Прикосновение 3
"Наставник"
Город-пустышка, огромное величественное ничто, бережно выложенное рядами холодного кремния, встречало молчаливый рассвет. Мертвоград сверкал так, словно был усыпан стеклом, но на самом же деле это все иней - это он толстым слоем покрыл каждый сантиметр кирпича, бетона и асфальта. С улицы слышался треск промерзших до самой сердцевины, тополей. Утро стояло безветренное, морозное и клекот патрулирующей под облаками, паствы, эхом разносился по всей округе. В воздухе пахло жестоким рассветным морозом.
Киров открыл глаза и прислушался. Взгляд его, отскочив от оконного проема, за которым занималась заря, скользнул по лицу незнакомого старика, который прикорнул у стены с автоматом в руках. Может тот и говорил что они когда-то встречались, да только вот не помнил страж его. Ни голос, ни внешность не будили в Кирове никаких воспоминаний.
Плоское как тарелка, загорелое, изборожденное морщинами и глубокими оспинами, лицо ночного посетителя было опутано седыми сальными волосами, которые выбивались из-под шапки. Шею и грудь его укрывала грязная борода. Из-за черной рясы, висевшей мешком, трудно было понять какого сложения старик, но широкая ладонь с узловатыми пальцами и со сбитыми костяшками явно показывала что он был не из числа слабых.
Старик, словно почувствовав что-то, пошевелился, открыл глаза и взглянул на Кирова осмысленно, как будто бы и не спал совсем. Тепло улыбнувшись, он покивал стражу и поднялся сразу, выпрямился во весь свой немаленький рост, перехватил автомат за цевье и бросил его прямо в руки бойца. Киров поймал автомат.
- Мертвый? – вдруг поразился он, не чувствуя движения внутри оружия и нашел своим взглядом взгляд старика.
- Давно уже, - пожал тот плечами. – Но то, что оставалось скоро вернется, не бойся.
Заправив седые нити волос под грубую ткань шапки, огромный старик на секунду замялся, как будто бы хотел что-то припомнить или сказать, но передумав внезапно, он без лишних слов направился из комнаты прямо на лестничную площадку. Страж поспешил вслед за ним.
Держа старика под прицелом, Киров осторожно шел позади, удивляясь тому, насколько хорошо тот знает дорогу к Обители. Утрехт же по-прежнему не отзывался, то ли погрузившись в какой-то своеобразный транс то ли покинув навсегда свое деревометаллическое тело. Замерзшие пальцы, сквозь перчатки сжимали просто изделие, но не друга, и казалось, автомат больше не выстрелит никогда.
Рустам на посту, заметив две бредущие по улице, фигуры, тут же взял их на мушку. Примечая Кирова, проводил их взглядом. Киров же подавал стандартные знаки рукой – «все спокойно», «все чисто», «паствы нет». Для таких случаев знаков у стражей просто не было – не случалось еще такого, чтобы они взяли пленного. Но кто из них двоих был пленным, Киров еще сам не мог разобраться.
И вот, наконец, они оказались у дверей Обители.
Ржавая дверь со скрипом отошла в сторону, и за ней показался Ромка. Бледное лицо его, казалось, ничего не выражало, но в серых глазах плясал недобрый огонек. Парень выглядел взволнованный и, проходя мимо, Киров похлопал ему по плечу, что, мол, нормально все, не нервничай.
- Проходите. – пробубнил Ромка, отступая от двери на шаг в сторону и как будто бы и не замечая руки стража. Старик-великан этого ждал, и спешно, так что Киров едва поспел за ним, наклонился и скользнул под низкую арку.
Тесное, похожее на просторную тюремную камеру, помещение было затемнено и единственный луч света падал с потолка на середину комнаты, где стоял грубо сколоченный стол, а рядом с ним несколько табуретов на стальных острых ножках. Здесь, чаще всего, и проходил совет Наставника со стражами, здесь же и хранились оружие с боеприпасами - в темно-зеленых ящиках у дальней стены. Комнаты для сна были в пристройке по соседству.
Не такой старый, как его гость, Наставник все же уже был в летах и лицо его также давно подернулось тонкой ветвистой сетью морщинок, на лбу явственно проступали несколько глубоких складок. Он сидел на деревянном табурете, укрыв плечи черным потасканным бушлатом с нашитой на рукаве эмблемой танковых войск. Усталый взгляд его скользнул по лицу гостя и не задержался на нем. Наставник смотрел на Кирова.
- Я не ждал тебя, - проговорил он, обращаясь явно не к Кирову, но продолжая глядеть на него. – Зачем ты пришел?
- Я подготовил их, - с готовностью отозвался пастырь. – Теперь все будет совсем по-другому.
- Я устал от тебя, - отозвался Наставник и, нахмурившись, отвел взгляд от Кирова.
- Ты не веришь?
- Не верю, - покивал Наставник и усмехнулся. – Не говори в моем присутствии этого пустого слова. Каждый заполняет его, чем хочет, и потому нынче от этого слова так страшно смердит.
- Ты прячешь глаза, – улыбнулся старик-великан. – Почему ты не хочешь увидеть меня?
- Потому что противно.
- Но они тебя послушают, я даю тебе слово. Теперь все по-другому.
Мельком взглянув, наконец, на своего гостя, Наставник устало вздохнул.
- Что ты теперь сделал? – спросил он, и Киров увидел, как вздрогнуло у учителя веко.
Медленно поднявшись, Наставник сбросил бушлат на пол и в руках у него Киров разглядел автомат. Древний, побывавший, пожалуй, во всех переделках, какие только Киров мог припомнить, автомат этот казался сейчас еще старше. Исцарапанное, потускневшее дуло его уставилось прямо на бородатого пастыря.
- Ты и на это пошел, да? – вдруг рассмеялся Наставник, не спуская гостя с мушки. – Похоже, это и вправду, твоя последняя попытка, как думаешь?
- Вознестись…
- Но куда ты их вознесешь?! – потрясая оружием, взорвался Наставник. – И кого? Этих птиц? Эти крылья ты им вырастил сам! Ты сам разделил их на своих и чужих этими крыльями, ты внушил им что они - что-то особенное.
- Они страдали, – посмурнев, проговорил здоровяк. - И очистились.
- Очистились страхом, но не страданием. Это птицы.
- Я просто хочу дать им место, к которому они так стремились.
- Ты стремил их, но не сами они, - отозвался устало Наставник и опустился на табурт. – Дрессированный на подсолнечных семечках, голубь – вот твой человек. Думаешь твоих разученных трюков им хватит чтобы себя оправдать?
- Не знаю, - улыбнулся в ответ здоровяк. – И все же, я верю что ты пойдешь, сам знаешь что пойдешь. Теперь все по-другому.
- Я пойду. Куда мне деваться? За человеком пойду, но не за твоими птицами. – хмуро отозвался Наставник и обратился к стражам. – Киров, Роман – подготовить обмундирование и экипировку для дневного перехода. Лена и Саша остаются дома. Рустама мы заберем по дороге.
Все решилось быстро, Киров даже и не успел ничего понять. Но Наставник сказал, а значит так оно и должно быть. Впереди лежала дорога .
Сборы не заняли много времени. Укладывая в рюкзак Ромы крынку молока и солонину, Лена не могла сдержать слез, ей казалось что она отправляет стражей в последний путь и что придется ей остаться с ребенком одной. Сашка выглядывал из своей крошечной комнаты - растрепанный, худенький и нелепый. Киров хотел подбодрить его, но Наставник и Рома уже были готовы. Они вышли не попрощавшись.
В полном молчании они покинули Обитель. Когда они вышли за город, Киров услышал в отдалении клекот паствы, и с удивлением заметил страх на лице Пастыря. Как же так вышло что тот боится своего стада, страж не мог этого объяснить для себя.
Утрехт все молчал. С самого утра автомат не произнес ни слова, хотя страж и чувствовал что он здесь, рядом, просто молчит. Что-то терзало его смертоносное естество.
Сколько себя помнил, Киров провел всю жизнь на посту, и родился он, быть может, тоже на посту и автомат получил сразу же как только появился на свет. Вся его жизнь была связана с Утрехтом. А теперь он молчит.
- Эй, - склонив голову, тихо позвал Киров. – Утрехт, брат. Ты нормально?
- Нормально, - отозвался вдруг, автомат. – Хочу уже пострелять, и крови тоже хочу. Давай уже грохнем кого-нибудь, а то тошно как-то, не хочу ни о чем думать. Хочу просто пострелять от души. Проораться мне надо.
Киров молча кивнул. Страх, не покидавший его с прошлого вечера тоже искал выход наружу. Ему тоже хотелось проораться. Что-то тягучее и не естественное чудилось ему в их провожатом, поспешающем впереди.
Они шли по шоссе уже часа два. По обе стороны от изломанного, разорванного снарядами и вспучившегося асфальта, тянулся голый, окутанный серой дымкой, лес. Там, в непроглядной чаще потрескивали сучья, там бегали голодные полумертвые звери. Когда-то они были живы, но теперь все леса, все степи и горы – все умерло. Жизнь ушла отсюда и поселилась где-то там, где ей осталось хоть немного места.
Киров не сразу заметил нарастающий шум. Тихий, незаметный, он стал разборчивей, когда отступил лес, и впереди простерлась равнина, над которой медленно ползли приземные облака. Впереди лежала извивающаяся меж камней, тропка. Шум же, исходивший от, затаившейся под тучами равнины, был бы похож на ветер или на грохот реки, если бы не слышалось в нем нечто смутно знакомое Кирову, оставшееся в прошлом.
- Мы близко. - только и сказал Пастырь. Наставник кивнул и первым начал спускаться вниз по тропинке. Уже спускаясь следом Киров вдруг понял что все это время слышал не ветер и не шум реки а неумолкающий гомон паствы.