Впервые о приближении Мора к деревне Чёрная, что стояла на берегу одноимённой речушки, староста Макарий услышал на летней ярмарке. Он все блуждал среди крестьянского люда в поисках лавчонки своего приятеля Епифана из деревни Малый Склон. Не найдя, спросил знакомого кузнеца, не слышал ли тот чего.

– Слыхал, – печально сказал тот. – Заморило его.

– Заморило? – переспросил Макарий, отойдя на пару шагов назад, словно зараза могла передаться одним лишь словом о себе.

– Заморило, – серьёзно кивнул кузнец. – И дочь его, и жену, только мальчишка выжил. Его к дядьке в поля на подмогу забрали недельку назад – вот он и выжил. Миновало.

Второй раз слухи о Море пришли со случайным путником, имя которого и спросить-то забыли – такие страшные вести он принёс.

– Еду я на своей кобылке, как навстречу из-за пригорка показывается солдатик. За ним ещё один, и ещё, и ещё… Много их там было. Больше, чем пальцев у меня. – он растопырил пальцы, показав, сколько их у него. – У всех лица платками перевязаны, – продолжал он, – а в руках пистолеты заряженные. Идут они по обе стороны дороги, а между ними идут мужики, закованные в цепи. Ободранные все, покрытые пылью с головы до пят, а где пыли не было, там язвы кровяные. Я кобылку с дороги увёл и смотрю: идут моровые, головами качают, как те же лошади. Глаза бездумные. Ноги еле поднимают. Руки висят плетьми. Я их про себя только пожалел, как один из них – самый молодой – голову ко мне повернул, да как улыбнётся. А по зубам его кровь бежит. И глаза… безумные. Ну, меня как вкопало в землю. Думал, сам диавол на меня через безумца смотрит. А он остановился, громко прохрипел да как закинул голову. Я уж думал: помрёт. Не помер, а также резко голову на меня бросил, и изо рта вывалилась густая жижа. Плюнуть хотел в меня, гад! Чтоб заболел. Да рот пересох, видимо. Только это и спасло. 

В третий раз вести о Море донеслись из монастыря, что в трёх днях пути вниз по Чёрной реке. В монастырь частенько каталась старая Варвара, что жила с маленьким внуком. Когда до монастыря оставалось всего ничего над соснами показался столб дыма. Широкой извилистой колонной он тянулся к вечернему небу, по которому разбежались первые звёзды.

– Горит, бабушка! – закричал Варварин внук, указывая на чёрную линию, поделившую небосвод.

– Кто горит? – всполошилась старушка, выпрыгнув из дремоты собственных мыслей. – Ох, батюшки… Горит!

Через час они добрались до пепелища. Старушка молча ходила среди остатков построек и утвари, среди останков людей. Немые слёзы катились по морщинам и падали на чёрную землю. Внук же гулял поодаль – бабка не пустила на пепелище, чтобы тот не видел скрюченных монашеских тел.

– Баб, баб! – закричал он вдруг. – Смотри!

К стройному телу одной из сосен, кто-то верёвочкой примотал листок. Что на листке написано Варвара с внуком прочитать не могли. Но старушка поняла: то последнее слово монахов. Дрожащими руками она распутала верёвку и забрала листок в деревню, где Макарий прочёл вслух перед всеми.

– Мор пробрался в обитель. Выпустить мы его не можем и сами не выйдем. Молитесь за нас… – произнёс Макарий и замолчал. Письмо он читал, не касаясь бумаги. Листок так и лежал на лавочке у избы Макария, куда его положила старуха. Он накинул на письмо тряпку, скомкал и бросил в огонь. 

Старая Варвара так и не узнала содержимого записки. Она лежала дома в беспамятстве. Внук ухаживал за бабкой, не обращая внимания на жар, разрывающий его самого. Он ухаживал, пока в один из дней не выронил ковшик с водой на пол. Мальчик попытался поднять, но голова закружилась. Пол вылетел из-под ног, глаза заволокло туманом. Он упал рядом с ковшиком, и вода на полу слилась с кровью из открывшихся язв. А вечером того же дня старуха слабо кашлянула и больше не задышала. Они ушли тихо.

Дверь вскрыли на следующий вечер. Макарий и ещё пара мужиков обвязали лица платками и вошли в избу, держа в руках пучки дымящихся трав.

– Что делать-то будем? – спросил один.

– Может спалим избу? – спросил второй.

– Окурим и уйдём, – сказал Макарий. – Ничего не трогайте.

Пройдя по углам избы, он в последний раз посмотрел на старуху, что лежала под одеялом, пропитанным алыми пятнами. Только голова торчала наружу, но лица Макарий не узнавал. Язвы на коже покрылись черными шляпками, точно мозаикой, седые волосы слиплись в несколько отростков и торчали в стороны паучьими лапами. Смотреть на неё было страшно. На мальчика, что лежал тут же на полу, – невозможно.

– Заколотите двери, – сказал Макарий, выходя из избы, – чтоб никто спьяну или сослепу не забрался.

– Или не выбрался… – тихо добавил один из мужиков.

– Мор-то уже тут, получается. Что дальше, Макар?

– Пойду за советом…