Егор Куликов ©
— Ах, я умираю... — с чувством сказала Анна и прислонила ладонь ко лбу. Она уставилась на зажженный софит, чтобы легче было выдавить слезу. И ведь получилось. Влага наполнила глаза и несколько капель скатились по щекам.
— Нет! Я этого не допущу. Я вызову его на дуэль! — размахивая руками, ходил по сцене Батлашев. — Я буду с ним драться. За наше счастье. За твое счастье! — во всю глотку прокричал он.
Анна нарочно не вытерла слез. Устало посмотрела на Батлашева, перевела взгляд на пустой зал с единственным зрителем — режиссером Вильямом Александровичем и надолго закрыв глаза, начала говорить:
— Я буду счастлива только тогда, когда счастлив будешь ты, мой милый. Глаза мои всегда будут светиться жизнью, если я буду знать, что ты живешь на этой земле. — Анна пошатнулась и с некоторой опаской упала на диван. Опасения ее были не напрасны. На прошлой репетиции подломилась ножка. В этот раз все обошлось. Батлашев тут же оказался рядом. Стал на колено. Схватил своими холодными руками ее ладонь и прильнул губами, очередной раз, сделав вид, что поцеловал.
— Нет! Я этому не позволю.
— Не стоит из-за меня лить слезы. — Анна склонилась. — Я всегда буду любить только тебя одного. И весь свет мне не мил... кроме тебя одного. Кроме твоих прекрасных глаз. Дуэль ничего не решит. Я не поеду с ним, потому что я больна. Твердо больна. И мне безумно жаль, что мы встретились так поздно. Лишь один месяц отвел нам господь. Я поняла, что по-настоящему жила всего лишь месяц. Только рядом с тобой я жила. И только рядом с тобой, мой милый, я хочу провести остаток дней. А ты живи! Люби и будь любим. Лишь об одном прошу... если хватит у тебя духу, не забывай меня. Помни обо мне.
Анна снова скосилась на софиты. Выдавила слезу. И в этот самый момент, когда слезинка скатилась на щеку, тяжелая кулиса опустилась на сцену.
Батлашев встал. Отряхнул колено.
В это время кулиса со скрипом начала подниматься.
Анна по лицу Вильяма Александровича догадалась, что сейчас все завертится по кругу.
— Дорогая моя Аннушка, — произнес Вильям. Он встал, спустил очки на нос, смахнул длинные волосы со лба и начал идти между кресел. — У вас отлично получается. Добиваться слезы. И вы знаете, я верю. Верю! — замотал он руками. — Но как только. Только вы касаетесь последнего диалога, то все! Магия пропадает. Испаряется. То, что искрилось в воздухе, улетучивается. Мне кажется. Вы не до конца чувствуете героиню.
Вильям Александрович поднялся на сцену.
— Поймите, моя дорогая Анна. Ваша героиня. Она в трудном... в ужасном положении. Вся ее жизнь несчастна. Ее растили как корову. На продажу! Она, эта несчастная девушка. Единственное, что осталось в их семье ценное. И ею же и пожертвовали. И самое главное. Самое... — Вильям вздернул руки вверх, — она сама решилась на эту жертву. Думала, что вынесет это бремя. Ради матушки. Ради отца. Ради малых братьев. Сама отдалась в жены купцу. И всю свою жизнь страдала. И тут, на сцене появляется он! — Анна презрительно взглянула на Батлашева, что стоял в сторонке и курил с уборщиком. — И она влюбляется в него. — Продолжал Вильям. — Исчезает в нем. Она обнаруживает себя больной. Доктор подтверждает это. Она и заболела только от того. Что несчастна. Истосковалась! И в этот месяц она расцветает. Тут ведь в тексте. Все сказано. — Вильям слюнявит палец и наспех листает пьесу. — Вот! Вот! «Лишь один месяц. Отвел нам господь. Я поняла. Что по-настоящему жила. Всего лишь месяц. Только рядом с тобой. Я жила». Чувствуете насколько близко она подошла к отчаянию. И к счастью одновременно! А из ваших уст, Аннушка. Это кажется каким-то романтичным. Понимаете меня?
Анна кивнула. Она действительно понимала Вильяма. И героиню свою чувствовала. По крайней мере, ей так казалось. Иногда на репетиции до того войдет в образ, что ненароком отвешивает самую настоящую пощечину своему «мужу». И даже противный Батлашев нравится ей в такие моменты. Будто бы и она сама умрет через месяц.
— Давайте еще раз! — кричит Вильям Александрович. — С этого... с последнего момента.
Он не спеша уходит в зрительный зал. Усаживается. Поднимает очки на нос и по обыкновению закусывает уголком рта жидкую прядь седых волос.
Батлашев отходит к краю сцены.
Анна, напротив, удаляется вглубь.
— Ах, я умираю... — говорит Анна и оборачивается к зрительному залу не забывая прислонить ладонь ко лбу.
Сцена проигрывается повторно.
Вильям Александрович некоторое время сидит молча. Мусолит прядь волос. Вскакивает и уже в некотором раздражении выпаливает:
— Это! Никуда! Не годится! Она. Она несчастна! А вы! Вы! Делаете из этого романтику! Заново!
Сцена проигрывается в третий раз.
Волосы на голове безумного Вильяма Александровича свисают мокрыми сосульками. Он резво вскакивает. Едва ли не бежит на сцену. Спотыкается. Роняет листы. Встает и подходит к Анне.
Громко и четко. Снова и снова описывает несчастную жизнь героини. Кричит. Монотонно бубнит, словно хочет погрузить Анну в гипноз. Заставляет ее дрожать от страха. Угрожает, что сместит с главной роли за бездарность. И тут же, восхищается ее талантом. Умением вживаться в роли с листа. С первого прочтения.
— Я не для того. Взял вас в труппу. Чтобы по сто раз. Гонять один монолог! Не для того!
Анна дрожит. Она бы с радостью сделала все, что требуется, если бы понимала что именно.
Спустя десять минут импульсивного монолога, Вильям Александрович усаживается на кресло и охрипшим голосом кричит:
— Снова!
Сцена проигрывается еще раз.
Вильям Александрович в отчаянии хватает себя за волосы, но, словно опомнившись, что жидкая шевелюра не выдержит столь отчаянного жеста, отпускает.
В этот раз не решается лезть на сцену. Импульсивно размахивает руками и кричит издали. Проорет фразу и тихо про себя матерится. Затем снова во всю глотку кричит.
— ...а ты там что забыл!? — срывается он на уборщика.
— Протираю, Вильям Александрович, — говорит мужик и продолжает орудовать шваброй. — Истоптали уже тут все. Я только минутку.
Уборщик ловко возит тряпку по сцене. Доходит до дивана, где сидит Анна.
— Чего ты? — шепчет он.
Анна в ответ только коротко машет головой. В этот раз ей не пришлось прибегать к помощи софитов. Слезы сами навернулись на глаза.
— А ты попробуй... — он замолкает, осторожно оборачивается на зрительный зал. — Обрывком.
— Евгений Петрович. Хватит там намывать! — не выдерживает Вильям Александрович и прогоняет уборщика. — Так. Внимание! Сначала!
Анна украдкой стирает слезы. Прячется в тени сцены.
— Ах, я умираю...
...
— Не стоит из-за меня. Лить слезы. — Анна наклоняется к Батлашеву. — Я всегда. Буду любить только тебя. Одного. И весь свет мне не мил... кроме тебя одного. Кроме твоих. Прекрасных глаз. Дуэль ничего не решит. Я не поеду с ним. Потому что я больна. Твердо больна. И мне. Безумно жаль, что мы встретились. Так поздно. Лишь один месяц. Отвел нам господь. Я поняла. Что по-настоящему жила. Всего лишь месяц. Только рядом с тобой. Я жила. И только рядом с тобой. Мой милый. Я хочу провести остаток дней. А ты живи! Люби и будь любим. Лишь об одном прошу... если хватит у тебя духу. Не забывай меня. Помни обо мне.
Несколько секунд в зале стоит тишина.
Затем раздаются одинокие аплодисменты и единственное слово:
— Гениально!
