Самый запоминающийся новогодний корпоратив случился у меня в первом классе. Девой на тот момент я была невероятно самостоятельной, в родительской опеке не нуждалась совершенно, и преспокойно «зашнуривала» по городу между музыкалкой, школой и библиотекой имени Крупской без мамок и нянек. В жизни я тоже уже разбиралась достаточно хорошо и не смела обязывать своих, не в меру работящих родителей походами на ёлки, концерты и в цирк.

Нет, мама, конечно же, предполагала, что перед Новым годом у ребёнка должна случиться школьная ёлка, и даже приготовила мне по этому случаю свежее платье снежинки. Ну как приготовила... сшила из новой простыни симпатичное платьице с рукавами-фонариками и марлевым подъюбником, а расшить его стеклярусом и дождём не успела. Что-то напутала с датами, или я напутала, не суть. Суть в том, что на последнем уроке нам напомнили, что после обеда школьная ёлка, и на ней нужно быть всенепременно. Стишки какие-то, помнится, учили, и вроде бы даже был сценарий, где я была задействована. Нужно было спеть песню про Новый год (убей, не помню, что за песня, кажется, там были слова «мы кружимся-кружимся», что даёт основание предполагать, что я всё-таки была снежинкой).

На тот момент я крепко дружила с Танькой Котовой, которая была всамделишной двоечницей и круглой сиротой. Таньку воспитывала бабушка. Отличная, кстати, бабушка, парторг большого завода и общественница, каких поискать. Таньку она любила беззаветно и прощала ей и двойки, и неуды за поведение. По скорбному стечению обстоятельств Танькина бабушка тоже была не в курсе насчёт ёлки, и нам, давно самостоятельным девам, пришлось наряжаться самим.

Если бы на тот момент в городе лютовала ювенальная полиция, не видать бы нашим родным своих детушек. Самостоятельность в семь лет страшная вещь. Представление о прекрасном тоже довольно своеобразное. И ладно бы нечего было надеть, было, и ещё как было. Но... Что уж вышло. Зачем снежинке белые колготки, привезённые мамой из самой Риги? Сойдут тёмно-коричневые «гармошкой», подтянем, не впервой. Белые сандалии? Ещё не хватало. Папка купил мне прекрасные мальчиковые чёрные боты на шнурках, в них и пойдём. О! Платье! Как же его правильно надеть? Не, марлевая юбка гораздо лучше смотрится, если ее натянуть поверх платья. Очень красиво, очень. Волосы... Так, а где корона, которую откуда-то приволок папа и из-за которой они с мамой поругались в пух и перья? Шикарная, просто шикарная вещь! Чего она маме не понравилась, странная она, мама... Вот у папы вкус, я понимаю!

Корона, вернее кокошник, был прекрасен в каждой своей детали. Добротнейшая вещь, это вам не китайские подделки, ломающиеся на голове в первый же вечер. Он прожил в нашем доме лет тридцать, не меньше, потом сгинул где-то на антресолях, но, надеюсь, еще найдётся. Пять слоёв картона были навеки склеены конторским клеем, этим же клеем к лицевой стороне была намертво присобачена клокастая вата, прошитая для надёжности толстенной ниткой. На нитки, для маскировки, были приклеены стеклянные палочки от гирлянд (были такие раньше, напоминали длинные-длинные бусы), маленькие шарики от той же гирлянды, а свободное пространство было сплошь усыпано битыми игрушками. Шик-модерн, хэнд мэйд, раритет! Короне этой на тот момент было уже лет сорок, не меньше, судя по составу картона и ваты. Папин вкус я всегда разделяла полностью.

Когда я была уже практически готова к выходу в свет, явилась Танька и сообщила, что на ёлку она не идёт, так как бабушка на работе, а где костюм снежинки, она не знает.

На ту беду в общем коммунальном коридоре прогуливался мой сосед и дружок Димка Дорофеев. Мы, правда, уже неделю, как не дружили с ним, потому что опыты с огнём мы ставили с ним вместе, а всыпали за поджог дома только Димке, потому что девочек в нашем доме не лупили. Дмитрий был оскорблён этой несправедливостью и со мной не разговаривал. Но он был уже «пионер всем ребятам пример», а мы сопливые октябрята, сердце пионера Дорофеева откликнулось на нашу беду, и он приволок Таньке свой костюм серого волка, который своими руками пошила его, Димкина, мать, тёть Нина.

Надо сказать, что костюм был, в целом, неплох. Тёть Нина работала воспитателем в детском саду и рука у неё была набита. На серый лыжный костюмчик были пришиты манжеты и воротник из старой собачьей шапки Димкиного отца, на штанишках, сзади, красовался отличный хвост из поношенного чернобурочного воротника самой тёть Нины. Для головы же, без изысков, предлагалась волчья маска из папье-маше, купленная за тридцать копеек в «Детском мире», чтобы ни у кого не было сомнений, что это костюм волка, а не понять кого.

Хитрая Танька попыталась поменяться со мной маскарадным одеянием, но я была непреклонна. Корону я не отдала бы никому ни за какие шанежки, это раз, и по размеру костюм волка был аккурат на Таньку, а мне велик, это два.

С короной была одна беда. Мастерили её для взрослой головы, и она постоянно с меня сваливалась ватой вперёд. Для крепости пришлось обмотать резинку, на которой держалась эта великолепная конструкция, дважды вокруг шеи.

Выражение лица «учительницы первой моей», Валентины Ивановны, я помню до сих пор. В класс, где приличные родители и бабушки наряжали в красивые карнавальные костюмы приличных детей, ввалились два страшных и лохматых существа из «Республики ШКИД», которым самое место было в теплотрассе, но никак не на школьном празднике. Мы с Танькой, как истинные леди, для сохранности причёски не надели шапки, а припёрлись сразу же в короне и маске, из-под которых вихрями враждебными во все стороны торчали патлы.

Сцена была почище ревизоровской. К недоуменному лицу педагога присоединились удивлённые лица родителей и брезгливые — бабушек. По всему было видно, что дети нас боятся.

Мы с Танькой скинули пальтишки, представ во всей красе пред судилищем. Резинка от короны, которая массивным козырьком нависала над моим, тогда еще небольшим лицом, врезалась в тощую шею, почти полностью перекрыв доступ кислорода, но я держалась.

— Где. Ваши. Родители?

— На работе, Валетинванна, — задыхаясь, прошептала синяя я.

— Что у тебя на голове?!

— Корона, Валентинванна, папа принёс для праздника.

Валентина Ивановна на минуту отвернулась к окну, у неё затряслись плечи.

— Валентинванна, не плачьте! — ору я и грохаюсь в обморок. Проклятая резинка додушила меня.

Это не конец. На праздник мы с Танькой попали-таки. Бабуля одного из одноклассников, врач на пенсии, быстро привела меня в чувство (времена были попроще), и до праздника нас из жалости допустили. Правда, не дали поучаствовать (завистники!), но и в качестве зрителей мы привлекали не меньше внимания, чем очаровательные снежинки и лисички. Корона моя была достойно выгуляна и оценена всеми, кто смог её увидеть. Если бы у нас с Танькой была коробка для подаяний, мы сорвали бы отличную кассу, потому что более экстравагантных нарядов в стиле парижских клошаров ни у кого из начальной школы не случилось в тот день.

Потом, конечно, мы получили выговор от родителей и Танькиной бабушки, но это мелочи. Ведь девочек в нашем доме никогда не лупили.