Просто отрывок из книги
Одна глава из моей книги
______________________________________________________________________________________________________
Дороти всегда нравились мальчики. Совсем в детстве, она, пятилетняя малышка, уже была знакома с этим чувством. Стоило ей пересечься с каким-нибудь ее ровесником на улице, гуляя вокруг дома, или в городе, когда они с матерью выезжали за покупками, как ее детское, еще не видавшее настоящей любви, сердечко начинало трепетать и искриться. Ноги самым натуральным образом переставали ее слушаться, превращаясь в две переваренные макаронины. Лицо же, наоборот, делалось каменным и испуганным.
Возраст объектов ее воздыхания взрослел вместе с ней и почти никогда не выходил за рамки пары лет. Например, в школе это были некоторые ее одноклассники, но не долго, несколько недель, пока она их окончательно не узнала. Ей нравилась таинственность. Нравилось хранить лишь кадры и небольшие обрезки текстов, их описывающие. Случайно услышанное слово, резкое движение головой, откидывающее со лба челку, смех, подвернутые выше локтя рукава, губы, сжимающие хорошо обгрызенный карандаш, взгляд, устремленный в окно, развязанные шнурки на кедах, незаправленная рубашка. Дороти не могла угадать, что именно пошлет ей сигналы каждый следующий раз, но всегда с распростертыми объятиями их принимала.
Она могла подолгу смаковать в своей голове сцены, где последний из понравившихся ей мальчиков играл главную роль. Вот он едет на велосипеде мимо ее дома и врезается в столб, падая и вскрикивая от неожиданности. Дороти, которая по счастливой случайности дома совсем одна, выбегает ему на помощь. Их глаза встречаются, как и их улыбки. Она заботливо помогает ему встать, отводит к себе в комнату, где предлагает воды и перебинтоваться. Он заметит постер на стене с The Beach Boys, которых, как окажется, тоже обожает. Они разговорятся, будут весело шутить, так легко и непринужденно. На следующий день в школе он найдет ее, тихо подкравшись из-за спины и подергав за прядь волос. Она взвизгнет, а потом засмеется, закрывая ладошками рот. И вот они уже держатся за руки, прогуливаясь после школы. А дальше может быть все что угодно. Лежа лицом к стене, в темноте своей комнаты, она засыпала, перенося мелькающие перед глазами картинки прямиком в сладкий сон. И ей совсем не хотелось разрушать этот образ, узнав, что на самом деле The Beach Boys ему не нравятся.
Места в ее сердце было предостаточно, так что порой там умещалось и по три, и по четыре мальчика. Однажды она влюбилась в целую компанию друзей. Каждый по отдельности ей казался не таким привлекательным, как когда они шли по коридору вместе, разговаривая и задирая друг друга. Началось все как всегда, с одной маленькой детали, ее окликнувшей. Дороти увидела, как они втроем, стоя в кругу, дают пять друг другу, полностью его замыкая. И как не получалось бы этого сильного жеста, так и у нее не выходило фантазировать о ком-то одном. В мечтах они удостоили ее честью стать их другом. Сначала. Но потом каждый из них в нее влюбился, храня этот секрет в тайне от остальных, пока наконец все не раскрылось наиболее драматичным образом. И каждый готов был пожертвовать дружбой ради Дороти. Ради ее любви.
Наслаждение от этих приторных грез не шло в сравнение ни с чем другим. Ни от еды, ни от просмотра фильмов, ни от музыки получить его, настолько яркое, не представлялось возможным. И что самое главное, оно всегда было при Дороти, в ее голове, чем она с радостью пользовалась, фантазируя прямо на ходу, по дороге из школы, на уроках и обедах, за мытьем посуды и в душе. Иногда, читая какую-нибудь книгу, воображаемые из нее сцены перекрывались уже знакомыми, до деталей продуманными картинками, так что вскоре Дороти бесцельно таращилась на страницы, блаженно улыбаясь.
Как не грустно, ни одна из этих сказок не случилась наяву, хотя Дороти об этом совсем не печалилась. Более того, приключись такое, и она бы впала в ступор, не зная, что делать дальше. Все ее надежды умещались лишь в мольбу о том, чтобы о ее влюбленностях никто не узнал. Пялясь на очередной предмет обожания, она иногда думала, что умерла бы на месте, если такое вдруг произошло бы.
Допускать даже малейшую вероятность, что она могла бы понравиться мальчикам вне ее иллюзий, Дороти себе не позволяла. Никто никогда не говорил, что она красивая или хотя бы симпатичная, а это, считала Дороти, являлось необходимым условием, чтобы быть достойным чей-то любви. Зеркало тоже в основном молчало, лишь изредка говоря Какие у тебя красивые глаза! или Сегодня твои волосы легли просто отлично. Но Дороти лишь отмахивалась, не давая себя обмануть. Иногда она пробовала выпытать правду у матери, в одиночку ее воспитывающей. Прямо так и спрашивала:
𑁋 “Мама, я красивая?”
И слышала в ответ всегда одно и тоже:
𑁋 “Ты выглядишь хорошо.”
Дороти и сама знала, что выглядит хорошо, вот только это не было равносильно тому, чтобы назвать ее красивой. Кто угодно может выглядеть хорошо, достаточно его причесать, одеть и немного накрасить.
“Скажи да, просто скажи да.” - думала про себя Дороти спустя секунду после своего вопроса и за две до ответа матери, так в итоге никогда этого не услышав.
Уже учась в колледже и живя в студенческом общежитии, она узнала, что то, чего ей так сильно не хватало, была вовсе не красота и внешняя привлекательность, а уверенность в себе. Это открытие пришло к ней после трех банок пива и нескольких рюмок текилы, в которых она себя старательно утопила, прежде чем сесть на колени к одному из красавчиков. Дороти и сама не помнила, что сказала ему в тот вечер, но его они провели вместе, разговаривая и весело шутя, так легко и непринужденно. Все, как она и мечтала.
После мир будто расширился. Он удлинился, а небо стало таким высоким и бесконечным. Между собой и выбранной целью Дороти больше не видела преград, разве что, если у него уже была девушка, да и их она часто отодвигала. Единственное, что оставалось неизменным, это ее скорость, с которой она меняла возлюбленных. Надолго Дороти не задерживалась. Огонь, в ней вспыхивающий, питался страстью, которая быстро кончалась, стоило им провести вместе пару ночей. Она ценила предвкушение, с которым наливала это вино себе в бокал, чтобы затем повращать его по кругу, дав полностью раскрыться. Когда первые нотки достигали ее сознания, на самом пике чувств, Дороти отпивала немного, слегка пригубив, позволив им взорваться фейерверком из бабочек и звезд. Она делала еще глоток и еще, с каждым новым ощущая все меньше, и в конце концов оставляла бутылку недопитой, отправляясь на поиски новой.
Колледж сменился работой, та в свою очередь другой, но везде Дороти продолжала свое победоносное шествие. Только теперь, такие же свободные и раскрепощенные как и она сама вокруг встречались все реже. И все больше она слышала от своих сверстников такие ужасные слова, как семья, дети, остепениться, ипотека, в которые, как ей казалось, те вкладывали слишком много смысла. Поэтому очень скоро ее любовникам пришлось слегка помолодеть. А потом еще немного.
Погоня за молодыми телами заставляло и ее собственное выглядеть соответственно, так что в этом Дороти находила еще и стимул себя не запустить. Она посещала тренажерный зал дважды в неделю, уделяя особое внимание ягодицам и талии, стараясь первое сделать больше, а второе тоньше. Хорошая часть ее зарплаты тратилась на всевозможные шампуни и маски для волос, витамины их питающие и другие продукты косметической индустрии. Кто бы мог подумать, что именно волосы первыми станут выдавать ее возраст. Но зато, в свои неполные тридцать, она с уверенностью и вполне резонно могла позволить себе засматриваться на двадцатилетних.
Беззаботная пора, полная любовных приключений, могла бы продолжаться еще долго, до первых морщинок и заломов на коже, если бы на праздновании открытия своего четвертого десятка, Дороти не собрала бы всех свои подруг, одна из которых пришла с ребенком. Мальчиком, лет трех, беленьким и светленьким, как солнышко. Вопреки ее опасениям, он совсем им не мешал. А когда сидя у матери на коленях, он потянулся к ней и нежно обнял за шею, что-то прошептав на ухо, в сердце у Дороти вдруг открылась дверь, за который скрывалась лишь пыль и паутина. Раньше, до этого момента, она и не знала, что такая у нее имеется, но теперь, пустота, хранящаяся в ней, завопила.
Утром следующего дня она приняла на грудь немного виски и отправилась на прогулку. В парке ее внимание привлек паренек, что в целом обычное явление. Но он был и не парень вовсе, а мальчик, лет 14 или даже меньше. Дороти сначала предположила, что должно быть на голодный желудок перепила и теперь не гнушалась нарушить дозволенный ей самой и законом границы, но затем, копнув глубже в свои чувства, все поняла.
Она умела мечтать, еще в детстве отточив этот талант до совершенства. И теперь фантазиями Дороти обращалась в свое будущее, где она была мамой такого вот замечательного мальчика. Мальчика, которым бы гордилась и которым бы жила. Мальчика, в которого влюблялись бы девчонки и которого окружали бы друзья. Очень хорошего мальчика, красивого и талантливого. И уж она бы ему об это говорила. Каждый день.
И здесь Дороти не видела преград между собой и целью, поэтому, меньше чем через два года она уже обтирала угрожающе натянутый живот массажным маслом. К черту талия, к черту ягодицы. Отца ребенка в известность никто не поставил. Дороти решила, что так будет легче для всех, поэтому растить малыша она предполагала в однополой семье, состоящей из нее и ее матери, которая даже переехала к ней жить.
Великий рандом услышал ее молитвы, и в возрасте тридцати трех лет Дороти родила прекрасного мальчика, целых восемь фунтов весу и двадцать дюймов в длину. На его макушке уже красовались беленькие, почти прозрачные пряди.
𑁋 “Прямо как у тебя, когда ты родилась.” - сказала ей тогда мама, и они обе заплакали. То были слезы счастья. И любви.
Мальчик рос, не переставая радовать Дороти, с каждым следующим днем все больше приближаясь к той картинке, что была в ее голове. На мир он смотрел с любопытством и улыбкой, которая заражала и саму Дороти. С ней он просыпался и с ней он ложился спать. И не проходило и дня, чтобы мальчик не заливался смехом, выпуская на волю стайку звонких колокольчиков, наполняющий собой все пространство. Он был ее чудом, ею же сотворенным, ее сокровищем, самым драгоценным на Земле. Совсем маленький, он уже струился любовью, с бархатной нежность обнимая ее за шею и прижимаясь своей щекой. Все, как она и мечтала.
Свою любовь мальчик обращал не только к ней. Когда в возрасте лет пяти он с силой сжал ее ладонь, за которую держался, она взглянула на него с удивлением, обнаружив, как тот в свою очередь пожирает глазами проходящую мимо девочку.
“Ты мой сынок.” - подумала она про себя, и ностальгия, эта тягучая теплая субстанция, обволокла ее с ног до головы. Но мальчик был не из робкого десятка, что продемонстрировал в тот же самый день, выпустив материнскую руку и подойдя к девочке. В этом они отличались. Может быть это у него от отца, думала Дороти, а может быть это была ее заслуга.
𑁋 “Какой же ты красивый, мой мальчик. Самый красивый.” - говорила она каждый день, как и обещала себе же в свой фантазиях. Уж она то знала, насколько это важно.
В то время как ее славный сынок подрастал, вытягиваясь все выше и становясь все крепче, ее мать наоборот старела. Дороти ловила себя на мысли, что уже и не помнит, в какой момент ее мама из сильной и привлекательной женщины, которой она была в ее детстве, превратилась в старушку. Пусть и довольно миловидную, но все таки старушку. Где проходила эта грань? В каком месте кто-то провел черту, отделив до и после? Наверное, ее и не существовало. Это как медленно подкладывать на спину верблюда по хворостинке, не замечая с каждой новой, что что-то меняется, пока наконец ноги у него не подкосятся от невыносимой ноши и он не рухнет устало на землю.
Так случилось и с ее мамой. В одно солнечное, почти ослепительное утро, она все не выходила из спальни, хотя обычно вставала раньше всех и готовила завтрак. Дороти еще долго будет помнить свое недовольство, которое испытала в первые секунду, после того как обнаружила маму все еще валяющуюся в постели.
𑁋 “Мам?” - скажет она тихо, а потом будет выкрикивать это слово еще несколько минут, также как и во сне, днем позже. И хоть погода в тот день была совершенно безоблачная, шелест листвы за окном показался ей ливнем, столь уместным раненому сердцу.
Так это и было, как гром среди ясного неба, ее мама умерла. Дороти жалела, одновременно ругая себя за эгоизм, что все произошло так внезапно. Что ее мама не болела, проведя последние месяцы в больнице, увешанная трубками и напичканная таблетками. Что им не дали время проститься, не дали возможности подготовиться. Что никто ее не предупредил. Где-то последняя крупица в песочных часах упала на кучку прожитых лет, которых было всего лишь семьдесят с небольшим, и ее мамы не стало.
𑁋 “Как хорошо, что ты у меня есть.” - обнимала сына Дороти, безмолвно плача за его спиной. Но горе крепко держало ее первые пару месяцев, от которого она убегала самым что ни на есть постыдным образом. Никогда и никому она не расскажет, как упивалась вырезками из газет о смертельных происшествиях и несчастных случаях, трагедиях и крушениях жизней посторонних ей людей. Плавая в чужих бедах, она использовала их как линейку, в конце концов измерив масштабы своих собственных страданий. И, к ее удивлению, обнаружила их вовсе не такими огромными, как она считала поначалу. Жизнь продолжалась.
𑁋 “Как хорошо, что ты у меня есть.” - частенько думала Дороти, глядя на сына и добавляя уже вслух - “Какой ты у меня красивый.”. Она действительно так считала, и это не была какая-нибудь материнская лесть, самообман или иллюзия. Красота. В это слово Дороти вкладывала не только то, что люди видели глазами, но и многие другие качества, способные изменить их восприятие. Чем ее сын обладал в полной мере. Чувство юмора, что растопит любой лед, неуклонный оптимизм и харизма. И еще власть, можно даже сказать господство, которое выплескивалось из него при общении с противоположным полом. Уважительное и благородное, но все таки доминированние. Будучи женщиной, пусть и его мамой, она не могла этого не замечать.
“Разобьет не одно сердце.” - рассуждала Дороти в своей голове с некоторым хвастовством, которого совсем не стыдилась.
Ее собственное так никто и не смог покорить. Иногда она ходила на свидание, но больше, чтобы проверить, в форме ли она еще. После смерти матери, Дороти боялась, что старость также тихо подкрадется и к ней, особенно учитывая ее растущую любовь к готовке. Позже это все таки сказалось на ее фигуре, но к этому моменту она уже определила себя одинокой до конца своих дней.
𑁋 “Как хорошо, что ты у меня есть.” - и чувство уверенности, что все она в жизни сделала правильно, ее не покидало. Нельзя всегда оставаться молодой, нельзя жить вечно. Рано или поздно мы все умрем. И хоть с проблемой этой человечество все еще не справилось, у природы уже имелось решение - эволюция. Эта бесконечная череда потомков, где ты всего лишь звено, хрупкое и слабое, но будучи последним в цепи, беспредельно важное. И роль твоя умещается в вопросе - оставишь ли ты что-нибудь после себя. Так считала Дороти, смотря на сына. Сына, в которым жила она, ее мать, и который непременно передаст эстафету дальше. Бессмертие, самое настоящее.
В ту ночь, когда все оборвалось, Дороти, будучи, как и ее сын, безнадежным оптимистом, не впала в панику, не найдя его в своей комнате в столь поздний час. Прожив долгую и насыщенную жизнь, она знала из собственного опыта, что пустые волнения - это просто трата времени, о котором потом жалеешь, как только все встанет на свои места. И в этот раз, думала она, всему найдется свое объяснение. Поэтому, обнаружив на автоответчике входящие звонки от семейства Келли, Дороти заслуженно похвалила себя за свою благоразумность.
“Очень интересно, Тони, что ты там делаешь.” - размышляла она, набирая номер.