Довелось мне как-то, лет десять тому назад, полежать в местной больничке. Операция проводилась под эпидуральной анестезией, прошла нормально. Неприятно мне стало лишь после операции, когда стала проходить эта самая анестезия.
Лежу на каталке, корчусь от боли и боковым зрением вижу, как возле меня суетится какой-то человек в непомерно большом белом халате и шапочке. С виду ребёнок то простынь на моих ногах поправит, то каталку к стене поставит, чтобы на меня никто из бегающих по больничному коридору не налетел.
Толи мальчик такой заботливый, толи девочка? Не пойму. Белая шапочка совсем на нос свалилась, и глаз не видно. Поняла, когда меня стали перекладывать с каталки на кровать. Кто-то из медсестер цыкнул: «Борька, не крутись под ногами!»
После обезболивающего укола заснула. Проснулась за полночь. Смотрю, соседка по палате тоже не спит, ворочается. Спросила у неё про самочувствие, а потом про мальчонку, которого видела на кануне. Мол, не знаете ли, кто он такой, и что здесь делает. Она охотно рассказала.
Этого мальчика Бориса под опеку взяла санитарка Кузьминична, а прежде он жил в детдоме. Два года назад попал сюда из-за того, что сломал ключицу на горке. Не успели его выписать, как через месяц Бориска снова попадает в больницу, машиной сбило, перелом ноги. Отлежал столько, сколько надо, косточки срослись, его снова выписывают. А он – ни в какую! Не хочет из больницы уходить. На приёме у врача плачет навзрыд. Авторучку у него из рук вырвал, в угол кабинета бросил, выписку порвал. Упал на колени перед доктором, обнял его за ноги и говорит: «Если вы меня в детдом отправите, то я опять под машину брошусь или из окна выпрыгну!».
Все в шоке! Спрашивают у Бори, кто ж его в детдоме так сильно обижает. А он молчит, только плачет и плачет.
Медработники – люди железные: к крови-боли, соплям-слезам привыкшие, а вот санитарка Кузьминична за тридцать лет работы никак привыкнуть не смогла, не выдержала. Отвела мальчонку в подсобку, слёзы халатом высушила, посадила на кули с бельём, чаем с сухарями напоила и пообещала через день заглядывать к нему в детдом, а на выходные домой к себе забирать. Только на таких условиях Борька согласился вернуться в детдом.
Старый человек врать не станет. Кузьминична слово сдержала, навещала Борю, когда могла, когда свободное время было. Благо, что детдом рядом с больницей находится. Пыталась Кузьминична найти обидчиков хлопца в детдоме, но не нашла. Видимо, виновата вся система коллективного воспитания. Боря по характеру - тихоня. Ему б в уголочке сидеть и что-нибудь конструировать, лепить, клеить. Не нужны ему массовые мероприятия: шумные праздники, соревнования, походы, барабаны и лозунги. Из другого он теста сделан. Боря-то до десяти лет рос с матерью-инвалидом, в детсад не ходил, из родных у них никого не было. Когда мать умерла, «домашний» мальчик оказался в детском доме, в абсолютно другом мире. Привычка ухаживать за больной матерью сроднила его с больницей. Он говорит, что здесь пахнет мамой, то есть лекарствами. Здесь нет надоедливых и гиперактивных сверстников.
Что касается Кузьминичны, то она поняла и полюбила мальчонку. Да как такого не полюбить? Боря из всех сил старается угодить бабушке. За любую работу берётся: стирает, гладит, моет, готовит. Его всему этому научила больная мать, которая сама не в силах была работать по дому. Кузьминична иногда берёт Бориса с собой в больницу, где он тоже не сидит, сложа руки. Завотделением пыталась как-то возразить приходу посторонних в больничные покои, но старая санитарка сказала, как отрезала: «Сами не помогаете Борьке, так хоть мне не мешайте!»
Через год знакомства с Борей, Кузьминична решила его усыновить. Органы опеки не разрешили ей этого сделать из-за каких-то там возможностей или невозможностей кандидата в усыновители, тогда Кузьминична оформила опекунство.
Вот такой незатейливый, но щекотливый для души рассказ поведала мне соседка по палате.
Этим летом я проходила в поликлинике углубленное обследование (после ковида). Дали мне направление на УЗИ в ту самую больницу, где десять лет назад делали операцию. Лёжа на кушетке в кабинете УЗИ, я не столько думала о своих болячках, сколько об истории Бориса и Кузьминичны. После проведения УЗИ стала одеваться, а сама поглядываю на УЗИ-специалиста, которая проводила диагностику. Женщина – пожилая, значит давно работает, может быть, и знает что-либо о них. Бабское любопытство так меня разобрало, что я прокашлялась и спросила:
- Простите, а вы давно здесь работаете?
- Угу, - не открывая глаз от компьютера, подтвердила мои догадки врач. – А что? Сомневаетесь в моём профессионализме? – засмеялась она.
- Нет-нет. Что вы! Ничуть не сомневаюсь. Я лишь хотела узнать, - тут я замялась немного, - про мальчика Бориску с Кузьминичной. Они здесь работали лет десять назад.
- А-а-а! Вот в чем дело! Был Бориска, а сейчас стал Борис Иванович! Интернатуру по терапии проходит. Кузьминична на пенсии отдыхает. Всё нормально у них. Держите заключение. Будьте здоровы и пригласите, пожалуйста, следующего.
***
Замечательная история, не правда ли?
К чему я её написала? К тому, что в День матери нужно вспомнить не только мам, но и тех, кто их по-настоящему заменил.
