LightPhotinia

Сказать, что это – Божий дар, язык не поворачивается, скорее, это – Божье наказание.

Впервые я ощутила его в пять лет. Январским морозным днём, когда холодное солнце уже начинало катиться к горизонту, к нам из деревни приехал брат мамы, дядя Володя. Приехал с печальным известием, умерла баба Лена, и похороны намечены на следующий день. Мать, недолго думая, плача и причитая на ходу, оделась сама, сгребла меня в охапку и, повязав поверх детского пальто толстую пуховую шаль, затолкала в трактор дяди Володи. В тракторе я сидела у мамы на коленях, было тесно и жарко, но интересно. Внутри трактора пахло соляркой, под круглыми стекляшками-датчиками качались разноцветные стрелки, а снаружи была сказка: на освещенную фарами заснеженную дорогу выскакивали сосенки и били мохнатыми ветками в стекло. Вскоре я заснула.

Проснулась от того, что мой младший двоюродный брат Димка откручивал мне нос. Я ударила его по руке.

- Ты что? Больно!

- Пойдем! Я тебе бабку мертвую покажу.

Вот что мне нравилось и нравится в Димке, так это его искренность и простота. Никогда не играет словами.

Бабушкин гроб стоял посредине комнаты на двух табуретах. Близко подходить к нему я боялась. Издалека был виден белый платочек бабушки и покрывало, на котором лежали искусственные цветы. Взрослых в комнате не было. Женщины были заняты приготовлением поминального обеда, а мужчины ушли на кладбище рыть в промерзшей земле могилу и очищать к ней дорогу от снега.

- Костыль где? – спросила я.

Костыль для бабы Лены при жизни был третьей ногой, третьей рукой и оружием. Она могла им ударить непослушных внуков, наказав их за шалости.

- Не знаю, - Димка почесал затылок. – Ты, не бойся. Она теперь никого не тронет. Её скоро отнесут вон туда! – брат показал рукой в окно с обледеневшими стеклами. – И закопают в яму.

Представив, какого это лежать в мерзлой яме, мне стало жутко и холодно. Димка тем временем подбежал к куче игрушек, сваленных в углу комнаты, и достал зеленый резиновый мячик.

- Давай играть! Бегать возле гроба нельзя, а ползать можно! – встав на четвереньки, брат катнул мяч к противоположной стене. – Чего стоишь, как неродная? Давай катать мячик!

Родная, то есть я, послушалась брата, встала на четвереньки и понеслась за мячиком. Я катала мячик Димке, а Димка – мне. Если мячик из-за смятых самотканых дорожек останавливался где-то на середине пути, мы оба спешили к нему. Тут уж кому повезет! И вот именно в такой ситуации брательник первым коснулся мяча и катнул его в сторону гроба. Я в порыве азарта поползла под него между табуретами. Жуткий озноб прошиб моё тело. Оказавшись по другую сторону гроба, из-за спазм в горле я перестала дышать. Очнулась и пришла в себя, когда мама шлепала меня ладонью по спине и спрашивала, что со мной произошло.

- Замерзла, - только и могла ответить я, не понимая сама своего состояния.

Мама помогла мне залезть на печь и накрыла овчинным полушубком. Меня ещё долго трясло и перестало трясти, когда бабушку вынесли из дома.

На следующих похоронах (хоронили пожилую соседку летом, кажется, в июле) при подходе к гробу я снова ощутила «мороз по коже». Сделала вывод, что такое бывает со всеми людьми при приближении к мертвым. Поделилась своим выводом с подругой. Каково же было моё изумление, когда узнала, что такое происходит только со мной.

Со временем мой феномен развился до того, что я стала чувствовать не только мертвых, но и тех, к кому подбирается смерть. Страшно, правда? Стоишь в очереди в магазине, смотришь на ценники, считаешь рубли в кошельке и вдруг, холодок по спине. Значит, к кому-то из окружения скоро придёт костлявая. Оглядываешься, а рядом женщина с детской коляской! Б.. дь! Ну просто нет слов! Липкий страх и возмущение зашкаливают! Сразу срываюсь и выбегаю из магазина. Успокаиваю себя, что всё это выдумка, что в магазине установлены мощные кондиционеры и т.д. и т.п.

Однажды, почувствовала озноб в студенческой аудитории, сослалась на сквозняки, пересела с передней парты на заднюю, в другой угол. Через месяц смертельно сбило машиной мою сокурсницу. Молча стала сходить с ума от этого дара. Записалась на прием к психотерапевту. Сама боюсь, если узнают в деканате про мои отклонения, то попросят из пединститута.

Психотерапевт внимательно меня выслушала, потом поинтересовалась, не ощущаю ли я возле неё смерть. Я сказала, что нет. Пощелкав авторучкой об крышку стола, она выписала мне легкие успокоительные и посоветовала обратиться, куда б Вы думали? Правильно. В церковь.

В церкви я уже не стала никого спрашивать. Поставила свечу за упокой умерших родных и близких и попросила Святую Елену простить и избавить меня от дара предчувствовать смерть. Вроде бы отпустило. А если вдруг начинает что-то подобное во мне просыпаться, сразу читаю «Отче наш». Помогает.

Нюра была крупная девушка в любом отношении и понимании. Рост и вес её – точно не знаю, а вот по жизни она шла твёрдой, размашистой походкой в обуви 43 размера.

Рост, вес, размер были заклятыми врагами Нюры. Она так мечтала стать хрупкой, нежной и беззащитной Дюймовочкой, хоть разок в жизни уткнуться в широкую мужскую грудь и поплакать. Получалось до смешного наоборот, сельские мужики дышали ей в живот, грудь, редко когда доставали до плеча и просили в долг деньги на какие-то запчасти, рыболовные снасти, чаще всего, – на водку.

Нюрок была экономная, но не жадная девушка. Если уж жадной будет, то кто ж тогда на неё глянет? Наконец-то, глянули.

Приехал из «края» зоотехник передавать опыт совхозу. Так как в селе гостиницы отродясь не было, то зоотехника поселили к Нюрке. Логика у председателя была железная: живёт баба одна, в избе две комнаты, значит к ней и можно подселить.

Нюрок не сопротивлялась. Готовила вкусные обеды, обстирывала, штопала носки, пришивала пуговицы, исправно топила каждую субботу баню, работой гостя не напрягала. Ну чем не жизнь?

Одно только зоотехника Антона Ивановича тяготило: незаинтересованность Нюры в политической жизни страны и в мире в целом. Сам Антон Иванович был очень грамотным человеком: регулярно читал газету «Правда», смотрел телепередачу «Университет миллионов» и состоял в партии! Возможно, эти самые партийные взгляды партийных товарищей и вынудили Антона Ивановича сделать долгожданное предложение Нюре.

Она раздумывала над предложением минут пять, не более. Вспомнила нравоучения по этому поводу своих покойных родителей. Мать говорила: «Нюрка, не строй воздушных замков! Позовут замуж – иди! Тебе ли выбирать?». Отец же наказывал: «Анна Петровна, породу не порть! Замуж иди за мужика, который крепче тебя!» Крепче, значит, крупнее и выше. Да где ж такого взять? Откуда выписать?

Антон Иванович был ниже Нюры на голову, да и пусть! От свадьбы, в деревенском смысле этого слова, Анна Петровна и Антон Иванович отказались. Жених с позиций марксизма-ленинизма называл свадебные обряды пережитком прошлого, а невеста комплексовала по поводу своих размеров. Просто расписались в сельсовете и всё!

Первая брачная ночь для Нюры была мучением. Антон Иванович ползал по её телу, чего-то искал. Нюра же смотрела в потолок, вымученно улыбалась и стонала (бабы учили, что нужно улыбаться и стонать). Антону Ивановичу, вроде бы, это занятие понравилось. Он ввёл его в обязанность и стал регулярно, каждую ночь, исполнять свой супружеский долг.

Нюре было противно, но она терпела, так как она теперь гордо носила звание супруги, а ещё в Нюриной душе рядом с мечтой о Дюймовочке поселилась вторая мечта: родить ребеночка, маленького и хорошенького. Она даже знала, где поставит кроватку малышу, – возле беленой стены печи, напротив окна. Там ребеночку будет и тепло, и светло. Под окном растёт яблонька. Весной она будет радовать малыша цветочками, а осенью стучать яблочками в стекло.

Шли дни, но Нюра не замечала никаких изменений в своем организме. Ей так хотелось помолиться о даровании дитя, глядя на иконы в углу своей комнаты, но Антон Иванович велел их убрать.

Он каждый день задерживался на работе, на партсобрании, приходил домой около полуночи, на кухне выпивал банку свежего молока, стоящую на столе, и ел горячее с плиты. Нюра не встречала супруга, так как уже спала (вставать нужно было рано, полпятого утра). Чтобы супруг не стучал в дверь (не сразу и услышишь), двери оставляла открытыми. Отужинав, Антон Иванович, не включая свет в спальне, раздевался и ложился к Нюре, спящей лицом к стене. Сделав несколько незатейливых телодвижений, он тоже засыпал.

Ни теплых слов, ни поцелуев, ни ласок, ничего такого, о чем рассказывали бабы про своих мужиков. Нюра, не разбирающаяся в политической жизни страны и в мире целом, понимала одно: «Любви – нет, есть только обязанность!»

Но однажды произошло, что-то странное из ряда вон выходящее. Нюрок хорошо помнила, как с работы вернулся Антон Иванович, поел, прилег, сделал дело, потом еще раз сделал дело, потом снова пришел откуда-то, прилег и сделал дело. Ей стало смешно. «Однако уже третий раз за ночь пристраиваешься, Антон Иванович? Прям, ненасытный какой-то!» - пошутила Нюрка.

После таких слов супруг, как ошпаренный подскочил с кровати, включил свет и заорал: «Так вот кто выжрал моё молоко!» Поднялась и встала на кровати Нюра, разводя руками и хлопая от недоумения глазами. Антон Иванович трясущимися от негодования руками выдернул ремень из своих штанов и стал хлестать им жену. Хорошо, что Нюра успела закрыть ладонями глаза. Пряжка просвистела около лица, больно ударила и рассекла до крови плечо. Удары сыпались ещё и ещё, особенно доставалось ногам. Нюра умоляюще проревела: «Не бей, пощади. Я ещё налью тебе молока!» «Дура! С тобой же жить невозможно!» - подытожил Антон Иванович, бросая ремень на пол.

Спать он больше не ложился. Курил, собирал чемодан, пытался читать газету «Правда». Утром, как только рассвело, сходил в совхоз за документами и уехал из села на ближайшем автобусе.

Исполосованная ремнем Нюра не могла из-за боли встать, так и пролежала, пока к ней ни пришла соседка баба Маня.

«Да что ж этот подлюга, бес партийный с тобой сделал-то? Дитятко ты ж моё, сиротинушка!» - запричитала как по покойнице соседка, увидев Нюркины колени. Со словами «чичас, чичас» бабка Маня слетала в свой погребок и принесла оттуда мазь и настойку.

Мазь из лопухов, дегтя и ещё какой-то вонючей хрени наложили на кровавые рубцы, а настойкой смочили рубцы на душе. Хорошо смочили, но не зря, помогло.

На следующий день Нюраша достала семейные иконы и повесила их на место. Собрала всё грязное бельё и отнесла его в баню для стирки. Старалась уничтожить все следы, напоминающие об Антоне Ивановиче.

Постепенно неудачное замужество стало Нюру отпускать.

Спустя несколько недель баба Маня заприметила странные изменения в поведении Анны. Анна Петровна стала злоупотреблять, но не настойкой, а закуской. Могла после стопочки съесть всю солонину из трехлитровой банки, а от сала её мутило.

Баба Маня настойчиво порекомендовала Нюре обратиться к врачу.

И действительно, бабка оказалась права! Нюрочка забеременела! Как же преобразило её это счастье! Она стала осторожной и женственной, движения – плавными, мягкими, с лица не сходила улыбка, глаза блестели. Одним словом, Нюра похорошела.

Она достойно перенесла все тяготы беременности и родила в срок маленькую красивую девочку. Кроватку её поставили возле беленой стены печи, напротив окна…

Чувствую, что если я сейчас не напишу эту историю, то потом вряд ли её напишу. Совесть не даст.

Итак. Было не совсем раннее воскресное утро. Приятно припекало майское солнышко. Садовое общество «Тыковка» после буйно проведённого субботнего вечера неохотно, но просыпалось. Ещё бы! Из трех ржавых уличных громкоговорителей неслись угрозы председателя общества:

- Повторяю. Садоводы общества «Тыковка»! Срочно оплатите членские взносы! В противном случае фамилии злостных неплательщиков будут оглашены.

Понятия не имея, злостная я или нет, но схватив садовую книжку и пятитысячную купюру, я примчалась к правлению.

Смешно сказать: «Правление»! Так… Избушка на курьих ножках! Металлические ставни на окнах были наглухо закрыты ещё в прошлом веке, деревянные плахи на крыльце сгнили, в единственной комнате правления было темно, сыро и пахло мышиным говном. Тем не менее, в центре комнаты стоял старый, но крепкий массивный письменный стол , а вдоль стола – две надежные лавки. На столе на расстеленной газетке находились такие музейные экспонаты, как счёты-костяшки, фанерный ящичек с досье на каждого члена общества и допотопная лампа. Видимо, яркий свет этой лампы был нужен для пыток. Направляя его на посетителей, добывались важные сведения: номер участка и показания счетчиков. Пытала Людмилка - председательша нашего общества.

Из-за непереносимости пыток, подсев к столу, я добровольно отдала ей книжку садовода и денежку. Людмила взяла мою деньгу и удивленно спросила:

- А почему не стодолларовую даёшь? И где я тебе сдачу возьму?

- Не знаю, - виновато протянула я.

- Иди меняй! – приказала председательша, швырнув мне купюру.

Выйдя из избушки и не надеясь на благополучный исход, я медленно поплелась в продуктовый магазин.

Ассортимент сельского магазина был небольшой, в основном, товары повседневного спроса. Но на одной полочке я увидела бутылочку кизлярского пятилетнего коньяка. Цена была вполне приемлемая. Взяла его и плитку горького шоколада. Пакета у продавщицы не было. Пришлось покупки уложить в прозрачную маечку. Счастливая, получив сдачу, я вернулась в контору.

- Ну вот! Совсем другое дело! Можешь ведь разменять, Третьякова! Можешь, когда захочешь! – радовалась Людмилка, увидев в прозрачной маечке коньяк и шоколад. – А я тут, Света, совсем замерзаю. Чай уже не греет, – пожаловалась Людмила. Она и вправду обнимала руками кружку, из которой шел пар.

- Ну, так давайте, Людмила Николаевна, я вам плесну в чай! – догадалась я.

- Плесни, милая, плесни. Только я – не алкашка! Одна пить не буду! Налей и себе стопочку. Вот стопочка, почти чистая!

Мне было неудобно отказаться. Плеснули. Выпили. Закусили шоколадкой. Погрузились в бухгалтерские подсчеты. Людмила так бойко объясняла и лихо щёлкала на деревянных счётах, что я была очарована ей.

- От текущих показаний отнимаем предыдущие, умножаем на стоимость одного киловатта, прибавляем вывоз мусора…

Треск гнилой плахи прервал расчеты Людмилы, мы оглянулись на дверь.

- Я не поняла. Здрасьте! А что вы тут делаете? – уставившись на стол, спросила, заглянувшая Семёновна, загородив собою дверной проём и солнце. Семёновна была самым большим, добрым и громогласным членом садового общества «Тыковка». Я всегда думала, что название «Тыковка» обществу дали в её честь.

- Это — акция! – сообразила Людмилка. – Всех, кто сегодня заплатит членские взносы, угощаем коньяком!

- Ну ничего себе! Интересный маркетинговый ход! Но у вас всего-то, прости Господи, одна бутылочка! А если на всех не хватит?

- Ну значит, Семёновна, своё надо приносить!

Туча в дверном проёме прогремела: «Ага. Понятно.» и скрылась. Снова засияло солнышко.

Людмилка, доказав, что я должна обществу 802рубля 40 копеек, принялась выписывать квитанцию. Я рылась в кошельке, считая мелочь.

- Ой, как у вас тут темно! – запищал и захихикал кто-то в дверях. – Здесь оплачивают членские взносы? Хи-хи-хи.

- Здесь! А, Вы, собственно, кто? – спросила председательша, подозрительно посмотрев на хихикающую особу.

- Я от Протопопова Ивана Евгеньевича. Профессора. – уточнила молоденькая незнакомка.

- А-а-а. – Понимающе закивала головой Людмилка. – Стало быть, экзамен завалила? Приехала отрабатывать? Ну, проходи к столу, тимуровка! Сейчас будем математику повторять.

- Ну, зачем, Вы так. Хи-хи-хи. Иван Евгеньевич – очень хороший человек! – промямлила студентка.

Забрав квитанцию, коньяк и остатки шоколадки, я уже собралась уходить, как в дверном проёме снова появилась туча в виде Семёновны.

- Светка, голуба, ты куда?

- Домой, Тамара Семёновна! Я же уже всё. Рассчиталась.

- А я-то ещё нет! – Семёновна, схватив за плечи, развернула меня на 180 градусов и сунула в руки авоську. – На-ка вот, расставляй!

Я не могла ослушаться старшего товарища по обществу и стала выкладывать гостинцы Семёновны на стол: молоденькие, пупырчатые, ещё с цветочками огурчики; шмоток сала, обалденно пахнущий чесночком; булка чёрного хлеба; букет из зеленого лука с укропом и пластиковая полторашка с мутной жидкостью.

- Семёновна, ты что делаешь? Шуток не понимаешь! Убери всё это сейчас же! – старалась показать власть Людмилка.

- Я что делаю? Я поддерживаю акцию! И помогаю тебе, Людмила, собирать членские взносы! – почти обиделась Тамара Семёновна.

Переставив Людмилку, как легковесную мебель на другое место, Семёновна полезла в стол и достала оттуда грязные стаканы. Воды в правлении тоже не было.

- Не позорь меня! – застеснялась Людмила.

- Ничего страшного! Я сейчас протру их влажными гигиеническими салфетками. Хи-хи! – подала голос студентка.

- Ну во! Правильно, детка! Я всегда верила в нашу молодежь! Давайте, девочки, хряпнем за нас! За самых сообразительных! - не стала тянуть с тостом Семёновна.

Потом был тост «за членов общества», затем «просто, за членов без общества» и так далее и тому подобное.

Не буду рассказывать дальнейшие подробности нашей встречи. Короче, домой я пришла в десять часов вечера.

Членские взносы, как вы понимаете, заплатили все. А некоторые даже пытались заплатить повторно.

Утром следующего дня у меня родилось вот такое стихотворение:

Я по улице дачной

Весенней, пахучей,

Раскрасневшись от счастья,

Пройду, выкаблучась.

Наломаю сирени

В чужом палисаде,

У машины соседей

Пописаю сзади.

Траекторией странной,

Тебе непонятной,

Доберусь до веранды,

Взгляну виновато.

Не жена, а – загадка!

Весна напоила!

Завтра будет мне гадко,

Сегодня – так мило!

P.S. По вопросам экранизации и театральной постановки рассказа обращаться ко мне в любое время, кроме посевной и уборочной.

Случилось это в далекие 60-ые годы в одном из сел Алтайского края.  Переехала как-то на постоянное место жительство в это самое село семья. И не просто семья, а многодетная, шесть детей от 3-х до 15-и лет. Отец семейства – агроном. Такая специальность в селе – на вес золота! Этому агроному - почет, уважение и новый дом от совхоза. Новоселы быстро обосновались на новом месте, стали возводить рядом с домом баню, сарай, стайку для скотины. И всё-то в этой семье ладилось и спорилось, людям на зависть да на загляденье. Но видно, у кого-то недобрая была зависть. В один из дождливых осенних дней пропадает маленький 5-и летний ребенок. Многие видели, что ребенок играл во дворе, а куда убежал, ушел, исчез – не видели. В селе паника! Жители прочесали ближайший лесок, прошли по берегу озера с неводом, заглянули в каждую яму и канаву. Ничего! Чужих в селе тоже никого не было. В смысле, похитить или украсть ребенка тоже никто не мог. Родители пропавшего ребенка место себе не находили. Мать ходила постоянно заплаканная. Поговаривали, что она даже умом тронулась. Агроном осунулся, оброс щетиной, ни с кем не здоровался. Короче, ближе к зиме, семья эта уехала из села. Не захотели они жить на месте трагедии!

Прошло лет 15 после того случая. В том доме, в котором жила семья из города, жить больше никто не захотел. А что значит дом без хозяина? Сначала труба завалилась, потом крыша рухнула. В итоге, толи случайно, толи специально, но дом тот сгорел. На пепелище зимой резвилась вьюга, а летом рос бурьян ростом с человека. В соседнем домике с этим пепелищем жили дед с бабкой. И вот дед с бабкой стали замечать, как кто-то ходит в сумерках меж бурьяна. Сначала они сами себе не поверили, потом следствие провели и нашли под примятой травой кучу окурков. Дед, как и полагается, донес властям. И скоро местные власти схватили это «приведение». Как вы думаете, кто им оказался?

Правильно, им оказался агроном. Не стал он юлить, сразу взял и чистосердечно признался. Мол так и так. В тот злополучный день он копал погреб под новый урожай картофеля. Земля была сырая. С силой приходилось размахивать лопатой, чтоб сбросить с неё землю. Кто копал сырую глинистую землю, тот знает, что это такое. Ребенок подошел к краю погреба и присел, рассматривая куски глины. Отец, не видя ребенка, махнул тяжелой лопатой, выбрасывая землю из ямы. И… Дальше случилось страшное. Лопата рассекла ребенку череп. Смерть, со слов агронома, была мгновенной. Не зная, что делать, и повинуясь чувству животного страха, отец закопал сына в этом погребе. Потом вошел в дом и поинтересовался, где бегает его 5-и летний сынишка.

Все эти 15 лет агроном жил со страшной тайной под сердцем. Вы его осуждаете? Считаете трусом? Может быть. Но! Есть в его поведении и здравый смысл. Что было бы, если бы он сразу признался? Семья отвернулась, отреклась бы от детоубийцы-ирода. Он не смог бы никогда вернуть любовь жены и детей. Жизнь бы потеряла смысл. Но это пол беды. А как бы дети жили и учились, зная, что они отпрыски убийцы? Это ведь какая боль! Прошли годы. Агроном вырастил детей. Годы залатали душевную рану семьи, но не самого отца. Он приехал на место преступления, вымолить прощения у погибшего сына за свою небрежность, халатность, за смерть по неосторожности. Рассказывают, что после перезахоронения сына, агроном вскоре умер, кажется, от рака. По завещанию, похоронили его рядом с убиенным сыном.

Дорогие мамы и папы! Если у вашего ребенка плохо с математикой, а от таких понятий, как логарифм, дифференциал, парабола, гипербола, синус или косинус, у него начинаются рвотные позывы, то не спешите стучать костяшками пальцев по голове ребенка и столу, сравнивая звуки.

Не торопитесь ребенка называть идиотом, тупицей или балбесом.

Возможно, у него совсем другой диагноз: потеря интереса к математике, как к предмету.

А что Вы смеётесь? Вы что? Ничего никогда не теряли? Ключи, очки, документы? Теряли. Вот то-то же!

А ребенок ваш потерял интерес. В 2, 3, 4 классах был интерес к математике, а в 5 - исчез. Иногда исчезает и в старших классах.

Поэтому, прежде чем кричать и обзываться, запрещать гулять и вводить экономические санкции, постарайтесь понять своё чадо и помогите ему отыскать потерянный интерес.

Вы спросите, кто я такая, чтобы давать Вам советы? Я – репетитор. Готовлю старшеклассников к ВПР, сдаче ОГЭ, а также помогаю деткам младших классов отыскать потерянный интерес к математике. Как? Объяснить сложно. Попробую на примерах.

Есть у меня ученица 3 класса, Настенька. Красавица. Большие голубые глаза, розовые щечки, толстые русые косы. Очень живая и говорливая девочка. Минутки спокойно посидеть не может.

При знакомстве на вопрос, как она учится, Настя ответила:

- По всем предметам за четверть - четверки и пятерки, а вот по математике – три!

- А ты, Настя, хотела бы исправить оценку по математике? Да?

- Папа этого хочет. - Настя опустила глаза, тяжело вздохнула и стала водить указательным пальцем по крышке стола. – Я люблю стихи читать, особенно возле доски.

- Наверное, любишь в театральных сценках участвовать, в школьных спектаклях, да?

- Да! – в глазах Насти снова вспыхнул огонёк.

- Замечательно! Давай, Настя, ты прямо сейчас сыграешь возле доски роль отличницы. Сможешь?

- Конечно!

А далее, как Вы уже догадались, моя ученица взяла учебник по математике и стала решать возле доски задачи, причем, очень сложные! Отличницы должны уметь решать самые сложные задачи. Заметьте, к такому выводу пришла не я, а актриса Анастасия.

Недавно Настя предложила мне, как режиссёру, разнообразить репертуар и дать ей возможность сыграть роль учителя. Не знаю, как поступить? Настойчивая девочка на этом не остановится. Далее попросит роль директора школы, а потом роль министра образования! Шучу.

Интерес к математике был найден, а это – главное!

Другой случай. Более серьезный. Девятиклассник Сергей. Высокий, немного сутулый и стеснительный. Больше всего боится своим поведением вызвать смех одноклассников. Сидит на последней парте. Если что-то не увидит, или не расслышит, или не успеет записать, или не поймет на уроке, то у учителя переспрашивать не станет. Почему? Да потому, что дурно воспитанные одноклассники могут обозвать его слепошарым, глухим, тюленем, а, может быть, и ещё крепче слова подберут.

А вот представьте теперь ситуацию. В школе Сергей терпит унижения, приходит домой, а там его снова ждут «идиот, тупица, балбес».

Родители, Вам не жалко своих детей?

Сергей был ужасно закомплексован, самооценка была на нуле. Самый первый урок он почти со мной не говорил, только «да» и «нет». На следующих занятиях стала давать ему простые примеры за 5 и 6 класс. Сергей решал, а я хвалила Сергея за любой правильно решенный пример. Потом пошли уравнения, неравенства, графики за 7, 8 классы. Сергей решал, я снова хвалила, хвалила и хвалила его, разрушая комплекс неполноценности, сформированный годами. Видела, как его спина расправлялась, голос становился уверенным, а на лице появлялось озарение, чувство радости от самостоятельно решенной задачи.

Сергей оказался без преувеличения способным учеником. Сейчас мы с ним уже нагнали программу 9 класса. Если бы он не ленился и не боялся насмешек сверстников, то вполне бы мог успевать по алгебре и геометрии на твердую четверку.

Но это уже не в моих силах! Я – не психолог, я всего лишь репетитор. Репетитор, который помогает найти детям потерянный интерес к математике.