rotmistr1980

До Рождества оставалось всего два дня. Город находился в том самом приподнятом настроении которое Чарльз Бэбкок - министр магии в пятничной «Sorcery Time» назвал предпраздничной суетой.

Не замечая спешащих мимо по своим делам людей и в полной мере наслаждаясь скрипящим под подошвами снегом и порхающими вокруг снежинками, двое направлялись к массивному зданию Центрального банка Кронберга располагающегося на площади Согласия.

- Дед, а что в министерстве так и сказали, что всё, иди отдыхай?

- Нет, конечно, - рассмеялся нестарый ещё крепкий мужчина в чёрном шерстяном пальто, красном шарфе, намотанном вокруг горла, и надвинутой на лоб шляпе. - Сказали так: «Старший советник Альберт Тисли, ваша служба закончена. Благодарим вас, вы заслужили почётную пенсию, магические золотые часы с номером вашего жетона на крышке и… и каждый вечер стакан горячего шоколада с зефирками».

Курносая девочка лет семи в пушистой белой шапке (казавшейся прохожим куском облака) и таких же варежках, от души рассмеялась.

- Про зефирки ты дедушка конечно придумал.

- Придумал-придумал, - согласился мужчина по привычке коснувшись указательным пальцем руки левого виска покрытого седыми волосами под которыми угадывался шрам от старого ранения. – Ладно, давай зайдём в банк, снимем деньги и за покупками. Поможешь мне выбрать подарки для своих родителей?

- А зефирки купим?

- Купим.

Дождавшись когда кристалл в светофоре загорится зелёным светом, мужчина и девочка вместе с другими горожанами перешли улицу перед нетерпеливо рычащими и плюющимися паром автомобилями с удивлением наблюдая за перепалкой двоих гиков на мётлах поспоривших из-за места на стоянке. Фанаты старины перешли от оскорблений к действиям и вот один из них - плотный шатен в плаще-цепеше бросил в противника перчатку из кожи василиска. Впрочем, до драки дело не дошло так как на место происшествия прибыл важный констебль с торчащими в разные стороны усами в сопровождении парочки рядовых гоблинов в синей форме.

Запрыгнув на верхнюю ступеньку лестницы ведущей ко входу в банк, Алиса показала деду язык.

- Мама сегодня допоздна в университете. Принимает зачёт по средневековой семантике, а папа опять лечить своих драконов улетел. Обещал только к Рождеству вернуться. Так что могу остаться у тебя! Покажешь мне свою коллекцию обещаний?

Почувствовав внутри груди тепло (детектив-пенсионер внучку просто обожал даже несмотря на то, что иногда она пользовалась этим), Альберт Тисли тем не менее сказал:

- Спросим разрешения у твоей мамы. Тогда терпеть не может самоуправства.

- Пошлём ей фею? Или просто позвоним? - быстро поднявшись наверх стуча каблучками сапожек по намёрзшему на гранит ледку, Алиса ещё раз развернулась к деду подпрыгнув от восторга на месте. - Да она разрешит деда! Точно тебе говорю!

Входная дверь в ответ на рывок Тисли, не сразу, но раскрылась, и они оказались в величественном фойе на потолке которого была наколдована огромная ёлка по ветвям которой туда-сюда прыгали смешливые эльфы с елочными игрушками.

Оставляя мокрый след на мраморном полу внучка с дедушкой остановились прямо напротив ряда пронумерованных окошек кассы. Сидевшая в углу бледная гоблинша-уборщица в переднике даже и не подумала встать со своей табуреточки, чтобы протереть пол. Находящиеся вокруг люди и даже сотрудники банка с удивлением уставились на вошедших.

- К-как в-вы в-вошли? – тряся челюстью еле-еле выговорил стоящий к ним спиной мужчина в круглых синих очках в котелке повернув голову. Руки его удерживающие зонт с изогнутой рукоятью были подняты вверх.

- Деда, что-то я не поняла… - разглядывая окружающих их посетителей, большая часть из которых тоже воздела руки к потолку, произнесла шмыгнув носом покрытым веснушками Алиса.

Тут же за спиной их раздались шаги и мужской голос привыкший отдавать приказы, произнёс:

- Господа, поднимите пожалуйста руки. Мы тут знаете ли банк грабим и неприятности нам не нужны. Волшебная палочка есть?

Последние слова были конечно адресованы Тисли. Отодвинув внучку себе за спину тот прищурив глаза медленно начал поднимать руки вверх.

- Кош, это легавый! - вдруг раздался визгливый голос справа. – У него золотые часы с номером значка в жилетке!

«Кельтский крест» был ловко парирован Тисли. Палочка детектива по обыкновению спрятанная в рукаве правой руки скользнула в ладонь отразив разрушительное заклинание в стрелявшего - плюгавого типа с грязными тёмными волосами в куртке-безрукавке со стоном опрокинувшегося на спину. Глаза преступника тут же превратились в бельма, а вокруг головы по паркету начала расплываться лужа крови приведшая гоблиншу-уборщицу в настоящий шок. Она даже ахнула и пасть с острыми зубками ладошками закрыла.

Тут же посетители банка завизжали от ужаса, некоторые даже попытались протиснуться в окошки касс. Кто-то даже застрял в таком неловком положении, а дородная дама в полосатом платье прижимая к груди чеширского кота каким-то чудом забилась под лавку.

Одновременно по детективу-пенсионеру ударили сразу с двух сторон. Первое заклинание «Удушения» он отразил «Русским щитом», а второе отбил в стену справа из-за чего дубовые панели с искусной разбой лопнули, покрылись копотью и задымились.

Алиса, всё ещё находившаяся за спиной деда сначала было взвизгнула от страха, а затем забыв о том, что вот-вот готова была расплакаться с открытым ртом смотрела на то как тот расставив ноги пошире выставил вперёд левую руку, а правой, удерживающей волшебную палочку, дважды коротко махнул вперёд.

«Выжигатель» превратил в факел брюнетку с выбритыми висками и серьгой в носу, а «Крушитель», угодив в высокого худого мужчину у окна номер «8» переломил его пополам словно сухую ветку. Палочка последнего тоже была уничтожена с громким хлопком взорвавшись в воздухе, она порывом ветра заставила посетителей банка упасть на пол.

Последний выживший грабитель, тот что приказывал им поднять руки, трижды атаковал Тисли послав в него «Оледенение», «Судороги» и «Кровь горлом». Первые два заклинания Альберт парировал, послав в ряд замерших у стены стульев и журнальный столик, а последние подцепив на кончик своей палочки вернул отправителю.

Кош всхрапнув остолбенел, побледнел и выронив из длинных пальцев волшебную палочку схватился руками за горло из которого хлынула тёмная кровь так контрастирующая с цветом наливавшейся синевой кожи.

- Постой так, милая, - повернув глазевшую во все глаза на происходящее внучку к стене лицом, детектив-пенсионер сделал несколько шагов к корчащемуся на коленях грабителю пытавшемуся то ли что-то сказать, то ли просто вдохнуть в лёгкие воздух.

Пару секунд Тисли наблюдал за мучениями Коша, а затем вздохнув сделал едва заметное движение кончиком палочки. Раздался хруст, от которого у присутствующих побежали мурашки по спине, и повернувшаяся вокруг своей оси шея преступника оборвала его жизнь.

- Милая ты как? – спросил Альберт внучку опускаясь перед ней на колени и ощупывая руками тело.

Алиса ничего не ответила, а лишь указала дедушке пальцем на стоящего неподалёку мужчину в синих очках всё ещё не опустившего руки.

-Т-там т-тролль! – сообщил тот указывая чисто выбритым подбородком на лестницу в подвал. Прикрывающая вход решётка которого была погнута и раскачивалась на одной петле. Остальные посетители банка будто по команде закивали головами как китайские болванчики затаив дыхание.

Артур успел сделать только пару шагов в сторону подвала, когда тяжёлые шаги возвестили о приближении монстра. Трёхметровый серокожий тролль с бородой заплетённой в косу и мохнатыми бровями выбрался в зал таща за собой огромной мешок с деньгами.

Обведя взглядом недавнее поле боя, тела мёртвых товарищей и всё ещё попискивающую от боли догорающую брюнетку (запах горелого мяса и волос заставляли часть посетителей кашлять), он, утробно зарычав сорвал решётку намереваясь швырнуть её в Артура.

Изящное движение палочкой от груди похожее на фехтовальный выпад и заклинание «Северного ветра» с лёгким свистом начисто снесло голову серокожему монстру. Голова тролля отделившись от тела покатилась к ногам мужчины в синих очках, который не сдержавшись согнулся пополам выплеснув себе на ноги вечерний чай с булочкой с корицей.

- Ну ты даёшь дедуля! - уперев кулачки в бока только и сказала Алиса, в наступившей мёртвой тишине опустившейся на зал.

Золото и банкноты крупного номинала из продырявленного мешка всё ещё удерживаемого обезглавленным телом дождём сыпались на пол, а эльфы над их головами продолжали хохотать и петь рождественские песни.

* * *

- Деда, на полном серьёзе проси у них ведро горячего шоколада с зефирками каждый день. Вон сколько деньжищ, - произнесла Алиса носочком отделанного белым мехом сапожка задумчиво вороша горку золотых монет и сотенных купюр с изображением единорога.

Знакомые констебли прибывшие по вызову отдавая честь радостно приветствовали Тисли когда внутрь банка вошли двое: новый глава отдела «С» Тимоти Косгроув (Альберт видел его пару раз в здании управления криминальной полиции) и молодой рыжеволосый детектив в пиджаке с кожаными вставками на локтях и до блеска начищенных коричневых ботинках, фамилии которого Альберт не знал. Но подозревал в новичке чьего-то протеже.

Худой и прямой как палка Косгроув с зачёсанными назад набриолиненными волосами, так же, как и его предшественница с пурпурной планкой ордена Мерлина на груди, бегло осмотрев место происшествия и не удостоив взглядом вытянувшихся по струнке рядовых полицейских и замывающую на коленях лужу крови гоблиншу в фартуке, остановил взгляд сначала на девочке возле кучи денег и только затем на детективе-пенсионере.

- Представьтесь пожалуйста, - с некоторой ленцой выдавил он из себя хотя внимательный взгляд заметил бы, что глаза Косгроува заблестели от восторга.

- Старший советник Альберт Тисли. Криминальная полиция, - просто ответил Тисли, а затем мгновение подумав и взглянув на вложившую ему в ладонь руку Алису, добавил: - Сейчас на пенсии. Сейчас просто дедушка.

- Давно?

- Со вчерашнего дня.

- Хм, Тисли, - вмешался в беседу рыжий детектив наморщив лоб. - У меня в университете шифрографику преподавала женщина с такой фамилией. У неё ещё было очень необычное имя… Тогда, кажется.

- Да, это моя дочь, - улыбнулся детектив-пенсионер озорно подмигнув внучке.

Косгроув же тоже словно вспомнив что-то вздёрнул тонкие брови вверх:

- Тисли? Тот самый что задержал Маятника?

История маньяка много лет назад похищавшего девушек давно уже не вызывала внутри Альберта каких-либо отрицательных эмоций хоть навсегда и осталась с ним, в том числе и в виде скорбных отметок на теле. Рука будто сама потянулась к шраму на левом виске, но в последний момент он сдержался.

- Верно. Было дело. Давно.

Откашлявшись, новый глава отдела «С» искренне пожал руку Тисли:

- По-моему, детектив, рано вы на пенсию собрались.

Предыдущая история из этого цикла

- Здравствуйте фрау Бок.

- Здравствуйте герр Скокофф.

- Что у нас случилось? Мария опять проспала или Олег повздорил с одноклассниками?

- Нет-нет, я вызвала вас по поводу вашего младшего.

- Петра?

- Да-да Питера. Он тут кое-что нарисовал и это вызвало определённого рода резонанс. Вот…

- Вроде нормальный рисунок.

- Нормальный?

- Да. А что с ним не так?

- Вы шутите герр Скокофф?

- Нет. У меня времени на это нет, если честно…

- О да, извините я знаю вы врач нейрохирург… давайте я вам быстро всё объясню.

- Давайте. Буду благодарен.

- На картине нарисован горящий город.

- Я вижу.

- А вы видите подпись внизу?

- Конечно. Написано: «Украина».

- Вот именно!

- Вы о чём?

- А это что по-вашему?

- Солдат. В бронежилете, каске, с автоматом.

- Какой солдат?

- Русский. У него вот эмблемка с триколором. Да и по автомату видно…

- ВОТ!

- Опять вот… Что не так-то?

- Что солдат несёт в руках?

- Маленькую девочку.

- Правильно! А подпись внизу?

- Написано: «Русские своих не бросают».

- … вы теперь поняли.

- Вообще ничего не понял и через час у меня ответственная операция. Ещё добраться до поликлиники надо.

- Родителей наших детей возмутило, что русский очевидно несёт украинскую девочку… словно пытается её спасти. Но мы же знаем, что Россия напала на Украину и уничтожает мирное население…

- Это спорный вопрос.

- Ничего не спорный. Ваш сын… в общем директор обязала меня переговорить с вами только потому что вы один из попечителей и спонсоров…

- Вы что ещё моей супруге позвонили?

- … да. А что такого? Хотела поговорить с вами обоими. Я ей даже фото рисунка на телефон сбросила и вкратце пояснила вашу ошибку…

- Это вы зря.

- А НУ УБРАЛ ОТ МЕНЯ РУКИ! ИДИОТ! МЕНЯ ЖДУТ!

- А вот и Елена Петровна. Собственной персоной… Лена, Лена успокойся!

- Тоже руки убери! Это что? Тот самый Петин рисунок?

- Да-да, Елена Петровна, тот самый.

- Так, понятно. Давайте как побольше конкретики. Кто это сообщил директору о случившемся? Кто больше всех возмущался?

- Лена, держи себя в руках.

- Миша, я всегда держу себя в руках.

- Я просто напоминаю. Помни где мы и что ты кандидат медицинский наук и известный лор…

- Я поняла дорогой. Фрау Бок вы не ответили мне на вопрос.

- …я… я не имею права говорить… называть того кто…

- Настучал?

- Сигнализировал.

- Я и так знаю это этот ублюдок Шульц! Тот что научил своего сыночка зиговать! Да?

- Да. То есть нет. То есть я не скажу…

- Ваша школа превратилась в помойку какую-то!

- Лена!

- Миша!

- Что вы себе позволяете?

- Что я позволяю? Что вы позволяете? На каком основании вы запретили детям ходить в школу в шортах?

- Это… это решение руководства. Голые ноги оскорбляют религиозные чувства учеников-мусульман.

- Серьёзно?

- А меня оскорбляют их замотанные в платки морды!

- Вы что правда запретили детям ходить в шортах?

- Да герр Скокофф. Это было нелёгкое решение, но мы…

- П-почему жарко ведь? На улице почти тридцать…

- Миша ты ещё не знаешь, что они и свинину в меню запретили. Очевидно это тоже оскорбляет религиозные чувства учеников. Я права фрау Бок?

- Совершенно верно. Учеников исповедующих ислам с каждым годом всё больше…

- Подождите! Я состою в совете попечителей почему меня не поставили в известность… свинина в конце концов полезна для растущего организма! Ну не хотят есть пусть выбирают другое в меню. Всегда так было!

- Миша да ты не понял что ли? Тебя не позвали потому что ты бы был против!

- Елена Петровна я позвала вас по другому вопросу…

- Да я знаю почему вы нас позвали! Зиговать и носить значки с Гитлером я смотрю у вас не запрещено детям, а рисовать российский флаг и говорить правду категорически!

- Эта не правда это ложь! Вы что не смотрите новости! Многие родители были возмущены…

- И Шульц тоже?

- И герр Шулц тоже. Он даже защищал вас. Говорил, что не надо исключать детей из школы. Главное, чтобы вы извинились…

- ИСКЛЮЧАТЬ? Извинились за что?

- Миша, за то, что ты русский. Ты не понял? А вашему заботливому герру Шульцу передайте, что в следующий раз я ему глаз на жопу натяну!

- Лена!

- ЧТО?!

- Ничего. Поехали. А то я опоздаю на операцию. До свидания фрау Бок.

- Это пиздец какой-то мерзавец Гитлер и то в гробу бы перевернулся!

- Лена не смешно.

- Схерали не смешно?

- Ну ты же интеллигентный человек, врач, что за выражения...

- ДА НИКАКИХ НЕРВОВ БОЛЬШЕ НЕТ, МИША! Ты знаешь что мне вчера заявила директор клиники?

- Нет не знаю. Ты же не сказала.

- А что они в моём резюме, которое на сайте лежит написали?

- Говори уже.

- Что я англичанка! А иначе типа клиенты ко мне ходить откажутся. И к фамилии буквы добавили.

- Буквы?

- Да меня не спросив! Я теперь знаешь не Скокова, а Скоковакос. Гречанка блядь!

- Ничего себе.

- Ага. Мрази! В общем я не знаю как ты, а я хочу домой.

- Лен так это наш дом. Мы тут почти восемнадцать лет живём!

- Это плохой дом. Подумай над этим, но не долго.

* * *

- Клаус привет.

- Привет Марта. Что-то случилось?

- Да вот решила к тебе обратиться как к специалисту знающему русский. Тут мать одного из наших учеников сказала мне одну странную вещь. Никак не могу перевести. Бьюсь, бьюсь…

- Всегда рад. Какую?

- Звучит так: «Глазд на джоппу натину».

- Не понял.

- Вот, я тебе на бумажечке записала…

Как у меня дела? Да не очень.

Каким-то чудом я ещё жив и последняя докуренная сигарета, возможно и не станет последней. Извини, мама, но курить хочется страшно. Всё бы отдал за сигарету.

Левый бок горит, и я горю. Кажется, у меня температура сорок пять или около того. Весь мокрый и вонючий. Может поэтому мне всё время лезет в голову этот красный галстук? Лежу в обшарпанной, холодной палате с заплёванным окном, на скрипучей койке и жутко хочу двух вещей: курить (А чего вы хотели? Да, только об этом и думаю!) и сдохнуть. Лучше в том порядке в каком перечислил. Пальцы на ногах, торчащие из-под тонкого застиранного одеяла замерзли. Задубели! На крик мой никто не прибегает, и я уже начинаю сомневаться, что выжил. Может это ад такой? Для бывших юнкеров и легионеров…

КАП! КАП! КАП! Твою мать! Закройте вы наконец эту воду или она сведёт меня с ума!

* * *

Прошло десять дней. Скажите Женечка переволновался и ударился в панику? Спорить не буду, момент слабости имел место, но в своё оправдание хочу сказать следующее - я реально чуть не дал дуба. На меня в «Больнице святого Климента» смотрят как на чудо господне. Вот прямо заглядывают в палату… только что пальцем не тычут. Впрочем, давайте обо всём по порядку.

Спасение моё вряд ли можно назвать чудом. Я бы скорее сказал, что это недоразумение. Ну а как можно назвать ситуацию, когда, возвращаясь в город после вызова на ферму машина скорой помощи завернула в кустики дабы один из фельдшеров мог в спокойной обстановку справить нужду, а нашла место кровавой перестрелки и пять с половиной трупов? Пять окончательно мёртвых и меня… уже почти отошедшего в мир иной. Вряд ли лучший. Но там хоть тепло было бы. Даже жарко.

Потом меня чудом довезли живым до больницы, осмотрели и поставили диагноз «БЕЗНАДЁЖЕН».

По иронии судьбы спас меня одесский еврей услышавший, что в бреду я ругаюсь по-русски. Все отказались оперировать, а этот взял ответственность на себя. Умница, надо его отблагодарить как-нибудь.

Моника – влюбившаяся в меня черноглазая, пышнотелая медсестра, пахнувшая корицей, рассказала, что доктор Раппопорт извлёк у меня из кишечника пулю чуть-чуть не повредившую мою селезёнку, а потом терпеливо ждал, когда организм справится с ранением каждые два часа лично меряя мне температуру. Я этого совсем не помнил, что и не удивительно. Лихорадка она такая.

Смотря в окно на раскачивающуюся на ветке зябнувшую от холода птицу думал о том, что нужно поскорее отсюда сваливать. Мафия — это мафия. Если они меня всё ещё не нашли (а это само по себе маленькое чудо), то вскоре разыщут.

Стукнув дверью палаты внутрь вошла Моника, удерживающая в руке бумажный свёрток вкусно пахнущий сдобой:

- Джерри, я принесла тебе много вкусного! Мой папа пекарь и…

С улыбкой разглядывая замершую возле кровати девушку я в который раз удивился тому как она краснеет от оказанного ей внимания.

- Милая, а мне разве можно мучное? С дыркой в желудке-то?

Девушка ойкнула и покраснела ещё сильнее стараясь спрятать под берет вьющиеся каштановые волосы.

Прости-прости, я глупая! Не подумала. Сейчас же сбегаю к доктору Раппопорту и узнаю…

- Стой! - остановил уже почти выскочившую в коридор девушку я. – Оставь сдобу. Очень вкусно пахнет. Я будто дома.

Моника вообще стала как помидор, да ещё и ручки собранные в кулачки к щёчкам прижала. Смешная, право слово.

- У меня будет к тебе просьба.

- Всё что угодно, - девчонка опустилась на колени возле меня схватив мою руку.

- Сходи завтра вот по этому адресу… это ателье, отдай хозяину записку и принеси сюда мой саквояж.

Свёрнутый вдвое листок оказался в нагрудном кармане куртки медсестры.

- Как скажешь… - щека девушки прижалась к моей ладони.

- Да и попроси, чтобы он продал тебе красный галстук.

- Красный? – отстранившись удивлённо уставилась на меня Моника.

- Да, именно красный. Ярко-красный. Никогда раньше такие не носил, но мне почему-то хочется.

- Хорошо.

* * *

- Папа, но мы же не успеем! У нас просто нет таких денег! – раздалось в коридоре. – Зачем только ты отказался от той работы?

Я развернулся на кровати поудобнее положив локоть под голову. Спросите, что же вызвало мой интерес?

Просто молодая женщина говорила по-русски.

- Потому что я врач, а не коновал, - этот голос был хорошо мне знаком и принадлежал моему спасителю.

- Мы потеряем дом! – в голосе женщины послышалась горечь. - Майкл такой маленький, часто болеет, ему нужно постоянно находится в тепле.

Подошва ботинка доктора раздражённо стукнула по полу.

- Не забывай, что ты говоришь о моём внуке. Если не успеем собрать деньги, вернёмся к бабушке в Нью-Йорк.

- Будто там лучше!

Спор прекратился, а спустя пара минут в палату бледный, но как всегда опрятный и пахнущий недорогим одеколоном вошёл Салли Раппопорт. Кстати, Василий странное имя для еврея не правда ли?

- Что неприятности доктор? – спросил я, когда осмотр закончился и повязка вернулась на место.

- Просто глупое решение которое имеет последствие, - ответил мужчина, спрятав руки в карманы брюк. - Наука для меня.

Я только кивнул и лезть в душу не стал. Мой доктор был не из тех кто обожал жаловаться и исповедоваться.

- Как мои дела?

- На удивление отлично, - улыбнулся Раппопорт. - Думаю дня через два вас можно будет выписывать. Желудок ведёт себя хорошо, но диета необходима. Да и никакой выпечки! С ума вы сошли что ли? Это пока слишком тяжело для вас. Ешьте фрукты. Хотите я принесу вам яблоки? Вот такие!

Из кармана халата доктор вытащил блестящее яблоко.

Ответить я не успел так как в палату буквально влетела Моника с чёрным кожаным саквояжем в руках.

- Доктор там какие-то люди! – волосы медсестры выбились из-под головного убора, глаза расширены от страха. - Они ударили охранника! Столько крови!

Раппопорт выскочил в коридор из которого раздавались крики. Я же сел на кровати.

- Милая, ты всё принесла?

Девушка словно очнулась от кошмара и попыталась растянуть губы в улыбке. Это сложно было сделать из-за подрагивающего от испуга подбородка.

- Да, вот только красного галстука у него нет. Прости.

- Ничего. Поможешь мне одеться?

* * *

Чёрные длинноносые туфли от "Амедио Тестони", шерстяной костюм-тройка с серебренными пуговицами сшитый в ателье Марко Бенутти, шляпа «Борсалини»… а итальяшки всегда умели одеваться. И на сладкое новенькое чёрное кашемировое пальто «Канали». Красавчик!

- Юнкер! – закричали позади и…

Дверь распахнулась и пистолет в моих руках дважды дёрнулся. Я не знал этого итальянского пижона с родинкой на левой щеке и в белом плаще, но красный галстук на его шее мне сразу приглянулся.

В коридоре снова закричали. Моника сжалась за раскрытой дверью, а в палату буквально влетел человек с дробовиком. Полные щёки его пылали гневом, губы плотно сжаты в прямую линию.

БАБАХ!

Выстрел дуплетом разнёс окно дробью наполнив палату пороховым дымом, но перехватив торопыгу за ствол я направил его в покрытую кафелем стену. Не успел он опомнится от удара мордой о твёрдую поверхность как в груди его уже торчал трофейный марокканский кинжал с костяной рукоятью.

БАМ! – кто-то выстрелил в меня из палаты напротив и присев я снова дважды нажал на спусковой крючок.

Первая пуля разнёсшая колено стрелка с револьвером заставила его рухнуть на пол, а вторая - в голову, снесла полчерепа забрызгав серыми ошмётками корзину с бельём.

БАХ! – новый выстрел разнёс горшок с цветами на тумбочке у кровати, принесёнными Моникой, и упав на живот я дважды выстрелил. Первая пуля загнала противника за угол, а вторая угодила в правое плечо, швырнув беднягу на пол.

В больнице наступила тишина. Ну если не считать, что кто-то всхлипывал в дальней палате и тонко стонал на первом этаже. Не торопясь, проследовав по коридору, я остановился над пытавшемся уползти юнцом в сером костюме в полоску от «Корнелиани». На мой вкус слишком узкие рукава и пуговицы на животе пришиты неудобно. Под таким даже наплечную кобуру не поносишь.

- Юнкер! Массерия тебя достанет! Слышишь достанет! – прокричал молодой мужчина, да ещё и плюнуть мне на ботинок попытался.

- Слышу-слышу, - сказал я, подхватив из рук замершего столпом в коридоре доктора яблоко.

Последняя пуля в магазине Кольта 45-каллибра поставила точку в схватке.

Вернувшись к себе в палату, я вытащил нож из мёртвого толстяка (спрятав его в ножны за спиной), снял с трупа типа в белом плаще красный галстук и к своему удовольствию смотря в зеркало убедился, что выглядит он на мне просто шикарно.

Поцеловав руки всё ещё замершей за дверью Моники, я одними губами сказал ей спасибо сунув в ладошку извлечённую из саквояжа пачку купюр. Вторую, побольше, я положил в белый халат Раппопорта.

- Я… я не могу, Джерри! – возмутился было тот и попытался вернуть мне деньги, но встретившись со мной взглядом передумал.

- Ещё как можете, - сказал я, напоследок вгрызаясь зубами в яблоко. - Помните Майклу нужно тепло!

Где-то верещали полицейские сирены, а я, покинув больницу свернул в малозаметной переулок наслаждаясь сыпавшимся на голову снегом. Ну прямо как дома! Мать, сестра, наверное, заждались…

Нащупав в кармане пальто пачку сигарет, я остановился. Нет, не подумайте, курить всё ещё хотелось, но… ведь дал слово. Покрутив туда-сюда упаковку, я зашвырнул её в мусорный бак и постукивая каблуками двинулся вперёд.

Как у меня дела? Да всё хорошо.

История из цикла "Юнкер"

Сумерки, туман, слякоть под ногами превращается на моих глазах в мутные ручейки и озерца, беснующиеся на мостовой улицы позади и впереди меня. Потоки воды бойко играли с мелким мусором, огрызками яблок, обрывками каких-то тряпок, плакатов с надписью "разыскивается». Застывшие бледные лица молодых парней в лужах собственной крови и судорожно стиснутые в их мёртвых пальцах рукояти мечей, пятеро матёрых преступников в дюжине шагов от меня - не много ли событий для одного маленького безымянного переулка? А ведь я мог пройти мимо, ну чего мне стоило просто отвести взгляд? К тому же я тороплюсь, и задерживаться никак не могу. Об этом мне напоминает свёрток под плащом.

- Убирайся Лис, иначе мы прирежем тебя так же как этих стражников.

Дождь перестал быть надоедливым мерзавцем и превратился в ливень. Тонкая струйка влаги уже проникла мне за шиворот и медленно ползла между лопаток. В столице всегда такая погода. Без хорошего плаща, крепкой обувки и шляпы быстренько подхватишь простуду и переберёшься на Куриный холм – кладбище для простолюдинов.

- Я не могу уйти, Горлорез, ты же знаешь.

Квадратное лицо налётчика пересекали многочисленные морщины и шрамы. Даже не понятно чего здесь было больше. Сколько ему? Тридцать пять-сорок? А выглядит на все пятьдесят. Вредные привычки, постоянное волнение, влажный климат. Тяжела жизнь преступника.

- Это не твоё дело! Ночная стража не отвечает за промахи Городской!

По сути да. Всё время конкурируем, делаем коллегам гадости и ябедничаем друг на друга канцлеру. Хотя идея Городской стражи на каждый день и Ночной, занимающейся бандами и серьёзными преступлениями которые и творятся под покровом тьмы, хороша.

- Ты был бы прав, если бы твои ребята не порезали маркиза, а он, как известно, возглавляет Банковский дом, который, во-первых, работает круглосуточно, во-вторых, относится к десяти важнейшим учреждениям города и страны. А значит… это дело и Ночной стражи тоже.

- Если бы не этот обрюзгший боров, то ты прошёл бы мимо?

- Нет.

- Проклятье, мы никогда с тобой не ссорились, но если ты не уйдёшь с дороги, я клянусь, что размозжу тебе голову вот этим кистенём, - преступник покраснел от гнева и даже льющиеся с неба потоки воды не могли охладить его недовольство. - Ребята, окружайте его!

Как же не вовремя всё произошло. Ну почему, почему со мной всегда так? Возись теперь с этими глупцами.

Несколько пар насквозь промокших ботинок переступая через трупы на мостовой, оказываются от меня справа и слева. Близко подходить пока боятся, смотрят настороженно. Видать понаслушались сказок обо мне. Местный фольклор та ещё гадость.

- Горлорез, менее чем через час мне нужно быть дома. Это очень важно, очень. Я дал слово. Давай решим вопрос миром. Прошу тебя.

- Вот и отойди в сторону. Хочешь, чтобы я тебе заплатил? На, возьми!

К моим ногам шлёпнулся увесистый кожаный мешочек с деньгами. Завязки разошлись в стороны, и на серый мокрый камень высыпалась серьёзная кучка золотых империалов.

Моя зарплата за три года, как минимум. Ишь как расщедрился. Видать тоже торопится.

- Ты же опытный вор и знаешь, что меня не купить.

- Не купить? Ахаха! Всех можно купить. Просто цена должна быть подходящая. Мало? Я добавлю ещё, только скажи.

Грабители поудобнее перехватив ножи, дубинки и обрывки цепей с устрашающего вида шипастыми шариками на концах, ещё на пару шагов приблизились ко мне.

- Горлорез, если вы сдадитесь, я даю слово, что не отдам вас Городской страже. Разместитесь в камерах Ночной. Всё будет по справедливости. До суда вам не будет ничего угрожать.

- Аха-ха-ха! Ты не в том положении, чтобы торговаться со мной Лис. Я, конечно, знаю, что ловок с клинком и хитрых приёмчиков знаешь немало, но в одиночку против пятерых тебе не справиться. Помощи не будет. Просто пропусти нас.

Время утекало словно вода. Вода, которой вокруг было в излишке. Крупные капли взрывали поверхность разлившейся по мостовой воды достававшей уже почти до щиколоток. Если я задержусь здесь ещё на пять минут, то опоздаю. Да и подарок может промокнуть.

- Я не могу. Вы убили сегодня шестерых человек, в том числе, главу Банковского дома. Ограбили казначейство. Если уйду с дороги, вы скроетесь из города.

- Конечно, скроемся, всенепременно. Возьми деньги, пропусти нас и беги домой. Кто там ожидает тебя в жарко натопленном домике? Она симпатичная? Купи ей что-нибудь.

Бла-бла-бла-бла. Сделал всё что мог. Время вышло. Из-за спины я достаю ручные кандалы и протягиваю их в сторону преступников.

- Она самая симпатичная, но наш разговор закончен Горлорез. Что ты выбираешь? Вспомни про Мясника и его людей. Им я также предлагал сдаться.

- Хм, слышал я эту байку, слышал. Их тоже, кажется было пятеро. Не верю! Мясник, старый пердун, наверное, болтал с тобой, пока стража не подоспела?! – перекрикивая раскат грома закричал главарь.

Короткий взмах рукой и люди Горлореза одновременно бросились на меня. Похвальная скорость, согласованность и реакция. Вот только я ждал этого и мне нужно торопиться.

Перестав удерживать на вытянутой руке ручные кандалы, я ловко, кончиком сапога отправил килограммовый подарочек прямо в лицо ближайшего ко мне преступника. Тот закричал и рухнул на колени, прижимая к лицу ладони, сквозь пальцы которых хлынули тёмные струйки.

- Взять его, взять! Порвать на части! – орал главарь, размахивая внушительным кистенём с кожаной петлёй на рукояти.

Второй налётчик даже не понял, от чего умер. Клинок моего меча сделал скупое движение, с хрустом пробив его рёбра под мышкой и разрубая пополам сердце. Обратное движение и третий рухнул с перерезанным горлом. Четвёртый, слишком разогнавшись, не сумел вовремя затормозить (с символической помощью конечно), и, подняв вихрь брызг, рухнул у моих ног, получив сокрушительный удар в основание черепа.

Сам Горлорез успел сделать только один взмах, выбив сноп искр из гранита, а затем, нелепо повалившись на бок, с удивлением уставился на торчащий из его груди кинжал. Губы преступника зашевелились, но слов не последовало, только предсмертный хрип. Мгновение и жизнь ушла из него, а взгляд остекленел.

Легенда преступного мира на поверку оказалась фальшивкой.

Подняв лежащие на мостовой кандалы, я ударом кулака в висок привёл оставшегося в живых налётчика в бессознательное состояние, а затем заковал его в наручники. Сюрпризы мне были не нужны.

Нащупав в кармане свисток, поглубже натянул треуголку на лоб и что есть силы засвистел – раз, другой, третий.

В закрытых ставнями окнах надо мной захлопали створки, в щелях засверкали любопытные взгляды. Ох уж эти горожане, всё-то они видят и слышат. Позади послышались тяжёлые шаги солдатских кованых сапог.

- Каково чёрта? Что случилось?- патруль Городской стражи замер передо мной разглядывая результаты побоища. Командовал у них пожилой убелённый сединами сержант, с упитанным брюшком, теснящим кожаный нагрудник под распахнутым плащом. Знакомое лицо, раньше уже встречались. Толковый. Кажется, у него было какое-то совиное прозвище.

- Старший инспектор Ночной стражи Эмиль Бюлов. Мною задержаны злоумышленники убившие сегодня маркиза Пихлера и ограбившие Казначейство.

Взглянув на распростёртые тела, сержант смахнул льющийся по лицу дождевые капли и улыбнулся в усы.

- Задержаны? По-моему они все мертвы.

- Не все. Впрочем, так вышло. Оказали сопротивление, - пожал я плечами, опустив к ногам сержанта два огромных кофра с похищенными деньгами, а сверху бросив кошель с монетами. – Я тороплюсь, рапорт о случившемся предоставлю вам завтра до обеда. Ценности, под вашу ответственность.

* * *

Провожая взглядом рвущего стену дождя и уносящегося по улице старшего инспектора, сержант, по прозвищу Филин, подумал, что забыл поблагодарить его за своих парней. Они хоть и мертвы, но отомщены, а это уже немало. Город живёт своей жизнью, и законы средневековья всё ещё действую здесь. Если не на бумаге, так в людских сердцах точно.

Погрузив, дико вращавшего от страха глазами преступника в карету (налётчик уже во всех красках представлял, что с ним будут творить городские стражники, мстя за мёртвых коллег), он захлопнул дверь.

- Кто это был сержант? – спросил молоденький паренёк с сияющей новизной бляхой стражника на груди.

- Бандиты, контрабандисты, да и свои, называют его Лисом. Старший инспектор Ночной стражи, кажется не из местных, прибыл к нам с Севера лет двенадцать назад. Говорят хороший мужик, вдовец.

- Ловко он их.

- Ловко? Ты не видел, как он на Рождество в одиночку успокоил дебоширов в таверне матушки Мозер. Вот там действительно было ловко. Дюжина здоровых парней пускавших слюни на деревянный заплёванный пол.

- Ничего себе.

- Надо бы нанести визит вежливости. Как-никак теперь мы ему должны, - закончил сержант, застёгиваясь на все пуговицы и поднимая воротник повыше.

* * *

Брусничка донесла меня до дома менее чем за четверть часа. Словно знала к кому я тороплюсь и зачем. Заведя лошадь в конюшню, я быстро протёр животное, насыпал ей овса, и заботливо накрыв попоной, бросился внутрь дома провожаемый дружеским ржанием.

Ммм. В комнатах пахло жареным гусём, шарлоткой с яблоками из слоёного теста и другими вкусностями. Пир не за горами. Сбросив мокрый плащ и зашвырнув на вешалку треуголку, я устремился в гостиную.

Фрау Хубер расчёсывала мою русоволосую красавицу на стульчике возле камина. Увидев меня, та заулыбалась и смешно заболтала ножками в маленьких праздничных туфельках расшитых узорами из стеклянных шариков и бусин. Заключив в крепкие объятия дочь, я подмигнул ей и протянул нисколько не промокший свёрток в яркой упаковке.

- Папа, а я думала, что ты опоздаешь, - шмыгнула носом моя кнопочка, разрывая крошечными пальчиками плотную бумагу. – Наверное, тебя задержало, что-то важное? Правда?

Поцеловав растрескавшимися губами её в щеку, я вдохнул аромат волос дочери, так напоминавший мне о жене, и ответил:

- Ничего важного рыбка моя. Просто дождь, туман и парочка грубиянов на дороге.

История из цикла "Туман"

Ну, вот и доигралась. Сама виновата, и нечего теперь лить слёзы, словно юная монашка, отдавшаяся в порыве страсти пареньку-садовнику!

Витой красно-золотистый шнур выглядывал из кулака и наполнял моё сердце такой тоской по прошлому, что всхлипывая, я продолжала рыдать на весь зал. Даже не ожидала от себя такого. В последний раз плакала совсем сопливой девчонкой, когда разбила в кровь коленку, гоняясь за котёнком по двору.

Могла ли я пару лет назад представить себе ситуацию в которой окажусь? Конечно, нет. Как сказала бы моя старая нянечка, любившая крепкие словечки: «Лизхен, ты глубоко увязла в анусе кракена». И с этим утверждением трудно поспорить, чёрт побери.

Во мне вовсю бушевала борьба между неистовой сорвиголовой, плюющей сквозь зубы на своих недоброжелателей и отличницей-аккуратисткой – ранимой и воспитанной. Первая черта моего характера мне досталась от моей яростной маменьки, а вот вторая … от моего загадочного отца.

Постепенно примерная девочка вытесняла задиру (так неизменно происходило, когда опасность отступала), ведь я всегда была папиной дочкой. Слёз становилось всё меньше, и они уже не так часто падали на деревянный паркет.

* * *

Я родилась семнадцать вёсен назад, наверное, в самой необычной семье Циммерии. Не верите? А зря.

Мать моя, Матильда фон Шлезвиг была капитаном курфюстской Пограничной стражи и одной из лучших фехтовальщиц государства. За глаза её называли Рыжей бестией и опасались тяжёлого характера и быстрой руки. Она происходила из древнего, но обедневшего аристократического рода. Своё положение, авторитет, выслужила не лестью и обманом, а обменяла на пару десятков шрамов и рубцов на бледно-молочной коже. Мама была справедлива, резка в суждениях и прямолинейна в поступках, впрочем, как и все настоящие солдаты. В детстве мне даже казалось, что она сразу родилась в мундире, ботфортах и в перевязи со шпагой.

Отец мой был … э-м-м-м, как бы это сказать получше … пришельцем из другого мира. Нет, мы с мамой никогда в это по-настоящему не верили, но мой папенька, кажется, не сильно переживал из-за этого. Хотя определённые странности за ним замечала даже я.

Нянечка рассказывала мне, что мама обнаружила отца в бессознательном состоянии во время патрулирования Королевского озера. Мол, папа, находился в ветхой лодке прибитой к берегу волной.

Придя в себя, мой родитель рассказал страже, что звать-величать его Алексей Верховской, он росс … русс.., чёрт не выговоришь, в общем, дворянин и гвардейский поручик. В его стране была попытка переворота, в котором он принимал активное участие вместе со своими товарищами и сослуживцами. Восстание с треском провалилось, большую часть заговорщиков схватили, но некоторым удалось сбежать. Всю весну и часть лета он скрывался в имении своего друга – поэта, а затем на его след напали императорские ищейки. На вопрос матери, что он делал в курфюрстском заповеднике, папенька пояснил, что убегал от жандармов, и когда скакун его пал от изнеможения, сумел добраться до реки, прыгнуть в лодку у пристани, и скрыться в тумане над поверхностью воды. Потом ему стало плохо, в глазах потемнело, и он потерял сознание.

Отца даже не смутило, что никакой империи и реки в округе вообще нет, так же как и то, что одет он был явно не по погоде. Ведь стояла поздняя осень, а тот щеголял в ярких панталонах, в облипочку, лёгком жилете и смешных танцевальных туфлях с пуговками. При себе у него была только шпага, больше похожая на рапиру.

Сначала мама хотела сдать странного дворянина в Тайную полицию (изрядно он со своими сказками и странным произношением походил на шпиона), но в последний момент передумала. Может быть, потому что Рыжая бестия терпеть не могла полицаев, а может и по другой причине. Уж больно мой папенька был хорош собой, вежлив и обходителен. В общем, Матильда фон Шлезвиг выкинула белый флаг.

Отец тоже был знатным фехтовальщиком. Правда, фехтовал он необычным клинком, всегда находившимся при нём. Да, да, тем самым про который, я уже упоминала. Узкая длинная полоска стали казалась игрушкой по сравнению с маминым паппенхеймером, но владел он ей мастерски.

Я не раз наблюдала их поединки, и это было сродни бою лесного пожара, сметающего всё на своём пути, и солнечного зайчика в зимний день, разившего без промаха. Мамина сила и напористость разбивались о кажущееся ленивым спокойствие отца. Пламя и лёд, ну право слово.

Родительница с лёгкостью расшвыривала в поединке своих солдат, вскрывая любые защиты, но папина манера фехтования долгое время была для неё непреодолима.

«Перед собой кто смерти не видал, тот полного веселья не вкушал», – было выведено на поверхности металла отцовской шпаги витиеватыми буквами на незнакомом языке.

– Эта строчка из стихотворения моего друга, – рассказывал мне отец, когда я разглядывала его оружие и полустёршуюся смешную двухголовую птичку похожую на крылана (разве что крылья поменьше) на навершии эфеса. – Александр тоже отлично владеет шпагой, но предпочитает разить словом.

Меня всегда так смешило как папа, замерев на улице с искренним удивлением, разглядывал парящие в небе цеппелины и проезжающие мимо нас паровые автомобили. А ещё, он словно ребёнок восхищался паровым отоплением в домах, радио и фотоаппаратами. Мог часами наблюдать за проплывающими по реке пароходиками и вздрагивал от телефонных звонков.

Мама была всё время на службе, и мы часто гуляли с папой за ручку по городу. Я делилась с ним всем-всем. Даже рассказывала ему про забавного соседского мальчишку частенько торчавшего, у нашей ограды, а также про то, что сильно завидовала дочери нашей соседке – маленькой кривляке Монике, из-за огненно-красного цвета её волос, точно таких же как у моей мамы. Меня бог наградил русыми, как у отца. Какие же мы маленькие глупые.

Мы с папой были добрыми друзьями и понимали друг друга с полуслова. Чтобы мы ни делали вместе, нам всегда было весело и хорошо. Он так смешно изображал нашу строгую фрекен Грезельду, что я покатывалась от хохота. Странно, но нянечка, вдова китобоя и вообще человек с тяжёлым характером, на него за это не обижалась, а наоборот относилась к отцу с подчёркнутым уважением.

К сожалению, он так и не смог занять подобающего места в высшем обществе Циммерии. Для маминых родственников и большинства знакомых, он, несмотря на свои манеры, был всего лишь бродягой без семьи, имения и средств к существованию. Даже обвенчать родителей священник отказался. И это несмотря на мамины угрозы, выпотрошить святого отца и скормить его внутренности свиньям.

Я родилась байстрючкой – незаконнорождённой, и хоть и не имела права на наследство, воспитывалась в счастливой семье любящих друг друга родителей. Мама так смотрела на папу, что никаких признаний в любви и не требовалось.

Именно отец начал заниматься со мной фехтованием. Да, вот так просто. В четыре года я попросила его научить меня обращаться со шпагой, и он выполнил мою просьбу.

Во время тренировок он рассказывал мне о своей родине и удивлялся, что у нас вроде бы всё как у него дома, только немного по-другому. Как я жалею сейчас, что не расспросила его обо всём поподробнее, не узнала его получше.

К десяти годам я уже довольно сносно владела клинком, а к двенадцати на мои успехи стала обращать внимание мама. Она даже стала со мной заниматься.

Только тогда я в полной мере оценила искусство отца и, дополняя его непробиваемую защиту яростными атаками матери, получала от тренировок ни с чём не сравнимое удовольствие.

Четыре года назад над нашей Циммерией сгустились тучи. Сродный брат нашего курфюрста Вилберта I – Бруно, заявил права на престол, воспользовавшись древним обычаем давно забытым живущими. Началась война. Кто-то остался верен своему правителю, другие поддержали дерзкого выскочку. Он, не задумываясь, применял силу, бросая в костёр войны тысячи невинных жизней. Их противостояние продолжалась целый год, сражения шли и на земле и в воздухе, но закончилось победой курфюрста. Во многом благодаря поддержке, таких как моя мать. Последние силы сепаратистов были взяты в окружение у деревеньки Пиннау, а их сторонники закованы в цепи и брошены в подвалы Башни милосердия.

Матильда фон Шлезвиг получила звание полковника и должность начальника Городской стражи столицы. У нас появился большой дом, много слуг и целая куча новых знакомых. Правда маменька так и не стала придворным шаркунишкой и только одним своим гневным взглядом распугивала столпившихся вокруг неё избалованных аристократов.

А потом … потом всё рухнуло. Оказывается, часть молодчиков с татуировками дроздов терзающих змею (тонкий намёк на гербы кузенов), смогла пробраться в Трир – главный город курфюрста. Пока армия пыталась добить основные силы Бруно, полк его головорезов, при поддержке всякого сброда, сумел уничтожить столичный гарнизон, и единственным препятствием, отделявшим Вилберта I от виселицы, стала моя мать. Она возглавила оборону Белого замка и трое суток с горсткой храбрецов сражалась против сепаратистов.

Цеппелины бороздили небо над городом, заунывно транслируя сигнал тревоги. На улице пахло пожаром, то там, то тут раздавались крики. Жители сбивались в отряды самообороны для защиты близких и своего имущества.

Всё это время мой отец не находил себе места. А затем, оставив меня с фрекен Гризельдой, ушёл. Я никогда не забуду нашего прощания. Крепко прижимая меня к себе, он словно извинялся за то, что оставляет меня, за то, что не увидит, как я вырасту, за то, что не поведёт меня к алтарю, и не будет нянчить внуков. Мы оба знали, что он не вернётся, но папа не мог по-другому.

Ему удалось добраться до мамы. Вместе спина к спине они сражались во дворе Белого замка с остатками «дроздов» и победили, расплатившись своими жизнями. Говорят, что они убили почти три десятка прорвавшихся за стены. А ещё я слышала, будто бы Вилберт I расплакался у тела моей маменьки. Врут, наверное.

Да, мои родители стали героями, но повосхищавшаяся страна вскоре успокоилась, и, проводив в последний путь мятежника Бруно (говорят верёвка, была ему к лицу), зажила своей обычной жизнью.

Матильду фон Шлезвиг, как национальную героиню, захоронили на территории Белого замка. Отца моего, словно бродягу без рода, без племени, увезли в родовое имение матери, где и закопали без всяких церемоний и помпы. Хорошо хоть не забросали землёй в общей могиле за городом. На похоронах присутствовали только мы с нянечкой, да наш старый садовник.

Так как официальных, законных наследников у Шлезвигов не было – земли, дом в столице, крестьян, казна забрала себе. Меня же, хоть и дочь спасительницы Циммерии, но байстрючку, облагодетельствовали, взяв после смерти фрекен Гризельды служанкой во дворец курфюрста.

Преисполненная «благодарности» я как проклятая начала осваивать новую для меня профессию. Мыть, стирать, гладить, сносно шить я научилась годика за два. Было невыносимо одиноко, так как друзей и подруг у меня среди прислуги не было. Не понимая моего положения, они держались от меня на расстоянии и в принципе это меня устраивало. Я очень скучала по родителям и особенно по нашим с папой тренировкам.

Как-то старший дворецкий приказал мне принести бутылку шампанского и фужеры в недавно выстроенный курфюрстом фехтовальный зал. Одноэтажное здание с великолепным паркетным полом, новомодным электрическим освещением и огромными окнами, сладили буквально за три-четыре месяца. Наш Вилберт I неожиданно стал ярым поклонником фехтования и каждый день, до завтрака, пару часиков скрещивал шпаги с лучшими мастерами столицы. То ли мои родители произвели на него такое впечатление, то ли почувствовал во время осады Белого замка себя беспомощным – слухи ходили разные.

В зале было много света и великолепно пахло свежим деревом. Поставив поднос на ажурный столик, я направилась к выходу. Подскакивания и кривлянья курфюрста, а также его попытки уколоть соперника, вряд ли можно было назвать фехтованием и я серьёзно опасалась, что не удержусь от смеха. Взгляд мой скользнул по нескольким портретам на противоположной стене и остановился на изображении матери. Матильда фон Шлезвиг была хороша. Вылитая героиня из средневековых баллад. Определённое сходство конечно имелось, вот только дома мама была совсем другой. Немного усталой, тихой, скромной и счастливой. Всё благодаря моему отцу.

Под картиной к стене была приделана подставка для холодного оружия, в которой рядышком замерли мамин паппенхеймер и папина шпага. Уж её-то я бы ни с чем не перепутала. На рукояти эфеса маминого клинка всё так же был привязан витой красно-золотистый шнур. Сердце моё ёкнуло и понеслось вскачь. Вместо темляка перед её уходом из дома, я лично прикрепила туда шнурочек с геральдическими цветами нашей семьи.

Меня прямо переклинило. Во что бы то ни стало, захотелось оставить этот шнур у себя и ещё разок ощутить рукоятку папиной шпаги в своей руке. Замерев посреди зала, словно соляной столп, я вызвала недовольство дворецкого и, обозвав меня нахалкой, он выгнал меня взашей. Уходя, я уже точно знала что вернусь.

* * *

Напросившись у тётки Марты (старшей распорядительницы дворца) на ночную глажку гвардейских мундиров, я обеспечила себе возможность пробраться ночью в фехтовальный зал.

Словно шпионка, накинув тёмный плащ, я, пригибаясь, пробежала через зелёный лужок, на котором катались на пони детишки курфюрста, и, обогнув небольшое озерцо, остановилась возле фехтовального зала. Окна были плотно прикрыты ставнями, и мне оставалось только надеется, что одна из них всё же будет не до конца захлопнута. Дергая по очереди деревянные створки, я по кругу огибала здание. Ночь была тёмной, хоть глаз выколи, и особо опасаться, что меня кто-то заметит, не приходилось.

– Тр-ы-ы-нь!

Повезло. Одна из досок поддалась, и ловко поднырнув под нее, я прижалась к оконному стеклу, нащупывая пальцами створки. Маленький канцелярский ножик в моей руке ловко проник в щель и окно приоткрылось. Еле-еле мне удалось втиснуться внутрь пожертвовав плащом застрявшим между ставнями и окном.

Здесь всё так же приятно пахло деревом и немножко потом. Глубоко вздохнув, я начала шарить по стенам зала руками ища выключатель и кляня себя за то, что не догадалась взять с собой обыкновенный фонарик.

Неожиданно мне показалось, что в зале ещё кто-то есть. Знаете, так бывает, ты не видишь и не слышишь человека, но ощущаешь его присутствие в тёмной комнате, будто находясь во мраке, он рвёт её тенёты. Вздрогнув, я прижалась спиной к стене и в тот же момент нашла рычажок выключателя.

– Кл-и-и-ик! – громкий щелчок и стеклянные лампы загудев вспыхнули, освещая всё вокруг.

Не сдержавшись, я вскрикнула. И было отчего. Кроме меня в зале находилось ещё пятеро мужчин, которые удивлённо уставились на нежданную гостью.

– Ты кто такая?

– Л-и-и-схен, – заикаясь, ответила я. – Служанка.

У каждого замершего передо мной солдата (короткие стрижки, развитая мускулатура и горделивая осанка говорили сами за себя), в руках была либо шпага, либо сабля. Чуть поодаль на полу была расстелена белая тряпица, на которой в рядок лежало несколько пистолетов и пару винтовок. Эти ребята явно прятались здесь, и никакого отношения к слугам курфюрста точно не имели.

– Она одна! Кончайте её по-тихому! И кто-нибудь вырубите свет! – зашипел плечистый лысый мужичок, пряча саблю в ножны.

Снова вскрикнув, я по стеночке попыталась вернуться к открытому окну, но от волнения не смогла найти его. В это время один из головорезов бросился ко мне, но я ловко увернувшись, отскочила в сторону. Детина всей своей массой врезался в картину в позолоченной раме. Чертыхнувшись, он сорвал со стены полотно и, достав нож, кинулся на меня.

Только тут я заметила, что на полу оказался портрет моей матери. Рукой, за спиной, я нащупала рукоятку папиной шпаги и, вытянув её из стойки, провела молниеносный батман. Клинком я ударила нападающего по лезвию ножа, отчего тот вылетел из его руки и воткнулся в пол. А затем, не давая противнику опомниться, сделала резкий выпад, вонзив остриё в шею. Всё произошло так быстро, что никто и опомниться не успел.

– Какого чёрта!

– Ты что натворила дура?!

– Чертовка!

Со всех сторон меня окружали вооружённые люди. Но вот что странно, испуг во мне сменялся холодной яростью. И это напрочь изгоняло из меня чувство одиночества.

– Ну, здравствуй мама, я по тебе скучала.

* * *

Доигралась. Слёзы высохли. Я всё ещё находилась в зале в окружении пятерых трупов и до сих пор не верила, что натворила это сама. Кое-как перевязала себя оторванными от платья кусками материи. Ничего серьёзного, переживу. Зато теперь мне стало абсолютно ясно, кем были нападавшие на меня люди. Татуировки чёрных птичек клюющих змею, говорили сами за себя. «Дрозды» хотели дождаться нашего Вилберта на утреннюю тренировку и, воспользовавшись тем, что в стенах дворца охраняло его всего пару человек, убить курфюрста.

Витой шнур с маминого клинка я забрала. Папину шпагу тоже. Не знаю как я её сохраню, но … сохраню. Почему-то именно сейчас я полностью поверила своему отцу. Да, он был из другого мира. Мира обаятельных и очаровательных женщин, не служащих в армии; романтичных, чувственных мужчин, сочиняющих стихи для своих возлюбленных и императоров-самодуров, с лёгкостью расправляющихся с лучшими своими гражданами. Там нет цеппелинов, паровых двигателей и телефонов, но если есть такие люди как отец … я бы очень хотела там побывать. Шпага поручика Алексея Верховского тоже не принадлежит нашему миру, а значит и здесь ей не место.

Прислонив портрет матери к стене, уж больно большой он был и самостоятельно мне бы его не повестить, я услышала позади голоса и звук открывающейся двери.

Спасение или опасность? Впрочем, не важно. Щёлкнув каблуками туфель, я улыбнулась сама себе и, приняв боевую стойку тихо произнесла:

– En guard!

Читаем, голосуем за продолжение...