Бонус в комментариях, драконорождённые.

"Я изменю мир" Егор Куликов ©

Он не был трусом. Никто бы не решился назвать его трусом. Дело в том, что трусость Ивана Федоровича так плотно граничила с осторожностью, что порой, сложно было определить, где все-таки заканчивается осторожность и начинается трусость.

Иван Федорович не бросался в авантюры, хотя многие считали именно так. Дело было в том, что с точки зрения Ивана Федоровича это и не было никакой авантюрой. Он все просчитывал до мелочей и точно знал, что выйдет победителем. В глазах же других людей, это выглядело форменным безумием.

Как можно было, к примеру, перепрыгнуть огромную рытвину в детстве. Но Иван Федорович, тогда еще просто Ванька, умел рассчитывать свои силы. Он с легкостью перемахнул пропасть и стал единственным кто оказался на той стороне. Затем он без труда вернулся обратно. Друзья смотрели на него с восхищением и завистью. Ванька же вновь чувствовал себя победителем.

По характеру Иван Федорович был довольно азартным человеком, но опять же, весь его азарт сводился к тому, что он всегда выигрывал. Выигрывал не потому что был крайне удачлив или везуч. Он выигрывал потому, что все рассчитывал. Он никогда не ввязывался в спор не будь на сто процентов уверен в победе. Никогда не ввязывался в драки (а дрался он последний раз еще в детстве) без явного превосходства над противником.

Естественно, жизнь слишком многогранна и непредсказуема, но Иван Федорович именно к этому и стремился. Он рассчитывал, прикидывал, высчитывал и пока что ни разу не промахнулся.

Что же касается его внутреннего ощущения, то он предпочитал именовать себя осторожным. Но уж никак не трусом. И азарт его заключался не в неизвестности победителя, а в том, сможет ли он просчитать все досконально и стать тем самым победителем или нет.

Три года после института он работал курьером. Затем несколько лет продавал гранит, сидя на телефоне и только спустя пару лет нашел то, к чему стремился всю свою жизнь. Его новая работа, в успешной компании под руководством основателя Павла Борисовича, заключалась в том, чтобы сидеть перед монитором, выполнять не особо сложные бухгалтерские задачи и… и все.

Работа в теплом офисе. Хорошая зарплата. Вдали от основного коллектива, который только и знает, как бы лясы поточить, да схалтурить немного.

Иван Федорович быстро влился в эту работу. Он знал, что делать и как. Без труда мог сказать, что будет делать завтра. Он четко знал свои обязанности и не совсем не переживал за свою жизнь. Он был уверен, что пройдет еще десять, двадцать или даже тридцать лет и он все так же будет работать, получать зарплату и просто жить. Он плыл по течению жизни и в тоже время был абсолютно уверенный, что и течение и он сам, полностью под его контролем. По сути, так и прошли тридцать лет его жизни.

Ему заменили несколько стульев. Было две перестановки в кабинете из-за увеличения штата. Два раза меняли стол и несколько раз мониторы. Много чего было поменяно в жизни Ивана Федоровича, но сама жизнь, не поменялась ни капли. Все текло своим размеренным, и самое главное, предсказуемым чередом.

Жгучее чувство в груди начало появляться в тот момент, когда Иван Федорович признался сам себе что изменит мир. Точнее он еще не признался. Он лишь чувствовал это. Далеко-далеко. Где-то в глубине души сидело некое семя, которое как заноза - вроде бы и не мешает, но создает дискомфорт. В какой-то момент Иван Федорович сформулировал эти слова: «Я изменю мир». Он шептал их в своей душе. Боялся этих слов, хотя, естественно никто их не слышал. Да и он, собственно, тоже их не слышал, пока не произнес их вслух. Естественно, тоже шепотом и довольно тихо, словно боясь, что это действительно сбудется.

Это случилось одним из вечеров при чтении книги. Иван Федорович, по своему обыкновению сидел в кресле перед окном. Сзади горела лампа, поливая комнату густым желтым светом. На стеклах отражались фары и стопы автомобилей, потому как жил Иван Федорович на третьем этаже окнами на оживленную трассу. Туда, где кипела непредсказуемая жизнь и периодически случались аварии. Но за столько лет он привык не слышать этого шума. Для Ивана Федоровича шума просто не существовало. А вот сам Иван Федорович отлично существовал.

Вроде бы в тот самый момент он читал классику. Или это уже сейчас ему так кажется. Но Ивану Федоровичу не хотелось, чтобы в момент, когда он впервые произнес эти слова вслух, в его руках был обычный бульварный роман про злодеев и принцесс. В его памяти жила старая книга с тканевой обложкой какого-то великого классика. Читая ее, Иван Федорович выпрямил сгорбленную спину. Положил книгу на колени и снял очки. Он посмотрел на бликующие стекла и тихо сказал:

- Я изменю мир.

Именно этот момент он запомнил наверняка. Книга-то ладно. Это антураж и интерьер того, где случилось главное. Где были сказаны слова. Пусть шепотом. Пусть их никто не слышал. Но ведь он слышал их уже тысячу раз. Они рвались из его души как стебли растения сквозь асфальт. Они появились в нем маленькой песчинкой и как у раковины в море, за столько лет приобрели вид огромной жемчужины, которая тормозила Ивана Федоровича. Не давала спокойно дышать. Томила его на протяжении долгих лет. И вот, когда он произнес эти слова, огромная жемчужина исчезла, оставив после себя некую легкость. Но она была настолько маленькой и мгновенной, что не успел Иван Федорович выдохнуть, как тут же почувствовал в душе новый нарастающий ком.

Когда?

С тех пор так и зреет в нем этот ком. И единственное в чем Иван Федорович был уверен, так же сильно как когда-то был уверен в своей стабильности, так это в том, что скоро и этот ком станет таким огромным, что он должен будет что-то сделать.

Скорее всего он будет заниматься обычными будничными делами. Как вдруг к нему придет ясность и осознание чего-то великого. Он замрет, выпрямится, расправит плечи и что-то сделает. Что именно он не знал. Но это «что-то» обязательно должно быть великим, чтобы и этот, новый камень на душе повергнуть в прах.

С тех самых пор, Иван Федорович начал жить ожиданием этого великого момента по изменению мира.

Он продолжал ходить в офис, продолжал работать и жить обычной жизнью, за каждым углом ожидая великую перемену.

Однажды он и в офисе заикнулся о том, что изменит мир. Естественно коллеги знали характер Ивана Федоровича и посмотрели на него довольно странно. Эти взгляды задели его, и он повторил:

- Я изменю мир.

- Удачи. – Был ему ответ.

А за спиной говорили:

- Слыхали, чего этот учудил, мир говорит, изменит.

- Чего сделает? Мир изменит? Ну да, изменит он мир, когда дрожит от каждого шороха.

По сути так и было. Когда шеф Павел Борисович входил в комнату отдыха, Иван Федорович мгновенно исчезал. Он как фокусник, скрываясь за спинами коллег, всегда выходил незамеченным. Ивану Федоровичу не хотелось, чтобы шеф думал о нем плохо.

За все время работы, он тысячу раз слышал выговоры, которые были адресованы коллегам, но в свой адрес не слышал, ни разу. Иногда, на общем собрании шеф ругал всех, но Иван Федорович точно знал, что к нему эти слова не относятся. Иногда у него проскакивали мысли на этот счет. Встать во весь рост и гордо заявить, что его там не было и все сказанное никак не касается личности Ивана Федоровича. Но каждый раз он ловил себя на мысли, что это невыгодно. По его расчетам это будет смотреться как некоторое выгораживание себя, что приведет к недовольству шефа и коллектива, который и без этого смотрит на него странно и называет трусом.

Но чего Иван Федорович не любил так же сильно, как и неизвестность, так это то, когда обижают человека вины которого нет. Однажды в детстве он сам испытал это на себе, когда родители ругали его за разбитую вазу, хотя он к ней даже не прикасался. Он бы и сам был рад узнать, как так получилось, что ваза раскололась надвое. Тогда он стоял перед родителями, обливался слезами и клялся, что это не его рук дело. Однако же взрослые решили иначе. Они отчитали его и наказали. Иван Федорович до сих пор помнит тот момент и те чувства, которые он испытал. Неприятные чувства жуткой обиды за несправедливость.

И вот, спустя столько времени, он иногда встречает такие ситуации на работе. Благо испытывает их не на себе. Но от этого не менее противно. Особенно обидно за Татьяну Владимировну. Женщина приехала из провинции в большой город. Работала когда-то бухгалтером в местной администрации, а теперь вот сидит за телефоном и продает товар клиентам.

Иван Федорович никогда не рассматривал ее как женщину, потому как женщина — это всегда неизвестность, но как человек она ему нравилась. По правде сказать, она многим нравилась как человек, но в тоже время многие ее ненавидели. Не любили по простым и весьма странным поступкам. Она была покорна. Кто бы ей чего не сказал, она старалась это выполнить. Не любили за то, что она не может постоять за себя и когда начальник нагружает работой, то покорно соглашается и делает. Даже, несмотря на то, что из-за этого надо задержаться на работе. Не любили и за то, что она нравится начальнику отдела как работник и он не единожды ставит ее в пример. Почти на каждом собрании. Вот за это и не любили.

Но Татьяна Владимировна одна, а противников у нее весь отдел и этот отдел завел на свою сторону всех остальных работников. Так и повелось, что даже люди не знающие и ни разу не видевшие Татьяну Владимировну говорят, что человек она плохой. Подхалимничает, пытается пробиться на верх и занять пост начальника. Чуть ли не в постель лезет, лишь бы выслужиться. А то, что Татьяне Владимировне уже под пятьдесят лет и вряд ли у нее получится пробиться через кровать начальника – этого они естественно не знают.

Иван Федорович не раз слышал, как коллеги обсуждают Татьяну Владимировну, но никак на это не реагировал. Не вступал в диалог. Отмалчивался или же просто уходил, дабы не злиться и не раздражаться.

С очередной перестановкой мебели в кабинет подселился новый работник – Михаил. Обычный парнишка, без опыта работы. Веселый и дерзкий на язык. Он быстро влился в коллектив и быстро понял кто есть кто в офисе. Не раз Иван Федорович видел его в кругу работников, которые быстро замолкали, если рядом был Иван Федорович. Такие симптомы говорят лишь о том, что обсуждают самого Ивана Федоровича.

И, хотя Иван Федорович знал об этом, но по его многочисленным расчетам было понятно, что не стоит заступаться за свою репутацию, ибо это может привести к непредвиденным последствиям. А непредвиденных обстоятельств больше всего и боялся Иван Федорович.

- Я знаю, что вы меня за глаза называете трусов, - сказал он как-то Михаилу. – Но вы не переживайте, я все равно изменю мир. – снова вырвалась у него эта фразочка.

- За глаза? – спросил Миша, откинувшись на стуле. – За какие глаза? Вас называют трусом за ваш характер, а не за глаза.

Иван Федорович бросил на коллегу взгляд полный ненависти, но этим и ограничился.

«Чего с ним припираться? С сосунком этим?» - подумал он.

- Я чувствую, что это должно произойти и я… - Иван Федорович не договорил.

- Мир что ли измените? – закончил за него Миша.

-Да. – как-то скомкано ответил он, но продолжил уже более воодушевленно. – Изменю.

- Вам уже сколько? Сорок пять или пятьдесят?

- Пятьдесят пять.

- И когда менять собираетесь?

- Не знаю. Просто чувствую, что это произойдет. У меня уже бывало так однажды. Хотя, хватит об этом. – закончил Иван Федорович и уткнулся в монитор.

Он был бы и рад уже прекратить всю эту долгоиграющую катавасию, но не мог. Иногда слова сами вылетали и он не управлял ими. И жалел он уже не единожды, что все знают о его великом. Нет-нет, не так. о его Великом изменении мира, которого как не было так и нет.

Стыдно уже стало. Стыдно и обидно, что ничего не происходит. Раньше ему хоть помогала память о том чувстве, когда он впервые признался себе вслух. Сидя на кресле с книгой. Но время подтирает память и вот уже не так четко виден тот день. Больше не всплывают чувства при одном воспоминании того дня. И все больше кажется, что того дня и не было вовсе. А вместо него, был обычный день, когда он сидел на кресле. Выпрямился, положил книгу (скорее всего какой-то бульварный роман) на колени и просто посмотрел в окно.

Не было никакого камня на душе. Не было облегчения, страха или эмоционального подъема. Ничего не было. Был только он – Иван Федорович, незаурядный человек, без каких-либо выраженных качеств. Спокойный, рассудительный, осторожный и немного трусоватый.

Да, все-таки трусоватый, - согласился Иван Федорович.

Спустя год, когда владелец и основатель компании Павел Борисович, приказал долго жить, на его место пришел сын - Владимир Павлович, человек крайне неуравновешенный. По меркам Ивана Федоровича довольно юный и весьма, весьма вспыльчивый.

Стоит ли говорить о том, что дела у компании пошли так себе. И шли они так себе еще с годик, а после и вовсе скатились.

Владимир Павлович, метался по кабинетам как крыса по лабиринту. Искал возможность сэкономить и возможность нажиться. А когда не находил ни того, ни другого, начинал кричать. Кричал на всех. Однажды, даже Ивану Федоровичу досталось, хотя кто-кто, а Иван Федорович никак не изменился. Он так же усердно работал. Не халтурил, не тратил время на бесполезную болтовню и всегда в срок выполнял все поставленные задачи. Но Владимир Павлович отчитал его как маленького ребенка.

Закаленный долгой работой в этой компании и никогда не видавший такого отношения, Иван Федорович крепко задумался о том, чтобы уйти. Уйти раз и навсегда. Распрощаться с компанией, а быть может еще и подлость какую учинить на прощание.

Но сам Иван Федорович, в отличие от его нового начальника не был вспыльчивым и никогда не делал опрометчивых поступков. Поэтому придя домой, он сел на свое излюбленное кресло, посмотрел в окно, которое бликовало светом фар и задумался.

Уже спустя полчаса, он решил, что из компании не уйдет. Накричали. Ну и что с того. Мало ли на кого кричат. Вон, Маргарита Витальевна каждую неделю выслушивает, а все же работает, трудится. И об увольнении не помышляет.

На следующий день Ивана Федоровича постигла страшная весть. Маргарита Витальевна уволилась. Точнее ее уволили. Этот случай не мог пройти мимо Ивана Федоровича. Ведь если на Маргариту Витальевну кричали, и она все равно продолжала ходить на работу. То теперь ее уволили. Это могло означать лишь одно. Теперь Владимир Павлович кричит на него, на Ивана Федоровича, и вполне можно допустить такое, что и его скоро уволят. А этого ему не хотелось. Крайне не хотелось.

Спустя неделю на Ивана Федоровича вновь накричал Владимир Павлович. Кричал не по справедливости, но он ведь шеф. Ему-то не скажешь, что он не виноват. Иван Федорович внутренне готовился к тому, чтобы все-таки высказаться, но шеф и слова не давал вставить. Так кричал, что шея побагровела, а на лбу вздулась большая пульсирующая вена.

- …довольно! – закончил шеф и тут же вышел.

В кабинете еще несколько минут никто не решался слово сказать. Только прерывистое дыхание Ивана Федоровича в голове которого стаей мух носились мысли. Уволиться, ответить, промолчать, проигнорировать, исправить, попросить прощения, ответить…

- Ну что, изменили мир? – насмешливо спросил Миша тем самым оборвав поток мыслей.

Иван Федорович вздрогнул, достал платок из внутреннего кармана, протер широкий лоб и редеющие волосы. Платок убирать не стал, так как знал, что спустя пять минут лоб вновь покроется испариной.

- Я изменю мир. – вырвалось. Снова вырвалось. Будь оно проклято. Надоело уже. Хватит. Хватит!

Миша тихо прыснул смехом и уткнулся в монитор.

- Ну да… ну да… под лежачий камень вода не течет.

- Вода имеет свойство стачивать камни.

- Имеет. Но не в этом случае.

Время шло. Иван Федорович в какой-то момент понял, что занял место Маргариты Витальевны. Что бы он ни делал. Как бы ни старался. Он все равно один раз за неделю будет обруган. Иван Федорович пробовал разные подходы. Выполнял всю работу и брал дополнительно – на него кричали. Халтурил и толком ничего не делала – кричали. Работала как обычно – все равно кричали.

Он чувствовал, что рано или поздно его турнут из компании. Чувствовал точно так же, как и то, что он должен изменить мир. Кстати говоря, эта фраза теперь проскакивала у него все реже. И, если быть совсем откровенным, Иван Федорович был рад этому. Через годик, никто об этом уже и не вспомнит, и никто не будет ожидать от него чего-то незаурядного. Да и сам Иван Федорович не будет ждать этого божественного чуда. Которое и неизвестно будет ли вообще в его жизни.

Пусть лучше будет так как идет. Спокойная, размеренная жизнь ведь уже прошло больше половины жизни, пусть и вторая половина пройдет в том же русле. Пусть…

Но этому не суждено было сбыться.

На очередном собрании, которых с каждым месяцем становилось все больше, Владимир Павлович в очередной раз распинался перед публикой.

- Далось ему это собрание, - недовольно бурчали работники. – Неделю назад ведь собирались.

- Он шеф, ему виднее.

- Чего опять придумал?

Но как бы там ни было. Недовольные и несогласные, а люди шли в общую комнату, где рядком стояли стулья.

Расселись. Замолчали.

Владимир Павлович вошел последним и плотно закрыл дверь.

- Сегодня поговорим о наших делах, - с ходу начал он. – Не буду долго вас задерживать, лишь скажу, что дела у нас плохи. На днях видел отчет за последний месяц. И знаете что? Радости мне он не прибавил. Нисколько! Ни капельки. Так что перейдем сразу к делу. Где наша любимая Татьяна Владимировна.

- Здесь, - пропищала Татьяна.

- Вам выговор!

- За что? – еще тише спросила она.

- Вы сами знаете за что.

По лицу испуганной Татьяны Владимировны было понятно, что она понятия не имеет.

- Подумайте над своим поведением. А пока перейдем к другим вопросам… других вопросов набралось довольно много. Владимир Павлович долго ходил от стены к стене, наговаривая при этом текст, словно читал по бумажке. Он все говорил-говорил… в комнате стало жарко. Кто-то начал кивать и бороться со сном. Но Владимир Павлович отказывался это замечать и продолжал разглагольствовать на тему плохих работников.

Собраний становилось все больше. Работников заваливали отчетами. Кто-то увольнялся сам, кого-то увольняли, но дела компании как были плохи, так ими и оставались. На очередном собрании, когда много стульев уже пустовало, Владимир Павлович был не в духе.

Он не вошел, а буквально влетел в кабинет, хлопнул дверью:

- Сегодня будет самое тяжелое собрание для вас. Сегодня я вынужден уволить еще нескольких человек. – аудитория напряглась. Никто не хотел быть в этом списке и все тут же посмотрели друг на друга испуганными взглядами. А Владимир Павлович продолжил, - я бы не хотел никого увольнять, но условия требуют этого. А еще, видимо этого хотят и сами работники, потому что не желают работать. Наверное, им просто не нужна эта работа, если они так к ней относятся. Наверное, они думают, что будут получать деньги просто так, за протирание штанов или юбок, - добавил шеф и посмотрел на Татьяну Владимировну, которая тут же потупила взгляд. – Итак, не будем долго мусолить эту тему. Все и без меня знают свои недостатки и грехи. Первый в списке! – воскликнул Владимир Павлович и вся женская половина нервно выдохнула. – Дмитрий Протоков.

- Но… - вырвалось у Димки. Он даже вскочил, но тут же сел. – Как? Почему? Ведь я…

- Помолчи! Следующий в списке Алексей Невольный.

Алексей даже виду не подал, словно не его сейчас назвали. Этот поступок удивил даже шефа.

- Невольный!? Невольный!?

- Чего? – Алексей вяло поднял руку отмечаясь, что он все понял и уяснил.

- Ты уволен.

- Отлично.

Видимо Владимир Павлович ожидал другой реакции и это лишь раскалило его и без того буйный характер.

- Я вижу вам тут вообще всем по барабану что происходит. Вы отчеты видели? Вы видели их!? – он поднял со стола стопку листов и начал махать ими над головой. А после и вовсе швырнул под потолок. Некоторым листочкам посчастливилось коснуться потолка, а остальные плавно спланировали под ноги и между рядов. Багровая жила вновь взбугрилась на лбу, а раскрасневшийся шеф махал руками и кричал. Или даже орал во всю глотку. – Вы угробили всю компанию. С такими работниками ни то что деньги не заработаешь. С вами их даже сохранить не получается. Убытки. Убытки. Сплошные убытки. Бестолочи! Привыкли на готовеньком сидеть. – он повернулся спиной к аудитории, несколько раз вздохнул и развернувшись как солдат, продолжил, - Следующая в списке Вера Борисовна.

- Но…

- Иван… - Иван Федорович вздрогнул и замер. Эта секунда тянулась вечно. Он успел испугаться, продумать свое дальнейшее будущее в котором не было ничего радостного. Успел прикинуть сколько у него накоплений и как долго он сможет жить не работая. Он успел вспотеть. Его сердце успело замереть, а после, разогнаться в невиданном ритме. Казалось, что вся жизнь прошла за эти доли секунды.

- …Николаевич, - продолжил Шеф.

Странно, но испуг не прошел. Иван Федорович по-прежнему сидел взвинченный и нервный. Он держал в руках блокнот и ручку. Он всегда на собрания ходил с открытым блокнотом. Иногда что-то черкал там, но в общем и целом носил его для придания своему виду солидности. Ведь человек с блокнотом и ручкой наготове будет выглядеть важнее нежели тот же человек без этого атрибута.

Шеф продолжал перечислять имена. И их было много. Казалось он уже перечислил всех сидящих, но все никак не уймется. Иван Фёдорович не слушал. Возможно в этом бесконечном списке проскользнуло и его имя. Возможно. Все возможно…

Мир слишком велик, чтобы что-то в нем было невозможно. Ведь мир. Ведь жизнь. Ведь риск. Ведь страх. Ведь…

Иван Федорович положил блокнот на пустующий рядом стул, выпрямил плечи и вытянул как страус голову. Он встал во весь рост и размахивающий руками шеф замолчал.

- Вам чего? Вас вроде бы нет в списке.

- Помолчи, - сказал Иван Федорович и осмотрел покорные головы.

- Что! Ты как разговариваешь!?

- Помолчи, - так же спокойно произнес Иван Федорович и шеф замолчал. – Во всех наших бедах виноваты только вы. Вы и никто более. Вы завалили нас отчетами, на которые мы тратим большую часть рабочего дня. Вы, как умалишённый постоянно кричите на сотрудников без видимой причины. Просто так. Наверное, потому что вы шеф. Или потому что вам хочется. Я не знаю ваших мотивов и, скорее всего у вас их просто нет. Вы собираете нас тут каждую неделю и выносите нам мозг. Единственный кого бы я уволил из этой компании так это вас. Потому что вы балласт. Вы камень, который тянет всю компанию на дно. И мне стыдно перед вашим отцом, с которым я был у самых истоков этой компании. Стыдно, что она досталась в руки именно вам.

Еще раз осмотрев покорные головы, Иван Федорович сел на место, положил блокнот на колени и принялся слушать шефа с таким видом, словно только что ничего не произошло. Он не продумывал эту ситуацию. Слова вырвались точно так, как вырывались у него и ранее о том, что он изменит мир. Иван Федорович не успел все рассчитать, прикинуть варианты и знать, что будет наверняка. Пожалуй, в этот раз он действовал с настоящим азартом игрока, который не знает исхода, но который естественно надеется на победу. И именно в этот раз он почувствовал некую свободу. Точно такую же, как чувствовал много лет назад, сидя в кресле, со старинной книгой в руках.

Шеф несколько секунд приходил в себя, а затем выпалил:

- Вы тоже уволены.

После собрания, когда Иван Федорович забирал личные вещи со стола, хихикающий рядом Мишка спросил:

- Ну что, изменили мир?

- А ты разве не видишь, как все стало по-другому? Ярче, веселее, - с улыбкой на устах сказал Иван Федорович.

Михаил обвел кабинет пытливым взглядом и помотал головой.

- Неа… все, как и было.

- Мир очень сильно изменился. По крайней мере для меня.

картинка может и была, но не уверен, что с такой подписью. бм молчит