У моей тёти фамилия в девичестве была Кучер (не склоняется). Устраивалась она значит как-то работать в одну организацию, а собеседование проводил начальник отдела и как услышал её фамилию, то сразу сказал – Беру! А сам руки потирает и про себя говорит – Укомплектовал. И сразу повел её знакомиться с девушками в кабинете, где она будет работать. Заводит её в кабинет и говорит – Ну всё, комплект. Знакомьтесь, Конева, Телегина и Кучер.
Я знаю женщину, Железная Логика Анатольевна) Первый раз открыв её паспорт, была крайне удивлена)) Неудобно было спрашивать, как так получилось у неё, а так хотелось)
Работал в медицинской страховой компании имел доступ к базе клиентов. Так вот, попалась мне на глаза женщина: Послушная Дочь Отцасвоего. Копия паспорта была. Так что чего только в жизни не бывает. С придурью и живется веселее))
У нас работали Влад Коваль и Влад Коваленко.
Хотя это одна из самых распространенных фамилий, но все-равно улыбало.
А звали её Антонина? Я когда впервые ребёнком увидел это имя в качестве названия магазина, подумал ,что это новый тип мяса, на некоторых магазинах же тоже вывески были, типа, свинина, говядина, и тут Антонина, я слышал про конину, но вывесок не видел, не Казахстан потому что, а тут бах, Антонина, ну думаю, понеслось изобилие, ща и конина появится.
В классе были Усов, Чусов и Турусов. И что главное, все трое были друзьями и хулиганили тоже вместе. Так что созвучная троица была на слуху у большинства завучей
У меня в универе было две отличницы. У одной фамилия Вагина у другой Ананьева. И это ещё не всё, только не смейтесь. В классе у меня была девочка с фамилией Сосунова.
Стебали их жёстко, всю дорогу. Думайте когда берете такие прекрасные фамилии
В годы моей учёбы в колледже нашим деканом была Комарова, а заместителем у неё Перепелица. А в соседнем деканате наоборот - декан Котова, а заместитель Муравьёва. И руководил ими всеми заместитель директора колледжа Орлов.
в 1992 году проходил ЧЕ по футболу. Я тогда морячил , зашли в Испанию. Смотрю футбик, наши с кем-то играют. Испанский комментатор постоянно называет нашего игрока Коля ИванОв. Кто такой хз. Изображение неважное и лица не видно. Удивляет, что всех по фамилии, а этого Иванова еще и по имени, и не Николай, а фамильярно Коля. Выяснилось, что это был Колыванов!
на сегодняшний день, когда почти всё и все в сети, то да. (это про фамилиё, а не про вселенную и вообще какую-то хуйню)
Не интересовалась никогда происхождением ее фамилии, но она точно не Снегурочка. Курила с начальной школы, и поэтому у нее голос стал как у мужика. Если только маргинальная Снегурочка.
У моего бывшего одногрупника "Лох" фамилия
Все уже вымрут, а он будет самым долгожителем.
"За такое даже дырявой шлюпки тебе не полагается" вабщето коммент к этой фразе относился, а не к персоне, т.е. верхний коммент был поддержан, но кавычек там – да – не хватает
Для минусующих и думающих, что я это выдумал
У меня на специальность Общая медицина в мой год поступило где-то 800 человек. Преподаватели сам удивлялись такой толпени.
у нас в том то и прикол что выбор специализации был уже после 3 курса, но даже так у нас отличия были в 4-5 предметах с ними, у нас защищенные системы связи(все курсы по электронике и сетям общие, специальные только криптография и лекции по защите информации), а у них более глубоко изучали сети.
Я, когда учился на заочке по специальности "юриспруденция", был старостой и у меня были две группы по 35 человек. Так что всё может быть.
А у нас разделение произошло на 4 курсе. И только в конце третьего люди выбирали какую именно специальность и выпускающую кафедру они хотят.
Эммм... Моя специальность 298 человек на 1 курсе было, 20 групп. Сейчас набирают 60 групп...
А вы не думали, что кроме вашего мирка есть и другие?
ВО, специалитет. Первые 6 лет на моем курсе все учились вместе по одинаковой программе, специализация после 6 курса. В мои времена были варианты год и два, сейчас от 2 лет. И да, мой курс был самым маленьким за всю историю университета.
С самого начала книга привлекает. Читай!
Йоссариан лежал в госпитале с болями в печени. Подозрение падало на желтуху. Однако для настоящей желтухи чего-то не хватало, и это ставило врачей в тупик.
Будь это желтуха, они могли бы начать лечение. Но болезни не хватало самой малости, чтобы стать настоящей полноценной желтухой, и это все время смущало врачей. Выписать же Йоссариана из госпиталя они не решались.
Каждое утро они делали обход — трое серьезных энергичных мужчин. Твердо сжатые губы выражали уверенность, которой явно недоставало их глазам. Врачей сопровождала такая же серьезная и энергичная сестра Даккит, как и другие палатные сестры, недолюбливавшая Йоссариана. Доктора просматривали висящий на спинке кровати температурный лист и нетерпеливо расспрашивали Йоссариана о болях в печени. Казалось, их раздражало, что изо дня в день он отвечал одно и то же.
— И по-прежнему не было стула? — допытывался медицинский полковник.
Каждый раз, когда больной отрицательно качал головой, врачи переглядывались.
— Дайте ему еще одну таблетку.
Сестра Даккит записывала, что Йоссариану нужно дать еще одну таблетку, и все четверо переходили к следующей койке.
Медсестры недолюбливали Йоссариана. На самом деле боли в печени давно прошли, но Йоссариан скрывал это от врачей, и они ни о чем не догадывались. Они лишь подозревали, что он тайком бегает в уборную.
В госпитале у Йоссариана было все, что душе угодно. Кормили недурно, к тому же еду подавали прямо в постель. В дневной рацион входила дополнительная порция превосходного мяса, а в полдень, в самую жару, ему, как и другим, приносили охлажденный фруктовый сок или шоколадный напиток. Если не считать врачей и сестер, его никто не беспокоил. Правда, по утрам часок-другой ему приходилось выполнять обязанности почтового цензора, зато все остальное время он был предоставлен самому себе и валялся до самого вечера, нисколько не мучась угрызениями совести. Жизнь в госпитале была удобна и приятна. Ему не стоило большого труда оставаться здесь и дальше, потому что температура у него держалась всегда одна и та же — тридцать восемь и три десятых. Ему было намного лучше, чем, скажем, Данбэру, которому, чтобы заставить сестер приносить обед в постель, приходилось то и дело грохаться на пол и расквашивать себе физиономию. Решив потянуть так время до конца войны, Йоссариан написал всем знакомым, что находится в госпитале, не уточняя, однако, почему именно. А потом ему пришла в голову еще более удачная мысль. Он оповестил всех знакомых, что его посылают на особо опасное задание. «Требовались добровольцы. Дело рискованное, но кому-то ведь надо идти и на рискованные дела. Как только вернусь — черкану». И с тех пор никому не написал ни строчки. Всех офицеров из палаты Йоссариана заставляли цензуровать письма больных из рядового и сержантского состава, которые лежали в отведенных для нижних чинов палатах. Это было нудное занятие, и Йоссариан, читая письма, с разочарованием убедился, что жизнь рядовых и сержантов лишь немногим интереснее жизни офицеров. Уже на второй день он утратил всякий интерес к солдатским письмам, но, чтобы работа не казалась слишком скучной, он изобретал для себя всякие забавы.
«Смерть определениям!» — объявил он однажды и начал вычеркивать из каждого письма, проходившего через его руки, все наречия и прилагательные. Назавтра Йоссариан объявил войну артиклям. Но особую изобретательность он проявил на следующий день, вымарав в письмах все, кроме определенных и неопределенных артиклей. С его точки зрения, стиль после такой операции становился более энергичным и письма обретали более широкий смысл. Вскоре он начал сражаться с обращениями и подписями, а текст письма оставлял нетронутым. Однажды он вымарал все, кроме обращения «Дорогая Мари», а внизу приписал: «Тоскую по тебе ужасно! А. Т. Тэппман, капеллан армии Соединенных Штатов». А. Т. Тэппман был капелланом их авиаполка.
Когда фантазия Йоссариана истощилась, все возможности поиздеваться над письмами были исчерпаны, он начал атаковать фамилии и адреса на конвертах. Он отправлял в небытие дома и улицы и, словно господь бог, небрежным мановением руки стирал с лица земли целые столицы.
Инструкция требовала, чтобы на каждом проверенном письме значилась фамилия цензора. Большинство писем Йоссариан не читал вообще и спокойно подписывал их своей фамилией. А на тех, которые читал, выводил: «Вашингтон Ирвинг». Когда ему и это надоело, он стал подписываться: «Ирвинг Вашингтон».
Его цензорские шалости на конвертах привели к серьезным последствиям. Некие высокопоставленные военные чины обеспокоенно наморщили лбы и решили послать в госпиталь сотрудника контрразведки. Под видом больного он вскоре появился в палате Йоссариана. Но очень скоро здесь все раскусили, что перед ними контрразведчик, потому что он без конца выспрашивал об офицере по имени не то Ирвинг Вашингтон, не то Вашингтон Ирвинг, а также потому, что уже на второй день он позволил себе бросить проверку почты, сочтя это занятие слишком утомительным.
На сей раз Йоссариан лежал в отличной палате, пожалуй, лучшей из всех, в которых ему с Данбэром приходилось когда-либо вкушать блаженство. Рядом лежал двадцатичетырехлетний капитан истребительной авиации — молодой человек с жиденькими золотистыми усиками. Он был сбит над Адриатическим морем зимой, в самые холода, — и даже не простудился. А теперь, когда на дворе стояла жара, и никто не сбивал его над холодным морем, капитан утверждал, что болен гриппом. Справа от Йоссариана, томно распластавшись на животе, лежал уоррэнт-офицер, напуганный единственным комариным укусом в зад и микробами малярии в крови. Напротив, через проход между койками, лежал Данбэр, а рядом с ним — артиллерийский капитан, с которым Йоссариан до недавнего времени часто играл в шахматы. Артиллерист был прекрасным шахматистом и разыгрывал интересные комбинации, до того интересные, что Йоссариану надоело постоянно чувствовать себя идиотом, и он бросил играть.
Самой заметной фигурой в палате был шибко образованный техасец, похожий на героя цветного боевика. Он мыслил как патриот и утверждал, что состоятельные люди — публика приличная и поэтому должны иметь больше голосов на выборах, чем разные бродяги, проститутки, преступники, дегенераты, безбожники и всякая прочая неприличная публика, не имеющая ломаного гроша за душой.
Когда в палату внесли техасца, Йоссариан был занят тем, что вымарывал из писем рифмующиеся слова. Это был обычный жаркий и безмятежный день. Зной тяжело давил на крыши домов. Стояла тишина. Данбэр, как всегда, лежал на спине, уставившись в потолок неподвижным взглядом куклы. Он изо всех сил старался продлить свою жизнь, считая, что скука — лучшее средство для достижения этой цели. Данбэр так усердно скучал, что Йоссариан подумал: «Уж, часом, не отдал ли он богу душу?»
Техасца уложили на кровать посредине палаты, и он сразу же приступил к обнародованию своих взглядов.
Послушав его, Данбэр подскочил, словно подброшенный пружиной.
— Ага! — возбужденно заорал он. — Я все время чувствовал, что нам чего-то не хватает. Теперь я знаю чего. — И, стукнув кулаком по ладони, изрек: — Патриотизма! Вот чего!
— Ты прав! — громко подхватил Йоссариан. — Ты прав, ты прав, ты прав! Горячие сосиски, «Бруклин доджерс»,[2] мамин яблочный пирог — вот за что все сражаются. А кто сражается за приличных людей? Кто сражается за то, чтобы приличные люди имели больше голосов на выборах?.. Нет у нас патриотизма! И даже патриотизма нет!
На уоррэнт-офицера, лежавшего справа от Йоссариана, эти крики не произвели никакого впечатления.
— Дерьмо это все… — проворчал он устало и повернулся на бок, намереваясь уснуть.
У нас был сотрудник Майоров и его начальник Солдатов. Я первое время путал, кто из них главнее в структуре компании.
Сразу две истории:
Звериная рота.
Командир роты был у нас Зверев, а ком.взвода Соколов, Сычев и Ястребов.
Вот это комплект.
В батальоне было пару солдат с обидными фамилиями нарочно не придумаешь, а на КПП уже ходили сформированные "тройки", все было спокойно, но как то раз была замена и на КПП заступили: Драчев, Соснин и Кончев...
"В бытность свою еще командиром взвода охраны, прапорщик Гуляков личный состав подбирал себе по каким-то своим, особым усмотрениям.
Под его командованием служили: рядовые Рябоконь, Черноконь, Конюхов, Рысаков, Коновалов, Коньков и Конев, ефрейторы Белоконь, Лошак и Жеребцов, сержанты Кобылин и Копытин. Ну и по мелочи — Уздечкин, Подкова, Гнедых… Верховодил всем этим табуном старший сержант с соответствующей фамилией — Гужевой.
Гуливер пытался заполучить и солдата по фамилии Кучер, но того, с медицинским образованием, отстояла санчасть."
Чекунов "Кирза"
а я была Иванова ( люто ненавидела свою обычную фамилию) , вышла замуж и стала Алексеевой. Из плюсов новой фамилии только инициалы А.А.А.)) А так мне очень хотелось мамину девичью молдавскую фамилию Фрунташ.
Ивановых кстати мало стало. Зато у в группе у сына 3 Алексеевых. И да мы все не родственники. Сын сейчас активно дружит с девочкой Дашей Алексеевой. Я смеюсь, что потом фамилию ей менять не придется))
у меня часто фамилию с отчеством путают. еще я мечтала фамилию иметь, от третьего мужа бабушки и была бы я Андреанова Анна Андреевна, прям песня))
Я как-то в больнице лежала, и в соседних палатах было 2 однофамильцы, наблюдал их один врач. И вышло не смешно. Одной должны были антибиотики колоть, а вторая на сохранении лежала. И в процедурном перепутали. В общем, в больнице лучше без однофамильцев лежать...
Как-то упоминала уже, по-моему, были в группе три студента - Пивоваров, Коноплянников и Деревянко. За неуспеваемость к четвертому курсу отчислили всех троих)
У коллеги на фирме, кстати, директор Сорокин, в коллективе еще были Гусев, Орлов и Воробьев. Странно, что он не всех сотрудников себе по птичьему признаку подбирал)
