Женщины-водители – явление нынче распространённое. И никто уже не удивляется, когда автоледи с визгом покрышек лихо разворачивается через двойную сплошную, подрезает, вклинивается в ряд и орёт в окно красненького Деу Матисса прокуренным голосом:
- Козлы, б… А ну расступились!
Или одним коленом ведёт дорогущий Лексус, параллельно отвечая на СМС-ки и подкрашивая ресницы. Маршрутчики, завидев такую картину, бледнеют от зависти, шарахаются в сторону и сравнивают автоледи с пылесосом.
Женщины водить умеют. Поэтому следующий рассказ вовсе не про женщин-водителей, а про одну конкретную женщину-водителя. Точнее про двух. Милые девушки, просьба не бросаться в меня косметичками.
Я работал небольшим начальником в фармацевтической компании. Компания серьёзная, международная, поэтому каждому полевому сотруднику полагался корпоративный автомобиль. Фольксваген Поло асфальтового цвета. Людей много, парк автомобилей большой, поэтому всем этим хозяйством заведует специально обученный человек, военный пенсионер Дмитрич.
Дмитрич ушёл на пенсию майором, был психически устойчив, в машинах разбирался и, когда согласился на работу менеджера по транспорту, даже не подозревал, что наживёт на этой «синекуре» язву и полголовы седых волос.
А всё потому, что Дмитрич машины любил. Лично пригонял каждую из салона, следил за техосмотрами, договаривался о корпоративной мойке. А сотрудники машины били. Врезались на новеньких Фольксвагенах в деревья, царапали стоящие по соседству дорогие автомобили, догоняли на светофоре стальные изделия советского автопрома. От таких встреч пластиковые немцы складывались гармошкой и уезжали на долгосрочный ремонт по страховке. Страховая, к слову, нас очень не любила.
Дмитрич страдал душой за каждый убитый Фольксваген. Он стонал, когда на бампере медпреда появлялась очередная царапина, когда КАМ заклёпками на джинсах порвал обивку сидения, когда региональный представитель на трассе словил камешек в переднее стекло. Но больше всего Дмитрич страдал от Кати. Когда Катя в очередной раз стучала в кабинет Дмитрича, тот рвал на себе седые волосы и прятался под стол.
Катя – миловидная девушка, в прошлом терапевт, а нынче медицинский представитель по двум столичным районам. Права она получила непосредственно перед поступлением на работу, откаталась на новеньком Фольксвагене первые три месяца и попала в самую грандиозную аварию за историю представительства.
- Выезжаю я с районной поликлиники, - рассказывала нам потом Катя. – Через Боровляны на трассу. А там мост такой, знаете? Вот из-под этого моста выскакивает самосвал, поворачивает меня на бок, цепляет какой-то железкой и волочёт меня ещё метров сто. Я же сижу в кресле, гравитация меня куда-то вниз тянет, но ремень не пускает. Перед глазами перевернутый мир проносится. А в голове мысли такие неспешные. Думаю, ну вот, помяла машину, теперь ГАИ, разборки, ещё объяснительную писать придётся. И ещё думаю, выключила ли я утюг дома.
Машина в хлам. Когда её на платформе приволокли на стоянку под офисом, Дмитрич чуть не плакал. На Кате – ни царапинки.
- Меня теперь уволят? – с тяжким вздохом спрашивала у всех Катя.
- Да никто тебя не уволит, - отмахивалось непосредственное начальство. – Всё застраховано.
Походила Катя пешком с неделю, получила вторую машину.
- Смотри, пигалица, - ворчал Дмитрич, передавая ей ключи от нового Фольксвагена. – Чтоб ни царапинки!
- Обещаю! – Катя сделала честные глаза.
И обещание почти сдержала. Ездила по городу исключительно со скоростью сорок километров в час, на светофорах вызывала бурю возмущенных сигналов из-за своей медлительности. Парковалась по полчаса, по сантиметру выстраивая автомобиль вдоль бордюра.
Прокаталась осень, почти всю зиму. А в феврале на Шаранговича стояла на светофоре.
- Стою, рассказывала нам потом Катя. – Никого не трогаю. Впереди меня Хонда какая-то, а сзади Тойота беленькая. Ничего такая. И тут гляжу в боковое зеркальце – самосвал летит. Прямо нам в задний бампер. И хорошо так летит, не снижая скорости. Бьёт со всей дури Тойоту, та в свою очередь меня, а я уж Хонду догнала.
Потом оказалось, что у гружёного самосвала приключилась какая-то беда с тормозами, и Катя в общем-то не виновата. Но Фольксваген – в хлам. Разбит и зад и перед.
Отдавая Кате ключи от третьей машины, Дмитрич смотрел на неё, как на врага народа.
- Екатерина!
- Что, Михаил Дмитриевич? – покорно переспросила Катя.
- Екатерина, - Дмитрич бессильно поднял вверх крючковатый палец.
- Я вас внимательно слушаю.
- Держись подальше от грузовиков, - наконец выдавил из себя Дмитрич.
Февраль прошёл спокойно. И март, и апрель. А в середине мая Катя явилась в офис в слезах и с заявлением на увольнение.
- Я так больше не могу-у-у, - рыдала она.
- Что?! – похолодел Дмитрич.
- Я осторожно ездила! На ней ни царапинки!
- Где машина? – прохрипел транспортник. – Разбила?
- У-у-утонула!
- Как?!
Послушать Катину историю собрался весь офис. Оказалось, Катя поставила свой Фольксваген во дворе. А жила она в Малиновке. И ночью случилась настоящая майская гроза с сильным ливнем, молниями и громом. Легендарная минская ливнёвка не выдержала, и Катин двор превратился в небольшой пруд. В самом глубоком месте этого пруда грустно плавал корпоративный Фольксваген.
Катя не выдержала трагедии и уволилась. Дмитрич вздохнул было с облегчением, но тут айчары привели к нему за машиной новую сотрудницу отдела. Светловолосую миловидную девушку.
- Как зовут? – подозрительно спросил Дмитрич.
- Катя, - улыбнулась девушка.
- К-к-катя? – запнулся Дмитрич. – Точно?
- А что, нормальное имя, - слегка обиделась девушка.
В первую же неделю, двигаясь по Киселёва со скоростью тридцать километров в час, Катя Вторая догнала белый Мерседес. Из Мерседеса вылезла красивая блондинка, минут двадцать две девушки с удивлением смотрели друг на друга, потом блондинка начала звонить «котику», а Катя Дмитричу.
Дмитрич примчался первым.
- Как?! – вопил он, тыкая пальцем в помятый бампер. – На Киселёва черепахи ползают! Как?!
- Я на светофоре притормозила, - оправдывалась Екатерина Вторая. – А у меня с панели журнал соскользнул. Я и наклонилась его подобрать.
- На ходу?! – взвизгнул Дмитрич.
- Я думала успею.
Дмитрич ругался. Приехали гаишники, составили нужные бумаги. Дмитрич по телефону договорился с сервисом, чтоб приняли помятую машину.
- Так, - грозно нахмурившись, сказал он Кате. Выезжаешь сейчас по Независимости и ме-е-едленно едешь по кольцевой. Поняла?
- Поняла, не дура? – кивнула Катя.
- Точно не дура? – засомневался Дмитрич.
Но Катю отпустил. Это была его ошибка. Через полчаса она уже звонила ему по телефону.
- Я увольняюсь!
- Да твою ж мать! Что там?
- Я ехала по кольцевой. Всего шестьдесят, не больше. А тут собака с обочины под колёса. Я – тормозить, а дорога мокрая, меня занесло и давай вертеть.
- Короче!
- Короче бампер передний, двери слева, задний бампер тоже.
- Ы-ы-ы, - застонал Дмитрич.
- Приезжайте и забирайте, а я увольняюсь.
Дмитрич ещё раз застонал и закрыл лицо руками. Теперь для него «Катя» – это ругательное слово.
Павел Гушинец (DoktorLobanov)