Первая прогулка прошла достаточно хорошо, чтобы успокоить Лерана и вдохновить меня на дальнейшие эксперименты. После нескольких недель тренировочных вылазок, не более, чем на полчаса, мы попробовали расширить дальность походов.
Сначала уходить разрешалось не дальше конца улицы, где располагался департамент, теперь часто посещаемый куратором лаборатории. Мы выбирали разное время, учитывая сколько людей сможем встретить в этот отрезок.
Так он проверял насколько безопасна моя серость. Не случится ли внезапного выпадения в реальность. Не станет ли кто-то провокацией, которая заставит вернуться. Кроме того, Леран отчего-то полагал, что если он и его ребята меня не видят, это не значит, что и для других я прекращаю свое существование в этой физическом мире.
Подобные прогулки, наконец, удовлетворили все вопросы, не подтвердили опасения и тогда куратор решил пойти дальше.
Для начала взял меня с собой до ближайшей лавки, которая оказалась на соседней, жилой улице, практически не пересекающейся с нашей. Там он долго бродил среди полок, выбрав время, когда людей в зале немного, а товар только привезли и есть из чего выбрать.
Я же в это время старалась сконцентрироваться и проверить, возможно ли тот, настоящий мир сделать частично реальным, осязаемым для этого. Конечно, мне были видны очертания стеллажей, походивших на сгустки дыма, смахивающего на тот, что остается от горящей резины. Но ни товаров, ни надписей, ни каких-то четких деталей я не видела.
Оттого пока Леран крутился и расспрашивал торговца, старавшегося держать на губах учтивую улыбку, долженствующую ему по инструкции, мне было позволено бродить по залу среди остальных, более скромных покупателей.
Отойдя в самый дальний угол, до которого еще никто не добрался (а может, никому не были интересны консервы из пустынных ящеров?), я коснулась стеллажа. Сгусток стал плотнее, банки обрели очертания, но вместе с тем, очертания, реальность получила и руки, оставляя остальные части моего тела в серости.
Не раздумывая и не оглядываясь по сторонам, я просто одернула руку, оставляя свою цель на стеллаже, а сама вновь вернулась в собственный мир, стараясь стать еще бесплотней, чем прежде.
На мою удачу, все оказались слишком заняты выбором помола муки, поисками пакетов с сахаром весом больше трехсот грамм, расспросами молодой и усталой помощницы торговца, вынужденной так же натренировано улыбаться. Никто не увидел ни того, как в воздухе появилась рука, ни того, как снова исчезла.
Когда Леран посчитал эксперимент удавшимся, он положил на прилавок несколько пакетов с какими смесями и крупами, отдал купоны и, сложив все в тканевый куль, направился к выходу. На пороге куратор задержался, видимо, полагая, что я могла быть занята и не сразу приметила, что могу остаться здесь одна, а после вышел, будто просто задумался, все ли купил по списку.
Больше мне не хотелось проводить подобные эксперименты. А чтобы не получить тревожный откат к началу вкупе с выговором за опрометчивое поведение в людном месте, рассказывать никому ничего не стала. Уже и так прошло две недели с начала наших прогулок, продвижение же оказалось настолько мизерным, что не оставалось ничего, кроме как молчать и больше не пробовать совмещать реальность и серость ради своей же собственной безопасности.
Через месяц мы уже ходили свои положенные два с половиной часа по улицам, улочкам и даже рынку, который фермерам позволялось открывать раз в неделю для обмена излишками.
Я впервые попала в такое место и сильно сожалела, что не могу одергивать Лерана, требуя внимания к себе, заодно тыкая пальцем в свежие овощи, твердые, румяные яблоки, настоящее молоко, способное свернуться уже через час, и корзины, полные вызревших орехов. Хотелось все потрогать, понюхать, просто проверить, правда ли это. Но память о провалившемся эксперименте останавливала меня, в очередной раз доказывая, что нужно сделать все, чтобы попасть за ворота фабрики, как можно скорее.
Однако же чему меня научила лаборатория настолько крепко, что не вытравить никакими побоями и мнимыми свободами, так это терпению. Я умела ждать, постепенно, шаг за шагом расширяя границы дозволенного, проверяя прочность мостика, выстроенного собственными руками позади.
Оттого на второй этап, с предоставлением запасенных биоматериалов и слепков, мы решились лишь через полгода. Но это случилось, пусть порой и казалось, что Леран не доведет наши прогулки до следующей стадии.
Теперь куратор позволял мне идти одной, сам решал свои дела в департаменте, в ведомствах старших или отвозил заявки на закупку новых реагентов. Я же бродила по кварталам, изучая расположение стен, объектов, кучность людей. Заодно учась распознавать их, придавать форму более близкую к настоящей.
Удача мне благоволила, но осторожность никогда не засыпала, напоминая, что может случиться, если шагнуть чуть в сторону от отработанного и проверенного.
Ребята настояли на ношении часов с встроенным шагомером, для отслеживания своего местоположения, проверки времени и пройденного расстояния. По приходе они сдавались на хранение. Но никто ни разу не спросил, куда на этот раз меня занесли ноги и не считывал информацию с часов, полностью доверяя и храня их в таком же секрете, как и сами мои прогулки.
Наконец, мне удалось достигнуть ворот той самой фабрики. Но день был выбран неудачно.
Там оказалась целая толпа мужчин в уже знакомой форме с нашивкой наблюдателя на груди. Уверенности, что у меня получится пройти мимо и остаться незамеченной даже после открытия двери (чего я прежде в серости делать не пробовала) не было. Отчего потоптавшись на месте, глянув на часы и осознав, что времени осталось ровно на возращение и новую отметку, я развернулась и ушла, так и не попав по ту сторону ворот.
Леран больше не спрашивал о прогулках. Довольствовался только моими сдержанными рассказами. Никто ничего не говорил об эксперименте, будто его и не существует. И я давно не удивлялась подобному поведению, зная, под каким жестким и неусыпным контролем находимся все мы.
Потребовалось полгода. Шесть месяцев брожения по улицам от самых малых, до самых допустимо далеких дистанций. Шесть месяцев проверок и оглядывания, не видит ли кто меня. Шесть месяцев ожидания, когда найдется идеальное время.
И вот, я, наконец, стою перед воротами. Два часа назад ударил обеденный гонг. Мне остается сделать два действия – открыть дверь и войти…
