1917: Один год - две революции (трейлер)
В период времени между февралем и октябрем 1917 года в российской империи, казавшейся в свое время незыблемой твердыней, произошли сразу две революции. Девять месяцев спонтанного восстания, вызванного усталостью Великой войны. Девять месяцев надежд, свободы и демократических устремлений. Девять месяцев беспорядков и неопределенностей, прежде чем переворот привел к перевороту, который изменил ход истории и глубоко изменил будущее цивилизации.
Благодаря уникальному архиву, частично окрашенному, этот фильм призывает через призму времени, еще раз пересмотреть и осмыслить этот поворотный момент двадцатого века. Революции 1917 года вернут историческую правду в свете новейшей историографии.
В 1917-м этого человека наградили за убийство командира
А кто это сделал?
Родзянко - Глава Временного правительства, Председатель Государственной думы, Владелец особняка в Санкт-Петербурге, лесопильного завода, мельницы и 9000 десятин земли.
Керенский - Председатель Временного правительства, верховный главнокомандующий.
Корнилов - командующий войсками Петроградского военного округа, Верховный главнокомандующий (у белых).
А. М. Романов, «Книга воспоминаний»
Поиграем в бизнесменов?
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
Развал и бессилие царской власти [Февраль семнадцатого. 27 февраля]
Сегодня много говорится о «предательстве» высших армейских генералов (Алексеевым, Рузским, Брусиловым) и их «революционной» роли в падении самодержавия в России. Например, православный «историк» Мультатули в компании с таким же любителем «тысячелетней святой Руси» Кузнечевским в одной из своих статей [1] обвиняют генералов в том, что они своими изменническими действиями помешали подавить Февральскую революцию. О том, как «предавали» генералы самодержавие 27 февраля, мы уже рассказывали[2] и в следующий раз ещё расскажем об их «предательстве», а сейчас напомним читателям и таким горе-историкам, как Мультатули и Кузнечевский, что сила царизма не исчерпывалась только армейскими фронтовыми частями - в распоряжении Николая II имелись военно-полицейские силы внутри столицы и в пригородах Петрограда. Эти карательные силы имели своих генералов: градоначальника Балка, командующего округом Хабалова, начальника охранки Глобачёва, военного министра Беляева, которые находились непосредственно в революционном Петрограде. Но поклонники заговорщицкой теории Февральской революции предпочитают не упоминать об их деятельности, как предпочитают не упоминать о восстаниях, охвативших пригороды столицы. Всё те же Мультатули и Кузнечевский утверждают, что Петроградское восстание было организовано «вооружёнными боевиками», но доказательства привести стесняются. Если столичные революционные события эти лжеисторики хоть как-то комментируют, то восстания войск в Ораниенбауме, Красном Селе и других пригородах Питера ими по преимуществу игнорируются. В этом материале мы коротко расскажем о действиях царских генералов в самой столице 27 февраля, а также о ситуации в этот день в некоторых воинских частях Петрограда и его пригородах.
Бессилие контрреволюции в Петрограде
Мы уже упоминали, что градоначальник Балк и командующий Петроградским военным округом Хабалов своевременно и оперативно получили информацию о мятеже в учебной команде волынцев[3]. Получив информацию, генералы Балк и Хабалов также не мешкая передали сведения своему руководству: Балк проинформировал министра МВД Протопопова, а Хабалов доложил военному министру Беляеву[4]. В свою очередь, Беляев поставил в курс происходящих событий председателя правительства князя Голицына[5].
В течение дня начальник петроградской охранки генерал Глобачёв получал оперативную информацию от своих отделений. Пользуясь прямой телефонной линией с центральными государственными учреждениями (Мариинский дворец, градоначальство, министерство внутренних дел, Зимний дворец), он докладывал высшим руководителям царизма о присоединении других полков к волынцам, о взятии Арсенала, о разгроме Окружного суда и тюрем, словом, обо всех событиях, происходящих в революционной столице.
В таком режиме генерал Глобачёв работал вплоть до 17 часов, когда «толпа» разгромила охранку, расположенную в здании по Александровскому проспекту (ныне улица Добролюбова). Сразу после разгрома Глобачев перебрался в отделение охранки на улице Морской, 26, откуда доложил в Царское Село (читай — императрице) и Хабалову об уничтожении Петроградской охранки и общей ситуации в столице[6].
Таким образом, вся верхушка государственного аппарата самодержавия имела информацию о вспыхнувшем и развивавшемся восстании рабочих и солдат в Петрограде.
Сразу после того как Хабалову сообщили о восстании «волынцев» он немедля прибыл в градоначальство[7], а Беляев, докладывая премьеру Голицыну, предложил сейчас же обсудить необходимые ответные меры[8].
В градоначальство вызвали Кутепова и стали формировать отряд под его руководством для подавления восстания. После отправки карательного отряда полковника Кутепова в градоначальстве внимательно следили за его продвижением по столице[8а]. В этом помогали сообщения охранки и казачьи разъезды, которые посылались на разведку. Казачьи разъезды доставили вести, что кутеповский отряд дошёл до Кирочной улицы и остановился не в силах, что-либо предпринять.
Очевидно, именно в этот критичный момент Балк, дозвонившись до Протопопова, предложил ему в составе отряда конной жандармерии «пробиваться» в Царское Село. Протопопов отказал в этом генералу Балку, предложив ему при этом оставаться в городе и держаться[9]. Примечательно, что Балк в своих эмигрантских воспоминаниях предпочёл не рассказывать правду о том, что он был готов бежать из восставшего Петрограда. Своё малодушие он представил в виде помощи царской семье: якобы он не предлагал Протопопову бежать из столицы под прикрытием жандармов, а предложил министру направить дополнительные силы в Царское Село для усиления охраны венценосной семьи[10].
Хабалов то ли на Дворцовой площади, то ли во дворе Зимнего дворца принялся формировать второй карательный отряд с целью одной половиной отряда оказать помощь полковнику Кутепову, а другой половиной выдвинуться на Петроградскую сторону, чтобы «отбросить этих мятежников к северу, к морю»[11]. Однако силы формируемого отряда пришлось распылить: одна рота, по требованию князя Голицына, была направлена на охрану Мариинского дворца, где заседали министры, ещё одна рота была выслана на охрану телефонной станции. В результате, по мнению Хабалова, отряд уже не мог выполнять планируемые для него задачи[12].
В середине дня в градоначальство приехал военный министр Беляев. По словам военного министра на него «произвело чрезвычайно странное, печальное впечатление, как вообще организованны эти действия». Чтобы внести бОльшую организованность в дело подавления революции, министр Беляев назначил генерала Занкевича то ли в помощь Хабалову, то ли ему на смену[13].
Пока Беляев находился в градоначальстве, туда же приехал «великий» князь Кирилл Владимирович, который высказал военному министру своё мнение о необходимости немедленной отставки министра МВД Протопопова для успокоения «толпы». Затем Кирилл Романов в беседе с Хабаловым настойчиво пытался выяснить, что делается для наведения порядка в столице и какие он может дать распоряжения гвардейскому экипажу, чьим командиром «великий» князь числился. В ответ на эти вопросы Хабалов прямо спросил Романова, уверен ли он в надежности своего гвардейского экипажа? Если уверенности нет, то матросов не надо выводить на улицу пусть лучше они остаются в казармах. Кирилл Романов ответил, что в надежности всего экипажа он сомневается, но пришлёт две роты учебной команды, в которых он уверен. И действительно, вскоре на Дворцовую площадь прибыли две роты учебной команды гвардейского экипажа.
В эмигрантской литературе часто упоминается эпизод прихода гвардейского экипажа с красными знамёнами к Таврическому дворцу 28 февраля. Возглавил присоединение экипажа к революции — его командир, «великий» князь Кирилл Владимирович. Рассказывая об этом эпизоде, монархисты-белоэмигранты с горечью констатируют предательство представителя дома Романовых — Кирилла Романова, который не просто приветствовал революцию, а присоединился к ней. Надо отметить, что исторические факты свидетельствуют, что это было своеобразное «присоединение». Прежде чем продемонстрировать свою лояльность к новому режиму, «великий» князь испробовал все средства, чтобы одурачить и утопить в крови революцию. В разгар рабочего и солдатского восстания 27 февраля, он реализовал ряд контрреволюционных мер: запер экипаж в казарме, выдерживая осаду восставших рабочих и солдат; предпринял давление на Хабалова с целью заставить последнего действовать более энергично в деле подавления революции; направил в карательный отряд две своих роты; наконец, предложил сменить одного министра на другого, пытаясь одурачить революционную столицу. Да и сам приход к Таврическому дворцу — это ещё одна попытка одурачить матросов гвардейского экипажа, поскольку Кирилл Романов пришёл к Временному комитету Гос. думы, демонстрируя признание именно его, а не Совета рабочих и солдатских депутатов, стараясь тем самым подчинить гвардейский экипаж контрреволюционному влиянию буржуазного правительства. Таково истинное отношение к революции «революционера» от дома Романовых.
Военный министр, после общения с Кириллом Владимировичем, поспешил в Мариинский дворец, где собрался Совет министров последнего самодержавного правительства.
Во дворце Беляев доложил премьер-министру Голицыну о предложении «великого» князя и Голицын с этим предложением согласился. Протопопова, не медля, отправили в отставку и бывший министр МВД сразу же покинул совещание. Но здесь председателя Совета министров поджидал неприятный казус: смещать и назначать министров премьер-министр Голицын не имел права, это была прерогатива исключительно самого царя. Выкрутились следующим образом: объявили, что Протопопов уходит с поста министра МВД по болезни. Кандидатуру нового министра предложил Беляев. Им оказался главный военный прокурор Макаренко, который, впрочем, впоследствии отказался от должности. Больше ничего, судя по имеющимся материалам, министры в свой последний день работы не сделали.
Комичный случай, характеризующий настроение и обстановку в Мариинском дворце, произошёл во время заседания правительства. Прошёл слух, что к Мариинскому дворцу идёт вооруженная «толпа». Случился небольшой переполох и в страхе министры погасили свет в зале заседания. После того, как выяснилось, что тревога ложная и зажгли свет, один из членов правительства с удивлением обнаружил себя самого... под столом[14].
Между тем, назначенный вновь генерал Занкевич, проинспектировал стоящие у Зимнего дворца войска и нашёл их... не надёжными для боевого столкновения с восставшими. После такого вывода пришлось отказаться от мысли удерживать центральный район столицы и ограничиться обороной одного из правительственных зданий до прихода войск с фронта.
Решая, какое здание лучше занимать и оборонять, Занкевич и Хабалов поспорили: Занкевич настаивал на Зимнем дворце, а Хабалов на Адмиралтействе. Мнение Хабалова возобладало и штаб контрреволюции стал готовиться к переходу в Адмиралтейство. Перед переходом распустили служащих градоначальства до того момента, когда на улицах будет безопасно. При переходе в Адмиралтейство (или при подготовке к нему) выяснилось, что часть войск покинула Зимний дворец. Ушли преображенцы, павловцы и матросы гвардейского экипажа, сократив отряд, таким образом, до 1500-2000 человек. Тем не менее, отряд имел на вооружении две артиллерийские батареи и пулеметную роту (по оценке Балка отряд имел 900 штыков, 500 сабель и 8 орудий). Переход из градоначальства в Адмиралтейство произошёл около 17 часов[15].
Вечером в Мариинский дворец приехал ещё один «великий» князь, на этот раз Михаил Александрович. На встречу с ним приехала делегация думцев во главе с Родзянко. Этот эпизод мы уже разбирали ранее и знаем, чем он завершился[16].
Около 22 часов Хабалов, находясь вместе со своим отрядом в Адмиралтействе, получил по телефону из Мариинского дворца указание издать и распространить по Петрограду два объявления. Одно объявление о том, что столица переходит на «осадное положение», другое об отставке Протопопова и замене его на Макаренко. Напечатанные в типографии Адмиралтейства объявления были кое-как распространены в районе, примыкавшем к зданию Адмиралтейства.
Из активных действий, которые предпринимал Хабалов, можно упомянуть его просьбы к Финляндскому полку и Кронштадту выслать войска. В этом ему было отказано. Хабалов рассматривал возможность перехода в Петропавловскую крепость, на что ему было сказано, что гарнизон крепости с трудом удерживают от выступления, а перед крепостью расположены вооруженные революционные «толпы». После полуночи решили перейти в Зимний дворец, где им был оказан холодный приём и, в конце концов, по настоянию Михаила Романова последние остатки верных царю войск в столице вновь вернулись в Адмиралтейство. Такое отношение со стороны представителя правящей династии деморализовало штабное руководство и офицеров - понурые и унылые они вернулись в Адмиралтейство около 4 часов утра[17].
Ораниенбаум и другие пригороды Петрограда
Если в среде монархистов царило уныние, отчаяние и апатия, то революционные войска охватило возбуждение. Петроградский гарнизон не ограничивался только воинскими частями, расквартированными в самой столице - в ближайших населённых пунктах и пригородах была сосредоточена не малая военная сила. Кронштадт, Гатчина, Красное Село, Царское Село — в этих местах сосредоточилось свыше 155 тысяч солдат и матросов[18]. Одним из таких городков, в котором сосредоточилась огромная масса солдат, был Ораниенбаум. Число жителей этого городка составляло около 4 тысяч, при том, что находившийся там гарнизон насчитывал 24 тысячи солдат. В целом, в Ораниенбауме и близлежащих Стрельне, Мартышкино и Петергофе было сосредоточено свыше 70 тысяч солдат[19].
Среди воинских частей в Ораниенбауме находился знаменитый 1-ый пулеметный запасный полк численностью 19,5 тысяч солдат. Тот самый 1-ый пулеметный, который сыграл исключительную роль в июньском кризисе и июльской вооруженной демонстрации 1917 года, выступая всё время с большевистскими лозунгами.
Интересно, что Временное правительство усиленно боролось против революционных, большевистски настроенных пулеметчиков, неуклонно разоружая, расформировывая и посылая их на фронт. В итоге этой деятельности из 19,5 тысяч солдат, находившихся в полку в феврале, к 25 октября 1917 года 1-ый пулеметный полк насчитывал лишь одну тысячу штыков[20]. В связи с этим нелепыми выглядят утверждения белоэмигрантов-монархистов и их последыша Николая Старикова о «заигрывании» или «игры в поддавки» Керенского с большевиками.
27 февраля 1-ый пулеметный выступил против самодержавия, увлекая за собой все близлежащие воинские части. В советской исторической литературе это событие Февральской революции известно, как Ораниенбаумское восстание.
Мы помним, что ещё накануне, 26 февраля, обстановка в гарнизоне Ораниенбаума была напряженной[21] и утром 27 февраля в 1-м пулеметном полку все офицеры были на месте, им «приказано было быть при оружии и не отлучаться из полка».
Днем в Школу оружейных мастеров (при полку) вернулся из Петрограда солдат-оружейник. Имя его осталось неизвестным. Он пришел в 9-ю роту 1-го пулеметного, рассказал о начале восстания в Петрограде и призвал сослуживцев «умереть за свободу». Этот призыв послужил толчком к ораниенбаумскому восстанию. Солдаты 1-го пулеметного захватили оружие, а это не много, не мало 1500 пулеметов и 5000 винтовок. Офицеры смогли только на некоторых пулеметах снять замки[22].
По воспоминаниям солдата Лезина, находившегося после фронта в учебной команде 1-го пулемётного полка, около 19 часов (когда на улице уже совсем стемнело) у входа в казарму раздались выстрелы и крики каких-то солдат с призывом к учебной команде выходить из казарм. Сначала 5-6 человек, а затем и все бросились к пирамиде с винтовками и вышли на улицу. На улице в это время уже было множество солдат, идущих к Ораниенбаумскому вокзалу[23].
К 20 часам восстание охватило весь Ораниенбаум. Стихийному революционному взрыву солдатских масс, безусловно, содействовала предшествовавшая работа революционных организаций Ораниенбаума, в особенности в оружейных мастерских полка[24].
Солдаты собрались на плацу и после митинга решили выступить в Петроград. Офицеры же, в свою очередь, собрались на полигоне Офицерской стрелковой школы для борьбы с восстанием[25].
Когда солдаты подошли к вокзалу на углу Михайловской и Александровской улиц они были обстреляны из пулемета. Солдат Лезин вспоминал об этом:
«Вдруг со стороны казармы третьего батальона раздалась пулеметная стрельба. Пули со свистом полетели над нашими головами, солдаты начали падать. Мы быстро залегли в дорожную канаву, задевая в темноте друг друга штыками. Вскоре стрельба прекратилась… Позднее стало известно, что обстреляли нас из пулеметов на плацу и углу Михайловской улицы офицеры третьего батальона по распоряжению капитана Барщевского. Приказ о расстреле восставших пулеметчиков отдал командир полка полковник Жерве. Однако солдаты штыками перекололи офицеров и прекратили стрельбу»[26].
Всего же в Ораниенбауме было около 4-5 случаев обстрела восставших из пулеметов, в ходе которых было убито 12 восставших солдат.
Добравшись до вокзала, группа отчаянных пулеметчиков заняла поезд и вскоре сошла на Балтийском вокзале Петрограда. Основная же масса отправилась в Петроград пешком по Петергофскому шоссе в ночь при морозе -18,5С. До Петрограда было 41 км. По пути их ждали встречи с гарнизонами Стрельны и Петергофа, командование которых знало о восстании 1-го пулеметного и принимало ответные меры[27]. Но хронологически это уже будет относиться к 28 февраля и поэтому об этом мы расскажем в другом материале.
Ораниенбаум был не единственным пригородом, в котором развернулась борьба революционно настроенных рабочих и солдат с правительственными силами.
В Шлиссельбурге, в бараках (которые назывались «казармами») Порохового завода рабочие, вернувшиеся из Петрограда, собрались и обсуждали план восстания. После обсуждения группа рабочих отправилась в «казарму», где жили полицейские чины и благополучно разоружила их. Часть рабочих провела ночь без сна, периодически бывая в солдатских казармах, и выясняя настроение солдат[28].
В Красном Селе находился 176 пехотный полк. Узнав о революции в Петрограде, полк примкнул к восстанию. Под руководством Иосифа Левенсона, участвовавшего в 1906-09 годах в работе Петербургского Комитета (ПК) большевиков и с 1909 года состоявшего в РСДРП, был создан полковой комитет, который послал солдата Матвеева в столицу, чтобы предупредить рабочих о вступлении 176 полка в Петроград на стороне революции[29].
К полудню 27 февраля в Петергофе, ещё задолго до прихода восставших пулеметчиков Ораниенбаума, вспыхнул мятеж. Петергофский полицмейстер сообщал:
«27-го сего Февраля была назначена к отправке в Петроград по поводу беспорядков 1-я батарея Гвардейского артиллерийского дивизиона, которая в 1-ом часу дня сего числа начала строиться… в это время… вышли все нижние чины особо назначенной бригады… сняли с орудий замки и не допустили отправки названной батареи в Петроград…»
Причиной выступления солдат стала попытка использовать их в карательной экспедиции. Накануне в Петрограде, на совещании в градоначальстве, было принято решение вызвать артиллерию для подавления революции в столице. 27 февраля назначение к отправке в Петроград получила 1-ая батарея Гвардейского артиллерийского дивизиона. Солдаты, узнав о революции в столице, взбунтовались и отказались выступать. По сообщению полицмейстера Петергофа «…из манежа… вышли все ниж[ние] чины особо назначенной бригады… сняли с орудий замки и не допустили отправки названной батареи в Петроград». Выйдя на улицу, солдаты столпились, перекрыв движение. По утверждению полицейского «нижние чины» кричали «ура» по неизвестному поводу». Далее, произошла очередная попытка офицеров задавить революционное движение солдат:
«В эту толпу, по-видимому желая прекратить беспорядок, офицер той же части, фамилия которого осталась не выясненной, произвел несколько револьверных выстрелов и, по имеющимся сведениям, ранил 4-х нижних чинов, после чего остальные бросились на этого офицера, почему он стал от них бежать по улице и успел скрыться во дворе д[ома]…». Судя по донесению, офицера в этот день не поймали, зато избили находящегося неподалёку полицейского. Тем не менее, несмотря на массовое неповиновение солдат, офицерам удалось погрузить батарею и выехать в Петроград, где они присоединились к последнему отряду царского правительства[30].
Итоги 27 февраля
Пятый день ознаменовался коренным переломом в пользу революционных сил. Революционная работа пролетариата принесла свои плоды — к революции присоединился Петроградский гарнизон. Причём присоединился не отдельными разрозненными подразделениями, а присоединился массово, в очень короткий срок. По весьма приблизительным данным думской Военной комиссии к вечеру 27 февраля на стороне восставших рабочих было уже 66 700 солдат[31].
Эта гигантская масса солдат, освободившихся от офицерской власти, только благодаря цементирующим действиям рабочих не расползлась по столице, а с ходу включилась в борьбу с самодержавием. Рабочие не только своей героической и упорной борьбой с царизмом снискали уважение и авторитет у солдат, но и вели масштабную агитационную и пропагандистскую работу среди гарнизона. Уличная агитация рабочими и, в особенности, работницами солдат, проникновения рабочих агитаторов в казармы и места пребывания солдат, систематические встречи с солдатами — все эти действия в период с 23 по 27 февраля формировали политический настрой не просто отдельной части, а гарнизона в целом.
Само восстание солдат произошло не без непосредственного влияния рабочих. Буквально накануне в разных воинских частях проходили встречи рабочих и революционно настроенных солдат. Рабочий Чумаков, мобилизованный в армию за участие в забастовке, вспоминал:
«Я принимал активное участие накануне выступления, т.е. в ночь на 25 февраля. На солдатском совещании было постановлено присоединиться к рабочим вместе с 1-м Семеновском полком, чтобы этим исправить ошибку пятого года, но на утро оказалось, что в форму Семёновского полка переоделись жандармы, а полк был заперт в своих казармах»[32].
В Литовском полку в ночь на 27 февраля, в столовой состоялось совещание солдат, на котором присутствовали рабочие-выборжцы. Явку рабочих обеспечивал большевик Мельников, находящийся в розыске за побег из Нарымской ссылки и служивший в этой же столовой кухонным рабочим нестроевой роты под фамилией Хомяков[33].
На острие работы по привлечению солдат находились рабочие-большевики. Колоссальную работу проделала партия большевиков, разъясняя массам рабочих необходимость привлечения солдат на свою сторону, организовывая и направляя лучшие силы пролетариата Петрограда на агитацию солдат. Эту работу кроме большевиков никто не делал (да и сделать не смог бы), и без этой работы был бы невозможен победный исход Февральской революции.
Вооружённое выступление солдат, начатое учебной командой волынцев, проходило под контролем и давлением питерских рабочих. Рабочие совместно с решительно настроенными солдатами образовывали революционные отряды, которые настойчиво и упорно преодолевая все препятствия, привлекали на свою сторону колеблющиеся войска.
Эти боевые отряды присоединили к революции Измайловский, Семёновский, Егерский, Кексгольмский полки, воздухоплавательный батальон[34], Московский, Гренадерский, 180-ый, Финляндский и другие полки и части.
Но контрреволюция в этот день не потерпела окончательного поражения. В столице оставались воинские части, сохранившие верность царизму. Надо отметить интересное обстоятельство: покинутые полицией 25 февраля полицейские участки оказались 27 февраля снова занятыми полицией. Борьба с полицией за полицейские участки вновь разгорелась с новой силой, и в этот раз рабочие окончательно разгромили опорные пункты царского режима. Но сам факт возврата полиции в рабочие окраины говорит о том, что самодержавие не собиралось сдаваться и мириться с революционными выступлениями рабочих, контрреволюция намеревалась отыграть ситуацию в столице обратно, загнав рабочих на заводы и в свои районы.
Несмотря на то, что в Петрограде остались воинские части верные правительству, военно-полицейское руководство столицей, наконец, само царское правительство, находились в состоянии полной деморализации и по существу не представляли собой угрозы для революционного Петрограда. Главная угроза исходила от Ставки и Николая II, которые принимали все необходимые меры к реваншу. Войска с фронта, с отборными офицерами и генералами готовились утопить революцию в крови. Эта угроза имела под собою реальную основу и осознавалась революционным Петроградом.
27 февраля обострился вопрос о государственной власти. Царская власть разваливалась под ударами рабочих и солдат. Был уничтожен репрессивный аппарат, на который опиралось самодержавие, действия правительства и градоначальства были нейтрализованные активностью революционных сил столицы.
Наряду с этим возник новый властный орган — Совет рабочих депутатов. Но сам Совет 27 февраля был ещё слаб и находился в стадии формирования. Понимая, что царизм движется к катастрофе, а на место гибнущего режима приходит пугающая власть рабочих и крестьян, либеральная буржуазия начинает свои манёвры за высшую власть. Но делает это робко, вынужденно, с оглядкой на царя-«батюшку».
Таким образом, по итогам понедельника несколько сил боролись за государственную власть в России.
Новый день, 28 февраля, должен внести ясность в деле уничтожения революционными силами остатков сопротивления военно-полицейских сил в столице, показать насколько удастся Николаю и Ставке подавить восставший Петроград и, в конце концов, обострить борьбу за государственную власть.
И. Якутов
ПРИМЕЧАНИЯ:
[1] - В. Кузнечевский, П. Мультатули. «Пьяные дни Февраля» (см.: http://www.stoletie.ru/territoriya_istorii/pjanyje_dni_fevra...).
[2] - Николай II и генералы 27 февраля 1917. Часть 1, 2 (см.: https://beskomm.livejournal.com/152598.html//https://beskomm...)
[3] - Механика восстания «волынцев» (см.: https://beskomm.livejournal.com/134598.html).
[4] – Падение царского режима. Том 1, стр. 228//Русское прошлое, 1991, №1, стр. 44-45.
[5] – Падение царского режима. Том 2, стр. 239.
[6] – К.И. Глобачёв. Правда о русской революции: воспоминания бывшего начальника Петроградского охранного отделения.
[7] – Падение царского режима. Том 1, стр. 228.
[8] – Падение царского режима. Том 2, стр. 239.
[8а] - о кутеповском карательном отряде см. Как полковник Кутепов с Февральской революцией воевал (https://beskomm.livejournal.com/142926.html).
[9] – Падение царского режима. Том 4, стр. 101
[10] - Русское прошлое, 1991, №1, стр. 45-46.
[11] – Падение царского режима. Том 1, стр. 230.
[12] – Падение царского режима. Том 1, стр. 230.
[13] - Паление царского режима, Том 2, стр. 240.
[14] – М.В. Родзянко. Государственная Дума и Февральская революция 1917 года. Архив русской революции. Том 6, стр. 58//А.А. Бубликов. Русская революция, стр. 19.
[15] – Русское прошлое, 1991, №1, стр. 51.
[16] - Таврический дворец. Часть 1 (см.: https://beskomm.livejournal.com/146863.html).
[17] – Русское прошлое, 1991, №1, стр. 55.
[18] – Б.М. Кочаков. Состав Петроградского гарнизона в 1917 г. Ученые записки ЛГУ. История России, 1956, №205, стр. 64//Великая Октябрьская социалистическая революция. Энциклопедия, стр. 279.
[19] – Б.М. Кочаков. Состав Петроградского гарнизона в 1917 г. Ученые записки ЛГУ. История России, 1956, №205, стр. 64.
[20] – Великая Октябрьская социалистическая революция. Энциклопедия, стр. 439.
[21] – М. Мительман. Иван Иванович Газа, стр. 17//Второе кровавое воскресенье (https://beskomm.livejournal.com/129282.html).
[22] – В.Ю. Черняев. Ораниенбаумское восстание в феврале 1917 г. Исторические записки. Том 114, стр. 264.
[23] – М. Лезин. Воспоминания рядового, стр. 70-71.
[24] – В.Ю. Черняев. Ораниенбаумское восстание в феврале 1917 г/Исторические записки, Том 114, стр. 264.
[25] – В.Ю. Черняев. Ораниенбаумское восстание в феврале 1917 г/Исторические записки, Том 114, стр. 264.
[26] – М. Лезин. Воспоминания рядового, стр. 71.
[27] – В.Ю. Черняев. Ораниенбаумское восстание в феврале 1917 г/Исторические записки, Том 114, стр. 265.
[28] – П. Саратов. Февраль на Шлиссельбургском пороховом заводе/Пролетарская революция, 1923, №1(23), стр. 240.
[29] – Ф.П. Матвеев. Из записной книжки депутата 176 пехотного полка, стр. 13.
[30] – В.Ю. Черняев. Февральская революция в императорской резиденции Петергоф/Русское прошлое, 1993, №4, стр. 9-11.
[31] - История Гражданской войны в СССР. Том 1, стр. 73.
[32] - История Гражданской войны в СССР. Том 1, стр. 66.
[33] - И.П. Лейберов. На штурм самодержавия, стр. 233-234.
[34] – Петроградские большевики в трёх революциях, стр. 218.
Таврический дворец. Часть 3 [Февраль семнадцатого. 27 февраля]
Создание печатного органа Совета
Первое собрание Совета уделило особое внимание печати. С одной стороны столица уже несколько дней жила только слухами, поскольку из-за всеобщей забастовки не выходило никаких газет. С другой стороны буржуазия явно перехватывала инициативу: 27 февраля усилиями группировавшихся при думе буржуазных журналистов стала издаваться газета «Известия комитета Петроградских журналистов»[43], которая навязывала Петрограду точку зрения монополистической (или как говорил Ленин - монархической) буржуазии на происходящую революцию. Таким образом, издание Советом собственной газеты приобретало важнейшее политическое значение. На собрании была выбрана литературная комиссия в задачу, которой входило написать обращение к жителям революционного Петрограда и опубликовать его в собственном печатном органе. В состав комиссии вошли Суханов, Стеклов, Соколов, Пешехонов, Гриневич. С воззванием, которое составила литературная комиссия, мы ознакомимся в следующей статье, а сейчас обратим внимание читателя на то, каким способом был решён вопрос об издательстве газеты Совета рабочих депутатов.
Вопрос об издании советской газеты был решён революционно: большевик Бонч-Бруевич с помощью революционных солдат силой захватил типографию бульварной газеты «Копейка» и явился в Таврический дворец на заседание Совета, уже имея захваченную типографию и предложив её Совету. Эта типография и была использована литературной комиссией для издательства первого номера газеты «Известия». Редакцию составили из имевшихся при Совете журналистов и литераторов, преимущественно меньшевистско-эсеровского толка, и в десятом часу утра 28 февраля вышел в свет первый номер «Известий».
Забавно читать, как псевдоисторик-монархист Стариков пытается запутать читателей - он об издании газеты «Известия» в революционном Петрограде рассказывает, словно речь идёт об издании какой-нибудь газеты в современном Санкт-Петербурге. Стариков задаётся вопросами: где взяли деньги на издание газеты? когда успели договориться и оформить договор с владельцами типографии? Считая, что это невозможно в такие сжатые сроки (меньше суток) Стариков сознательно вводит в заблуждение своего читателя, намекая, будто возможность издания газеты Советом была кем-то и когда-то заранее спланирована[44].
Естественно, что прямо назвать вещи своими именами: кто и когда запланировал такое мероприятие, Стариков не может. В мировоззрение таких врагов простого трудящегося народа, как Стариков нет места творческой активности рядового, ничем не примечательного рабочего или крестьянина. «Пьяные новобранцы и погромщики»; «беснующиеся толпы»; «толпы погромщиков и разнузданных солдат»[45] — так и не как иначе называет Стариков восставших рабочих и крестьян, а между тем именно эти «погромщики» осуществили революционный акт, который заставляет охать Старикова.
С Бонч-Бруевичем и солдатами совместно выбивали городовых из типографии группа вооружённых рабочих завода «Сименс-Шуккерт» и рабочие-поляки, группировавшиеся вокруг польского пролетарского клуба «Промень» во главе с Арским-Радзишевским[46].
Но вернёмся к учредительному собранию Совета рабочих депутатов. Сразу после его завершения свою работу начал Исполнительный комитет Совета. Исполком принял решение о назначении комиссаров в столичные районы, как представителей революционной власти. Большевик Шляпников, кстати, был назначен комиссаром Выборгского района. Ещё было принято решение о вооружении 10% рабочих, для этого в каждом районе Петрограда были определены сборные пункты для вооружения и сбора рабочих и отбившихся от своих частей солдат. Заседание исполкома завершилось далеко за полночь.
Таврический дворец в кривом зеркале мистификаторов
Одним из наиболее злостных и агрессивных мистификаторов, активно искажающих историю 1917 года и историю Февральской революции, является господин Стариков.
В его интерпретации, как и в интерпретации других профессиональных лжецов, государственная дума выступает, как революционная организация. Созданный ею Временный комитет — это фактическое правительство, обладающее «верховной властью»! Стариков сочиняет свой состав Временного комитета, который, как он замечает, совпадает с будущим Временным правительством: Родзянко, Милюков, Гучков, Керенский, Львов. Мы прекрасно знаем, что Временный комитет был составлен исключительно из членов думы, поэтому там не было и не могло быть не состоявших в IV Думе ни Гучкова, ни будущего премьера Львова. Стариков утверждает, что Временный комитет членов Думы — это «фактически новое революционное правительство»[47].
Напомним господину Старикову и другим «историкам»-идеологам состав Временного правительства: Г.Е. Львов (председатель правительства, министр внутренних дел), Милюков (министр иностранных дел), Гучков (военный и морской министр), Некрасов (министр путей сообщения), Коновалов (министр торговли и промышленности), Терещенко (министр финансов), Мануйлов (министр просвещения), Шингарев (министр земледелия), Керенский (министр юстиции), В.Н. Львов (обер-прокурор Синода), Годнев (министр-контролёр), Родичев (министр по делам Финляндии)[48].
Во Временный комитет членов Государственной думы, как мы помним, вошли: Керенский, Ефремов, Ржевский, Милюков, Некрасов, Шидловский, Родзянко, В.Н. Львов, Шульгин, Дмитрюков, Караулов, Коновалов. Таким образом, из 12 членов Временного комитета, только 5 человек, то есть меньше половины, попали в состав Временного правительства. Мы специально при перечислении состава Временного правительства в скобках указали министерские портфели, чтобы явственнее чувствовалось аморфность Временного комитета, не связанного с государственным аппаратом.
Если Временное правительство в лице своих министров получили в руки и сразу стали управлять всем государственным аппаратом, то Временный комитет в первые часы своего существования вообще не предпринимал каких-либо шагов, направленных к овладению государственным аппаратом. Более того, во второй половине 27 февраля ещё существовало царское правительство, и часть думцев-членов комитета, во главе с Родзянко, отправилась в Мариинский дворец к царскому правительству с целью уговорить премьер-министра Голицына уйти в отставку. Такие действия не характерны для вновь образованного верховного органа власти. Со стороны «революционного» Временного комитета это скорее напоминает сговор с царским правительством за спиной революции, чем присваивание себе функций государственной власти. Очевидно, что Временный комитет изначально не задумывался и не стал в действительности органом власти, он представлял собой лишь ступень в политической эволюции буржуазии, которая привела их к государственной власти.
Надо сказать, что сами обстоятельства создания Временного комитета у Старикова изложены не достоверно. По его утверждению, Керенский был единоличным инициатором собрания в полуциркульном зале прозвонив в какой-то мифический «колокольчик». И в последствии у Старикова Керенский продолжал выступать с революционными антимонархическими предложениями. Именно Керенский, согласно стариковской версии, предложил думе не расходиться и оставаться на своих местах.
Сначала Стариков утверждает, что «левые партии тоже торопятся» создать свой орган власти - Совет рабочих депутатов. Но, буквально, на следующей странице оказывается, что совсем не «левые» партии создают Совет, а исключительно Керенский. Об этой фальсификации, где Керенский выступает «отцом основателем» Совета рабочих депутатов, мы поговорим ниже.
Стариков один из ярких представителей «историков», проповедующих вмешательство иностранцев в события 1917 года. Но в отсутствии каких-либо исторических фактов (а их просто нет), подтверждающих организацию революции иностранными спецслужбами, Стариков не замечает, что вместо своей теории «вмешательства и содействия» (или «операция спецслужб») начинает проповедовать замшелую теорию заговора либеральной буржуазии и армейского руководства против Николая II, столь популярную в среде эмигрантов-монархистов и современных неомонархистов.
В ходе своей книги, словно опомнившись, Стариков механически добавляет к эмигрантской заговорщической теории свои нелепости о том, что Керенский все знает наперед, поэтому решителен в своих действиях. Стариков нисколько не смущаясь, прямо обвиняет Керенского, заявляя, что он «припадает» к «живительному источнику знаний, бьющему из резидентуры «союзных» спецслужб»[49]. Такое ничем не подкреплённое и ничем не обоснованное обвинение в сотрудничестве с разведкой иностранного государства называется клеветой и если бы Керенский был современным политическим деятелем, то господину Старикову не поздоровилось бы. Впрочем, для Старикова, как автора политико-исторических книжек клевета и поклёп привычное явление.
Эти безосновательные и беспочвенные, пустые по содержанию заявления об иностранных спецслужбах настолько абсурдны и ничем не подкреплены, что они не существуют, как объект критики. Интерес, в какой-то мере, представляет заговорщицкая «теория». Смысл «теории заговора думы и военных против Николая II» заключается, прежде всего, в стремление изъять рабочих из революции, заменить их мнимыми революционерами — либеральной буржуазией и фрондирующими высшими военными начальниками. Эмигрантам-монархистам очень нужно было показать, что их поражение — это результат стечения обстоятельств, а не закономерное историческое событие. Прием, используемый ими, тоже не замысловат — необходимо конкретных исторических персонажей с их поступками и намерениями изъять из конкретной же сложившейся исторической ситуации, в которой они оказались и вынуждены были действовать.
Например, решение государственной думы образовать Временный комитет. Насколько трудно далось это решение, и каково назначение Временного комитета прекрасно видно из истории его образования. Широкое солдатское восстание, охватившее весь «казарменный квартал», окружавший Таврический дворец в условиях всеобщей забастовки и непрекращающихся демонстраций рабочих — вот тот исторический факт, вот та обстановка, в которой собрались сначала лидеры Прогрессивного блока, а затем Совет старейшин. На этих собраниях думцы смогли только констатировать факт утраты царским правительством контроля за ситуацией в Петрограде и разгорающиеся народное восстание. Они - помещики и капиталисты чуждые простому народу, получающие за его счёт все жизненные блага и при этом глубоко презирающие этот народ и искренне считающие себя основой России, - столкнулись с чудовищной для них реальностью - вооруженным народом, вышедшим из повиновения.
Но в то же время 27 февраля ещё не ясен весь масштаб революции в самом Петрограде и его окрестностях. Есть царь, есть фронт, есть, в конце концов, остальная Россия. И пока есть самодержавие, пока жив его государственный аппарат хоть в какой-то части, до этих пор для думы это единственный союзник. Несмотря на противоречия и противоборство либеральной буржуазии с самодержавием, они – единое целое в борьбе против трудящихся, поскольку они объединены главной связью — они эксплуататоры, и это их примерит при любых обстоятельствах, когда речь зайдёт об основах их благополучия – сохранении власти эксплуататоров.
Следствие этой противоречивой ситуации: создание Временного комитета с какими-то туманными задачами: «водворение порядка и сношения с учреждениями». Сам процесс его создания — это свидетельство этих противоречий. Звучавшие от отдельных членов думы радикальные предложения об отказе подчиниться царскому указу, о приостановке занятий, об образовании Думой «ответственного» министерства, сразу же и категорически отклоняются руководством думы и не находят широкой поддержки среди массы думцев. Но в то же время полученное известие о приближении революционной «толпы» к Таврическому дворцу заставляет руководство думы лихорадочно искать формы реагирования на революцию. И они решаются на формирование некоего органа без определенных задач. Смысл этого действия один — возможность предъявить революционному Петрограду свою, якобы, «революционность» и в то же время продемонстрировать царскому режиму свою лояльность, а в целом, таким образом, оставаться в русле развивающихся событий.
Сам Временный комитет формируется не общим собранием в полуциркульном зале, а узким кругом Совета старейшин думы, поскольку Таврический дворец уже захвачен революционными солдатами и рабочими. Собрание в полуциркульном зале прекратило своё существование благодаря действиям революционных «толп».
Разве похожа эта конкретно-историческая обстановка возникновения Временного комитета Гос. думы на ту выхолощенную и свободную от революционных действий рабочих и солдат обстановку, в которой действуют герои заговорщицкой теории?! Родзянко, Милюков, Керенский и прочие думцы изъяты авторами заговорщицкой теории из революционного Петрограда, перенесены в какой-то абстрактный дворец, свободный от всех потрясений и от восставших солдат и рабочих. Понятно, что в таком «пустом» Таврическом дворце все их решения кажутся кознями и интригами, преследующими корыстные личные цели не подкрепленными внешними обстоятельствами.
Стариков, не смущаясь, сочиняет басни о том, что у Таврического дворца будто бы не было караула, который бы смог воспрепятствовать думцам пройти во дворец. Но исторический факт таков, что царский караул стоял у Таврического дворца и этот царский караул не думал разгонять думцев, а напротив, защищал «оппозиционных» думцев от восставшего народа. Стариков утверждает, что хватило бы 30-ти солдат и двух офицеров, чтобы разогнать «взбунтовавшуюся» думу. Тысячи вооруженных солдат заполнили дворец, а десятки тысяч стояли перед ним — вот какая сила вынудила думу «взбунтоваться». И, чтобы лишить думу «революционности», взводу стариковских солдат надо было «разгонять прикладами» не 200 рафинированных господ из думы, а тысячи солдат и рабочих.
Вычурное стариковское восклицание: «это погребальный звон русской монархии», относящееся к собранию думцев в полуциркульном зале ничего общего с реальностью не имеет. Монархию в России похоронили рабочие и солдаты своими усилиями без всякой помощи и вопреки саботажу и интригам устроенным контрреволюционной думой.
История про «погребальный звон» колокольчика, в который «звонит» Керенский, заимствована Стариковым, по всей видимости, у Спиридовича и, как обычно искажена сначала самим Спиридовичем, а затем Стариковым. Спиридович утверждает, что Керенский, узнав о решении Совета старейшин думы подчиниться царскому указу о приостановке работы, но при этом депутатам не разъезжаться, как революционер (Спиридович, как все монархисты, считает Керенского революционером) остался недоволен этим решением и решил созвать совещание думцев, включив при этом электрический звонок, который обычно давался для сбора на заседания в Белом зале. Родзянко распорядился выключить звонок и назначил место сбора в полуциркульном зале. Спиридович не объясняет мотивы такого поведения Керенского и в его интерпретации этот эпизод лишь мелкая незначительная деталь[50]. Стариков этому эпизоду придаёт совсем другой смысл:
«Не боялся Керенский призывать к цареубийству, теперь не боится он и нарушить царский указ. Именно Александр Фёдорович звонит в колокольчик для сбора депутатов в Большой зал заседаний. Это погребальный звон русской монархии. Керенский наперёд знает будущие события и ведёт своих коллег по заранее намеченному плану — срочно создать новый властный орган. Пришло время сформировать новую власть, за это ничего, кроме славы и почестей, уже не будет»[51]
Ранее Стариков безосновательно утверждает, что Керенский является автором идеи подчинения, но не «разъезжания» депутатов. В эпизоде с колокольчиком Стариков продолжает демонизировать Керенского и думу в целом, приписывая им то, чего они не только не совершали, но даже не намеревались совершать. Керенский, по Старикову, берет на себя инициативу не просто сбора депутатов, а сбора, имевшего цель создания нового, уже не царского правительства. Акт, безусловно, революционный. Но имела ли место подобная революционная инициатива со стороны Керенского?
Попытка Керенского собрать депутатов в Белом зале действительно имела место, но была предпринята совсем в другое время и по другому поводу. Собираясь в Таврическом дворце с утра 27 февраля, встревоженные думцы какое-то время были предоставлены сами себе — их руководители в эти тревожные утренние часы самоустранились от общения с рядовым составом Думы[52].
Царский указ о прекращении занятий Думы, разгорающееся солдатское и рабочее восстание, очевидная неспособность царского правительства подавить революцию — эти новые, внезапно обрушившиеся на думцев реалии, требовали какого-то осмысления. Дольше всех соображал Родзянко, без него даже был начат Совет старейшин, что вызвало его недовольство.
Эта пауза добавила нервозности в среду думцев и даже заставила некоторых консервативных и уравновешенных членов думы поддаться истерики. Думцы-попы требовали немедленного открытия общего заседания думы, а один кричал: «Если министерская сволочь разбежалась, мы должны организовать министерство»[53]. Именно в этот момент Керенский самостоятельно включает электрический звонок, который является приглашением к заседанию. Звонок Керенский сопровождает призывом: «Господа, в зал!». Однако, никто не последовал в зал и заседания не состоялось[54]. Призыв Керенского был проигнорирован думской массой, которая собралась позднее в полуциркульном зале по призыву Родзянко. Историческим фактом является то, что Керенский не был инициатором не только формирования Временного комитета, но и общего сбора думцев в полуциркульном зале.
Мистификаторы подобные Старикову используют факт создания Совета рабочих депутатов и Временного комитета гос.думы в одном месте - в Таврическом дворце, для своих мистификаций. Для них это очередной повод для спекуляций о «революционной» думе. Для мистификаторов Таврический дворец становится тем необходимым связующим звеном между действительной революцией с её органом Советом рабочих депутатов и мнимой «революцией» - государственной думой. Но для такой связи мало иметь одно место, необходим человек. И мистификаторы находят его - это антимонархический «дьявол» Керенский. Неомонархисты и лжеисторики наделяют его феноменальными способностями. К примеру, Стариков считает, что Керенский лично создал и Временный комитет гос.думы и Совет рабочих депутатов, потому что... потому что он сам находился в Таврическом дворце!
В подтверждение своих домыслов Стариков приводит из мемуаров Керенского "Россия на историческом повороте" отрывок беседы Родзянко с Керенским об обстоятельствах возникновения Петроградского Совета.
Согласно этому отрывку Родзянко 27 февраля "приблизительно в 3 часа пополудни", спросил у Керенского можно ли удовлетворить просьбу меньшевика Скобелева о предоставлении помещения в Таврическом дворце для работы Совета рабочих депутатов. Керенский посоветовал Родзянко предоставить такое помещение. Приведя этот отрывок воспоминаний Керенского, Стариков восклицает:
«Вот круг и замкнулся. Скромничает Керенский - именно он и инициировал создание Совета, он же и помог ему расположиться под крылом правительства, чтобы спроецировать на себя его авторитет. Так один человек смог заложить основы будущего двоевластия»[55]
К безосновательной безаппеляционности и недалёкости мыслей Старикова читатель его книжек привык, и поэтому не будем на этом останавливаться, а обратим внимание читателя на то, что у Керенского в этой же книжке есть и другое воспоминание об истории возникновения Совета. Это воспоминание по тексту книги расположено несколькими страницами ранее и выглядит следующим образом:
«Думаю, было приблизительно 4 часа дня, когда ко мне подошёл кто-то и попросил найти в Таврическом дворце какое-нибудь помещение для только что созданного Совета рабочих депутатов. С разрешения Родзянко им была выделена комната за номером 13, где они и провели без промедления своё первое заседание»[56]
Удивительно, что всего лишь через 31 страницу[57] Керенский уже путает время, участвующих лиц и обстоятельства возникновения Советов. Сначала 4 часа дня через 30 страниц уже 3 часа; сначала "кто-то", затем Скобелев; сначала просят помещение для уже созданного Совета, затем помещение для намерения создать Совет; сначала помещение спрашивают у Керенского, затем у Родзянко.
• Если кратко изложить первую версию, то получится следующее:
Совет был создан к 3 часам дня неизвестными, а помещение в Таврическом дворце получили с разрешения Родзянко.
• Вторая версия в кратком изложении будет выглядеть следующим образом:
Совет к 4 часам задумал создать Скобелев, обратился к Родзянко за помещением, а тот, в свою очередь, посоветовался с Керенским.
Сколь разное содержание в абзаце из нескольких строк об одном и том же событии! Не кажется ли странным такая путаница для автора создания Советов? Зачем вообще понадобились две версии одного события? Как можно объяснить, что, работая над книгой в 380 страниц, Керенский на отрезке в 30 страниц умудрился противоречить себе самому?
Надо принять во внимание, что Керенский был достаточно опытным политическим публицистом, за его плечами к 1966 году был не один год полемики с различными эмигрантскими идеологическими течениями в попытке отстоять своё "честное" политическое имя и свою правоту в 1917 году. Тем не менее, он грубо напутал.
На наш взгляд объяснение этому факту может быть только одно: Керенский не имел никакого отношения к созданию Петроградского Совета рабочих депутатов. Возникновение Совета для Керенского туманно и расплывчато, как событие, которое в тот временной отрезок не имело для него значения, и было не столь важным, несмотря на то, что происходило буквально под его носом. Будучи очевидцем возникновения Советов, Керенский в своей памяти собирает какие-то расплывчатые и противоречивые обрывки. И, на самом деле, это вполне логично.
Находясь на левом фланге буржуазной оппозиции царскому режиму, Керенский видел себя в роли одного из лидеров буржуазного правительства в случае низложения самодержавия, а-ля западноевропейские министры-социалисты. Он последние два года работал на буржуазную оппозицию, внося свою лепту в борьбе за власть, справедливо рассчитывая на политические дивиденды. Свершившаяся революция, конечно, не то, что ожидали, но, во-первых, общее положение в Петрограде и соотношение борющихся сил к середине 27 февраля ещё не ясно, во-вторых, факт восстания на лицо и надо либо присоединяться к революции, либо уйти в сторону. И Керенский прилагает максимум усилий, что бы оседлать революцию, оседлать тем самым Прогрессивным блоком, в рядах которого он оспаривал власть последнего царя (только лишь царя, а не царизма!). Керенский занят тем, что в новых условиях революционного взрыва широких трудящихся масс, старается подчинить своей воле и своим интересам эту революционную энергию. Не надо забывать, что параллельно Керенский решал ещё одну сложную задачу - убеждал своих растерявшихся и деморализованных коллег по думе возглавить массы взбунтовавшихся рабочих и солдат. 27 февраля он активно работает по созданию Временного буржуазного правительства и старательно распространяет авторитет и влияние гос.думы на солдатскую массу.
Таврический дворец, ставший в одночасье центром восстания, стал одновременно и ареной борьбы за плоды этого восстания - за политическую власть. Возникший Совет в этом смысле был для Керенского конкурент в этой борьбе за власть. Таков исторический факт и в связи с этим фактом, нелепицей выглядит утверждение Старикова о намеренном создании Керенским Совета и, следовательно, двоевластия.
Создание Совета рабочих депутатов, как властного органа пролетариата, было волей широких масс рабочих и не зависело от желаний отдельных личностей.
То, что Совет собрался в Таврическом дворце говорит о том, что группа меньшевиков-оборонцев и меньшевиков-думцев перехватила у революционной партии - партии большевиков, инициативу создания Совета рабочих депутатов. Эта промежуточная победа меньшевиков-оборонцев, в свою очередь, свидетельствует о двух важнейших обстоятельствах, повлиявших на ход революции. Во-первых, меньшевики и эсеры не имели самостоятельной организации, а целиком и полностью зависели от буржуазии и благодаря этому сотрудничеству сохранили кадры, в том числе, кадры общенационального масштаба, способные возглавить властный орган государственного масштаба. Но эта же зависимость и предопределила сделку с буржуазией и передачу ей власти. Во-вторых, в широких массах трудящихся не искушённых в политике, пробудившихся к политике благодаря революции, фрондирующая либеральная буржуазия, представленная в Государственной думе, воспринималась, как союзник в борьбе с самодержавием. Это добросовестное заблуждение трудящихся масс меньшевики и эсеры использовали для передачи власти в руки монополистической буржуазии.
Яркой иллюстрацией революционности партий являются их обращения к гражданам России. 27 февраля все партии отметились своими воззваниями. Читателю будет любопытно сравнить их и дать оценку не только самим воззваниям, но и политическим физиономиям партий, обратившихся к народу.
И. Якутов
ПРИМЕЧАНИЯ
[43] - В.К. Зиборов. «Известия» - первая газета Февральской революции (https://disk.yandex.ru/i/QiosBky83HUEgN).
[44] – Н. Стариков. 1917. Разгадка «русской» революции, стр. 92.
[45] – Н. Стариков. 1917. Разгадка «русской» революции, стр. 55; 58; 70.
[46] – Петроградские большевики в трёх революциях, стр. 217-218.
[47] – Н. Стариков. 1917. Разгадка «русской» революции, стр. 58.
[48] – Великая Октябрьская социалистическая революция. Энциклопедия, стр. 96.
[49] – Н. Стариков. 1917. Разгадка «русской» революции, стр. 58-59.
[50] – А.И. Спиридович. Великая война и Февральская революция 1914-1917 годов, стр. 126.
[51] – Н. Стариков. 1917. Разгадка «русской» революции, стр. 59.
[52] – С.П. Мансырев. Мои воспоминания о Государственной думе/Страна гибнет сегодня, стр. 102//Э.Н. Бурджалов. Вторая русская революция, стр. 226-227.
[53] – Э.Н. Бурджалов. Вторая русская революция, стр. 227.
[54] – Э.Н. Бурджалов. Вторая русская революция, стр. 228.
[55] - Н. Стариков. 1917. Разгадка «русской» революции, стр. 60.
[56] – А.Ф. Керенский. Россия на историческом повороте, стр. 184.
[57] – А.Ф. Керенский. Россия на историческом повороте, стр. 215-216.
Таврический дворец. Часть 1 [Февраль семнадцатого. 27 февраля]
27 февраля 1917 года начался разгром царской власти в столице и этот день, по вполне понятным причинам, привлекает внимание не только знатоков и любителей истории, но и желающих переписать историю.
Решающие события 27 февраля, как мы знаем, были подготовлены в предшествующие четыре дня революционной работой рабочих (см. публикации под рубрикой «Февраль семнадцатого»). Да и сам переломный день 27 февраля стал переломным благодаря исключительной революционной борьбе рабочих, к которым присоединились солдаты (см. «Рабочие Питера уничтожают самодержавие»[https://beskomm.livejournal.com/142228.html]; «Солдатское восстание разгорается»[https://beskomm.livejournal.com/135596.html]). Однако если мы обратимся к современным книгам, статьям, интернетным публикациям, телевизионным передачам и фильмам о Февральской революции, то к своему удивлению не обнаружим никаких следов самоотверженной борьбы рабочих в предшествующие 27 февраля дни; не обнаружим также тени влияния рабочих и солдат на события самого 27 февраля. Это объясняется просто: историческую науку в РФ, усилиями спецконтингента* (* - как метко заметил в своей статье о Сталине С. Рыченков[1]), подменили на псевдоисторическую макулатуру. Этот спецконтингент представляет собой профессиональных агрессивных манипуляторов, занимающихся переформатированием истории в псевдоистрию с чётко просматриваемыми идеологическими задачами (а ещё говорят, что у нас нет идеологии!). Такая псевдоистория не знает ни первых четырёх дней Февральской революции, ни борьбы рабочих и солдат 27 февраля, она сразу переходит к действиям буржуазии в гос.думе, создавая миф о том, что царизм уничтожили «отцы русской демократии» - думцы IV созыва. Ниже мы рассмотрим действительную роль этих «революционеров», а также их помощников из числа социал-предателей (меньшевиков и эсеров) в Февральской революции.
Революционеры поневоле
Вторая половина 27 февраля ознаменована возникновением в Петрограде политического центра Февральской революции — Таврического дворца.
Таврический дворец, как известно, был приспособлен для работы Государственной Думы — законодательного учреждения царской России. В ночь на 27 февраля председателю Государственной Думы Родзянко сообщили, что царским указом прерваны занятия Думы до начала апреля[2].
С утра (около 9 часов) руководители Прогрессивного блока, то есть, те, кто последнее время определял политику Думы, получили по телефону известия о царском приказе и были вызваны в Таврический дворец[3]. Передвигаться по городу к этому времени было уже проблематично, поэтому думское начальство было обеспечено автомобилями. Рядовые же члены Думы, неосведомлённые о последних событиях, своим ходом собирались в думе на очередные рабочие заседания[4].
Информацию о мятеже в учебной команде руководители Думы получили оперативно - практически сразу же после его начала. Председателю думы Родзянке позвонили «рано утром» и рассказали об убийствах в Волынском и Литовском полках[5]. Депутату Савичу «рано утром» позвонил член Думы Стемповский, живший недалеко и из окна наблюдавший восстание волынцев, и сообщил об этом своему коллеге[6]. Скобелеву «в 7 часов утра» (Скобелева подвела память в 1927 году, поскольку у самого Иорданского в воспоминаниях значится «около 8 ч. утра»[7]) о восстании сообщил по телефону Иорданский, также живший недалеко от казарм волынцев[8]. Керенскому в 8 часов утра позвонил зам. председателя думы Некрасов и сообщил об указе царя и восстании в Волынском полку и вызвал Керенского в думу. Шульгин с Шингаревым узнали о солдатском мятеже уже в думе, но, тем не менее, они утром были подняты «по тревоге» и вызваны в Таврический дворец[9].
Думцы были встревожены революционными событиями в столице, в кулуарах обсуждались действительно происходящие события вперемешку со слухами и домыслами. Лидеры же Государственной думы собрались на совещание бюро Прогрессивного блока. Ничего не решив на этом совещании перешли в кабинет Родзянки, где продолжили обсуждение в более широком составе: собрались лидеры не только фракций, входящих в Прогрессивный блок, но и лидеры всех фракций и партий Думы. Собрание в таком составе называлось Совет старейшин. Здесь уже были приняты «революционные» решения: несмотря на вспыхнувшее солдатское восстание и общее революционное волнение в столице, Государственная дума подчиняется императорскому указу о перерыве занятий Думы. Вместе с тем думцы, учитывая чрезвычайную ситуацию на улицах Питера, решили не разъезжаться из дворца и немедленно собраться на общее совещание всех членов Государственной думы. Примечательно в этой связи, что депутаты были настолько щепетильны в своих действиях, настолько тщательно подбирали слова и выверяли свои поступки, опасаясь ослушаться царского указа о прекращении работы Думы, что сочли для себя невозможным собраться в привычной и приспособленной для этого обстановке Белого зала, а намеренно назначили сбор в полуциркульном зале, подчеркивая этим неофициальность этого уже частного совещания. Даже сама формулировка «не разъезжаться» была не случайна и имела глубокий смысл. По заверению Милюкова, думцы приняли решение «не разъезжаться» депутатам, т.е. не покидать Петроград, решения же «не расходиться» из Таврического дворца не было. Руководство IV Думы даже теоретически не допускало возможности истолковать своего вполне лояльного к Николаю II решения не покидать столицу («не разъезжаться»), как решение конфронтационное не покидать помещения Думы («не расходиться»)[10].
Около 200 членов Думы собрались в полуциркульном зале, который их еле вместил[11]. Родзянко, как председатель Думы, выступил с речью, в которой обрисовал общее тревожное положение и предложил думцам принять участие в выработке позиции Думы ко всему происходящему. Некрасов предложил ехать к председателю правительства князю Голицыну и добиваться у него назначения генерала Маниковского или генерала Поливанова диктатором с неограниченными полномочиями для наведения порядка в Петрограде. Трудовик Дзюбинский предложил Государственной думе взять власть в свои руки и объявить себя чуть ли не Учредительным собранием[12]. Затем выступил Милюков, который отверг все эти предложения, поскольку обращаться в правительство бесполезно, а власть дума не может взять в силу того, что дума — это законодательный орган. И самое главное, по мнению Милюкова, ещё не понятен размах и глубина революции, настрой гарнизона и рабочих Петрограда и, следовательно, скоропалительные действия могут оказаться преждевременными и вредными. Милюков предложил для начала собрать как можно больше информации, а потом уже принимать решения. Прозвучало мнение о необходимости избрать из состава думы временный комитет, на который возложить обязанности по водворению порядка и сношению с другими учреждениями.
Во время этого совещания, не ранее 14 часов[13], вбежал служитель Думы и сообщил, что к Таврическому дверцу подошла «толпа» солдат и они уже в сквере перед дворцом. Начальник караула, осуществлявший охрану Думы, убит[14] (в действительности начальник караула прапорщик 86 пешей Вологодской дружины Медведев был только ранен[15]).
Керенский, Скобелев, Чхеидзе и Шидловский сумели протиснуться к выходу, и с парадного крыльца первые трое произнесли перед собравшейся толпой солдат приветственные речи. Речи были обильно сдобрены звонкими революционными фразами. При этом в первых рядах слушателей стоял рабочий и активно и громко им отвечал в таком же «митингово-революционном духе». Упоминая Милюкова, этот рабочий сказал, что никаких Милюковых им не надо, а их вожди — говорившие ораторы, то есть Керенский, Чхеидзе, Скобелев[16].
Произнесенные речи не остановили солдат и они в массовом порядке, не спрашивая ни у кого разрешения, всей своей многотысячной массой вторглись в Таврический дворец.
Солдаты, прибывшие без приглашения, фактически захватили Таврический дворец, ломая привычный и сложившийся порядок царского «законодательного» органа. Частное совещание в полуциркульном зале из-за внезапного захвата дворца разваливается. Родзянко ещё успевает спросить членов Думы, не возражают ли они против выбора Временного комитета и доверяют ли Совету старейшин избрать этот комитет, и получает в ответ редкое «да» от расходящихся депутатов.
Сам захват рядовой солдатской массой цензового буржуазно-помещичьего учреждения произвёл гнетущее и шокирующие впечатление на «элиту» царской России. Один из лидеров оппозиционной IV Думы, националист, монархист Шульгин в своих цинично-откровенных воспоминаниях, в которых он не считает необходимым лакировать своё классовое восприятие события (и этим его воспоминания ценны!), описывает вторжение народа в помещения Государственной думы. Эти воспоминания в силу своей откровенности часто цитировались в советской исторической литературе. Не откажем и мы себе в этом удовольствии:
«Я не знаю, как это случилось... Я не могу припомнить. Я помню уже то мгновение, когда черно-серая гуща, прессуясь в дверях, непрерывным врывающимся потоком затопляла Думу...
Солдаты, рабочие, студенты, интеллигенты, просто люди... Живым, вязким человеческим повидлом они залили растерянный Таврический дворец, залепили зал за залом, комнату за комнатой, помещение за помещением...
С первого же мгновения этого потопа отвращение залило мою душу, и с тех пор оно не оставляло меня во всю длительность «великой» русской революции.
Бесконечная, неисчерпаемая струя человеческого водопровода бросала в Думу все новые и новые лица... Но сколько их ни было — у всех было одно лицо: гнусно-животно-тупое или гнусно-дьявольски-злобное...
Боже, как это было гадко!.. Так гадко, что, стиснув зубы, я чувствовал в себе одно тоскующее, бессильное и потому ещё более злобное бешенство...
Пулеметов — вот чего мне хотелось. Ибо я чувствовал, что только язык пулеметов доступен уличной толпе и что только он, свинец, может загнать обратно в его берлогу вырвавшегося на свободу страшного зверя...
Увы — этот зверь был... его величество русский народ...
То, чего мы так боялись, чего во что бы то ни стало хотели избежать, уже было фактом. Революция началась»[17]
В кабинете Родзянко Совет старейшин определил состав временного комитета. Во вновь образованный комитет были выбраны: Чхеидзе, Керенский, Ефремов, Ржевский, Милюков, Некрасов, Шидловский, Родзянко, Львов, Шульгин, Дмитрюков, Караулов, Коновалов. Чхеидзе сразу же отказался от работы в комитете, а Керенский согласился на определенных условиях. Новый орган был назван «Временный комитет членов Государственной Думы» (ВКГД), задачей которого было «восстановление порядка и сношение с другими учреждениями». С первых минут, когда революция заставила реагировать деятелей думской оппозиции, они проявили себя, как её явные враги; самое лояльное, что могли сказать думцы-«революционеры», это то, что революция нарушила привычный порядок (власть царизма) и они с этим готовы бороться, т.е. восстанавливать порядок (читай - царизм).
«Революционеры» пытаются договориться с Николаем II
Ещё до захвата дворца солдатами, во время частного совещания, с Родзянко по телефону связывался «великий» князь Михаил Александрович Романов[18]. Поэтому после избрания Временного комитета, группа думцев: Родзянко, Дмитрюков, Некрасов и Савич, отправились на переговоры с председателем правительства князем Голицыным и «великим» князем Михаилом Романовым.
Доехав на автомобиле до Мариинского дворца, делегация обнаружила во дворце заседающее в полном составе правительство. Отсутствовал по болезни военно-морской министр Григорович и отсутствовал министр внутренних дел Протопопов, который к этому времени уже был отстранен от должности. Родзянко с Голицыным уединились в отдельной комнате, через какое-то время к ним присоединился Михаил Романов.
Суть беседы сводилась к тому, что Родзянко убеждал Голицына уйти вместе со всем кабинетом в отставку, облегчив, таким образом, царю принятие решения о поручении думе сформировать новое правительство на основе оппозиционной думы. Голицын отказался. Затем Голицын уехал, а к Михаилу Романову и Родзянко присоединились остальные думцы. Разговор сразу пошёл о текущей ситуации в столице. Члены государственной думы Некрасов, Дмитрюков и Савич по очереди высказывались за немедленную передачу власти «ответственному» министерству, сформированному государственной думой. Савич с циничной откровенностью поведал смысл этого манёвра:
«Нам казалось, что эта мера, удовлетворит одних, успокоит опасения за последствия выступления у других, даст надежду третьим на легальное развитие парламентской жизни, — словом, разобьёт хотя бы на момент сплоченность сил, вовлечённых в борьбу против существующей власти. Притом такое министерство могло рассчитывать найти полную поддержку в армии»[19]
Михаил Романов был во всём согласен с думцами, и со своей стороны выказал намерение убедить своего брата (Николая II) осуществить эту передачу власти от одного правительства к другому. После этого Михаил Романов в компании военного министра генерала Беляева поехал на казенную квартиру военного министра, где связался со Ставкой по аппарату Юза[20].
«Разговор» по Юзу состоялся около 22 часов 30 минут. По установленным правилам «великий» князь имел «беседу» не с самим царём, а с генералом Алексеевым. Михаил Романов просил генерала доложить «государю императору», что, по его мнению, для «немедленного» успокоения необходимо отправить в отставку настоящее правительство и назначить нового председателя, «облеченном доверием вашего императорского величества и пользующимся уважением в широких слоях». Председатель самостоятельно сформирует правительство, которое будет ответственным «единственно перед вашим императорским величеством» (всех попытался «ублажить» «великий» князь: и буржуазию и императора!). Михаил Романов сразу предложил кандидатуру — князь Львов (будущий первый глава Временного правительства) и просил уполномочить его немедленно объявить в Петрограде об этом решении. Алексеев сообщил Михаилу, что император 28 февраля выезжает в Царское Село, а телеграмму немедленно доложит Николаю II.
«Великий» князь ответил, что будет ждать у аппарата и, кроме того, поездку «государя» в Царское Село считает пока не желательной. Вскоре Алексеев принёс ответ царя: «в виду чрезвычайных обстоятельств» Николай II едет в Царское Село; никаких перемен в составе правительства до его приезда не будет; с батальоном в Петроград приезжает новый главнокомандующий Петроградским военным округом генерал Иванов; с фронтов в Петроград направляются надежные войска. Таким образом, Николай II без труда разгадал манёвр думцев и брата Михаила Романова и отмёл его, как неприемлемый и ясно высказался за военное решение революционного кризиса.
От себя лично Алексеев добавил просьбу к Михаилу Романову, чтобы тот в дальнейшем продолжил настойчиво предлагать «ответственное министерство», со своей же стороны он пообещал, что на утреннем докладе царю вновь вернётся к телеграмме Михаила[21].
После разговора «великий» князь долго не мог уехать из квартиры Беляева, поскольку на Мойке шла стрельба[22]. Вернувшись в Мариинский дворец, Михаил Романов рассказал ожидавшим его думцам, что ему не только не удалось убедить брата, но в итоге Николай II запретил вмешиваться Михаилу «не в своё дело».
Разъезжались думцы из Мариинского дворца в подавленном состоянии духа. Савич направился домой и призывал остальных не ездить в думу, поскольку ничего изменить было уже невозможно и революция проследует своим ходом. Его поддержал Дмитрюков, но не таковы оказались Некрасов и Родзянко. Они справедливо полагали, что игра ещё не сыграна и партия в борьбе за власть продолжается, требуя их участия.
Некрасов с Родзянко вернулись поздним вечером в Таврический дворец, очевидно, далеко за полночь.
Продолжение следует…
И. Якутов
ПРИМЕЧАНИЯ
[1] - https://prometej.info/publikuem-tovarisha-stalina-zametka-25...
[2] – М.В. Родзянко. Государственная Дума и Февральская революция 1917 года/Архив русской революции. Том 6, стр. 57.
[3] – В.В. Шульгин. Дни, стр. 172-173//С.И. Шидловский. Воспоминания/Страна гибнет сегодня, стр. 120//Н.В. Савич. Воспоминания, стр. 198.
[4] – С.П. Мансырев. Мои воспоминания о Государственной думе/Страна гибнет сегодня, стр. 101-102.
[5] – М.В. Родзянко. Государственная Дума и Февральская революция 1917 года/Архив русской революции. Том 6, стр. 57-58.
[6] – Н.В. Савич. Воспоминания, стр. 198.
[7] - Н.И. Иорданский. Военное восстание 27 февраля/Молодая гвардия, 1928, №2, стр. 164.
[8] – М.И. Скобелев. Гибель царизма/Огонёк, 1927, №11(207), 13 марта.
[9] – В.В. Шульгин. Дни, стр. 173.
[10] – Н.В. Савич. Воспоминания, стр. 200//В.В. Шульгин. Дни, стр. 177//П.Н. Милюков. История второй русской революции. Том 1, стр. 41.
[11] – С.П. Мансырев. Мои воспоминания о Государственной думе/Страна гибнет сегодня, стр. 104//В.В. Шульгин. Дни, стр. 178.
[12] – В.В. Шульгин. Дни, стр. 180//С.П. Мансырев. Мои воспоминания о Государственной думе/Страна гибнет сегодня, стр. 104-105//С.И. Шидловский. Воспоминания/Страна гибнет сегодня, стр. 120-121.
[13] – Время захвата Таврического дворца в воспоминаниях думцев различно. Милюков считает, что это случилось «после полудня», Мансырев называет время после 15 часов, Шульгин вообще времени не указывает, но и у него это событие никак не могло произойти раньше 12 часов дня. По воспоминаниям Керенского, сделанным в 1966 году, солдаты подошли к дворцу во втором часу дня. У Скобелева солдаты пришли во дворец в 11 часов, учитывая, что он для всех событий обозначает слишком ранее время (восстание в учебке волынцев — в 7 часов уже известно), то его время не достоверно и не совпадает с многочисленными другими источниками, фиксирующими время происходивших тех или иных событий. Мансырев говорит, что в «толпе», захватившей Таврический дворец, были арестанты «Крестов», освобождённые около 14 часов. А Рафес утверждает, что был свидетелем приветственных речей Керенского и других перед солдатами у Таврического дворца, и было это в 16 часов.
Единственно правильным методом определения времени захвата Таврического дворца, при таком расхождении времени у свидетелей, это определить время разгрома «предвариловки» и, исходя из этого, времени рассчитать приход революционных солдат и рабочих к дворцу. Таким образом, захват произошёл явно после полудня. Мы знаем, что восставшие солдаты и рабочие подошли к перекрестку Литейный проспект - Шпалерная улица к 13 часам. После чего часть колонны пошла на Выборгскую сторону, а часть выдвинулась к «предвариловке». Разгром «предвариловки», освобождение арестантов, проход по Шпалерной до Таврического дворца (1,5 км) — все это должно занять никак не меньше часа. Следовательно, масса восставших солдат и рабочие могли появиться у гос.думы примерно не ранее 14 часов.
[14] – С.П. Мансырев. Мои воспоминания о Государственной думе/Страна гибнет сегодня, стр. 106//Н.В. Савич. Воспоминания, стр. 199.
[15] – И.И. Минц. История Великого Октября. Том 1. Свержение самодержавия, стр. 480.
[16] - С.И. Шидловский. Воспоминания/Страна гибнет сегодня, стр. 121.
[17] – В.В. Шульгин. Дни, стр.181-182.
[18] - Н.В. Савич. Воспоминания, стр. 200.
[19] – Н.В. Савич. Воспоминания, стр. 202.
[20] – Падение царского режима. Том 2, стр. 242.
[21] – Красный архив. Том 21, стр. 11-12.
[22] – Падение царского режима. Том 2, стр. 242.
Готовы к Евро-2024? А ну-ка, проверим!
Для всех поклонников футбола Hisense подготовил крутой конкурс в соцсетях. Попытайте удачу, чтобы получить классный мерч и технику от глобального партнера чемпионата.
А если не любите полагаться на случай и сразу отправляетесь за техникой Hisense, не прячьте далеко чек. Загрузите на сайт и получите подписку на Wink на 3 месяца в подарок.
Реклама ООО «Горенье БТ», ИНН: 7704722037
Пулеметы февральской революции [Февраль семнадцатого. 27 февраля]
Вопрос о пулемётной стрельбе в дни Февральской революции, как мы уже отмечали ранее, относится историками к спорному вопросу. Высказываются мнения, как о полной надуманности стрельбы из пулемётов, так и версии о том, что якобы стрельбу по революционным рабочим и солдатам вели... сами рабочие и солдаты в провокационных целях. Понятно, что такая «экзотическая» версия исходит от монархистов и ничем не подкрепляется. В действительности такого вопроса: была ли пулемётная стрельба на улицах февральского Петрограда или не была, не существует. Масса свидетельств мемуарного и документального характера доказывает широкомасштабное применение царским правительством пулемётов против своего же народа. Мы ниже рассмотрим эти факты, а, кроме того, рассмотрим и такое «пикантное» (для современных православных священнослужителей) обстоятельство, как использование церквей для пулемётной стрельбы.
Пулемётные точки Февраля
Пулемётная стрельба в восставшем Петрограде имеет свою нарастающую динамику. Мы уже упоминали в рассказе о 26 февраля о применении пулеметов и насчитали тогда не менее 6 совершенно определённых точек расположения пулеметов и 3 точки вероятного расположения пулеметов[1].
Стрельба полиции по восставшим рабочим и солдатам из пулеметов, расставленных на высоких зданиях 27 февраля, стала более интенсивной, чем накануне 26 числа. Мы перечислим пулеметные точки, которые упоминаются в исторических источниках:
- с колокольни Сампсониевской церкви (Б. Сампсониевский пр-т, №41) из пулемётов обстреливали рабочих и солдат, находящихся на Большом Сампсониевском проспекте[2];
- с церкви Усекновения Главы Иоанна Предтечи (Лесной проспект, 16) простреливали Лесной проспект[3];
- из гостиницы «Москва» на Невском проспекте[4];
- из гостиницы Чубарова (Лиговский проспект) по Лиговскому проспекту[5];
- с колокольни Спасской церкви (Выборгское шоссе, 106)[6];
- на минаретах мечети (Кронверкский проспект, 7) пулемёты держали под обстрелом Кронверкский проспект, Каменноостровской проспект и Большую Дворянскую улицу[7];
- с колокольни Свято-Троицкого Измайловского собора (Измайловский проспект, 7А) обстреливали Измайловский и Троицкий проспекты[8];
- с чердака «высокого дома» (очевидно дом №29 по Измайловскому проспекту) на углу Обводного канала простреливали Обводной канал и Измайловский проспект[9];
- у пажеского корпуса на Садовой улице (Садовая улица, дом 26) обстреливали Садовую улицу[10];
- из дома на углу Сергиевской и Литейного пулемёт «работал» по Литейному проспекту[11];
- с колокольни Собора Сергия Радонежского держали под обстрелом Сергиевскую улицу и Литейный проспект[12];
- пулеметы на чердаке на углу Лиговского проспекта и Знаменской площади нацелены были на площадь и проспект[13];
- на углу Садовой улицы и Невского проспекта[14];
- на Фонтанке[15];
- у Калинкина моста[16];
- на Мариинском театре[17];
- с церкви святого Исидора Юрьевского на Екатерингофском проспекте (ныне проспект Римского-Корсакова, 24)[18];
- на Большой Морской 22[19];
- с церкви на Лермонтовском проспекте (вероятнее всего — это церковь св. Царицы Александры по Лермонтовскому проспекту, 51А, снесена в 1938 году)[20];
- на углу Симеоновской улицы [и Литейного проспекта] помещены три пулемёта[21];
- у Бассейной улицы обстреливали народ из пулеметов[22].
По приведённым, далеко не полным, данным на 27 февраля можно с уверенностью говорить о 21 пулемётной засаде, устроенной военно-полицейскими силами для восставшего народа. При этом 8 мест — это непосредственно пулеметы, расположенные на церквях.
28 февраля пулемётные засады продолжили обстрел улиц Петрограда.
На Знаменской площади стрельба — полицейские стреляли с чердака[23].
С Троицкого собора обстреливали проезжавшие машины с рабочими и солдатами. На Невском проспекте, с купола здания компании Зингер стрелял пулемёт, машина с солдатами и рабочими остановилась и засаду ликвидировали[24].
Утром на Выборгской стороне с чердака «угольного дома» на Сердобольской улице работал пулемёт[25].
На Большом проспекте Васильевского Острова, в районе Косой линии из окон и чердака полицейского участка была обстреляна революционная колонна рабочих, матросов и солдат. Силами этой же колонны засада была уничтожена[26].
С каланчи здания городской думы на Невском проспекте днём стрелял пулемёт[27]. Расследованием, произведённым городскими думцами, установлено, что «стрелявшие в народ проникли на каланчу из соседнего, имеющего общий ход с Городской думой здания»[28].
Церковь святого великомученика Мирония на Обводном канале (снесена в 1934 году) была превращена в опорный вооруженный пункт монархистов. На колокольне церкви работали пулемётчики, а саму церковь прикрывала группа офицеров и полицейских, укрывшихся за церковной оградой. Совместные действия рабочих и солдат привели к разгрому этого контрреволюционного гнезда. После уничтожения сопротивления в церковном дворе трудящиеся устроили революционный митинг, раненых товарищей сносили в сторожку, а убитых складывали на паперти[29].
В районе Института путей сообщения (Московский проспект, 9) с чердаков и крыш вёлся пулемётный и револьверный огонь. Революционными солдатами крыши и чердаки были очищены от полицейских[30].
Рабочий-большевик Михайлов описывает эпизод с уничтожением пулемётной засады в одном из домов Петрограда, к сожалению, в его воспоминаниях не указаны ни улица, ни район. Засаду подавили с помощью броневика, арестовав «фараона»[31].
Рабочий орудийного завода Конокотин отмечает, что 28 февраля в составе рабочего боевого отряда из 15 человек вёл борьбу против пулеметных и просто вооружённых чердачных засад городовых, и, по его признанию это заняло «немало времени и сил»[32].
На Большом проспекте Петроградской стороны с чердаков вёлся пулеметный обстрел[33]. Тучков мост обстреливался из пулемётов, расположенных на чердаке больницы святой Марии Магдалины. Полицейские с барж обстреливали рабочих, которые переходили Малую Неву по льду. На колокольне церкви Спаса Преображения в Колтовской (снесена в 30-ые годы) полицейские не успели начать стрельбу — ворвавшиеся рабочие не дали им это сделать[34].
Днём, во время следования на обед, были обстреляны солдаты 4-ой роты запасного батальона Волынского полка из пулемета, установленного на строящемся здании по Виленскому переулку (ныне дом №17, достроен в 1927 году). Кстати, солдаты 4-ой роты подозревали в организации этой засады небезызвестного нам капитана Геймана. В 16 часов дня несколько бойцов ликвидировали эту засаду из двух пулеметов, сбросив с третьего этажа двух городовых, переодетых в штатское[35].
Обширный материал о пулемётной стрельбе дают документы Военной комиссии, составленные 27-го и, главным образом, 28 февраля в, так называемый, советский период, когда в ней преобладали работники, направленные Советом. Согласно этим документам 28 февраля пулеметные засады располагались в следующих местах:
- пулемёт на доме городских учреждений на ул. Садовая[36];
- два пулемёта на перекрёстке улиц Гороховая и Мойки[37];
- пулемёт на перекрёстке улиц Гороховая и Казанская[38];
- пулемёт у Зимнего дворца[39];
- пулемёт у Аничкова моста[40];
- пулемёт у дома №8 по Дегтярному переулку[41];
- пулеметы на крышах домов №№27, 29, 31 Екатерининского канала (ныне — канал Грибоедова) вели огонь по зданию Государственного банка (Екатерининский канал, 30-32). Особенно усиленная стрельба из дома №31, в котором находилась редакция «Петроградского листка»[42];
- засада в доме №88 Невского проспекта обстреливает улицу, а «народные войска» обстреливают засаду[43];
- пулемётная стрельба по скоплениям революционного народа со Знаменской церкви[44];
- пулемёты на крыше здания угол улиц Надеждинской и Жуковской[45].
Если к этим данным Военной комиссии добавить имеющуюся у нас информацию из других источников, то можно с уверенностью говорить о, как минимум, 41 пулеметной засаде 28 февраля, в том числе, 8 из них были на церквях. То есть, практически, каждая пятая засада имела отношения к религиозным учреждениям. Более того, на минаретах Петроградской стороны революционные солдаты и рабочие были вынуждены второй день подряд уничтожать засады.
Подводя итоги, можно с уверенностью говорить о следующей динамике нарастания применения пулеметов против революционных масс: 26 февраля не менее 6 точек стрельбы (из них 1 с церкви); 27 февраля не менее 21 пулемётной засаде (из которых 8 были расположены на религиозных зданиях); 28 февраля уже 41 пулемётная точка (из них 8 на церквях).
Невинные жертвы черни
В 2014 году в журнале «Вопросы истории» кандидат исторических наук Соколов А.В. опубликовал статью «Разгром православных храмов в Петрограде во время февральских событий 1917 г.»[46]. В этой статье Соколов обращается к «февральским дням», когда, по его словам, православные культовые учреждения подверглись «обстрелам, обыску и разграблениям»[47] и задается целью проанализировать на документальной основе эти события.
Соколов с первых же строк своей статьи, проявляет себя антибольшевистским и пробуржуазным ученым. Для него бесспорны утверждения о том, что большевики учиняли «расправы» над духовенством и «разрушали» православные храмы после «октября 1917 года». С таких же антинародных и контрреволюционных позиций кандидат исторических наук подходит к оценке действий, предпринятых революционными рабочими и солдатами в отношении церковных учреждений в дни Февральской революции.
Соколов приводит факты разгрома и разграбления тюремной церкви Дома предварительного заключения, бесконечных обысков в церквях разных районов Петрограда, неуважительного отношения, как к церковным святыням, так и к самому духовенству. Обыски проводились в одних и тех же церквях по несколько раз, бывали случаи непродолжительного ареста священников, запрета на богослужения, имели место факты краж и порчи церковного имущества.
На первый взгляд получается неприглядная картина, не с лучшей стороны характеризующая революционный Петроград. По Соколову получается, что восставшие рабочие и солдаты — это сборище воинствующего сброда, у которого нет ничего святого и которые беспочвенно терроризируют ни в чем неповинных священников.
Но это только на первый взгляд. Учёный-историк Соколов сознательно добивается такого эффекта, используя несколько приемов. Для начала он исследует роль культовых учреждений и воздействия на них в период восстания рабочих и солдат... уже значительно позднее и в отрыве от самого восстания.
Все события связанные с притеснением церквей и притчей* (*притч - группа лиц, обслуживающих церковь во главе со священнослужителем), о которых рассказывает Соколов, относятся к марту, апрелю, маю и даже июню 1917 года. Даже когда речь ведётся о тюремной церкви при «предвариловке», то разграбление её относится к 3; 10; 21 и 25 марта. Но в основном приводятся документы, описывающие произошедшие события задним числом, когда в различных записках и докладных, составленных в середине, а то и в конце марта месяца вспоминаются события начала марта. И ни одного раза в документах приводимых Соколовым нет описания церквей 27 и 28 февраля в период интенсивной пулеметной стрельбы по восставшим рабочим и солдатам Петрограда.
Другое, не менее примечательное обстоятельство — это на чьём мнении основывается Соколов, чьи документы он привлекает в своём исследовании. Авторы использованных Соколовым документов — различные иерархи православной церкви, то есть люди далёкие от объективности и крайне тенденциозные. Кандидат исторических наук Соколов сознательно даёт слово исключительно одной, и при том, заинтересованной стороне — православной церкви. В рассказах священников, благочинных, епископов, протоиереев рабочие и солдаты относились с крайним недоверием к служителям церкви, устраивали тщательные обыски, ища потайные ходы, склады с оружием и самих пулеметчиков. В храмах курили, вели хаотичную стрельбу, обыскивали алтарь, «были в шапках», насильно прекращали богослужения и удаляли верующих из церкви.
Подобное параноидальное третирование ушлый протоиерей Дурнев объяснил злонамеренными действиями проводимыми «лицами, которым храм или не нужен вовсе, или вреден, и потому в эти страшные минуты народного волнения так удобен для вящего осмеяния и поругания православной святыни и её служителей»[48]. Историк Соколов, нисколько не оспаривая эту инсинуацию, развивает её, цитируя другого протоиерея, который утверждает, будто слухи эти распространяют «подростки из простонародной среды[49].
Негативное отношение к церквям со стороны революционных рабочих и солдат Соколов и настоятели храмов объясняют распространяемыми «подростками» провокационными слухами, исходящими от «лиц, которым не нужна церковь». Пулеметную стрельбу, которая велась, в том числе и с колоколен церквей, Соколов, вслед за церковными служителями, считает всего лишь «слухами». Он прямо говорит об этом:
«Большая часть случаев разгрома православных храмов в Петрограде в феврале-марте 1917 г. произошла в результате пущенных кем-то слухов о том, что царская власть установила на городских крышах пулеметы, из которых полиция вела огонь по восставшим»[50].
И далее, основываясь на нескольких рапортах благочинных, Соколов заключает, что «проведённое епархиальным начальством расследование показало полную непричастность духовенства к стрельбе на улицах Петрограда»[51]. Но этим учёный Соколов не ограничивается. Он идёт дальше и ставит под сомнение вообще факт пулеметной стрельбы в Петрограде в дни восстания[52].
В этом случае он ссылается на показания Хабалова и Беляева данных Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства (ЧСК), а также на следственных мероприятиях, предпринятых ЧСК. Соколов утверждает, что командующий Петроградским военным округом генерал-майор Хабалов и военный министр генерал-майор Беляев «категорически отрицали факт применения пулеметов для борьбы с беспорядками», ссылаясь при этом на их показания, данные ЧСК в 1917 году[53].
Проверим насколько прав учёный-историк Соколов. В своих показаниях на допросе 22 марта 1917 года, Хабалов на вопрос о том, что он знает относительно распоряжения о применении пулеметов для «охранения порядка», сразу резко возразил: «Я решительно ничего не знаю относительно каких-то особенных пулеметов... Думаю, что их не было»[54].
Через некоторое время следователи снова вернулись к этому вопросу:
«Председатель. — Разрешите вернуться к вопросу о пулеметах... Вы помните ход вашего показания: мы перешли к Протопопову, но вы исчерпывающим образом не высказали, что вам известно относительно пулеметов?
Хабалов. — Относительно пулеметов докладываю, что я впервые услыхал этот вопрос от министра юстиции Керенского — о ген. Гордоне и о пулеметах, когда я находился в здании Государственной Думы. Он меня спросил о каких-то пулеметах, которые будто бы стояли на крышах и стреляли с крыш. Я говорю, что решительно не понимаю, какие могли быть пулеметы. Он говорит: «Генерал Гордон ими заведывал». Я решительно понятия не имею о генерале Гордоне, которого, кажется, в жизни моей не видел... Впрочем, может быть, и видел. Но чтобы я с ним имел какой-нибудь разговор по делу, если бы в самом деле ему надо было дать пулеметы для обороны города, — этого я бы не мог не помнить. Я бы это помнил. Я говорю, что этого разговора не помню.
Председатель. — Значит, в план подавления беспорядков, который был выработан на случай этих беспорядков, не входила стрельба по народу с крыш из пулеметов?
Хабалов. — Ни коим образом, — ни боже мой!..
Председатель. — Так что, если бы гражданские власти говорили, что мы не знали про пулеметы, а про это знает военная власть, т.е. в лице вас, начальника округа, то это было бы не верно?
Хабалов. — Это совершенно не верно. Позвольте мне дополнить. Дело в том, что, напрягая всю свою память: да не было ли чего-нибудь такого? — Откуда взялся этот Гордон? Я припомнил следующее. Действительно, в штабе округа была какая-то бумага от министра Протопопова, где он просил разрешения этому Гордону заниматься в окружном управлении или в складе...»[55].
Затем Хабалов, совместно со следователями, порассуждал, чем мог заниматься генерал Гордон, поговорил о том, что ему не подчинялись пулеметы, о невозможности, без санкции Главного артиллерийского управления, получить ни сами пулеметы, ни боеприпасы к ним. Словом, Хабалов настойчиво навязывал представление о себе и своей должности, как о ничтожной и ничего незначащей в деле обеспечения незыблемости власти самодержавия в столице[56]. Напоследок генерал «спохватился» и вспомнил, что существует противовоздушная оборона Петрограда, в состав которой входили пулеметы, установленные на высотных зданиях столицы. И Хабалов добавляет:
«Единственно, что я допускаю, что, может быть, в этот день 27-го эти противоаэропланные пулеметные батареи стреляли против жителей... А может быть, они стреляли и против правительственных войск. Может быть, они начали стрелять потому, что в них стали стрелять — господь их ведает!...»[57].
Как мы видим Хабалов, давая показания по поводу пулеметной стрельбы, юлит и разными способами отводит от себя подозрения в организации пулеметных засад. Его показания исключительно об этом, — о снятии с себя ответственности за стрельбу по народу, сам факт пулеметной стрельбы по восставшим рабочим и солдатам Петрограда он не отрицает. Более того, он его подтверждает. Подтверждает и пытается запутать следствие, высказывая предположение об ответной, вынужденной стрельбе с крыш зданий, в том числе, по правительственным войскам. Из этого обрывка фразы ясно, что Хабалов не просто знает о пулеметной стрельбе, но и в курсе таких деталей, как стрельба по военно-полицейским силам. Такие эпизоды действительно имели место, и Хабалов стремиться пустить следователей по ложному следу приписывая пулеметчикам не карательные функции, а защитно-оборонительные и даже революционные(!) действия.
Ознакомившись с показаниями генерала Хабалова, остаётся непонятным, где историк Соколов прочитал в его показаниях о категоричном отрицании пулеметной стрельбы «для борьбы с беспорядками».
Показания бывшего военного министра генерала Беляева относительно пулеметной стрельбы были им даны уже после допроса Хабалова - 19 апреля 1917 года, в которых он говорит:
«Председатель. — А что он [т.е. Хабалов — прим. И.Я.] вам говорил относительно пулеметов?
Беляев. — Относительно пулеметов ничего не говорил. На Мойке все время стреляли пулеметы с крыши того здания, которое строится.
Председатель. — Вы не помните номер дома? [ныне это здание Мойки набережная, дом №63 — прим. И.Я.]
Беляев. — Я не знаю. Знаю, что угол Кирпичного и Мойки, потому что я на Мойке жил, это мимо меня. Я помню, когда я был после Адмиралтейства в генеральном штабе и там сидел, вдруг слышу — затрещал пулемёт. Первое впечатление было, что стреляют в здание генерального штаба, — окна выходили на двор. Страшная трескотня была, как будто ударяется в стену. Ко мне позвонил Покровский [министр иностранных дел – прим. авт.] и говорит: «У нас на крыше стоит пулемёт, может быть, на министерстве финансов, может быть и у нас». Я говорю: «У нас безусловно нет, я не думаю, чтобы могли поставить». Мне потом сказали в генеральном штабе на следующий день, что пулемёт стоял на здании банка, кажется, Азовско-Донского.
Председатель. — С какими пулеметчиками — полицейскими или военными?
Беляев. — С полицейскими. Потом мне говорили, что будто бы на колокольне Исаакиевского собора стоял пулемёт. Во всяком случае я лично думаю, что генерал Хабалов мне бы сказал, если бы это было сделано по военному ведомству. У нас так не делалось. Я тогда впервые узнал, что на зданиях поставлены пулеметы»[58].
Беляев, в след за Хабаловым, занимается тем, что пытается отвести от себя подозрения в организации пулеметных засад. В поисках виновных он считает возможным в открытую переложить всю ответственность на полицию, поскольку это не его ведомство. Но как и в случае с Хабаловым в ходе допроса факт пулеметной стрельбы не вызывает никакого сомнения ни у следователей, ни у генерала Беляева. И лишь Соколов через почти 100 лет каким-то невиданным способом сумел разглядеть в этих показаниях «категорическое отрицание факта применения пулеметов».
В качестве ещё одного аргумента в пользу отсутствия пулеметной стрельбы в Петрограде Соколов приводит запрос ЧСК во все районные комиссариаты столицы «о стрельбе с крыш из пулеметов и ружей в Февральские дни»[59]. В ответах, которые получила ЧСК «констатировалось отсутствие реальных доказательств такой стрельбы»[60]. Более того, Соколов утверждает, что «не удалось получить даже письменных показаний непосредственных свидетелей»[61].
Чрезвычайная следственная комиссия Временного правительства (ЧСК) в деле расследования пулеметной стрельбы не ограничилась только запросом от районных комиссаров и районной милиции. Проводились следственные мероприятия по выявлению возможных путей получения пулеметов полицией от воинских частей. В этом расследовании, путём переписки с воинскими частями, ЧСК также пришла к заключению, что «нет данных» о получении полицией и жандармерией пулеметов от воинских частей и учреждений[62].
Но ЧСК, сформированная из адвокатов либеральной ориентации, тесно связанная с Временным правительством и либеральными буржуазными кругами, никогда не ставила своей целью выявить антинародную политику самодержавия. Как совершенно верно отметил советский историк Сидоров:
«Комиссия не организовала и не хотела организовать ни одного революционного процесса [имеется в виду судебного процесса — прим. И.Я.], она не пожелала продемонстрировать перед революционными массами преступные действия представителей царского режима»[63].
Сидоров, основываясь на изучении архивного фонда ЧСК, замечает, что деятельность комиссии, в итоге, свелась к «выдаче индульгенции от грехов слугам царского режима». Делалось это для «консолидации всех контрреволюционных сил для борьбы с надвигавшейся пролетарской революцией»[64].
Изучая материалы комиссии и итоги её работы, а также общую политическую ситуацию со времени победы Февральской революции и вплоть до октября 1917 г. с этим выводом нельзя не согласиться. Однако современный буржуазный историк Соколов не стремиться проанализировать деятельность и материалы ЧСК и критически их осмыслить, он торопится с выводами, цепляясь за любой документ, любую фразу, лишь бы она укладывалась в его концепцию «истории». Он опрометчиво заявляет об отсутствии «письменных показаний непосредственных свидетелей» не считаясь при этом с многочисленными воспоминаниями очевидцев, которые были сделаны, как во время работы ЧСК, так и много позднее. Да и какое значение имеет сегодня, спустя 100 лет после событий, удалось ли следователям ЧСК, в рамках одного локального запроса, собрать письменные показания свидетелей пулеметной стрельбы или нет? Современные историки располагают множеством письменных свидетельств о пулеметной стрельбе во время восстания в Петрограде в феврале 1917 года.
Среди них есть письменные показания бывшего градоначальника генерала Балка, данные товарищу прокурора Петроградского окружного суда 9 апреля 1917 года. В этих показаниях Балк упоминает, что 28 февраля, когда их арестовали и выводили из Адмиралтейства, то во время посадки на автомобили все — и конвой, и арестованные — были обстреляны из пулемета. Далее, бывший градоначальник пишет:
«Из Гос[ударственной] Думы я был помещён в министерск[ий] павильон, где до меня немедленно же впервые дошли слухи, что чины полиции стреляют из пулеметов. По этому поводу могу сказать только одно: в полиции пулеметов не было, по поводу пулеметов никто ничего мне не говорил и никаких сведений по этому вопросу, пока я был на свободе, до меня не доходило. Представить себе при каких обстоятельствах и по чьему приказанию чины полиции могли бы быть вооружены и обучены стрелять из пулеметов — я не могу.
Не сомневаюсь, что подробное расследование выяснит, что этим занимались не перепуганные уже с 26 Февраля чины полиции, а какая-либо организация, ничего общего с петроградской полицией не имеющая»[65].
Генерал Балк всеми силами стремится отвести подозрения в стрельбе из пулеметов от полиции и, соответственно, от себя. Если военный министр Беляев однозначно обвинял в этом полицию, то Балк перекладывал вину на некую «организацию». В любом случае Балк, присоединяясь к Хабалову и Беляеву, не отрицает и не ставит под сомнение факт пулеметной стрельбы в Петрограде против революционных сил.
Ещё один письменный документ, который имела в своём распоряжении следственная комиссия Временного правительства, был получен от запасного батальона Кексгольмского полка. Этот документ – «Список солдат запасного батальона гвардии Кексгольмского полка, снявших пулеметы с крыш и чердаков в революционные дни»[66]. Уже из названия документа, очевидно, что это самое настоящее письменное свидетельство реальных очевидцев стрельбы из пулеметов. Сам документ представляет собой таблицу с перечнем фамилий солдат и снятых ими пулеметов. В списке 16 солдат, снявших 11 пулеметов, один из которых, между прочим, рядовой Марк Кудинов снял с церкви Спасо-Преображения.
Вопрос стрельбы из пулеметов в Петрограде во время февральского восстания 1917 года относится к недостаточно изученным обстоятельствам Февральской революции. И в этом вопросе есть белые пятна, но одно ясно и не подлежит сомнению: стрельба была, стреляли организованно из различных высотных зданий (в том числе, церковных учреждений), расположенных на основных транспортных артериях и значимых объектах столицы, главной мишенью пулеметной стрельбы были восставшие трудящиеся.
Историк Соколов, намеренно превратно истолковав исторические источники, которые в действительности отнюдь не доказывают тезис об отсутствии пулеметной стрельбы в Петрограде, пришёл к выводу, что «разгром» православных церквей произошёл из-за «пущенных кем-то слухов»[67]. Кандидат исторических наук (это в 2014 году, а сейчас он уже доктор исторических наук) в публикации в таком серьёзном и уважаемом издании, как журнал «Вопросы истории» в качестве исторического аргумента применяет фразу (очевидно собственного изготовления) «пущенные кем-то слухи»! Используя подобного рода «аргументацию», возможно любое «трактование» истории.
Убедив сам себя в отсутствии пулеметных засад и стрельбы, Соколов продолжает рассказывать о действиях рабочих и солдат против церквей. Во-первых, он совершенно безосновательно называет эти действия «разгромом». Из его же статьи следует, что разгромили только тюремную церковь при Доме предварительного заключения. При этом очевидно, что разгром её был обусловлен разгромом в целом всего тюремного учреждения, а не отдельно взятой церкви. В остальных случаях имели место контрольно-ограничительные действия революционных сил. В ходе этих действий разгромом и не пахло, а причинялся локальный материальный ущерб церквям и приходам незначительного характера. Во-вторых, изъятые Соколовым из реальной исторической обстановки действия революционных отрядов кажутся намеренно грубыми, изуверскими, необоснованно направленными против православных церквей и их работников. Действительно, если не принимать во внимание, что вчера и сегодня с колокольни церкви велась интенсивная пулемётная стрельба по тебе и твоим товарищам, то вряд ли можно найти адекватное объяснения поведению революционных рабочих и солдат.
Соколов с удовольствием цитирует рапорты трёх православных служителей о «разгромах» церквей: на Васильевском острове, на Петроградской стороне и на Выборгской стороне. В одном из которых, например, уже знакомый нам протоиерей Дурнев продолжает выставлять трудящихся полными идиотами. Оказывается, то, что рабочие и солдаты наблюдали на колокольнях в виде дымка от пулеметной стрельбы — это была «мелкая пыль крошащейся штукатурки» от собственных же выстрелов по колокольне, а «расплющенные» пули падали в толпу, никого не раня! Эти рапорты православные иерархи осмелились опубликовать только в мае 1917 года, да и то лишь в своей газете «Известия по Петроградской епархии»[68].
Если про церкви Васильевского острова и Петроградской стороны в нашем распоряжении нет данных о наличии пулеметных засад, то о церкви на Выборгской стороне — Усекновения Главы Иоанна Предтечи, что располагалась (здание частично сохранилось поныне) на Лесном проспекте, мы имеем данные об использовании её в карательных целях контрреволюционными силами. По воспоминаниям рабочего-эсера с завода «Эриксон» Мильчика рабочие и солдаты 27 февраля были обстреляны из пулемета с колокольни этой церкви:
«...на углу Нейшлотского, рабочие пригласили группу солдат пить чай. Но едва солдаты подошли к чайной, как затарахтел пулемёт со стороны церкви на углу Выборгской улицы. Солдаты, бросая винтовки, рассыпались кто куда. Часть, разбив окна, вломилась в чайную, образовав в ней гущу тел. Котёл с приготовленным кипятком оказался каким-то образом вывороченным из печи, кипяток разлился по полу, покрывая густым паром копошащееся и злобно ругающееся человеческое месиво. Оправившись от испуга, солдаты выбегают из чайной и по указанию рабочих обстреливают церковь, в несколько минут исковыряв её фасад до неузнаваемости»[69].
Настоятель этой церкви священник Кьяндский бессовестно врал в своём рапорте на своего благочинного, что была пущена кем-то «злостная клевета» о том, что на колокольне церкви установлены пулеметы, из которых полиция стреляла в народ[70]. Основываясь на этой лжи, настоятель церкви, а вслед за ним Соколов, представляют последующие 1 и 2 марта шесть обысков, как совершенно бессмысленные действия злобных рабочих и солдат.
И. Якутов