История одной травли. Часть 1
История одной травли. Часть 2
История одной травли. Часть 3
Я уже забыла про поход к директору, но он пришел сам. Пришел на урок музыки (как символично!) и с порога спросил «кто из вас Саша Черемушкин». Саша встал и начала блеять «яа..». Ситуация повторялась. И вот тут директор поступил совсем не так как мой папа. Он подошел к Саше схватил его больно за ухо и мне казалось, что даже немного приподнял и проговорил: « как ты смеешь, обижать и тем более бить девочку, ты, сын учительницы…Что бы ты не смел больше трогать и обижать других». Сердце мое ликовало, я восхищалась Машей и ее стратегическим мышлением. Саша стал тише воды, ниже травы и в целом поник. Через четверть Саша ушел из нашего класса и школы.
И вот потихоньку у меня начали выстраиваться дружеские отношения с одноклассниками. Помню как на 8 марта мы играли в игру: воспитательница вырезала сердечки и в каждом написала «самая красивая», «самая добрая» и т.д. Их было довольно много. Мальчики не глядя вытягивают сердечко, читают и отдают той девочке, которую они считают такой. Ожидаемо все сердечки должны были достаться Маше, т.к. все мальчишки были поголовно в нее влюблены. На раздаче сердечек, мы особенно ничего не ждем, все сердечки плывут к Маше и лишь парочка случайных оказались у других девочек. В этот момент самый умный мальчик в классе тянет сердечко и дарит его мне, а там «самая умная». Я так счастлива и удивлена, словами не передать. Потом, зная, что ему тоже нравится Маша, я спросила у него, почему он не подарил сердечко Маше, ведь он самая красивая. Он ответил: «самая красивая, но не самая умная». У меня сознание перевернулась и появилась уверенность. Это было восхитительно.
Далее история приняла печальный оборот. В следующем году, 6 класс, я провела с том же интернате. Теперь я дружила с лидерами класса, была главной задирой, обзывалась, оскорбляла и издевалась. У нас в классе была девочка Яна, нежное и доброе создание. Яна рано созрела, у нее были пышные формы и прыщи. А мы были еще несуразными подростками. Янка-лесбиянка – на регулярной основе. «Яна, какие у тебя конфеты! Поделишься?» и она делилась и тут же получала в ответ «Янка-лесбиянка». Мы не били ее, но словцом прикладывали крепко и в покое не оставляли. Нам нравилось смотреть как она переживает, разражается или плачет. А чего это нам? Я за других не знаю. Мне, конкретно мне было хорошо и весело, когда Яне было плохо. Как же оказывается легко влиять на других людей. И ни капли сочувствия. У нее была добрая мама, которая тепло общалась с нами и я завидовала Яне и ее доброй и веселой маме. Ее мама не знала, что мы допекаем ее дочку. Конечно же при ее маме мы были сущими зайками, а наедине – вредными мерзкими засранками. Яна, прости меня, пожалуйста. После того как я ушла из школы, я звонила тебе, ты не захотела со мной общаться, оно и понятно. Я звонила, чтобы попросить у тебя прощения, но так и не набралась смелости.
Был еще Ефим. Добрый парень, интроверт, возможно с проявлением РАС (расстройство аутистического спектра). При этом в классе мы с ним вдвоем учились лучше всех. Ему тоже доставалось грубых слов, как-то он пытался защитить кого-то от моих нападок, именно своим игнорированием меня. При этом он будто не замечал того, что происходит вокруг, был сильно в себе, лишь иногда вылезал из своего уединения. А я очень тосковала, когда меня игнорировали, все что я делала было ради реакции, яркой. Мне подошла бы любая: смех, слезы, истерика, злость и крики. А внутри меня такая пустота и больно. У Ефима при всей его отстраненности была семья, которая его любила, всегда в полном составе приезжала в школу и интересовалась его успехами. Это были простые деревенские люди, очень душевные. Однажды я вылила Ефиму стакан воды на голову, так по приколу, просто чтоб вывести его из того оцепенения. Он поспешно встал, отряхнулся, посмотрел на меня и сел обратно за стол, все. Ефим прости меня. У меня не было понимания того, что со мной происходит. Понимание пришло значительно позже.
Итак, буллинг, личные выводы:
1) К счастливому, любимому, уверенному ребенку очень сложно приставать, его очень сложно травить, т.к. он а) не даст себя в обиду, б) расскажет близким и за него заступятся, или помогут ему.
2) Тот кто травит – сам несчастлив, неуверен в себе, возможно пережил или переживает травлю, психологическое, физическое или иное насилие со стороны других людей. Хуже всего, когда внутри семьи.
3) Вся система, в которой происходит буллинг, поддерживает его. Неактивные участники, те, кто созерцают или абстрагируются, зная о происходящем – тоже соучастники. Те кто продолжают буллинг – против лома нет приема, окромя другого лома – тоже соучастники. Нужны иные методы изменения ситуации, хорошо, что сейчас об этом говорят и освещают эту тему.
Что у меня болело?
Я долго просила маму забрать меня. Но она просила потерпеть. Ситуация и впрямь был не очень. Материальное положение стремительно ухудшалось, у папы отказывали ноги, он уже не мог водить машину (возможно продали за долги). Помню как мы с папой ждали электричку, он сидел на лавке, седой и постаревший, с палочкой. Он старше мамы на 16 лет, но всегда выглядел огурцом, а тут что-то сдал. Я ребенок, что-то скачу, играю рядом с лавкой, тут со мной заговорила женщина. Мне было приятно ее внимание, все равно нечем заняться. В какой-то момент она меня спросила «это твой дедушка?», я посмотрела на нее исподлобья и сообщила, что это мой папа, а потом развернулась и пошла к нему на лавку. Обняла его руку и злилась на женщину.
Брата же из летнего санатория забрали. Брат был совсем маленький, ему было 4 года и мы нашли его в плачевном состоянии: цыпки, вещи с чужого плеча, без игрушек, в слезах. Меня не забрали, потому что я взрослая, мне 10, я справлюсь. Ну, как смогла. Летом, кстати, я была все три смены в лагере «Тучково» и там мне ооочень нравилось, прям отдушина. С 3 по 6 класс я дома бывала редко и это скорее хорошо, т.к. я реже контактировала с мамой.
Я очень люблю папу и потом я пыталась поговорить о том случае неудачной попытки заступиться за меня. Первый раз, мне было лет 17 он проигнорировал мою попытку. Второй раз, я заговорила с ним об этом лет в 25. Он был шокирован, даже наверное в ужасе и сказал, что не помнит этого, но он не подвергал мои слова сомнению, он верил мне. Сейчас это не болит.
Спасибо. Это часть моей терапии.