведь вставал на задние лапы, он превращался в чудовище примерно 3,5 метра высотой. Самки, правда, были поменьше: «всего» в полтонны весом.
Хочешь устроиться к нам на работу? Продай мне эту ручку!
Сравниться с медведем по габаритам мог лишь эндрюсарх, но это не точно. Гигантское плотоядное копытное жило 30-40 миллионов лет назад, и время уничтожило практически все следы его существования. Вид известен нам лишь по одному неполному черепу, поэтому оценки его размеров постоянно пересматриваются. А вот в запасниках американских и канадских институтов хранятся десятки, если не сотни скелетов медведей, да и живых родственников у них целое семейство — материалов для анализа у учёных хоть отбавляй.
Длина челюсти эндрюсарха, если что, около 85 сантиметров, так что габаритами зверь точно впечатлял. Но помимо этого людям мало что о нём известно наверняка.
А так эндрюсарх мог выглядеть.
Тем удивительнее тот факт, что мы до сих пор толком не понимаем, чем питался короткомордый медведь. Обычно информацию о рационе животного палеонтологам рассказывают зубы, но они у мишки слегка... шизофреничные. Словно бы медведь так и не определился, кем он хочет быть.
На самом деле короткомордый медведь не был таким уж короткомордым. Он обладал челюстями нормальной длины, а вот носовые кости были сильно укорочены.
С одной стороны, короткомордые медведи обладали огромными клыками и карнассальными (хищными) зубами, идеально подходящими для разрезания мяса. С другой — широкие плоские коренные зубы тоже присутствуют. И у каждого взрослого медведя встречаются следы износа зубов, специфические для поедателей жёсткой растительности. А вот характерных следов, остающихся на зубах от мясной диеты, обнаружено не было.
Зубы в красных кружочках — те самые карнассальные зубы. Они есть исключительно у представителей отряда хищных и при закрывании челюсти разрезают мясо с сухожилиями, словно ножницы. У вашей кошки или собачки, кстати, они тоже есть.
Короткомордые медведи точно были всеядными, но вот степень их всеядности — вопрос обсуждаемый. Одни учёные предполагают, что медведи-гиганты питались травкой и падалью, но не могли конкурировать с настоящими хищниками. Другие утверждают, что мишки охотились на тюленей, копытных и даже на бизонов и гигантских ленивцев.
Привет, ты чего лежишь? Плохо себя чувствуешь?
Одним из центральных аргументов в пользу второй гипотезы являются физические возможности короткомордых медведей. Они были ловчее и изящнее бурых, а также обладали более длинными ногами. По всей видимости, максимальная скорость медведя весом в тонну была ниже, чем у бурого, но он компенсировал это более высокой выносливостью и скоростью ходьбы. Подобно белому медведю, он мог проходить по десятку километров в день в поисках пищи. А зачем так поступать травоядному медведю? Вот, посмотрите на панду, она от своей делянки с бамбуком может неделями не отходить!
Выглядит страшно, но мечтает о черешне.
В любом случае, всеядность и отсутствие естественных врагов позволили медведям заселить практически всю Северную Америку. Останки медведя обнаружены и в канадской тайге, и в степях южных штатов США. 30-50 тысяч лет назад медведь даже обитал в мамонтовых степях американской Берингии, но перебраться в Евразию зверь так и не смог.
Гигантского короткомордого медведя часто рисуют гризлаобразным и покрытым густой косматой шерстью. Но он не являлся близким родственником гризли, а длина шерсти скорее всего зависела от региона обитания животного.
Логично ожидать, что столь широко распространённый и приспособленный к разным условиям медведь сможет пережить любой катаклизм. Но под конец Ледникового периода мишки вымерли, и мы до конца не понимаем почему. Крупнейшие хищники и травоядные того времени вымирали из-за потери кормовой базы, но даже поздние останки медведей выглядят здоровыми. Это нормальные кости без искажений и искривлений, характерных для голодавших в детстве животных. Изменение климата тоже не могло уничтожить их за парочку тысячелетий. Медведи и так обитали в широчайшем диапазоне климатических зон, от полупустынь до тундр, отступление ледников не могло их уничтожить.
В областях, где жили и короткомордые, и бурые медведи одновременно, падала численность и тех и других. Но на бурых медведях это сказывалось слабее, ведь они, судя по всему, размножались и росли быстрее своих короткомордых родственников.
Поэтому у учёных остаётся всего двое подозреваемых: низкое генетическое разнообразие и высокая конкуренция со стороны других видов. Несмотря на огромный ареал, гигантские медведи обладали очень низким генетическим разнообразием, а оно играет огромную роль в приспособлении к новым условиям. К тому же, появление бурых медведей в Америке примерно 100 тысяч лет назад серьёзно осложнило им жизнь, ведь их экологические ниши частично пересекались.
Возможно, короткомордый гигант оказался просто не в состоянии приспособиться и к новым конкурентам, и к изменению окружающей среды одновременно.
— Привет, ты куда? — Вымирать. — О, я тоже! Пойдём вместе?
Зауроподы — титанические динозавры с длинными шеями — были не по зубам большинству хищников. Но была змеюка, которая специализировалась на их поедании! Санаджей индикус — эта гигантская змея охотилась на кладки крупнейших ящеров.
Извините, у вас яичница с мясом убегает.
Эта змея входит в семейство мадтсоид, представители которого распространились по всей Гондване и после её распада оказались в в Индостане. Косточки змеи как раз и нашли в Индии. Это случилось довольно-таки давно, аж в 1984 году. Вот только местный палеонтолог не сообразил, что перед ним змея. А всё потому, что её нашли прямо в кладке яиц зауропод.
Слева — находка, справа — её интерпретация.
Останки представляли собой целую кладку, подавленное яйцо и скорлупу с остатками скелета малыша-динозаврика. Палеонтолог решил, что все косточки принадлежат детенышам динозавров. И только 17 лет спустя в гнезде идентифицировали кости змеи.
Как случилось так, что кладка, динозавр и змея погибли моментально — пока не совсем ясно. Их мог похоронить живьём оползень с ближайшего холма. Всё произошло настолько быстро, что змея и её жертвы даже не сдвинулись с места. Под толстым слоем грязи почти не было кислорода, и вся эта компания окаменела.
Да, в начале мы напустили пафосу, но не соврали. Санаджей индикус действительно охотилась на зауроподов. Правда, на новорождённых, пока те не вырастали размером с вагон. 67.5 млн лет назад на месте будущей Индии санаджей заползала в гнёзда огромных динозавров, вроде исизавра или джайназавра. И готовила яйца всмятку: обвивала кладку кольцами и давила её, после чего проглатывала зародышей. Пожирала змея и новорождённых динозавриков, которые в момент рождения достигали не более 50 см в длину.
— Здравствуйте, вы моя мама? — Да! Я тебя породила, я тебя и убью!
Санаджей не умела так широко разевать пасть, как это делают современные змеи. Заглотить яйца она не могла, полакомиться подросшими детёнышами — тоже. Малыши-динозаврики растут не по дням, а по часам — им хватало всего пару недель, чтобы стать недоступной для санаджи добычей.
Сама змея тоже была немаленькой: рептилия вырастала до 3.5 метров в длину.
Поэтому змеям приходилось выжидать нужного момента, чтобы сотворить своё маленькое зло. Вершить детоедство рептилии никто не мешал. Зауроподы откладывали яйца вдали от мест своего обитания. Видимо, они не заботились о своём потомстве.
