Мы с сестрой жили очень дружно, она была на семь лет старше меня, и водила меня за шарф на шее, как собачку. Все говорили:" Какая молодая мама!" Могла бы и не вести за шарф, я, все равно, не отходил от нее ни на шаг. Мы с сестрой постоянно просили, у родителей, какую нибудь зверушку, кошку или собачку. У соседки по каммуналке был рыжий кот Мишка, а нам хотелось своего. И однажды отец привез из командировки настоящего ежика. Еж был уже большой, не общительный, и постоянно сворачивался в клубок. В яслях и садике у меня был лучший друг Рача. Тоже Серега, а Рача, потому, что Радченко. Мы с Рачей очень дружили, дружили и наши семьи. Только у Рачи был старший брат Витя. Так и получалось, что дружат старшие, дружат Витя с Талой, и мы с Серегой. Отец Рачи был какой то работяга, с натруженными, очень сильными руками. Кожа на руках у него была, как подошва на моих ботинках. Он брал в руку гвоздь и с размаху пробивал им доску. Руками ловил ос и шершней, и они не могли его ужалить сквозь твердую кожу. Но, даже он не мог поднять ежика руками, когда тот сворачивался в клубок, такой он был колючий. Мы брали у матери бинт, подводили под колючий клубок и за бинт его поднимали. Нам хотелось с ним играть, а он убегал, и ложился спать. Шибуршил он по ночам, везде лазил, стучал по деревянному полу когтями, хрюкал и сопел носом, который всегда был мокрым. Поздней осенью он натаскал газет в кухонный шкаф, и проспал там всю зиму. Он был неинтересной игрушкой, и мы отнесли его в зоопарк. Мы часто ходили к Раче в гости, а они часто приходили к нам, но однажды дружба семьями оборвалась. Рачин брат Витя заболел ангиной в пионерском лагере. За ним там особо не смотрели и ангина дала осложнение на почки. Моя мать была медсестрой и к тому же, очень властной и жесткой женщиной. Нас с сестрой наказывала только она, и мы ее очень боялись. Мать требовала от Рачей, чтоб Витю срочно везли Трускавец, на воды. Но они были обычными работягами, денег не было. И как его везти, за какие шиши? На этой почве мать с ними поругалась, и наши встречи прекратились. Через отца, чтоб не знала мать, мы узнавали, что Вите все хуже, что у него жесткая диета, которую он не соблюдает. Я уже был во втором классе, когда Рачи, через кого то, попросили нас всех приехать в больницу, попрощаться с Витей. Он лежал в больнице на Тринклера, и мы все поехали к нему. Он выглядел не плохо, все время сидел в спортивном костюме на кровати. Мать вела какие то умные разговоры, в сторонке с лечащим врачом, а я подошел к Вите и спросил:

- Вить, а у тебя что нибудь болит, это больно так болеть?

- Ты знаешь, вообще ничего не болит, только кровяка идет, иногда, из носа.

Он держался молодцом. Не скулил, не жаловался. Шутил, и что то рассказывал из больничной жизни. Ему было всего 17 лет, и через неделю он умер. Меня на похороны не взяли.

Но тогда, в детстве, все еще были живы, и я бегал за сестрой, как нитка за иголкой, и если я чего то натворю, то попадало не мне, а сестре. Мы всегда гуляли во дворе, и однажды начинался дождь. Мы побежали домой. Я побежал вперед, в подъезд. Дом был сталинский, высокие потолки, массивные двери. Я до длинной, деревянной ручки не доставал, и попытался открыть дверь за планку, закрывающую стык двух половин дверей. Дверь почти открыл, но порыв ветра и дверь захлопнулась, как гильотиной рубанув мне правую руку. Половинки дверей почти сошлись, а рука торчала из щели, отогнув планку. Уже подскочила сестра, дверь открыла, а там вся кисть руки в крови и она течет на пол. Я дико орал, потому что боль была невыносимая. Я перестал орать, когда на кухне, мою руку засунули в банку с холодной водой. Я сидел и смотрел, как из пальцев струйками течет под водой кровь. Вода становилась красной и ее сестра меняла. Кое как она меня забинтовала и мы побежали к матери на работу. Благо поликлиника, где она работала была не далеко. Сразу влетело сестре и немного мне. Дверь хорошо пожевала руку, и все думали, что кости раздробило. Но рентген показал, что кости целы, раздробило только мышцы и кожу. Ногти сорвало. Меня спасло, что я был маленький, и рука была тонкая, уместилась в дверной щели. Теперь у меня под ногтями на правой руке два шрама в виде буквы"V". На память.

Двор, где я рос был очень большой и странный. Это был самый центр Харькова. Дома, разной этажности и разных временных эпох, стояли стена к стене, образуя большой двор, который был похож на мешок, завязанный вверху. Там где должна быть завязка стояли большие кованные ворота, на кованных петлях неимоверной толщины. Эти ворота никогда не закрывались, и это был единственный вход в наш большой двор. Двор был настолько большой, что посредине был небольшой сквер с лавочками. Наш дом был как бы дном "мешка", но между домом и слепой стеной соседнего дома, был небольшой проход на ширину машины, и за нашим домом был еще один двор, еще один "мешок". Он был с высоким забором, и в начале этого двора был фонтан. Настоящий большой фонтан! Это был круг, метров семь в диаметре, в центре которого был небольшой островок, выложенный брусчаткой. На этом островке стоял большой кубок, как в футболе, но он был из бетона, метра полтора в высоту. Вместо ручек, сверху вниз, его подпирали спинами четыре безкрылых дракона, из пасти которых били струи воды, а из кубка, вертикально вверх, била мощная струя воды. Фонтан был очень красивый и работал с весны до осени в дневное время. Недалеко от фонтана стояли качели. Но это были не современные качели, а качели старые, которых теперь не найти. Они представляли из себя две металлические трубы, закопанные в землю. Трубы толстые, сантиметров 20-ь в диаметре, и высотой метра 4,5. Перекладиной была труба потоньше, а на ней 4-е приваренных больших подшипника, от которых вниз опускались металлические пруты в два сантиметра толщиной. На концах прутов были сварены два сиденья - плоские площадки. Старшие пацаны на них крутили полный круг, почти в десять метров. Крутили быстро, и со стороны выглядело страшновато. Дальше был просто плоский двор, без скамеек или чего то еще. Весь дом окнами освещал по вечерам этот двор. Наши окна были в самом конце. Сестра с подружками и пацанами вечерами жгли костер во дворе, т.к. от света из окон было мало прока. Все экономили электричество. Всегда кто нибудь приносил картошку, ее пекли. Все тащили из дома какую то еду, соленые огурцы, сало, яблоки и т.п. Все располагались вокруг костра, и им было весело, хотя гитары у них не было. Им хотелось музыки, но даже патефона у них не было. Был только я, и у меня был слух. Слов песен я не знал, потому мог только свистеть, т.е. меня использовали как Бумбокс. Я насвистывал арии из оперы "Мистер Икс", песни Райкина иДверь почти закрылась