"1238. Батыево нашествие"
"1238. Батыево нашествие". Лист из серии "Летопись Суздаля". 2017 год.
Бумага, тушь, орешковые чернила, изограф. 2017 год.
"1238. Батыево нашествие". Лист из серии "Летопись Суздаля". 2017 год.
Бумага, тушь, орешковые чернила, изограф. 2017 год.
Прекрасный пример исторической прозы, первая книга ещё в 1939 году вышла. В книгах того времени про монголов, я бы, скорее, ожидал увидеть что-то про богатырей стиля Ильи Муромца, но тут нашествие показано со стороны монголов, а бОльшая часть первой книги «Чингисхан» – это завоевание Средней Азии. При этом понятно, почему в 1942 Ян за «Чингисхана» получил Сталинскую премию. С одной стороны, читается, как цветастая восточная сказка с приключениями в стиле: «Я хотел вложить саблю моего гнева в ножны моего благоразумия, но жирные мухи сомнения ползали по тарелке моего разума». С другой стороны – в основе лежат исторические события, при этом после прочтения понимаешь, что феодальная раздробленность – это очень плохо и что «хочешь мира – готовься к войне». Вот такой и должна быть хорошая пропаганда. Когда понимаешь, что нет «картонных злодеев», творящих зло ради зла, а надо просто быть сильным самому.
Или, например, если нужно показать негативную роль религии, то надо не разводить большую дискуссию, а просто добавить маленькую сцену:
----
Князь киевский подошел к митрополиту, склонился, сложив ладони, поцеловал благословлявшую старческую руку и тихо шепнул:
– Скажи поучение, святой отец! Уговори князей стоять дружно, любовно, забыв старые обиды!
<…>
А митрополит продолжал:
– Если мы чего-нибудь лишаем – смирись и не мсти! Если ненавидим и гоним – терпи! Если хулим – моли! Господь указал нам побеждать врага тремя добрыми делами: покаянием, слезами и милостыней…
Мстислав осторожно подошел к четырем дьяконам и шепнул:
– Грек ума решился! Все перепутал! Кому он о слезах и покаянии говорит? Ведь князьям говорит, а не челяди и смерди! Скорее начинайте какой-нибудь псалом или тропарь – каждому дам по барану!
----
Нормальный рабочий подход. То есть, даже князья, которые не могут договориться и оказавшийся ненужным в данной ситуации греческий митрополит – они не какое-то «картонное зло», они понятны. При этом также понятно, что религию можно было бы использовать для объединения.
Хватает и про военные хитрости, и про то, что нельзя верить врагам. В общем, не исторический учебник, но тут его и не надо.
И опять замечаю, насколько чтение влияет на стилистику. Одна знакомая как-то написала, что на пляже загорает, я немедленно ответил (собрал отдельные сообщения в текст):
-------
Только пляж? А как же кричать стихи, стоя ночью на скале во время шторма?! Тут вон скал нет, проблема, с крыши девятиэтажки мелко, а с небоскрёба никто не услышит. Проблемы урбанизации. А у тебя-то! "Перед моим дизайном склонятся народы! Как гонимые ураганом листья разлетятся армии под колёсами моего боевого велосипеда! Под девятихвостым знаменем, сделанным из ресторанного меню моего дизайна я покорю вселенную до Последнего Моря! И юное солнце будет непереносимо блестеть на ненасытных клинках моих столового ножа и вилки! Вперёд, дизайнеры, мы стяжаем себе славу! Непокорённые богатые города лежат за морем, они склонятся перед моей властью, Великий Дезигн дарует нам победы! Много шёлка, драгоценных камней и бескрайние стада велосипедов!" Кричать под этот саундтрек, конечно: The HU - Wolf Totem https://youtu.be/jM8dCGIm6yc?t=86
Часть первая. Завещание Потрясателя Вселенной
В поддержку #авторский_челлендж
Предыдущая часть:
Монгольские войны. Эпизод V. Желтый крестовый поход.
Пост настолько большой, что без оглавления не обойтись:
- Предыстория предыстории.
- Предыстория.
- Откуда мы все это знаем?
- Сила империи.
- Батый - "добрый принц"?
Предыстория предыстории.
К тому времени первые поколения монгольских владык, обуреваемые манией величия, считали себя избранниками Вечного Неба, которые подчинят своей власти Вселенную и, объединив, умиротворят ее. Понять истоки этой концепции можно: если вчера твои люди ходили в рванье, доили кобылиц, охотились на сурков и при случае грабили корованы, а сегодня восседают в шелковых юртах и катаются на аргамаках в дорогой броне, сложно не увидеть в этом знак провидения.
По такой логике любой независимый правитель должен был рано или поздно покориться. Если же он отказывался, даже будь он королем Франции, багдадским халифом или японским сиккэном, такой правитель считался безрассудным мятежником, которого ждет расплата. Что характерно, некоторых расплата все-таки постигла.
Предыстория.
Еще во время завоевания Государства хорезмшахов Чингисхан выдал своему старшему сыну Джучи улус (удел), в которые входили западные территории империи плюс те, что необходимо было завоевать в будущем. Этот улус стараниями потомков Джучи разросся и ныне известен нам как Золотая Орда.
После разгрома Хорезма Чингисхан потребовал от сына выступить в поход на запад, но Джучи уклонился от похода и умер при довольно загадочных обстоятельствах на несколько месяцев раньше отца. Весь его улус перешел в наследство многочисленным детям, соответственно – внукам Чингисхана.
Перед смертью великий дед в обход правила старшинства среди своих внуков – детей Джучи - выбрал Бату и поставил его во главе отцовского улуса, несмотря на то, что его брат Орда-Эджен был старше него. Это, вероятно, тоже было проявлением принципа Чингисхана в выборе людей по способностям, благодаря которому тот же Угэдэй в свое время был объявлен наследником в обход двух старших братьев.
После уничтожения Империи Цзинь в Китае Угэдэй, держа в памяти заветы отца, рассудил, что праздность мирной жизни для монгольского народа-войска во благо не пойдет. Посему в 1235 году был созван курултай (съезд знати и сильных мира сего), на котором в числе прочего целями для вторжения выбрали Корею и государства Ближнего Востока.
Монгольская империя и три цели вторжений по решению курултая 1235 года: 1. Европа, 2. Ближний Восток, 3. Государство Корё.
Но самым главным постановлением было решение о начале похода против вечерних (западных) стран: в их числе упоминаются народы канглов, кипчаков (половцев), башкир, русских, мадьяр (венгров), асов (алан), черкесов, булгар и других (Сокровенное сказание 270). Соединенные войска всех улусов под командованием царевичей должны были перейти реки Урал (Чжаях), присоединиться к корпусу десятизвездочного генерала Субэдэя, который уже некоторое время воевал там с волжскими булгарами, затем переправиться через Волгу (Адил) и начать неистово покорять все попадающиеся на пути народы.
Цели похода и Улус Джучи (будущая Золотая Орда). Остальные части Монгольской империи показаны темно-синим.
Чингизиды в походе.
Откуда мы все это знаем?
Как правило, об истории кочевников известно мало, так как редкое племя степняков широко пользовалось письменностью. Поэтому в основном то, что мы знаем об их истории, пришло к нам через авторов сопредельных со степью стран. Например, походы скифов Партатуи и Мадия пришли к нам через греков и ассирийцев, восхождение хуннского вождя Модэ передали ханьские историографы, а историю «бича божьего» Аттилы мы знаем от римлян и готов. Но это касается бесписьменных и предположительно бесписьменных народов.
К средневековью же у кочевников появилась собственная письменность, которой, впрочем, для передачи истории все же предпочитали устные сказания о богатырях и мудрых ханах. Вот так бы все полимеры и были успешно просраны или гиперболизированы в сказоньки-прибаутки, но все же монголы отличались от своих предшественников тем, что время от времени что-то все-таки записывалось. Очевидно, монголы прекрасно понимали, что того, что построил Чингисхан и его преемники, в истории никогда не было.
Это же понимание было и у авторов соседних народов Китая и мусульманского мира, которые такое усиление вчерашних «степных дикарей» не могли не заметить. Что касается европейских стран, то в этом случае источников меньше, но и там они имеются в виде описаний, например, опустошения Венгрии и докладов послов, отправленных на восток.
Еще одной группой сведений является ряд работ позднего средневековья и начала нового времени, созданных в государствах-преемниках улусов уже почившей к тому времени Монгольской империи. В первую очередь речь о тимуридском Туране, раздробленной Монголии и Узбекском ханстве.
Поэтому о походе против вечерних стран, который иначе назывался «кипчакским походом», нам известно из множества источников, часть из которых записали непосредственные очевидцы этих событий.
Итак, перед нами четыре основных группы источников:
1. собственно монгольские
2. восточные
3. европейские
4. поздние
К первой группе относится «Сокровенное сказание монголов», составленное примерно в 1240 году, по всей видимости, Шихи-Хутуху, приближенным Чингисхана, воспитанником его матери. В своих последних главах оно затрагивает и поход царевичей на вечерние страны. Еще одним важным источником является Юань-ши (история династии Юань), которая была составлена к 1370 году. Несмотря на упор на дела коренного улуса, там затрагивается и история удельных владетелей, в том числе «чжу-вана» Бату.
Основные восточные работы – это «История завоевателя мира» Джувейни, «Сборник летописей» Рашид ад-Дина, «Краткие сведения о черных татарах» Сюй Тина и Пэн Дая, а также несколько работ армянских историков.
К европейским писателям, многие из которых воочию столкнулись с нашествием монголов, относятся Юлиан Венгерский, Магистр Рогерий, Фома Сплитский. Но самыми известными являются работы Плано Карпини и Гийома Рубрука, которые лично отправлялись в путешествия вглубь империи. Разумеется, часть «кипчакского похода», в которой военные действия велись против русских княжеств, нам известны во многом благодаря русским же источникам – Ипатьевской летописи, Лаврентьевской летописи и т.д.
Сила империи.
Цель ясна – покорить вечерние страны, вопрос: какими средствами это будет исполняться?
В интернете (и не только) уже долгие годы не угасают споры по поводу численности и состава корпусов вторжения. Как современными, так и средневековыми авторами называются числа от 30 тысяч до 600 тысяч человек. Диапазон слишком широкий, но истина, вероятно, как всегда где-то посередине. Ясно только что численность войска империи в западном походе не была постоянной, и не может быть адекватно определена в каждом отрезке времени.
Очевидно, коренной улус монголов не выставлял половины и даже трети из своих войск (иначе бы не говорилось о «старших сыновьях»), которые к моменту смерти Чингисхана насчитывали около 130 тысяч человек, не считая контингенты уйгуров, карлуков, киданей и других добровольно присоединившихся народов.
Однако, при своем появлении Улус Джучи – правое (западное) крыло империи – принял в свое подданство множество местных кочевых племен – наследников Кимакского каганата, племенных союзов канглов и народов востока Кипчакской степи, о численности которых можно только гадать. Так как западный поход был основной задачей именно Улуса Джучи, а покоренные территории должны были войти в его состав, очевидно, что почти вся мощь этого правого крыла империи должна была быть брошена на войну с «вечерними странами», не ограничиваясь только «старшими сыновьями». Скорее, наоборот, по обычаю оставались только младшие сыновья «отчигины», а все боеспособное население шло воевать. Тем более что оборонять удел необходимости не было – с юга и востока Улус Джучи граничил с другими частями пока еще единой в своей политике Монгольской империи, а на севере жили только разрозненные племена охотников и оленеводов, не представлявших угрозы. Не надо забывать, что и Улус Чагатая (в Средней Азии) отправил свои тумэны для подкрепления имперского войска.
Кроме того, как бы это ни было странно, армии империи во время похода не только не сокращались от естественных причин, но и напротив – росли. Поверженные враги добровольно-принудительно становились «под ружье» и шли воевать с народами, о которых до того имели мало представления. Так известно, что в войсках Бату и других принцев на запад продвигались мордва, башкиры, половцы, русские и другие. Еще во времена их деда «монгольские» войска в каждой следующей военной кампании становились все более и более разношерстными: Чингисхан вел на войну не только монголов и их соседей по востоку степи, но и киданей, уйгуров, карлуков, китайцев, туркмен и т.д.
Известно, что численность и состав войск подвергались ротации во время похода. Например, Берке (будущий правитель Улуса Джучи) упоминается в качестве участника похода только в 1238 году (через два года после начала кампании). А части под командованием Гуюка и Мункэ были отозваны на родину после взятия Киева в 1240 году. Такие пополнения / разгрузки войск во время ежегодного весенне-летнего отдыха были необходимы для сражавшихся по нескольку лет подряд воинов.
Также нужно обратить внимание на этих самых принцев. Известно, что хан Угэдэй хотел сам выступить в поход, но его переубедил племянник Мункэ, сын младшего брата хана - Толуя, заявив, что старшие сыновья в их лице сами справятся с «вечерними странами», а хан может спокойно развлекаться дома. Список этих «старших сыновей» впечатляет:
От Улуса Джучи:
1. Бату (глава Улуса Джучи)
2. Орда-Эджен (старший сын Джучи), будущий правитель Синей Орды
3. Их братья Шибан, Тангкут, Берке
От Центрального Улуса:
1. Гуюк (старший сын великого хана Угэдэя), будущий великий хан Монгольской Империи
2. Кадан (брат предыдущего)
3. Мункэ (старший сын регента Толуя), будущий великий хан Монгольской Империи
4. Бучек (брат предыдущего)
От Улуса Чагатая:
1. Бури (внук Чагатая, правнук Чингисхана)
2. Байдар (сын Чагатая)
От Левого крыла:
1. Аргасун (сын Эльджигидая, племянника Чингисхана)
Кроме этого, в войсках находились части под командованием Кулкана – сына Чингисхана, единокровного брата Джучи, Угэдэя, Чагатая и Толуя. По логике вещей старшие принцы - по крайней мере, Гуюк, Мункэ, Бури (а возможно и каждый царевич) - должны были командовать соединением из разряда тумэн (10 тысяч воинов), так как известно, что они регулярно проводили самостоятельные операции, даже оспаривая главенство Бату, для чего должны были обладать соответствующей силой. Причем было бы логично ожидать, что именно силы центрального удела под командованием ханского сына Гуюка были более боеспособными и хорошо оснащенными, чем силы недавно покоренных народов, составлявших большинство населения Улуса Джучи или Улуса Чагатая.
Также нельзя забывать о том, что упомянутые командующие шли на помощь уже имевшемуся на западе корпусу Субэдэя – старого товарища Чингисхана, который уже некоторое время воевал на западном фронте с поволжскими народами. Того самого, что разбил русско-половецкое войско на Калке в 1223 году. Под его руководством третье поколение Чингизидов, которое уже совершило «пробу пера» во время уничтожения Империи Цзинь, должно было еще больше закалиться, чтобы продолжать военные традиции своих отцов и деда.
Империя Цзинь и Восточное Ся, уничтоженные Угэдэем, Толуем и царевичами до начала западного похода.
Исходя из всего этого, можно присоединиться к распространенному мнению о том, что в войсках Бату и других принцев крови в пиковый момент было 100-150 тысяч человек. Сторонники версии о малочисленности имперских войск (плюс-минус 30 тысяч юнитов) твердят о невозможности прокорма такой толпы в условиях средневековья. Например, тут Численность татаро-монгольских войск. Исследователи, которые берут в учет только производительность пахотных земель Руси, совершают ошибку, считая, что все войско империи маршировало колонной класса «поздний Наполеон» только по территории русских княжеств, в то время, как мы знаем, что корпуса монголов и зависимых народов успешно воевали по трем-четырем фронтам.
Такие исследователи не учитывают, что армия Монгольской империи воевала не так, как армии, к примеру, Александра или Цезаря, когда войско одним корпусом двигается по вражеской территории и оставляет небольшие гарнизоны в ключевых пунктах. Корпуса монголов отличались на войне мобильностью и гибкостью, они двигались раздельно, проникая малыми группами вглубь вражеской территории и объединяясь только для решения крупных задач, таких как, например, осада Козельска и битва с венграми при Шайо.
Не зря Чингисхан делил все войско на подразделения от тумэна (десятка тысяч) - до просто десятка, при этом каждая боевая единица должна была справляться с возложенными на нее задачами. Действительно, зачем тащить на условный городок Х тумэн, если там легко справится сотня? Такой подход способствовал тому, что распыленные по местности, как споры, монгольские отряды покрывали обширные территории, не оставляя в тылу нетронутые области.
Поэтому войны империи зачастую имели такой вид: корпуса монголов по разным маршрутам подходят к границе владения, дают бой местному правителю, а после победы рассыпаются по местности, опустошая все непокорные селения/кочевья, которые попадаются на пути, и оставляя запуганное и слегка прореженное население. Если возникнет необходимость, то по указанию из «штаба» разрозненные части молниеносно объединяются в единый кулак. Таким образом, часть войска кормится за счет неприятеля, без существенного снижения боевых способностей.
К примеру, Рашид-ад-Дин пишет, что после покорения Волжской Булгарии «царевичи, составив совет, пошли каждый со своим войском облавой, устраивая сражения и занимая попадавшиеся им по пути области». Посему войны Монгольской империи были больше похожи на маневренные войны двадцатого века, чем на войны древности, средневековья и Нового времени.
Таким же образом действовал полутора веками позже великий Тамерлан, который в борьбе с потомками Джучи привел в степь гораздо более крупное войско, чем Бату и Субэдэй сотоварищи.
Дробление войск, видимо, служило почвой для многочисленных свидетельств о победах европейцев над агрессором – от Евпатия Коловрата и герцога баварского до Ярослава из Штернберка и австрийского ополчения. Вероятно, были какие-то победы над малыми силами монголов, но эти вероятные локальные успехи никак не повлияли на продвижение степняков вглубь Европы. В настоящее время принято считать, что монголы за время своего похода на вечерние страны не потерпели ни одного крупного поражения, в отличие от, например, фиаско при Айн-Джалуте в Палестине во время Ближневосточной кампании двадцатью годами позже.
Разделение армии и грамотное ее использование подразумевали под собой отличное знание местности – расположение городов, рек и речных бродов, горных перевалов и т.д. Здесь выходит на первый план знаменитая разведка монголов: еще до начала боевых действий полководцы империи уже прекрасно понимали с кем, как, где и даже когда им придется сражаться. На ум сразу приходят этакие монгольские ниндзя-полиглоты, шляющиеся по лесам и полям и подслушивающие чужие разговоры. На самом деле все было проще – уже упоминавшиеся перебежчики из вражеских стран с готовностью выдавали все нужные сведения.
Вообще тема коллаборационизма в период монгольских завоеваний заслуживает отдельной статьи: всяческие обиженные действующей властью, алчные лица с гибкой моралью, запуганные местные жители или военнопленные шли на службу монголам в промышленных количествах. Истории Елюй Люгэ, Пусяня Ваньну, Плоскыни, Махмуда Ялавача, Рогерия, болоховцев, силяоских мусульман, атабеков Ирана, которые вовремя поняли расклад сил и перешли на службу империи, показывают размах «пособничества интервентам». Сам факт того, что эти перебежчики всегда находились, говорит о том, что командование монголов прекрасно осознавало и использовало цезаревскую максиму “Divide et impera” («Разделяй и властвуй»).
Некоторую специфическую информацию вроде наличия пастбищ, устройства крепостных стен и замков, вычисления приближенных к вражескому двору лиц могла добыть особая категория подданных хана – послы. Почему особая? Потому что послов у монголов было много, и их услугами охотно пользовались. Причем часто их роль выполняли перебежчики. Так Рашид-ад-Дин упоминает о том, что Угэдэй отправил 30 посольств ко двору венгерского короля. Вероятно, эти посольства избороздившие просторы могущественной тогда Венгрии дали достаточно информации для логистического плана вторжения: за тридцать поездок можно было каждую кочку и ручей Паннонской степи на карту нанести.
Кроме того, важной специфической задачей посольств было нахождение повода для войны. Просто так нападать на кого попало было не по фэншую даже в средневековье, поэтому для соблюдения всех обычаев войны для ее начала нужен был повод. А какой повод может быть лучше, чем убийство послов, обладавших священным для монголов статусом? Послов, которые мало того, что еще гости, так еще и высокопоставленные. Нет, ребята, таких трогать полнейший харам.
Поэтому имперские правители и командующие вкладывали в уста послов довольно провокационные речи, обращенные к потенциальному врагу. Обычно их смысл сводился к тому, что правитель, принимающий посольство, если у него есть хоть капля мозгов, не будет артачиться, взглянет правде в глаза и безоговорочно признает власть божественного правителя, правящего от имени Неба. Немудрено, что особо темпераментные правители (такие, как хорезмийский шах, киевский князь, корейский ван, венгерский король или японский сиккэн) иногда срывались, и сгоряча рубили послам головы, а уже через несколько месяцев видели у себя в окне делегацию гостей из внезапно ставшего ближним зарубежья. Это же означало, что послы поневоле еще и играли в своеобразную монгольскую рулетку – никогда нельзя быть уверенным, что терпение потенциально вражеского правителя не закончится именно на тебе.
Так, маленько отвлеклись, теперь дальше о силе монгольской армии. Касательно снабжения: у войска имелся огромный обоз, в котором гнали стада лошадей и отары овец без числа. Войско поддерживало форму в облавных охотах, когда зверей загоняли десятки тысяч воинов, построенных в широкое, постепенно сужающееся вокруг какого-нибудь леса кольцо. Кроме того всегда можно было реквизировать продовольствие у непокорного местного населения в любых количествах, не заботясь о судьбе этого самого населения.
Монгольский воин – это вообще отдельный разговор. Жизнь кочевника жестока и сурова безо всяких войн, поэтому каждый боец закален и привычен к нужде и неудобствам. А учитывая то, что вся история Степи – это натурально перманентная война, то становится понятно, что ни один монгол не растеряется, обнаружив себя в орущей «Ура» конной лавине.
Армейская дисциплина была просто железной, воины боялись своих предводителей куда больше, чем любых врагов из-за системы круговой поруки, когда за каждый твой косяк будут отвечать сослуживцы и/или родня, и отвечать самым суровым образом. Нельзя даже представить ситуации, случившейся с Александром, когда его войска, развращенные вместе со своим царем персидской роскошью, отказались идти дальше Инда под предлогом усталости, удаленности от родных краев и прочих соплей. Этой же дисциплиной воины империи отличались от своих европейских современников – в спонтанные самоубийственные атаки во имя чести им бы никто пойти не дал, если бы это не отвечало тактическим интересам. Кроме того, из-за этого своего благородства во время боя европейская знать часто и представить не могла, что есть в природе такой прием как имитация бегства с заманиванием в засаду, за что платила кровью на Калке, Легнице, Шайо.
Часто забывают о том, что монголы и прочие кочевники в основной массе не стереотипно субтильные азиаты, а чисто антропологически довольно крепкие и сильные люди. Они конечно не шведы или голландцы, но по сравнению с другими азиатами монголы и сейчас выделяются ростом и весом. Еще бы – всю жизнь обилие мяса и молочных продуктов во все приемы пищи и борьба, скачки и стрельба из лука как национальная идея из кого угодно сделают богатыря за несколько поколений. Наверное, поэтому, к примеру, в Японии с 2003 года из пяти чемпионов-сумоистов – четверо граждане страны с населением едва за 3 миллиона человек.
И не следует думать, что воины монголов – это рабская масса, которую гнали на убой по щелчку пальцев за просто так. Мы знаем, что в походе 1/5 добычи шла в пользу великого хана, 1/5 – для предводителей похода, и 3/5 доставались простым воинам и офицерам, что было довольно большой долей, учитывая то, сколько они успевали награбить. Война на чужбине была рискованным, но прибыльным делом для каждого.
В общем и целом успех монгольской армии, которая десятки лет люто, бешено разгибала все живое на континенте, можно объяснять не их количеством или превосходством в вооружении, а триадой разведка-дисциплина-логистика.Без этих трех столпов войско кочевников на большом промежутке времени гроша ломанного не стоило. Так в итоге и получалась самая хорошая, годная армия своего времени.
Отдельно нужно сказать о еще одном немаловажном факторе: царевичи-командующие походом ненавидели друг друга. По крайней мере, можно говорить о двух фракциях: Бату с братьями против Гуюка, Бури и Аргасуна. Роль детей Толуя во главе с Мункэ неясна, но, видимо, они, как и их отец, остались в стороне от конфликта и старались примирить враждующие стороны.
После захвата Киева между двумя сторонами разгорелся конфликт, а Бату рапортовал хану в метрополию примерно следующие слова:
“Повелителю мира, нашему государю и дяде посылаю привет! Надеюсь здравствуешь ты, наши двоюродные деды, дядья и братья. Силой Вечного неба мы сокрушили одиннадцать закатных стран и народов. Решили это дело как следует отпраздновать, а заодно покумекать, возвращаться к родным онгонам или же идти дальше на запад распространить закон и благодать.
Под это дело, как принято, шаман освятил чашу, которую я, как самый старший из присутствующих, без заднего умысла и поднял. Тут у группы наших родственников по совместительству высших командиров во главе с твоим сыном и моим двоюродным братом Гуюком, как говорится, пригорело. Они, мягко говоря, усомнились в моем праве поднимать чарку и говорить тост первым, оскорбляя меня и моих близких последними словами.
Я человек спокойный и рассудительный, раньше терпел их выходки, старался не раскачивать лодку в ущерб нашему общему делу, но теперь-то пора и честь знать. Так что прошу рассмотреть их поведение, желательно по всей строгости.”
Такие люди как Гуюк и Бури, в лицо называвшие Бату выскочкой, были очень опасными врагами – Гуюк был старшим сыном великого хана Угэдэя, а Бури – наследником Чагатая, старшего в роду Чингизидов. Видимо, в роли авторитета-дядьки выступал старый воин – снискавший себе славу великого полководца Субэдэй, который сумел впрячь лебедя, рака и щуку в одну повозку, которая ураганом прокатилась по Восточной Европе.
Не лишним будет пробежаться и по личности сначала, по-видимому, номинального, а потом и реального предводителя похода. Бату был всего лишь одним из около 40 внуков Чингисхана, даже не старшим в своей семье. Но, судя по всему, он обладал некоторыми личными и политическими качествами, раз уж он сначала стал в обход старшего брата правителем Улуса Джучи. А затем из правителя глубокой провинции он превратился в повелителя огромного удела, который диктовал условия всей империи, по сути, став вместе с ханом Мункэ первыми лицами во всей великой державе. И в этом продвижении по карьерной чингизидской лестнице ему очень поспособствовал победоносный поход на запад, где он проявил себя грамотным стратегом и сумел избавиться от оппозиции мажора-Гуюка.
Теперь к вопросу о заглавии. Почему он назван «добрым принцем»?
В поздних источниках авторы его называли Саин. Дело в табуизации, на востоке часто нельзя было упоминать умершего человека по имени. Саин – это прозвище, которое Бату получил по итогам своего правления, им его и стали называть потомки. В переводе с монгольского применительно к человеку это означает «хороший» или «добрый». До сих пор в монгольском и бурятском языке приветствие звучит как «Сайн байна уу?» / «Сайн байна», что значит примерно «[все ли] хорошо[ у Вас]?».
Почему же он тогда «добрый принц», а не «добрый хан»? Ведь еще Карамзин писал: «Там, именуясь Ханом, утвердил он свое владычество над Россиею, землею Половецкою, Тавридою, странами Кавказскими и всеми от устья Дона до реки Дуная». На самом деле великий историк был неправ, в действительности Бату, знаменитый хан Батый, никогда не был ханом. Согласно Ясе Чингисхана, который был известен отсутствием тяги ко всяческой роскоши:
«Царям и знати не надо давать многообразных цветистых имен, как то делают другие народы, в особенности мусульмане. Тому, кто на царском троне сидит, один только титул приличествует — Хан или Каан. Братья же его и родичи пусть зовутся каждый своим первоначальным (личным) именем»
Поэтому Бату, вне зависимости от величия, которым он обладал, и, будучи царевичем-принцем крови и членом Золотого рода, на всю жизнь так и остался просто Бату, что и отражается в источниках «Сокровенное сказание» и «История династии Юань», например (во втором случае его называют с китайским титулом чжу-ван, то есть, «князь»). Правил он при четырех монгольских ханах, которым, как правитель удельного улуса, юридически подчинялся, - Чингисхане, Угэдэе, Гуюке и Мункэ. Третьему и четвертому - чисто номинально, причем четвертого он сам фактически и поставил. По идее ханами могли становиться лишь главы Монгольской империи по воле курултая (съезда), а все прочие самозваные ханы были лишь наглыми узурпаторами. Тем не менее, при дроблении Монгольской империи правители Золотой Орды / Улуса Джучи все-таки стали ханами, но это было позже.
Он не был каким-то царем четырех стран света, султаном правоверных, отцом отечества, бичом божьим, небесным повелителем, утешителем вдов и сирот, великим полководцем, покоряющим варваров или кем-либо еще. Он был просто Бату, но и без этого в конце жизни сын Джучи был величайшим человеком своего времени (наряду с Мункэ-ханом).
_____________________________________________________________________
Итак, в 1236 году лавина из войск монгольских «старших сынов» со всех концов империи, а также войска ее правого крыла вышли в поход на запад для соединения с корпусом Субэдэя в районе реки Урал и во исполнение воли Чингисхана и Угэдэя. Время свободы для многих народов Запада клонилось к концу.
Неврус для Пикабу
Материал написан для авторского челленджа.
Если у кого-либо есть желание поддержать конкурс и увеличить его призовой фонд — реквизиты в этом посте Cat.Cat и Лига историков представляют: ТРЕТИЙ АВТОРСКИЙ ЧЕЛЛЕНДЖ
Карта, наглядно иллюстрирующая правление Даниила Галицкого (белорусский язык)
Восстановление Галицко-Волынского княжества не понравилось никому. Первыми, само собой, возбудились венгры, и король Андраш II послал под началом своего сына Белы большую армию на Галич. Большой армии — большое поражение. В 1229 году все возможные факторы оказались против венгров. Даниил встретил их еще на подступах к Галичу и в ходе многочисленных стычек нанес им большие потери, не вступая в большое сражение. Мадьяры развернули свое войско, но русичи продолжали наседать, а затем еще и случились дожди, паводки и эпидемия среди солдат. Понеся большие потери, венгерская армия все же смогла вернуться домой, но о походах на Галич на какое-то время пришлось забыть.
Но отдыхать времени не было: на смену врагу внешнему поднял голову враг внутренний. Все тот же Александр Белзский, продолжавший желать себе во владение Волынь, объединился с галицким боярством, которое продолжало мутить воду. Был составлен заговор, по которому Романовичей должны были сжечь во дворце во время пира (княжеские дворцы в Галиче строились из дерева). Вскрылся заговор случайно: ради смеха, играючи, Василько пригрозил участникам заговора мечом, те посчитали, что их раскрыли, и сразу выложили все, что знали. Александр лишился своего княжества, но в 1231 году Даниилу все же пришлось оставить город, когда при подходе венгерского войска вновь взбунтовались бояре. Княжить в Галиче опять сел Андраш Венгерский.
Даниилу оставалось лишь заниматься тем же, чем и всегда: воюя в малых войнах, заключать союзы, дабы использовать их в дальнейшем. После потери Галича он принял участие в очередной усобице за столицу Руси, оказав поддержку Владимиру Рюриковичу, который в это время защищал Киев от Михаила Черниговского. Получив в благодарность города в Поросье, Даниил раздал их сыновьям Мстислава Удатного, переманив их тем самым из вражеского стана. В этом же году пришлось отразить несколько набегов венгров и болоховцев на Волынь. Последние представляли собой весьма своевольную группу племен, которые лишь косвенно подчинялись Киеву и имели свое боярство, а, возможно, и собственных князей (хотя болоховские князья – это вообще отдельная тема). В ходе формирования государства Романовичей они восприняли нового западного соседа как угрозу и постоянно вмешивались в их дела.
В 1233 году Даниил вновь вернул Галич, во время осады которого погиб королевич Андраш. Единство государство Романовичей было восстановлено. Александра Всеволодовича, бывшего князя Белзского, поместили в темницу, так как появилась информация о его очередном сговоре с галицким боярством, которое возглавлял некий Судислав, действовавший в лучших традициях Кормиличичей. В 1234 году пришлось вновь помогать Владимиру Киевскому, которого осадил Михаил Черниговский. Удар по княжеству последнему удался на славу, однако вскоре последовало поражение от войска половцев и русского князя Изяслава Владимировича, сына Владимира Игоревича – одного из тех трех Игоревичей, которые четверть века назад правили Галичем. Вслед за этим в сговор с Михаилом Черниговским вступили галицкие бояре, которые дезинформировали Даниила касательно вражеских действий. В результате в 1235 году Галич оказался открыт для удара, был потерян Романовичами, и при одобрении местного боярства там сел править тот самый Михаил Черниговский.
Постоянная усобица и вторжения иноземцев, которые не прекращалась в Юго-Западной Руси после смерти Романа Мстиславича, начинали утомлять всех. (Даже автор этой статьи утомился описывать все эти относительно мелкие конфликты с постоянной сменой раскладок союзов при почти неизменном составе главных действующих лиц.) Утомился в реальности и Даниил Романович, который к тому же оказался против многочисленных противников с небольшой дружиной. После потери Галича он решился на очень радикальный и спорный шаг – признать себя вассалом недавно коронованного венгерского монарха Белы IV, с которым его связывали неплохие отношения (Даниил и Бела какое-то время воспитывались при венгерском дворе вместе и в определенной мере были друзьями). Увы, помощи в обмен на столь значительную уступку Романовичи не получили, и потому всю эту кашу пришлось разгребать самостоятельно, попутно позабыв о клятве вассальной верности.
Наступление порядка
Болоховцы и галичане не унимались и стали совершать постоянные набеги на Волынь, тем самым стремясь вовсе лишить Романовичей любых уделов. В 1236 году они совершили большой набег, но потерпели разгромное поражение, многие воины попали в плен к волынскому князю. Михаил Всеволодович (Черниговский) и Изяслав Владимирович (ставший князем Киева) потребовали их выдачи, а когда получили отказ, стали собирать большое войско для похода на Владимир. К ним присоединились половцы и польский князь Конрад Мазовецкий, имевший виды на северные территории Волыни. Как и ранее, дипломатия оказалась не менее эффективной, чем мечи: половцы вместо удара по землям Романовичей обрушились на Галицкое княжество, нанеся большой ущерб. Конрада разбил младший брат Даниила, Василько, не исключено, что при прямой или косвенной поддержке литовцев. Оставшееся войско Михаила и его сына Ростислава (который в будущем сыграет важную роль) попало в 1237 году в осаду в Галиче, и лишь чудом город устоял. На радостях от успеха Михаил в 1238 году кинулся в поход на Литву, оставив вместо себя княжить своего сына. Вместе с ним в поход ушли и многие галицкие бояре из числа радикалов. В результате этого Даниил получил возможность легко занять город, и община целиком поддержала его, открыв ворота. Галицко-Волынское княжество было восстановлено, на сей раз – окончательно.
Все это время Романовичам приходилось воевать, воевать и снова воевать. Причем описанные войны были далеко не единственными, которые приходилось вести Даниилу и Васильку. Так, далеко не всегда мирно вели себя литовцы, которые периодически все же совершали набеги на Брестскую землю, которая являлась крайней северной землей волынских владений. Сложные отношения сложились в это время с Конрадом Мазовецким, который поначалу был союзником, а затем – врагом. В 1238 году, помимо занятия Галича, довелось иметь дело еще и с крестоносцами, которые вторглись в северные владения Волынского княжества. Пришлось браться за оружие и заставлять братьев-христиан уйти обратно, вернув награбленное. Попутно, пользуясь случаем, Даниил вернул в свое владение город Дорогичин. Это был исконно русский город (как и вся земля вокруг него), который служил северо-западной окраиной Волынского княжества. Пользуясь смутами на Руси, мазовецкие князья еще где-то в XII веке захватили город, а в 1237 году Конрад подарил его Добжинскому рыцарскому ордену, у которого Даниил и отобрал их.
А тем временем с востока уже шли монголы, успевшие пройтись огнем и мечом по Северо-Западной Руси и приближавшиеся к государству Романовичей….
Монголо-татары
Монголы (также монголо-татары, также татаро-монголы, использовать буду все три оборота по мере необходимости), а точнее, Улус Джучи, будущая Золотая Орда, на тот момент представляли собой хорошо отлаженную машину для раздачи тумаков всем желающим оседлым и кочевым народам, которые отказывались покоряться или платить им дань. Благодаря перенятому у китайцев вместе с китайскими же кадрами опыту эти степняки умели осаждать крепости, брать их штурмом, а благодаря впитыванию в себя всех прочих степняков обладали большой численностью. Командовал ими хан Батый, умелый и жесткий военачальник, который после Чингисхана и вплоть до Тимура оказался, вероятно, единственным монголо-татарским полководцем, который мог так эффективно использовать связку кочевников и зависимых оседлых, нагнув всех на своем пути вплоть до Адриатического моря.
Однако стоит также понимать и другое. Батый обрушился на Русь в 1237 году и воевал с ней все следующие годы. Да, он одерживал победы, да, у монголов была отлично налажена поставка пушечного мяса в хашар (вспомогательное войско), который использовался на осадных работах и в случае чего шел первой волной на штурм…. Но при любых раскладах с такой активностью военных действий и при том сопротивлении, что оказывали русские князья и города, орда неизбежно должна была понести потери и уменьшиться в численности. Кроме того, на запад пошла далеко не вся монгольская армия, да и вообще ряды агрессивных кочевников за время былых войн поистрепались. Современные историки, которые придерживаются умеренной оценки численности войск Батыя в 1237 году, называют число от 50 до 60 тысяч человек. С учетом потерь, а также ухода двух туменов в Монголию до 1241 года, численность орды к началу вторжения в государство Романовичей можно оценить примерно в 25-30 тысяч человек, а может, даже и меньше.
Примерно с таким войском Батый пришел в Галицко-Волынское княжество, после чего ему еще предстояло воевать с европейцами, которые при полном напряжении сил могли выставлять воинства сравнимой численности, а то и более. Из-за этого монголы уже не могли устраивать такое массированное наступление, чреватое большими потерями; не могли они ввязываться и в длительные осады, так как это вело к потере времени и риску понести дополнительные потери. Таким образом, удар, который был нанесен по Галицко-Волынскому государству, оказался слабее того, который пришелся по Северо-Восточной Руси в 1237-38 годах, и уж тем более слабее того, который перетерпела Средняя Азия и государство Хорезмшахов при Чингисхане.
Галицко-Волынское княжество
Даниил Галицкий еще после поражения на Калке стал оглядываться на происходящее в степи, и учитывал возможность внезапного визита сильного и многочисленного противника. Однако то, как Батый расправился с остальной Русью в начале своего большого похода на запад, оказало ошеломляющее воздействие на Романовичей. Сражение в поле стало выглядеть заведомым самоубийством. Вместо жесткого, яростного сопротивления была выбрана совершенно иная стратегия минимизации ущерба, которая с самого начала была сомнительной как минимум с моральной точки зрения. Войска отводились в сторону от удара монголов, гарнизоны в городах если и оставались, то весьма малочисленные. Разбегалось перед ордой и мирное население, хотя это касалось в первую очередь сельчан: горожане уходить из-под удара не спешили. При этом оставшимся на месте следовало не оказывать монголам сопротивления, так как в этом случае их ждала гарантированная смерть, а при отсутствии сопротивления были хотя бы какие-то шансы остаться в живых.
Сам Даниил во время вторжения отсутствовал в княжестве, кружа по ближайшим государствам и настойчиво пытаясь сколотить сильный антимонгольский союз, способный противостоять степнякам. Лишь однажды во время вторжения он попытается вернуться домой из Венгрии, но встретит большие массы беженцев и решит не пытаться бороться со степняками, имея под рукой лишь несколько сотен своих ближайших дружинников. Существует также информация о том, что Даниил заключил с монголами личное перемирие, обезопасив себя лично и фактически отдав под разграбление собственное княжество, однако эта теория пока остается лишь теорией в силу недостаточной обоснованности.
Отказавшись от активных действий, Галицко-Волынское княжество сохранило в своем пассиве пару козырей. Первым из них оказался стремительный прогресс в фортификации – если остальная Русь обладала деревянными укреплениями, которые не представляли большой преграды для монголов, то на Юго-Западе уже вовсю внедрялись смешанная каменно-деревянная и исключительно каменная конструкции укреплений, помноженные на грамотное применение к местности, с несколькими линиями обороны и выносом вперед опорных узлов, которые мешали эффективно использовать осадную артиллерию. Это значительно усложняло штурмы крупных городов для орды, и вынуждало вести правильную осаду или же вовсе обходить населенные пункты стороной. Вторым козырем оказалось достаточно массовое использование при обороне городов самострелов (арбалетов), которое было отмечено даже при защите небольших крепостей. Они не требовали серьезной подготовки стрелка и пускали стрелы с большой силой, пробивая монгольские доспехи при стрельбе со стен, чем не могли похвастаться луки. Все это не могло не подсыпать перцу орде в грядущих событиях.
Нашествие
Из сказанного выше становится понятно, что поход на Юго-Западную Русь для монголов стал более сложной задачей, чем на остальные ее части. Основательно разрушать, грабить, осаждать и убивать не было ни времени, ни возможностей. Вероятно, потому о бедах, которые обрушились на местное население, известно относительно немного, из чего историки сделали вывод, что масштаб разорения и людских потерь на территории княжества был хоть и весьма серьезным, но не катастрофическим.
Первым под удар попал Киев, который бросил его князь, Михаил Черниговский, и куда отправил небольшой отряд Даниил Романович. Обороной командовал тысяцкий Дмитрий (Дмитр). Осада города прошла зимой 1240-1241 годов и закончилась поражением киевлян, что было закономерным результатом: имея достаточно большую площадь, русская столица на тот момент имела обветшавшие из-за усобиц стены и недостаточно многочисленный гарнизон даже вместе с подкреплением Дмитра. После этого, сделав короткую передышку, монголы обрушились на Галицко-Волынское княжество. В этом им помогли болоховцы, которые перешли на сторону степняков и показали пути, по которым можно было удобнее всего нанести удары в самое сердце ненавистного им государства Романовичей. Правда, при этом монголы стребовали со своих новообретенных союзников еще и дань зерном.
Конкретного описания того, что происходило в дальнейшем, нет, и я не берусь пытаться расписывать детально все нашествие, так как придется слишком много придумывать, отталкиваясь от слишком малого количества информации. Однако кое-какая конкретная информация все же имеется. Судьба трех городов заслужила особое упоминание в летописях, потому на них в первую очередь и будет сосредоточено внимание.
Одним из первых под удар попал город Галич. Бояре, лояльные Романовичам, а также значительная часть тех, кто мог держать в руках оружие, в это время отсутствовали в городе, что заранее предопределило исход. Вероятнее всего, оставшиеся горожане не оказывали сопротивление монголам и попросту сдались. Археология не подтверждает каких-либо масштабных разрушений, кроме ряда пожаров, лишь частично затронувших городские укрепления. Нет и следов массовых захоронений. Из этого можно сделать вывод, что горожан попросту забрали в хашар и активно использовали в дальнейшем. Обезлюдевший Галич более никогда так и не восстановился до былой силы: с 1241 года он стремительно теряет свою социально-политическую и экономическую роль, уступая сначала Холму, столице Даниила Романовича, а затем Львову, столице Льва Даниловича.
Несколько иная картина наблюдается во Владимире-Волынском. Похоже, мнение горожан здесь разделились, часть решила сдаться монголам и повторила судьбу горожан Галича, а часть решила сражаться и погибла. Из-за этого Владимир пережил разорение, на его территории есть следы разрушений и захоронений, но они не соответствуют по масштабу тем, которых следовало бы ожидать при активной обороне города таких размеров: к 1241 году население его достигало 20 тысяч человек. В дальнейшем город достаточно быстро восстановится, оставшись столицей Волыни.
Самым северным из разоренных городов оказалось Берестье (Брест). Судя по всему, горожане поначалу оказали сопротивление монголам, но затем решили сдаться и по их требованию покинули город для пересчета и облегчения разграбления города. Однако не в привычках степняков было прощать любое сопротивление и в подобных ситуациях, даже дав обещания безопасности сдающимся, они действовали одинаково. Когда Роман и Василько прибыли к городу, он был абсолютно пустым и разграбленным, но без следов явных разрушений. Рядом с городом на просторной поляне лежали трупы его жителей, которых монголы перебили в наказание за то, что берестяне посмели оказать хоть какое-то сопротивление. Не исключено, что самых сильных мужчин все же забрали в хашар и использовали в дальнейшем.
Были города, которые оказывали сопротивление монголам до последнего. Среди таких можно указать Колодяжин, Изяславль, Каменец. Все они были сожжены и лишились населения. На пепелищах некоторых из них археологи обнаружили остатки самострелов и натяжных колец, крепившихся к ремню стрелка. Все это создает впечатление, как будто монголы все же с достаточной легкостью прошлись огнем и мечом по Галицко-Волынскому княжеству.
Однако имелись и совершенно обратные примеры. Каменно-деревянная или каменная фортификация, да к тому же грамотно расположенная на местности, оказалась для степняков крепким орешком. В случае же, когда на стенах располагался достаточно многочисленный гарнизон под началом умелых военачальников, Батый был вынужден просто обходить эти укрепления стороной, чего он не делал, к примеру, с Козельском. Относительно новые крепости в Кременце и Данилове монголам взять так и не удалось, несмотря на несколько попыток. При виде же Холма, который на тот момент был, вероятно, самым укрепленным градом на Руси и даже европейцами оценивался как очень хорошо защищенный, Батый был вынужден лишь какое-то время покрасоваться на виду у его стен и пройти дальше, в Польшу, удовлетворившись разграблением незащищенных сел в окрестностях новой столицы государства Романовичей. Пленный воевода Дмитр, которого хан продолжал возить с собой, видя это, посоветовал ему идти дальше, в Европу, так как «эта земля крепкая». Учитывая, что степняки так и не встретили в поле галицко-волынскую армию, а численность войск была далеко не бесконечной, совет показался хану весьма дельным. Не задерживаясь с осадами хорошо укрепленных городов, Батый отправился со своим войском дальше, в Польшу.
Несмотря на то, что Бату-хан прошел по Галицко-Волынскому княжеству быстро и разорил его в гораздо меньшей степени, чем другие русские земли, потери все равно были велики. Многие города лишились всего населения, убитого в боях, уничтоженного в качестве меры наказания или же уведенного в хашар (из последнего, как правило, возвращались очень немногие). Был нанесен значительный экономический ущерб стране, особенно ремесленному делу, которое располагалось в городах, больше всего пострадавших от степняков. Под шумок монгольского завоевания крестоносцы отбили у русичей Дорогочин, а болоховцы вместе с князем Ростиславом Михайловичем попытались завладеть Галицким княжеством, пускай и не совсем удачно.
Однако имелись и положительные моменты. Батый ушел достаточно быстро, уже в апреле разгромив поляков у Легница. Степняки, судя по всему, шли узкой полосой, от города к городу, и не затронули значительную часть территории государства. К примеру, в стороне осталась Бакота, которая была одним из центров солеварения на Днестре. Часть городов уцелела от разграбления и уничтожения населения, благодаря чему удалось сохранить хотя бы какую-то долю былого ремесленного производства – и в будущие годы в Галицко-Волынском государстве оно не только быстро восстановится, но и превзойдет по своим масштабам домонгольский период. Наконец, путем отказа от полевого сражения и фактической сдачи территорий страны на разграбление Даниил Романович смог спасти свой главный политический козырь во все времена – армию. Если бы князь потерял ее, то и Галицко-Волынскому княжеству, вероятнее всего, вскоре настал бы конец. Сохранив ее, он уже в апреле 1241 года смог перейти к восстановлению контроля над своим государством.
Что же касается монголов, то они, судя по всему, понесли достаточно серьезные потери в ходе короткой кампании на территории Юго-Западной Руси. Их численность в ходе сражений в Польше и Венгрии взвешенно оценивается от 20 до 30 тысяч человек, а после окончания похода их оставалось уже всего лишь от 12 до 25 тысяч. Сражаться с европейцами монголам приходилось в меньшинстве, используя выгодные стороны конной армии. Серьезные осады больших крепостей уже практически не велись, военная мощь орды быстро деградировала до уровня экстраординарных грабителей и выжигателей сел. На столь масштабные акции сил у Улуса Джучи уже не было, а когда появились, начались усобицы среди самих монголов, и потому Европа более не знала столь масштабных вторжений степняков, как в 1241-1242 годах. Недостаток сил и средств, а также серьезное сопротивление местных народов и большое количество каменных крепостей на дороге свели большой завоевательный поход Батыя к глубокому рейду в Европу, польза от которого свелась к большому устрашению всего христианского мира. В зависимость от Улуса Джучи в результате попали лишь ближайшие территории Руси и Балкан.
"Был у него сын по имени Сартах, о котором мы выше упомянули, воспитанный кормилицей-христианкой; вступив в возраст, он уверовал в Христа и был крещен сирийцами, которые вырастили его. Он во многом облегчил положение церкви и христиан и с согласия отца своего издал приказ об освобождении [от податей] священников и церкви, разослал его во все концы, угрожая смертью тем, кто взыщет подати с церкви или духовенства, к какому бы племени они ни принадлежали, даже с мусульманских мечетей и их служителей.
С этого времени, осмелев, стали являться к нему вардапеты, епископы и иереи. Он любезно принимал всех и исполнял все их просьбы. Сам он жил в постоянном страхе божьем и благочестии — возил с собой в шатре алтарь, всегда исполняя священные обряды.
Вместе с другими прибыл к нему (Сартаху) и великий ишхан Хачена и областей Арцаха Гасан, которого ласково называли Джалалом* — муж благочестивый, богобоязненный и скромный, армянин по происхождению. Он (Сартах) любезно и почтительно принял его и всех, кто был с ним: ишхана Григора, которого обычно называли Отроком, [хотя] он в то время был уже старик, и ишхана Десама, скромного юношу, и вардапета Маркоса, и епископа Григора."
По версии Л.Н. Гумилева в юношеские годы Сартак стал кровным побратимом («андой») Александра Ярославича, известного в историографии как Александр Невский. Однако современник Сартака и Невского Киракос Гандзакеци (около 1203—1271) этого не упоминает.
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
Древнерусская миниатюра. Изображена осада какого-то русского города, возможно, Козельска... По идее, согласно налим учебникам, осаждающие должны бы быть монголами, но изображены явно не монголы... Кто врёт: художник или тот, кто писал (редактировал) летопись?