Баку - Мегри - Ордубад - Нювади.
Магерамов Александр Арнольдович.Родился 01 сентября 1965 года.
Старший лейтенант, командир гранатомётного взвода 56-й отдельной десантно-штурмовой бригады.В 1990 году принимал участие в эвакуации армянского населения из г. Баку, охране государственной границе СССР на участке - г. Ордабад - г. Мегри и защите населения от экстремистов в районе г.Мегри (азербайджанское село Нювади).
Операция 56-й ОДШБр в феврале-апреле 1990 года.
В феврале 1990 года начальник штаба 4-го десантно-штурмового батальона (ДШБ) 56-ой гвардейской отдельной десантно-штурмовой бригады гвардии майор Анатолией Тарасов вызвал в штаб батальона меня, командира гранатометного взвода. Штаб и расположение батальона тогда еще находились в Каспийском военно-морском училище в городе Баку, и происходило это уже после теперь всемирно известных событий января 1990 года.
Происшедшее в городе тогда повлекло массовый исход из Азербайджана армянского и русскоязычного населения. Первых мы спасали от особо любознательных азербайджанцев, желающих посмотреть, что у них находится внутри, и вместе со вторыми доставляли в здание бывшего райисполкома Шаумяновского района для эвакуации в Россию. Но многих армян к нам доставляли на посты сами азербайджанцы с просьбой спасти их от гибели.
Взводу в тот день была поставлена задача на сопровождение командира бригады полковника Евневича Валерия Геннадьевича в Армению для занятия аэропорта Мегри и создания условий для переброски личного состава и техники бригады на границу Армении, Ирана, Азербайджана и Нахичеванской АССР. Правда, задача была им поставлена в тот момент совсем другим образом - "грузится со взводом в Ми-8 и лететь в Мегри".
Списочный состав гранатометного взвода 4-го ДШБ в январе 1990 года был такой:
Магерамов Александр Арнольдович - КВ
Абдулатипов Сааду Аббасович - СтМВ;
Алейник Николай Леонидович - НР;
Бахманов Кадыр Рустамович - НР;
Егоров Александр Анатольевич - СтН;
Еремеев Владимир Анатольевич - МВ;
Калачев Андрей Иванович - СтН;
Лихачев Сергей Владимирович - НР;
Лактионов Валентин Владимирович - НР;
Мельниченко Евгений Николаевич - СтН;
Ощепков Александр Геннадьевич - НР;
Мусалимов Марат Ривкатович - НР;
Абозин Владимир Александрович - НР ???
Сабенов Серикали Ирмекович - КО;
Самохвалов Сергей Владиславович - НР;
Седунов Николай Борисович - МВ;
Суханов Виктор Валентинович - НР;
Тажибаев Ахмеджан Булишевич - НР;
Чучко Анатолий Николаевич - КО;
Чистобаев Олег Андреевич - ЗКВ-КО;
Чегуров Игорь Николаевич - НР;
Чубуков Валерий Денисович - НР;
Солдаты во взводе были как на подбор - физически крепкие и рослые, очень хорошо подготовленные. Исключение составлял буквально один человек, но даже он в не остался в пункте постоянной дислокации.
Национальный состав взвода был пестрый, во взводе были два украинца, причем оба с Ровенской области, хакасы, казахи, узбеки, аварец, азербайджанец, и, конечно, русские. Меньше месяца назад из состава бригады были отправлены обратно в ППД, в Иолотань все лица армянской и азербайджанской национальности, так как командование сочло, что они не должны принимать участие в этом этническом конфликте.
Мне, правда, удалось отстоять от отправки в ППД единственного представителя этих национальностей , который заявил, что является по национальности турком-месхетинцем и заверил, что прежде всего является солдатом-десантником и гражданином СССР, а потом уже представителем какой-либо национальности. "Афганские" традиции в бригаде были очень тогда еще очень сильны, и никто не хотел, чтобы товарищи ему говорили впоследствии, что он тарился от "боевых".
Блок возле села Нювади. Под БТР-80 - укрытия для л/с, на переднем плане - бруствер капонира для палатки. Вечер 06.03.1990г.
Ввиду отсутствия на тот момент в батальоне штатной разведки наш взвод всегда по совместительству выполнял обязанности разведывательной группы.
Мы получили распоряжение оставить в Баку три штатных БТР-Д , а из списочного состава взвода в Армению не полетели три механика-водителя - рядовые Абдулатипов, Еремеев и Раджвалиев, писарь батальона рядовой Лактионов и рядовой Алейник, назначенный для работы на кухне. На военном аэродроме (Кале) взвод вскоре загрузился в два Ми-8, при каждом солдате было штатное вооружение, снаряжение и обмундирование, то есть зимняя "афганка", летнее ХБ, бронежилет Ж-81, который на этих "боевых" обычно был одет под зимней курткой, шапка, стальной шлем СШ-68, РД-54 и ватный спальный мешок, всего в нем было на тот момент 17 человек с таким же количеством автоматов АКС-74 и два АГС-17. Еще в Иолотани мы оставили четыре остальных АГС, так как, если бы мы их взяли с собой, то взвод не смог бы действовать в качестве разведгруппы.
Командир бригады и майор Тарасов полетел с частью взвода в первом вертолете, а я с остатками - во втором. Следом за нами летел 3-й ПДБ на нескольких Ми-26, тоже без техники Все это очень напоминало состоявшиеся полутора месяцами раньше перелеты в полном составе 56-й ДШБр на Ми-26-х из Кюрдамира в Порт-Ильич, что под Ленкоранью и обратно, последовавших за приземлением в Кюрдамире нескольких авиационных полков Ил-76, перебросивших бригаду из Мары.
После нашей высадки в аэропорту Мегри взвод взял под контроль входы и выходы из аэропорта, а полковник Евневич с майором Тарасовым поднялись в диспетчерскую.
В аэропорту не было ни души, уже в ходе нашей выгрузки прибежал перепуганный охранник. Тем временем приземлился 3-й ПДБ, а вскоре в аэропорт прибыл местный партийный руководитель и начался переговорный процесс, ни к чему не приведший. Видимо, в связи с этим вскоре на ВПП аэропорта преземлился вертолет Ми-8 генерала армии Варенникова со свитой и охраной, бывший, как нам потом сообщил экипаж во время экскурсии на его борт, до этого личным вертолетом Министра обороны СССР.
Вертолет был по особому отделан внутри и имел квадратные окна в отличие от серийных Ми-8. Генерал Варенников, которого мы встретили у трапа "вертушки" вместе с полковником Евневичем, а также с невысоким армянским боссом, напоминающим в своей огромной кепке гриб-боровик, убыли в город для принятия решения на перемещение войск. Правда, для нас так и осталось загадкой, зачем генералу понадобился для принятия столь мудрого решения армянский руководитель, оказавшийся впоследствии душой всей ведущейся в крае войны.
К концу дня нам стало известно, что генерал поставил нашему комбригу задачу вернуть личный состав бригады с полдороги обратно в Баку и ограничиться переброшенными в Мегри подразделениями, техника которых уже двигалась своим ходом на соединение с нами.
Все десантно-штурмовые роты батальона вернулись в Баку, а к нам на следующий день с автомобильной колонной прибыл лишь взвод материального обеспечения и часть взвода связи нашего батальона с одной кухней ПАК-200 и в таком составе: ГрВ и ВМО наш 4-й ДШБ был вскоре переброшен в район границы с Ираном на участок между Мегринским районом Армении и Ордубадским районом Нахичеванской АССР.
Сделано это было в связи в тем, что в конце 1989 года местными жителями Нахичеванской автономии при помощи тракторов и вручную была взломана "система" охраны границы, сожжены пограничные вышки и другие приграничные сооружения Мегринского отряда, и он уже больше не мог обеспечивать непроницаемость границы СССР. На ближайшей к месту расположения батальона пограничной заставе Мегринсого ПО, кажется 6-й по номеру, по штату числилось около 50-ти человек, в реальности же было лишь около 30-ти, которые не справлялись с задачей именно из-за своей малочисленности.
Поэтому им в помощь была переброшена из Такжикистана десантно-штурмовая маневренная группа ставшего впоследствии знаменитым после нападения на него отряда афганских моджахедов Московского пограничного отряда в составе около 20-ти человек с одним офицером. Весь этот личный состав заставы все равно не мог обеспечить прикрытие границы из-за отсутствия пограничной "системы", которая в исправном состоянии срабатывала на смещение и изменение натяжения проводов и тогда к месту "сработки" высылалась тревожная группа.
Сейчас вся эта система была уничтожена, и нас "погранцам" прислали в усиление, поэтому после выполнения в Баку функций внутренних войск мы вновь переквалифицировались - на этот раз в пограничников. Тогда же нам стало известно об участии в охране государственной границы недалеко от нас Витебской 103-й ВДД, переданной накануне в пограничные войска. С отдельными ее представителями мы встретились на своей "заставе", и еще шутили, что со сменой десантниками цвета рода войск с голубого на зеленый у нас в стране появились первые "зеленые береты".
Расположился батальон на дороге - Мегри - Ордубад и мой взвод, как единственное боевое подразделение в его составе стал нести службу - выставил секреты на границу, пост на охрану дороги, назначил тревожную группу для прикрытия пограничников и начал разведку ближайшего к нам района. Особенностью этой службы было то, что долина реки Аракс была воистину огромной - несколько километров по ширине, а русло ее, метров в пятьдесят в поперечине, все время кочевало.
Граница же СССР с Ираном в районе 6-й заставы имела географические координаты, поэтому никогда нельзя было сказать, находясь на берегу Аракса, на территории какого государства ты находишься. Прямо напротив нашего поста находился пост пограничной стражи Ирана.
Обход территории они совершали очень редко и конфликтных ситуаций у нас с ними не возникло ни разу. Днем мы их на противоположном берегу видели лишь однажды - старший патруля был вооружен пистолетом, находящимся в кобуре, а солдат - то ли бельгийским FN-FAL, то ли английским L1A1, нам не удалось точно идентифицировать его оружие. Основной же задачей, выполняемой бригадой в этом районе было обеспечение железнодорожного сообщения вдоль реки Аракс, прерванного боевиками достаточно давно.
Однопутная железная дорога стала яблоком раздора для Армении с Азербайджаном. Она тянулась вдоль иранской границы из Азербайджана через юг Армении, потом шла через Нахичеванскую АССР и далее вновь в Армению на Ереван. Это сообщение и прервали местные боевики путем обстрелов поездов и подрывов фугасов, а переброшенные сюда внутренние войска были совершенно не в состоянии обеспечить беспрепятственное движение поездов.
Неужели, какие-то мои очень дальние родственники?.... Среди местных аборигенов, с которыми мы сталкивались, боевиков - азербайджанцев мы не видели ни разу, лишь несколько раз видели крестьян с охотничьими ружьями, а вот армяне предлагали за немыслимые по тем временам деньги как мне лично, так и через майора Тарасова провести с ними занятия по стрельбе из АГС-17. Их село, в которое ездил Тарасов было нашпиговано оружием под завязку - АГСы, пулеметы, РПГ, СВД, автоматы. Попадалось нам и самодельное оружие - пистолеты-пулеметы под патроны ПМ и пистолеты под малокалиберный патрон.
Такого обилия и разнообразия оружия, как в здешних краях, мы у населения Баку не видели, и вообще, в отличие от азербайджанской столицы, где мы спасали от разъяренной толпы азербайджанцев местных армян, которых толпа убивала прямо в квартирах, выбрасывала из окон и сжигала прямо на улице, здесь все было с точностью до наоборот и азербайджанцы теперь исполняли функции "мальчиков для бития".
Хотя, конечно, не факт, что в азербайджанской столице не было оружия в таком количестве, просто оно нам там не попадалось в таких объемах, как здесь, в Армении.
ПХД 4-го ДШБ в районе 6-й пограничной заставы. Февраль 1990.
Все эти боевые будни продолжались около месяца, бригада обеспечила движение по железной дороге и поезда, украшенные портретами Гейдара Алиева попутно выполняли функцию такси, если нам было необходимо добраться до штаба бригады, располагавшуюся восточнее нас на железнодорожной станции Мегри. Мы искали и обезвреживали фугасы, ездили в ближайший Ордубад и армянские села на переговоры с местными авторитетами, а еще "воспитывали" по просьбе офицеров заставы нерадивых пограничников, в основном "оторв" из Московской ДШМГ.
Каждую неделю наши солдаты плескались в небольшом бассейне на 6-й заставе и парились там в бане, которая была очень высокого класса и вообще отношения с пограничниками были самыми сердечными. Питались мы на своем пункте хозяйственного довольствия из ПАК-200, повара которой (из ВМО) готовили довольно прилично. В конце февраля поступила команда на переброску всего нашего отряда - около 60-ти человек на восток, в район 12-й пограничной заставы Мегринского ПО. Для этого мы снялись с поста и совершили марш в Джульфу, загрузились в эшелон и через день прибыли в указанный нам полковником Евневичем район в восточной части Южной Армении. Связана эта перевозка была с тем, что высокогорная автомобильная дорога, соединявшая нас с остальной бригадой, была по своей ширине в нескольких местах непроходима для грузовых машин.
Солдат моего взвода Чубуков, отправленный мною на 12-ю ПЗ еще две недели назад из-за того, что на ней служил начальником заставы его двоюродный брат и получивший по этому поводу "внеплановый" отпуск, нас встречал и мы вместе с подразделениями 3-го ПДБ разместились возле заставы. 12-я застава еще до нас также, как и 6-я ПЗ была усилена, но, в отличие от последней, на нее были переброшены моряки со сторожевых кораблей Дальневосточного пограничного округа. Во главе прибывших стоял командир сторожевого корабля, то ли капитан - лейтенант, то ли капитан 3-го ранга, а сами матросы уже были переодеты в зеленый пограничный камуфляж и осваивали непривычные для себя функции пехотинцев.
Вскоре взвод перебросили на охрану села Нювади, азербайджанского села, располагавшегося на территории Армении. В усиление нам был назначен парашютно-десантный взвод под командованием выпускника РВВДКУ лейтенанта Киселева и два БТР-80 из какой-то мотострелковой части, прилетевших вместе с нашей бригадой из ТуркВО.
Экипажи у них были родные, пехотные, и до этого они действовали в Баку вместе с группой "Альфа". На блоке мы сменили другое подразделение 3-го ПДБ, простоявшее здесь несколько недель. В селе на ближайшей горе позади блока находилось небольшое подразделение Внутренних войск во главе с майором, мы на ту же горку поставили связистов из нашего взвода связи для обеспечения радиопереговоров со штабом батальона.
Стоявший здесь до нас на позициях парашютно-десантный взвод в своем расположении инженерного оборудования не проводил, и поэтому мы, вспомнив афганский опыт, сразу приступили к вкапыванию в землю БТРов. Увидев, что дело идет туго, я договорился с местным секретарем партийной организации и нам был выделен трактор "Беларусь" оборудованный ковшом, и уже к концу дня он вырыл окопы под палатку и ПХД, укрытия для БТР, щели под ними для личного состава на случай обстрела, огневые позиции для АГС, личного состава, а также ходы сообщения, в общем, к концу дня был оборудован целый опорный пункт. Палатку мы еще в течении следующего дня обкладывали мешками с песком, выделенными по нашей просьбе селом.
Нювади представляло собой высокогорный населенный пункт, расположенный на горе с плоской вершиной, с которой серпантином спускалась дорога к автомобильной трассе, расположенной вдоль железной дороги. Мы располагались в северной части этого плато, чтобы перекрыть направление до ближайших гор, а за нашей спиной метрах в 400 лежало село. За возвышающимся прямо перед нами хребтом располагалось армянское село, из которого боевики совершали выдвижение на ближайшие к нам вершины, и с которых они обстреливали Нювади.
Полковник Евневич, инструктируя меня как старшего поста, поставил задачу в случае обстрела вести огонь не выше окрестных гор, чтобы пули и гранаты не залетали в армянское село. Вообще, в этой операции и проявился в полной мере талант нашего комбрига к переговорам с боевиками противоборствующих в межнациональных конфликтах сторон, закрепленный им впоследствии в Приднестровье и Грузии. А совсем недавно я случайно нашел по интернету одного из армянских боевиков по имени Артур и он пояснил, что в то время находился в тех же местах, а обстрелы села они совершали, чтобы "вынудить жителей Нювади покинуть территорию Армении или перейти под ее юрисдикцию".
9-го марта день прошел как обычно, в работе. После вечерней поверки и выставления постов мы с Киселевым сели в один БТР, чтобы отметить окончание инженерных работ. В качестве предмета, приговоренного к закланию для создания праздника души нами была назначена поллитровая бутылка чачи, добытая накануне у уже знакомого нам секретаря партийной организации села. Когда мы закончили трапезу и разошлись каждый в свой БТР спать, зазвонил телефон с выносного поста.
Наши связисты сообщили, что они вместе с ВВшниками наблюдают в ночные прицелы на горе напротив какое-то движение и попутно сообщили, что не могут связаться со штабом батальона. Я им дал команду продолжать вызывать штаб, а своим подчиненным и Киселеву дал команду "К бою!" Солдаты тихо и без суеты заняли огневые позиции, ведь традиции культа боевой подготовки были в бригаде довольно сильны и подготовлены наши воины были очень прилично. Киселев сел в башню одного БТРа, а я - другого и стали наблюдать.
До противника было метров 800 и нам было глубоко наплевать, боевики какой национальности находятся перед нами, мы и в Азербайджане никогда не озабочивались этим, единственное, что нас интересовало - где враг, чтобы мы могли его "порвать"? Ведь мы были представителями, прежде всего Великой Державы и для нас выполнение поставленной боевой задачи всегда было делом чести.
Когда противник спустился ниже среза гор, мы открыли по нему огонь и вели его довольно долго, так как из-за отсутствия рабочих приборов ночного видения на БТРах нам все время казалось, что враг еще двигается. Когда сочли, что боевики или уничтожены или подавлены, мы прекратили стрельбу и приказали наводчикам проверить вооружение БТР и зарядить пулеметы. Тогда же мне чуть не снесло голову, когда я обходил спереди БТР, стоящий в окопе. Наводчик в то мгновение случайно нажал на спуск КПВТ, но я, проходя мимо и увидев, что слева мне в висок упирается пламегаситель крупнокалиберного пулемета по какому-то шестому чувству пригнулся и выстрел произошел выше головы.
Потерь, к счастью, у нас не было, только у меня была легкая контузия, мы с Киселевым проверили личный состав и выставили усиленные посты. Связь с батальоном связистами так и не была установлена, а я счел нецелесообразным ночью ехать на доклад, тем более, что установление связи с нижестоящим начальником всегда возлагается на вышестоящего. И пошел отлеживаться, отложив все доклады о происшедшем на утро.
Через некоторое время меня разбудил стук в броню бронетранспортера, так как на пост прибыл начальник бронетанковой службы бригады, майор, кажется его фамилия была Михайлов. Он передал мне распоряжение ехать на разбор полетов и вел себя как-то очень нервозно. Пока мы тряслись в кузове Газ-66 вместе с несколькими офицерами, они меня ввели в курс дела. Оказалось, что как только началась стрельба на посту, из села Нювади тут же позвонили в Баку с воплями: "Эти проклятые армянские боевики снова напали на село Нювади, а десантники, охраняющие нас, ведут бой!!!". Из Баку кинулись звонить Горбачеву и прокричали то же самое, естественно, добавив свои соображения про потери. Президент поднял Язова и приказал ему разобраться, что за десантники воюют и что происходит в селе!
Язов озадачил тем же самым командующего ВДВ. Командующий связался с комбригом полковником Евневичем, так как в тот момент мы оперативно уже подчинялись Воздушно-десантным войскам, хотя фактический переход в ВДВ с переформированием бригады в воздушно-десантную, и ликвидацией 4-го ДШБ состоялся только после нашего возвращения из Узгена. Командир бригады вышел на связь со штабом то ли 3-го, то ли 4-го батальона.
Но начальники наши были не в курсе происходящих в Нювади событий, так как не находились с нами на связи и не услышали нашей стрельбы.
Тогда поступила команда - группе офицеров грузиться в Газ-66 и идти к нам на подмогу и для выяснения обстановки. По дороге в Нювади машина попала под обстрел, когда ехала по серпантину внизу ущелья - вокруг нее рвались наши гранаты от ГП-25, не долетавшие до боевиков и падавшие вниз. Пока этот небольшой отряд, уверенный в том, что наверху идет жестокий бой добрался до нашего поста, мы уже отправились спать.
Дальше произошло непонятное для меня поначалу, ведь связисты на горе находились в непосредственном подчинении майора Тарасова, но, пользуясь властью вышестоящего командира, он решил за отсутствие связи крайним назначить меня. Он, конечно, мог обвинить меня в чем угодно, ведь я тогда был под воздействием алкоголя, хотя, конечно, головная боль и легкая потеря слуха у меня были в основном из-за контузии.
"На ковре" он мне рта не дал раскрыть и с его стороны я насмотрелся такого, о чем мне даже не хочется вспоминать. Он даже пытался "нарваться на удар", видимо, помятуя, что в Баку я уже "прессовал" одного майора. Но на этот раз я удержался, и, поскольку все произошедшее со стороны командования осталось без последствий, то под трибунал он меня отдавать не стал, однако мое уважение к нему с этого момента серьезно пошатнулось. На следующий день меня вызвал полковник Евневич и спросил, что случилось ночью на посту. Я доложил.
Он поинтересовался, выполнили ли мы его команду стрелять не выше гор. Я ответил утвердительно, так как и сам тщательно выполнял поставленную им задачу, и контролировал ее выполнение у своих подчиненных. Он пожал мне руку, поблагодарил за службу и отпустил меня к подчиненным. Инцидент был исчерпан и я, окрыленный его благодарностью, вновь оказался на посту в Нювади. С утра вся деревня ожила и начала выдвижение в нашем направлении.
Мы наблюдали за этими маневрами через прорези прицелов. Но когда они приблизились метров на 200 мы обнаружили, что в толпе в основном находятся женщины, дети и старики, которые тащат столы, стулья и охапки, нет, просто горы еды. Одни накрывали нам столы, другие с воплями, стенаниями и попытками расцеловать благодарили нас за охрану и защиту. Запомнился старик с клюкой, который приковылял на пост и поведал мне, что уже много лет страдает бессонницей, а вчера вечером, как только началась стрельба, он заснул, и проспал, как младенец, всю ночь. Благодарил он меня за это, возводя хвалу всевышнему и рыдая.
Потом у моих подчиненных был грандиозный пир, продолжавшийся полдня, конечно, безалкогольный, при этом половина личного состава, как обычно, стояла в охранении.
На поиске фугаса.
Продолжение следует....
