Бахус

Эх, молодёжь...

""

Итак, следующий ниже текст считайте, пожалуй, художественным произведением. Вымыслом. Творчеством.

…Воровать можно разными стилями. Бывает - почти грабёж, когда ты, не стесняясь никого, отламываешь куски, не забывая шлёпать по рукам подельников, чтоб не замали, и шлёпать по губам желающих разораться о беспределе, свидетелем которого они стали. Такое воровство - самое распространённое нынче среди власть имущих в России.

Но для этого нужна власть, и побольше.

Можно просто тихонечко регулярно отщипывать себе. Так воровал один мой знакомый кассир в обменнике: где-то по 100-300 долларов в месяц. Всё время обнаруживались мелкие недостачи, но поскольку были они мелки - никто не заморачивался, как-то списывали, или брали на себя. А кассир за счёт других труженников обменника и мало-мало - владельцев, имел приятную прибавку к зарплате. Поймали бы - покаялся б и вернул. Нет - ништяк.

Бывает, годами люди сидят на ништяках, а сами - как святой Франциск. Ничего себе. Ни копейки. И вдруг - раз! И хапнул, круто, много. И - свалил. Оказалось - заранее всё подготовил долго ждал, съебался. Даже не пытался скрыть, что это он.

Ну, тут уж, конечно, как повезёт. Ежели таким образом какую-нить полугосударственную шарашкину контору нахлобучил, да ещё и на кеш, неучтённый нигде - может и прокатить, конечно. Но чаще всё-таки не прокатывает, как не готовься: у нахлобученных таким образом тоже крышу сносит в плане мести, и они уже из принципа, а не ради денег, начинают иногда по всему свету такого гонять… В общем, жизнь не долгая, но пиздатая и полная приключений.

Есть ещё один, возможно - самый распространённый способ воровства среди простых людей - это когда ты вдруг находишь, э-э, маленькую кучку золотых монет, заботливо разложенных по стопочкам. Ясно, что монеты кто-то разложил, и, вероятно, этот кто-то - и есть их хозяин. Но иных указаний на сей счёт не имеется, в данный момент столбики золотых выглядят бесхозными, и вы, прямо как герой Вицина в советской комедии, тихонечко наступаете на червонец (монетки) ногой. Вы их ещё не украли: пока что вы только позаботились, чтоб их не стало видно другим. Ну а потом - «тихо спиздил и ушёл - называется «нашёл», ага. Якобы случайно найденное подгребается мягкой лапкой к себе поближе, ну и потихонечку становится своим, до боли родным, и даже как будто бы честно заработанным (т.к. в процессе подгребания и ограждения тревог разных вы пережили не мало!)

Примерно так воровали и в том банке, где мне довелось трудиться.

…У Управления был так называемый транзитный счёт. На этот счёт стекались все приходы и расходы, произведенные клиентами банка, подведомственными данному управлению. Бухгалтера приходили утром на работу, надевали нарукавники, доставали, гремя, счёты, (запускали компьютеры с тёплой ламповой виндой 3.11), и - их задача была: разнести транзитник в соответствии с поступавшими к ним документами.

Как не старались бухгалтера, а только всё равно на транзитном счёте управления всегда оставалась какая-то сумма невыясненных.

И была она, блядь, огромна. На моей памяти она составляла под сотню миллионов рублей в ценах пост-деноминационного (но до-дефолтного)1998 года.

Это получалось не по вине бухгалтеров: документы не поступали, недопоступали, или проёбывались где-то в пути. Например, если проёбывались документы на приход на счёт, но исправно приходили на списание - то сумма невыясненных немного уменьшалась, а если наоборот - увеличивалась.

Это была епитимья в бухгалтерии. Если кто-то где-то косячил - его сажали «крыжить» транзитный счёт. Вывести его в ноль не удалось бы даже Аристотелю, поэтому важен был не результат, а процесс. Наказанный изображал бурную деятельность, носился по этажам банка, по отделениям, управлениям и департаментам в поисках документов, до тех пор, пока руководство не отходило. КПД этой кипучей деятельности стремилось к нулю.

Мы даже на субботники выходили, помню. Крыжить этот несчастный счёт.

Всё без толку.

Как-то, уже хорошо разобравшись в местном бардаке, я в конце своего рабочего дня задумчиво глядел на девятизначную сумму невыясненных, и вдруг меня осенила мысль… Сначала это было просто такое шутливое хулиганство: я вдруг понял, что мне ничто не мешает смахнуть бабок. С этих невыясненных. В свой карман. Я отчётливо понял, как, и ещё более отчётливо осознал, что это можно сделать абсолютно безнаказанно.

Если не борзеть.

Сотни миллионов никуда не надо переводить: все транзакции более 500 000 рублей, да ещё и осуществленные физиками - контролировались отдельно. Но если меньше… а что, 50 000 уже не деньги для офисного клерка? Ещё какие. А если систематически? А если много раз по 50 000?

…Свой первый вывод я делал по-лоховски, всего боясь. Однако сделал, и друг, которого я привлёк в качестве получателя бабок «в тёмную», благополучно всё снял, разорив провинциальную сберкассу на кеш.

Проканало.

Постепенно я стал умнее. Пригляделся. И понял главное…

…Воровали все, кто сидел на транзитном счету. А и сидели все.

И хотя никто никому ничего не говорил - это читалась во взгляде. В отношениях. По косвенным признакам. Флюидами и пассами.

…Через полтора месяца после первого вывода моя наставница (которая изначально обучала меня тонкостям работы - но ни слова про воровство, разумеется) - подошла ко мне со словами: «Мы тут на подарок Марии Асултаевне собираем…» - «А что, у неё день рожденья?» - изумился я, т.к. знал, что у нашей начальницы, Марии Асултаевны, день рожденья был три месяца назад. Наставница закосила глаза в сторону (некоторым людям очень тяжело даётся воровство и нечестность), и пробубнила: «Типа того… С тебя - пятнадцать тысяч!» - «Ого!» - неудержался я, который ещё не врубился: обычно на дни рожденья коллег мы скидывались по принципу «кому сколько не жалко», и редко сумма превышала 1000 рублей… Я даже повернулся к наставнице, и, наконец, посмотрел ей в глаза более внимательно.

В глазах я всё и прочитал. Буркнул: «Понял. Завтра принесу…»

Можно сказать, что с этого момента я окончательно влился в коллектив.

Примечательно: каждый организовывал выводы сам. Никто ни с кем никогда не советовался. Все делали вид, что этого нет. Каждый работал за себя и на себя. Но все всё знали. Причём в таких деталях, которые невозможно было подчерпнуть, даже хакнув наши «счёты» - копьютерную программу, базу, в которой всё делалось.

А начальница не имела доступа к транзитному счёту. Т.е., конечно, имела, но проводки-то не била, и документы ей не приносили. Не царское это дело. Поэтому раз в месяц мы собирали ей на «день рожденье», ага.

И хотя мы таким образом не удваивали - удесятеряли себе зарплату, тем не менее, все очень любили поговорить о том, какая же у нас, к хуям, низкая оплата труда, как много нас заставляют работать, и как мало нам за это платят, а? Гады, кровососы, пидарасы хуевы…

Едва один начинал: йолки-палки, жена опять хочет на НГ в Прагу, а где блин денег взять? Не слыхали, премия будет? - и тут же все начинали стонать: йопто, да не говори, не сыпь соль на клитор, какая премия, хоть бы законного не отобрали, а тринадцатую в прошлом году на майские только дали, и так далее и тому подобное.

Я не мог этого понять, мне по юности моей хотелось встать и сказать: эта, вы чего тут все, йобу дались? Я за этот месяц себе перевёл восемь своих зарплат, и семь - в прошлом. Какая тринадцатая, на кой она вам?! Как рядовой сотрудник я получал 15 тысяч (полтора миллиона до деноминации), отгонял себе ещё семь или восемь раз по пятнадцать: не всякий топ манагер в том банке имел такой доход (хотя мне сложно сказать, как далеко шла цепочка вот этих наших воздаяний начальству…)

Но я, конечно, не встал и ничего не сказал, а вместе со всеми посетовал на тяготы и лишения службы и жизни.

Точку в этом поставил дефолт 1998 года. Я тогда уже в банке не работал - как-то начал с тревогой ощущать окончательную деформацию личности, которой мне не хотелось.

…Когда стало ясно, что банку - карачун, бухгалтерия стала напоминать отряд мародёров, которым отдали город на разграбление на три дня. Такого и в кино не увидишь. Все остальные отделы и клиентские службы сходили с ума от неопределённости собственного будущего и необходимости в скором времени искать работу, и только бухгалтерия стучала по клавишам компьютеров с такими озабоченными лицами, словно отбивали шифровки из тыла врага…

…Мне позвонила моя наставница (напомню, я уже в банке не работал).

«Не могу глядеть на это. Сердце кровью обливается. Дербанят, как пираньи: никогда ещё «невыясненные» не сокращались так стремительно. Давай замутим вывод, а? Я одна боюсь…» - наставница моя была женщиной сложной и своеобразной: образ у Ильфа и Петрова «голубого воришки» стал мне близок и понятен после знакомства с ней: она воровала - и боялась. Каждый день, каждый час. И стыдилась этого. И снова воровала. И так каждый раз, сплошной раздрай. После каждого вывода она обещала себе: больше - никогда! Но потом снова нужны были деньги, да и вообще…

Да говно вопрос! Вылили с ней почти 250 000, что, конечно, при курсе доллара за 20 рублей уже были не те деньги, но всё же, всё же…

Все с тревогой ждали «похоронную команду» - ликвидационную комиссию, которая должна будет фактически ликвидировать банк до одного скромного филиала.

Тревога заключалась в одном: будут копать, или не будут.

Дело в том, что в принципе, мы все были неуловимы. Ну реально схема выводов (не буду щас вдаваться в подробности, да и не помню всех) была устроена так, что поймать за руку бухгалтера, делающего проводку (или сделавшего её ранее) было невозможно. Всё было в полном соответствии с должностными инструкциями, а откуда к тебе поступил подложный (на самом деле, тоже вполне настоящий, просто сфабрикованный тобою) документ с приказом о переводе - выяснить не представлялось возможным в тамошней системе документооборота: с выгодой использовались все недостатки (чисто технические) работы самой системы.

Но было одно но, которого все боялись. Служба безопасности банка, если бы вдруг получила сигнал, могла бы подойти к решению проблемы и неформальным, так сказать, способом. Вне правового поля.

А проще говоря - в жопе у подозреваемого паяльником повертеть. Или просто посадить в машину и в лес вывезти, где устроить шоу какое-нито. Могилку там себе выкопать, или (было такое популярно одно время) «Пионерский костёр»: разводят большой костёр в лесу, человека раздевают догола, обливают бензином, и подталкивают к пламени. Ме-е-едленно, но уверенно. Если загорится - даже лучше. У одного из подталкивающих незаметно наготове тулуп, или плащ-палатка развёрнутая, но увлечённая собственной казнью жертва этого, конечно, не видит. Полыхнёт жертва, как свечка, её тут же этой хренью затушат, но страх и ожоги - на всю жизнь. Тут уж, как миленький, любой, даже самый стойкий, говорить начинает…

А уж хлипкие офисные клерки, жизни не нюхавшие… А если один чистуху в стиле «я делал это» настрочит, то с остальными всё ясно - все делали! И всё, шандец, братцы, лавочка закрылась, автозаки увозят последних сотрудников, картина маслом… Дальше все только будут наперегонки друг на друга доносы писать, и просить учесть их чистосердечное раскаяние.

Однако ликвидационная комиссия - это, слава Богу, не СБ. Маститые аудиторы с маститыми финансистами и правоведами-профессорами посмотрели на всю эту помойку… подумали наверняка: а хуле тут копаться? Орден, чтоль, дадут? Нет… Вместо того, чтоб быстренько ликвидировать просравший полимеры банк и получить законный гонорар - увязнем в чужом говне надолго.

Человеческий фактор победил (как всегда), в чём лично я не сомневался на наших посиделках тогдашних с моими симпатичными подельницами.

Решили всё похерить, банк исчез, и, думаю, сейчас даже и архивы давно уже уничтожены. Как электронные, так и бумажные. А из тех баз ЦБ, что, может быть, хранятся - не поймёшь уже ничего, и ничего не накрутишь.

Вот такая вот, понимаешь, сугубо художественная и исключительно выдуманная история. Без морали, нравственности, и каких либо принципов.

©baxus

Было это около 4х лет назад. Я только понаехал в Краснодар. Снял студию в одном из чудесных 5ти этажных домов в 7 этажей(квартиры и в подвале, и на крыше). Дворик только в длину дома, метра 4 шириной, тупиковый, там даже не развернуться. Ну и с моей машинкой беда случилась, трещина в гбц, за неимением лишних денег делал всё сам. Однажды поковырявшись в авто, взял пива, сосед подтянулся, сидим, я за рулем, сосед рядом, общаемся, музыку слушаем, отдыхаем. Вдруг откуда не возьмись появился врот'ебись(как зачеркивать?) авто ДПС.
"Капитан бляблябляшкин. Ваши документы?"
"Мои документы, в чем дело?"
"Управляете ТС в нетрезвом виде, пройдемте, составим материал"
"Неуправляю, просто сижу, пью пиво"
"У нас есть свидетель"
"Ок, давайте свидетеля и составляем материал, я только за"
"Да ты чо, шас свидетель будет, лишим прав бла бла бла"
"Лишайте, только свидетеля давайте, буду на клевету и лжесвидетельствовоние на него писать"
"Ну вы материал то составьте, дальше поговорим"
ДЭПСы поникли чета, ну не каждый же раз бахус уверенно качает.
Начались разноворы за жисть и кто прав кто нет.
Говорю менту: "Ладно, на ключи, заводишь машину, я подписываю всё, лишаете прав и т.д., если нет с вас пиво"
Капитан садится в авто, ключ на старт, не заводится .
В чем же дело?😂
Открыли капот, а из движка только блок стоит... ГБЦ в багажнике убитая, другую еще ТК везёт.
Честные менты оказались, даже пива и рыбы купили.
А свидетелем их коллега был, соседушка мой, чьё место занял

В период правления Муамара Каддафи в Ливии был объявлен «сухой закон», однако советские военспецы и дипломаты выходили из положения достойно.

Придя к власти  1 сентября 1969 года, получившего в Ливии название «саурат уль-фатих» или просто «аль-фатих», Муаммар Каддафи чуть ли не на следующий день объявил в стране «сухой закон». Магазины и лавки, торговавшие спиртным, моментально опустели. Все остававшееся зелье было частью уничтожено, частью заперто на военных складах.

Фемида против Бахуса

Ливийские власти зорко следили за соблюдением вето на «огненную воду». Попавшихся с запахом перегара, с предательски осоловевшими глазами и несвязной речью нарушителей строго карали, бросая в жесткие объятия местной пенитенциарной системы. Хуже всех пришлось тем ливийцам, кто успел крепко подружиться с Бахусом еще в дореволюционные годы или был искушен «зеленым змием», находясь за границей на учебе, на отдыхе или лечении.

Иностранцев тоже наказывали. Но были нюансы. Одно дело, замутив брагу и получив из нее прозрачную, как слеза, жидкость со специфическим запахом и характерным вкусом, тут же ее и употребить единолично или в тесном кругу надежных друзей. И совершенно другое – попытаться совершить с кем-нибудь из местных некий гешефт.

В первом случае власти могли ограничиться чем-то вроде воспитательной беседы, в крайнем случае денежным штрафом. И то, если вы, пренебрегая элементарными правилами конспирации и соображениями здравого смысла, не затаитесь «под одеялом» до полного выветривания того, что у нас на языке ГАИ–ГИБДД называется «остаточными явлениями», а бросая дерзкий вызов общественному мнению, собственной персоной появитесь в людных местах «под шафе».

Во втором – грешок перед ливийской Фемидой обрастал отягчающими обстоятельствами вроде диверсии против финансового и экономического могущества страны, подрыва морального кодекса строителя Джамахирии, незаконного обогащения и, возможно, чего-нибудь еще, что тянуло уже на несколько лет реального тюремного или каторжного срока.

Советские граждане местные законы чтили, на рожон без особой нужды не лезли, и потому с ними у ливийцев никаких проблем не было. Как ни хотелось кому-то заработать побольше денег, что вполне понятно, но, выстраивая свое благополучие, большинство «совзагранработников» предпочитали спать спокойно и никаким «левым» бизнесом не занимались.

Ливийцы, прежде всего высокопоставленные военные,  отдавая дань уважения, (пусть и не сразу) многовековым русским традициям украшать праздничный стол напитками чуть крепче воды, проявляли известную толерантность к тем, кто следовал библейскому совету «ищите, да обрящете» и проявлял чудеса находчивости. Сложившееся статус-кво устраивало всех и всячески поддерживалось. Праздник – он и в Африке оставался праздником.

Если среди друзей нет дипломатов

Проще всего было тем, у кого в друзьях ходили работники посольства или торгпредства, пользовавшиеся дипломатической выпиской. Она давала возможность получать любое спиртное от водки и коньяка до рома, виски и джина, не говоря уже о пиве и винах. Но где взять на всех страждущих и жаждущих такое количество дипломатов-альтруистов, готовых в условиях «сухого закона» поделиться с ближним драгоценной влагой?

Не было проблем и для тех, кто довольствовался самодельным вином. Изготовить его в домашних условиях было проще пареной репы. При минимуме трудозатрат и отсутствии риска. В обычном магазине приобреталась литровая бутылка импортного виноградного сока. Туда добавляли несколько крупинок отличных французских дрожжей и сахарного песка по вкусу.

Пара столовых ложек гарантировала получение забористого «брюта». Чем больше сахара, тем слаще получались дары Вакха. Потом надевали на горлышко самый обычный детский воздушный шарик и обматывали его суровой ниткой. Под действием брожения шарик раздувался, а через несколько дней, когда ферментация заканчивалась, шарик опадал, сигнализируя о том, что продукт почти готов. Оставалось лишь процедить жидкость через несколько слоев марли, чтобы избавиться от образовавшегося осадка, и подавать на стол.

Отдельные любители слабоалкогольных напитков овладевали мастерством пивоваров. Часть необходимых ингредиентов, таких как сусло, или проще «зеленка», доставалась по большому блату на каком-нибудь пивоваренном заводе в Союзе, часть покупалась на местном рынке. Процесс начинался с того, что растопленный на сковородке сахарный песок заливался водой, и при этом во все стороны летели раскаленные брызги. Затем разводилась «зеленка», добавлялся тягучий ячменный сироп.

Все заливалось в большую бутыль литров на 20–30, закрывалось пробкой, через которую в наполненный водой тазик выводился тонкий шланг. Бутыль ставили в темное место для «созревания», сроки которого зависели от времени года. Дозревший продукт потом фильтровали и разливали по бутылкам. У одного моего знакомого была даже специальная машинка для закрывания самых настоящих металлических пробок. Иные пивовары добавляли в каждую бутылку по несколько зернышек грубо очищенного риса – чтобы пена была гуще. Хорошо, конечно, хлебнуть в жару холодного пивка, но его приготовление – дело довольно трудоемкое, хлопотное, да и пиво заканчивается слишком быстро.

Добывание к праздничному столу «более серьезных» напитков требовало как минимум наличия специального оборудования. Оно легко изготавливалось из того, что в армии называется подручными средствами. В дело шли жестяные пятилитровые банки из-под сухого молока, хлебный мякиш, трубки, которые сворачивали в змеевик.

В Таджуре, одном из пригородов Триполи, на строительстве ядерного центра работали наши специалисты-стеклодувы. Это были настоящие виртуозы, умудрявшиеся полностью выдувать некие аппараты из стекла, что давало возможность собственными глазами наблюдать за процессами возгонки «полуфабриката» и конденсации, которые заканчивались сначала капанием, а потом и тонкой струйкой уже готовой, в буквальном смысле «огненной воды». При поджигании она горела синим пламенем, что свидетельствовало о ее высоком качестве. Сивушные масла осаживались с помощью марганцовки или активированного угля. В уже готовый продукт добавляли дубовые опилки или ванилин, апельсиновую кожуру или кофейные зерна и еще бог знает что.

Вот так и появлялись на свет помимо не блещущих оригинальностью названий «Лимонной», «Столичной» или «Перцовой» – «Эвкалиптовая», «Триполитанская», «Букет Киренаики», «У трех ступенек», «Радость туарега», «Сахарская знойная», «Миражи» и многие другие.

Барометр двусторонних отношений

Отдельные наши граждане, точнее гражданки, полагаясь на русский авось, пытались, правда, очень редко, провезти через границу что-нибудь совсем уж пустячное вроде бутылки кагора для лечения простуды. Наивные, они полагали, что никаких последствий за такие мелочи не будет, а то им и вовсе разрешат контрабанду в мелких размерах. Как жестоко они ошибались!

Во-первых, таможня на такие проделки никогда никому не давала добро. Во-вторых, успех или неуспех предприятия, а также суровость наказания в случае фиаско напрямую зависели от таможенника.

Дело в том, что если Лев Давидович Бронштейн, больше известный как товарищ Троцкий, считал молодежь барометром революции, то ливийская таможня часто выполняла роль барометра советско-ливийских отношений. В те периоды, когда наши (да и не только наши) двусторонние отношения не были ничем омрачены, местные таможенники пребывали в блаженно-умиротворенном настроении. Но стоило пробежать черной кошке, например, «обидеть» кого-нибудь из ливийцев в Шереметьеве или жестче, чем обычно, потребовать оплатить, наконец, уже поставленное оборудование, и посланники Страны Советов сразу же подвергались самым придирчивым досмотрам, с них при выезде из Ливии начинали требовать неимоверное количество непонятных бумаг, подтверждающих законность покупки той или иной дорогостоящей бытовой техники, а то и вовсе отбирали ее.

Как раз в такое лихое время, когда таможенный барометр показывал «бурю», в Триполи из Москвы после долгой разлуки прилетела к мужу-специалисту супруга. И все было бы хорошо, но в последний момент даму попросили открыть чемодан. Таможенник долго не мог справиться с душевным волнением и продолжал стоять с отвалившейся книзу челюстью. Под крышкой плотно уложенного чемодана лежало несколько десятков стограммовых «мерзавчиков» с коньяком.

Расправа последовала незамедлительно. Несчастную решили отправить первым же улетавшим из Триполи самолетом, куда бы он ни направлялся. В последнюю минуту все же удалось уговорить местное начальство дождаться аэрофлотовский самолет и на нем отправить женщину на родину. А так бы путешествовать ей по белу свету, как лягушке из сказки.

Сыграло свою роль то, что наивная дама не собиралась прятать коньяк. Было видно, что она не изощрялась, придумывая, как бы похитрее провести таможню вокруг пальца. Супруги встретились через много месяцев, и, конечно, не в Ливии.

Спиртным могли наградить, как награждают медалями или орденами. А их, как известно, вешают на грудь не за красивые глазки.

Бутылка виски за сбитый самолет

Это произошло летом 1977 года, когда вспыхнул пограничный конфликт между Египтом и Ливией. Первый авианалет ливийские зенитчики из ракетной бригады ПВО, прикрывавшей базу ВВС, прозевали. Как ни жди войны, она все равно обрушивается внезапно. Сыграла свою роль и любимая национальная забава ливийцев – шпиономания с ее подозрительностью и недоверием к иностранцам, в том числе и нашим советским специалистам. В тот день подопечные наших пэвэошников даже не смогли включить дизель-генераторы. Волновались, наверное, очень, вот и остались без электричества.

Египетские летчики, не встретив никакого сопротивления со стороны ливийской ПВО, легко пробомбили взлетно-посадочную полосу на базе ВВС, чтобы ливийцы не могли взлетать, посекли осколками транспортно-заряжающую машину, проломили забор в техническом дивизионе и сбросили бомбу на городок, где жили семьи советских специалистов.

К счастью, никто не пострадал, возможно и потому, что многие египтяне совсем недавно здесь же учили ливийских летчиков.

Каддафи жутко ругался в Триполи, обвиняя советского посла в том, что Москва поставила «плохое оружие» и прислала «неграмотных специалистов».

На следующее утро окрыленные успехом накануне египтяне летели почти уверенные в том, что теперь им ничто не грозит и они легко разделают ливийцев «под орех». Так оно скорее всего и получилось бы. Но на этот раз за экраны радаров и пульты стартовых комплексов сели наши специалисты.

Вскоре после полудня война закончилась. Обломки сбитых египетских самолетов числом от 20 до 25 свезли к штабу бригады ПВО и устроили из них кучу малу. Тотчас нарисовались зарубежные корреспонденты, запечатлевшие на фотопленку сокрушительную победу ливийского оружия и подвиг солдата-джамахирийца. Наших же специалистов срочно переместили с глаз долой в какой-то дальний капонир и велели сидеть тихо, «аки мышь».

Ливийский лидер сменил гнев на милость и начал раздавать награды. Распорядились выдать каждому нашему специалисту в Тобруке по пять бутылок виски. Примерно через год ребята из той бригады ПВО мне рассказывали, что им выдали по четыре. Пятая ушла в командирский «представительский фонд». Но все равно все были довольны.

А вскоре  и многих наших офицеров наградила орденами и медалями Родина.

Равиль Зиннатуллович Мустафин – подполковник в отставке, военный переводчик, журналист.

С днем медика!