Пельмени
Я сделал огонь меньше. Высыпал пельмени в воду. Стало тише. Вода перестала так шумно кипеть… Еще затянулся…
Эти запахи… Ветер, дым, дерево пепельницы. Соль на плите. Как в детстве, когда я болел, и бабушка жарила на сковороде соль, чтобы потом насыпать ее в носок, завязать и дать мне, чтобы я грелся… Меня нужно было греть, чтобы я выздоровел…
Пельмени нужно варить, пока они не всплывут. Но они и так все на поверхности – слишком мало воды. Так проще. Эта кухня слишком нереальна. Этот дождь за окном и ложка, и лак на столе, который горит от окурка… Все слишком сумрачно, слишком сказочно, чтобы пельмени не приготовились и так…
Их нужно мешать. Пар идет вверх к потолку. Чуть теплее. Кругом такой холод… А здесь, в кухне, в этой волшебной, маленькой, грязной, неухоженной кухне - теплее… Здесь крошечный, будто нарисованный мир, где можно согреться. Здесь горит тусклая лампочка под потолком, и две конфорки отдают все тепло, которое только могут. Отдают мне…
Скоро все будет готово. У меня нет хлеба. Нет масла. Зато, есть томатный острый кетчуп и сигареты. Я не знаю, на самом деле, острый ли это кетчуп, зато, я знаю какие сигареты. Сигареты из Москвы. Они проехали со мной семьсот километров оттуда. Проехали лежа в кармане, когда я лежал на полке. Мы лежали вместе. Потом сходили со мной на работу и теперь лежат на столе. Здесь. В этой маленькой ненастоящей кухне.
За окном становится тише. Даже этот безумный снежный май затихает. Уже одиннадцать вечера. Люди спят. Кутаются в одеяла. Прячут нос под подушку… Холодно. Очень. Очень холодно. А я прячусь в маленькой волшебной кухне, и сейчас буду есть пельмени…
Я вылил воду. Выливал и дул. Чтобы горячий пар от этой воды не обжигал лицо. Я всегда так делаю. Это хорошая идея. И теперь я выложил их все – все пельмени – а их оказалось много – на тарелку. А сверху налил кетчуп. Он плохо выливался – пришлось стучать по бутылке. И оказалось, что он совсем не острый. А даже вовсе сладковатый. Но мне-то и не особо нужно было, чтобы он был именно острым. Мне и так будет нормально. И я сажусь есть…
И ем.
Макаю каждый пельмень в кетчуп и жую. А они очень быстро остывают – потому что ведь очень холодно. И их вынули уже из горячей воды, и даже пар, и тот, сдули. И вот теперь они остывают просто мгновенно. А еще и кетчуп холодный, потому что из холодильника. И когда я макаю пельмени в кетчуп, они совсем быстро остывают, и я, потому, стараюсь их побыстрее есть. А не получается. Потому что их много. Их правда много… А я один…
И я изо всех сил стараюсь, ведь надо их обязательно успеть съесть, - они же остынут и будут невкусные. И еще потому, что я ведь очень хочу есть. Поэтому я тоже ем их как можно быстрее. И все равно не успеваю. Стынут они уж очень быстро, и ведь холодно очень… а я так быстро есть не умею…
И я набиваю пельменями полный рот. И жую их. И улыбаюсь, и глотаю. Потому что ведь вкусно! Ну правда – очень вкусно! Пускай и без хлеба, и без масла, а только с этим холодным и не острым кетчупом, но все равно ведь вкусно!
И я довольный. И продолжаю есть. И вижу, что они уже заканчиваются… И мне даже чуточку обидно. Я же так спешил их есть, потому что ведь они остывали, а теперь вот они скоро закончатся. И тогда мне уже не нужно будет спешить их есть. И вообще мне не нужно будет спешить. Никуда спешить уже не нужно будет… И что я тогда буду делать, я тоже не знаю. Ведь сейчас-то у меня была цель: Есть пельмени поскорее, потому что остывают, а потом? Потом-то ведь не будет цели… И вот поэтому мне даже становится немножко обидно…
И вот у меня на тарелке остается последний пельмень. Он, каким-то образом, умудрился продержаться дольше других. И теперь вот остался один – последний. И я смотрю на него, и думаю: Вот ты-то точно самый холодный. Потому что, когда кто-то остается совсем один, он всегда холодный… И я скорее беру его и кладу в рот. Ну, чтобы ему не было там на тарелке холодно одному. И вот беру, и чувствую – а он – теплый! И внутри даже чуть-чуть горячий! И мне так удивительно становится, и почему-то радостно. И совсем уже даже не обидно, что пельмени закончились. Потому что ведь вот этот – последний – он все равно оказался теплый! Хоть и один, но – теплый!
И я отставляю тарелку и откидываюсь в кресле. И закуриваю. Закуриваю сигарету, которая приехала со мной издалека. И расслабляюсь. И смотрю, как под потолок маленькой, сказочной кухни поднимается, медленно, ленивый дымок от сигареты. И затих холодильник. И слышно только, как горит огонь на плите и стучит иногда дождь по подоконнику. А мне тепло и спокойно. Уютно. Потому, что внутри у меня тоже тепло. Все-все у меня внутри теплое, до последнего кусочка. И даже последний пельмень внутри меня, и тот теплый – вот, что самое-то удивительное!
И я принюхиваюсь. И чувствую, как пахнет кругом. Приятно пахнет. Уютом и покоем. Сказочным покоем маленькой неухоженной кухни, ветром за окном, каплями дождя, дымом от сигареты издалека и огнем конфорок… И я совсем здесь один. Ведь поздно уже – все спят давно. И я один. И мне все равно тепло. Теплый я весь. И даже внутри чуть-чуть горячий… И вот от этого так хорошо…
