С 1995 по 1997 год я работал в снабжении инфлота в Вентспилсском порту. Называлось это «кугю апгаде», «шипчандлер», «дьюти-фри» — на выбор, кому как удобнее.

Конкретно я занимался поставками продуктов алкоголя и сигарет на суда.

Так вот, если вы помните, тогда в «обменниках» была такая «штелла» — по-другому это не назвать, разве что «развод» тоже подходит. В общем, малейшая деформация купюры, как-то: излишняя помятость, или оторванный уголок, или, не приведи господь, банковский штамп, или чей-то автограф — и купюра становилась значительно дешевле.

По этой причине, получая на судне деньги за заказ (а тогда платили только наличными), я старался уломать капитана выдать мне деньги поровнее да покрасивше.

И тут заходит в порт индийское судно.

Приятно было, что они хорошо говорили по-английски, ибо все получали лицензии в Лондоне, и работать в этом плане было легко.

Вообще, индийские пароходы стоят особняком, и там есть о чем рассказать, но сегодня не об этом. Этот случай был уникальным в моей практике. Нигде, ничего подобного, ни до, ни после никогда не было.

Продукты у нас тогда были дешевыми и относительно неплохого качества, доевросоюзовские еще. По этой причине многие заказывали продуктов много и надолго.

Этот пароход не стал исключением, и капитан сделал заказ на 5000 долларов (примерно).

К вечеру мы собрали заказ и с шофером-грузчиком повезли «сдаваться». Пока мой коллега занимался разгрузкой, а кок считал соответствие привезенного заказа по качеству и количеству, я пошел к капитану подписывать бумаги и ждать вердикта руководителя камбуза.

Мы попили чайку, покурили, поболтали о том о сем, пришел повар и кивнул головой. Это означало, что можно закрывать каюту на замок и открывать сейф с деньгами (стандартная ситуация).

Капитан открыл сейф, и пред моими очами предстала следующая картина.

Стена из пачек рупий (индийских денег, если кто не знает), и в уголке скромно ютилась зелененькая пачечка до боли знакомых зеленых купюр. Все выглядело вполне пристойно, пока он не вытащил доллары из сейфа.

Я не знаю, что могло заставить капитана сделать такое, может, какая-то личная обида на Америку или аллергия на их деньги, но пачка долларов была прочно скреплена степлером!

Спасибо хоть дыроколом дырок не наделал.

Капитан без каких-либо эмоций взглянул на счет-фактуру, нашел там финальную цифру и начал резко выдергивать доллары из пачки... делая приличную рваную дыру в банкноте.

Пока я, слегка вспотевший, сидел и прикидывал, где и как я буду менять эти деньги, капитан пошел за второй пачкой.

И тут меня облило потом как следует. Пачка состояла из пятидолларовых банкнот!

Мои выпученные глаза меня, наверное, выдали, потому что перед тем как начать считать третью пачку, капитан спросил: «С вами все в порядке, сэр?»

Ничего не оставалось, как мило заулыбаться и сказать, что я себя великолепно чувствую (качественно врать я умел с детства).

Когда он закончил считать, громко и радостно произнеся слово «тысяча» по-английски, я уже был на грани срыва, ведь теперь эту рваную гору нужно было пересчитать и мне.

Предъявить капитану мне было нечего — он получил товар и за него расплатился.

Мы обменялись стандартными любезностями и попрощались.

Я молча ехал в офис и, как человек эмоциональный и впечатлительный, представлял всевозможные варианты выражения лица бухгалтерши — ведь, по сути, и ей мне предъявить было нечего.

Я зашел в кабинет и попросил Галину (бухгалтера) присесть. Она, в предвкушении, естественно, побелела и медленно опустилась в кресло.

После того как я вывалил ей на стол зеленую изодранную гору долларов, мы несколько минут молчали со скорбным видом.

Тишину прервал внезапно зашедший директор.

За все годы работы я не слышал от него ни одного матерного слова. Но тут он произнес, видимо, все что знал.

P.S. Ситуация разрешилась в итоге довольно просто. Ему пришлось ехать в Ригу в банк, где хоть и без восторга, но приняли деньги.

Индийские пароходы стоят особняком и многим отличаются от всего мирового флота.

Ну, во-первых, — это запах карри. Там им пахнет все, от трапа, до каюты капитана, причем сказать пахнет — это ничего не сказать. Карри там просто смердит, до рези в глазах.

Мало того, у многих в каютах стоят ароматические палочки, медленно тлеющие, так они тоже воняют дай боже.

Ну, работа есть работа, со временем привыкаешь и не обращаешь на запахи внимания.

Еще одна интересная особенность, присущая только индийцам — старший комсостав, как правило, берет всю семью с собой в море. Я особо этим не интересовался, но, по-моему, это у них там людям определенной касты нельзя оставлять семью одну. Но это мои досужие домыслы.

Женщины ходят с непременной точкой на лбу, обозначающей принадлежность к той или иной касте, и в традиционной индийской одежде сари. Для меня по сей день остается загадкой, как они в это сари заматываются и как не путаются.

Дети тоже одеты в типично индийские одеяния, в общем, все до пола и все белое. Смотрится на судне это несколько странно, даже как-то экзотически, но уж как есть.

Но главные герои на судне, конечно, мужчины. Более чем колоритные персонажи.

О матросах рассказывать нет смысла, так как они ходят в обычной морской робе и без всяких семей по понятной причине. А вот капитан, старпом и стармех — это три столпа на судне.

Как правило, они щеголяют в белоснежной офицерской форме с погонами, эполетами и прочими интересными атрибутами. Эти трое — обязательно бородачи и почти всегда с чалмой или тюрбаном на голове, и я так до сих пор и не знаю разницы, хотя подозреваю, что она есть.

Они бывают разного цвета и намотаны по разному, думаю, что это тоже зависит от принадлежности к той или иной касте.

Кстати, о кастах — тоже индийский феномен, который играет немалую роль на судне в том числе. Бывают забавные ситуации, когда капитан судна по касте находится на ступень ниже старпома, но при этом выше по морскому званию.

Сами они рассказывают, что это очень неудобно, так как человек с низшей кастой не может ничего приказать человеку из высшей касты, но на судне приходится как-то договариваться, так как тут уже замешана юридическая сторона вопроса, и всю ответственность за происходящее на судне несет капитан — вне зависимости от касты, естественно.

Как я уже упоминал в первой части, весь офицерский состав говорит на прекрасном английском языке, но со своими диалектическими (и не только) особенностями. По говору их можно спутать только с пакистанцами, но пакистанцы никогда не бывают офицерами. По крайней мере, мне не попадались.

Так вот, в паузах мне много доводилось с ними общаться, и они, понимая, что для нас их вид экзотика, охотно рассказывали про свои касты, про их отличия и особенности.

Надо сказать, что это очень интересно и познавательно, тем более из первоисточника. Так, общеизвестный факт, что едят индийцы только правой рукой (она у них называется «чистой»), не используя столовых приборов вообще. Касаемо левой руки — не хотелось бы вдаваться в подробности, но она у них применяется в отхожих местах, так сказать, для омовения. В общем, туалетной бумагой они не пользуются, проще говоря.

Так что если вдруг где-то доведется встретиться с индийцами или побывать в Индии, не вздумайте брать еду левой рукой, и уж тем более здороваться ей, если вы, допустим, левша.

Я работал в инспекторской компании, и так уж повелось во всем мире, что инспекторов «замасливают». На это дело компании-судовладельцы выделяют отдельные средства, и это обычно блок белого Marlboro, в редких случаях к нему еще прилагается бутылочка хорошего алкоголя, как правило — виски, и чаще всего это двенадцатилетний Chivas Regal.

И вот однажды, в канун Рождества, уже окончив всю работу, мы сидели у старпома в каюте и попивали кофеек.

Старпом, был как и положено, при полном параде и в прекрасном расположении духа. Он рассказывал какие-то смешные истории из своей многолетней морской практики, сыпал всевозможными шутками и в один момент удалился в другую комнату.

Я не знаю, как отреагировали бы его собратья по касте, но он вышел к нам в костюме Санта-Клауса с двумя черными мусорными пакетами (по всей видимости, за неимением других), вручил их нам и поздравил с Рождеством. Было очень неожиданно и приятно.

Тем временем на палубе что-то затянулось, и мы продолжили беседовать в еще более приподнятом настроении.

Черт меня дернул спросить его про тюрбан.

Он долго в подробностях рассказывал историю происхождения этого головного убора и о том, как они делятся по кастовому ранжиру... Все было бы ничего, если бы он не прочитал немой, но очевидный вопрос в моих глазах.

Хорошо, говорит, я вам покажу, и начал снимать с себя, а точнее — разматывать свою чалму (или тюрбан?). Ни за что бы не подумал, что там так много ткани. Ну, навскидку, было метров 6-7.

Но и это не стало самым главным удивлением предпраздничного вечера. Когда он полностью «размотался», я увидел, что его волосы собраны в довольно большой тугой пучок.

И тут он вытащил из пучка две деревянные шпильки, и мы просто обомлели.

Волосы скатились вниз — и были они до колен в длину!

Я никогда не видел таких длинных волос даже у женщин, не говоря уже о мужиках. Оказалось, что в их касте строго-настрого запрещено стричь волосы, и вот такой длины они выросли за всю его жизнь.

Не знаю, что на него нашло, почему он все это показал и позволяла ли ему его вера это делать — но что было, то было.

Пока мы прощались, он позвал жену, и она смиренно намотала ему на голову сначала волосы, а потом уже тюрбан.

Ушли мы с судна, конечно, под впечатлением и как русские люди поделились в офисе не только увиденным, но и алкоголем.

Все, как всегда, закончилось под утро — и в соответствующем состоянии и внешнем виде мы встречали новую смену, делясь с ними своими яркими воспоминаниями.

Фото: Уполномоченный по правам человека Челябинской области

В Челябинской области жительница Троицка обратилась к Уполномоченному по правам человека за помощью. Людмила почти два года назад осталась без жилья после того, как ее дом кто-то поджег. На ее руках находятся трое несовершеннолетних детей, с которыми она вынуждена скитаться по соседям. Муж оставил их и не платит алименты.

Троичанка рассказала, что в 2013 году она на средства материнского капитала купила дом, оформив его на себя и детей. В августе 2016 года неизвестный человек устроил пожар, и теперь в нем невозможно жить без ремонта. Сгорела вся мебель и одежда, и ее дети не могут ходить в школу. Ущерб составил 410 тысяч рублей. Полиция возбудила дело, но преступник не был найден. Отчаявшаяся женщина, признанная малоимущей, обратилась в мэрию, но ей дали 40 тысяч, которых не хватило на восстановление жилья.

«Я некоторое время надеялась на благосклонность чиновников, но мои надежды остались только надеждой. Я длительное время скитаюсь по квартирам и домам умоляю чужих людей приютить мою семью. В связи с уничтожением вещей и детской одежды дети не ходят в школу. Своими силами возникшую проблему я решить не могу. Я не прошу новую квартиру, прошу только оказать помощь в ремонте жилого дома, который поврежден не по моей вине», — написала в обращении Людмила.

Сейчас многодетная мать снимает у соседей жилье, в котором нет электричества, воды и нормальной мебели. В помещении есть только диван, кровать и кухонный стол, а еще — печь, которую она топит остатками своего собственного сгоревшего дома. Окна в «съемке» побиты, а двери настолько разболтанны, что не закрываются.

«Семья нуждается в материальной помощи – детям элементарно нужна одежда и школьные принадлежности. Кроме того, необходимо рассмотреть вопрос о предоставлении жилья из маневренного фонда. Совершенно очевидно, что самостоятельно справиться с возникшей трудной жизненной ситуацией одинокая мама не сможет. Надо поддерживать и помогать», — подчеркнула омбудсмен Маргарита Павлова.

Ситуация остается на контроле Уполномоченного по правам человека Челябинской области.

Пруф: http://www.telefakt.ru/lenta/topit_pech_ostatkami_sgorevsheg...

Писать о российских моряках, их не цитируя, — это просто кощунство, но так как я категорически не матерюсь в интернете, попробую обойти острые углы, где это будет возможно.

Итак, моя первая встреча с российским моряком произошла на чужбине, а точнее — на Британских островах, аж в 1992 году. Времена на постсоветском пространстве были, мягко говоря, не простые, и это иногда приводило к парадоксальным вещам в исполнении россиян.

Моряка с российского парохода можно было определить в прямом смысле слова за километр. Дело в том, что они особо не парились и выходили в город в фуфайках и болотных сапогах (рыбацкий флот, я имею в виду).

Оказалось, что это неспроста. Естественно, переполненные полки супермаркетов поражали моё восемнадцатилетнее воображение, но некоторых это не просто поражало, а этого всего хотелось и попробовать.

Наблюдал однажды такую картину...

Идёт, значит, товарищ в фуфайке средь полок супермаркета и с абсолютно невозмутимым выражением лица закидывает себе в поднятые «болотники» всё, что глаз его радовало. Судя по непринуждённой походке и олимпийскому спокойствию, прогуливался он таким образом уже не один и не два раза.

Надо быть идиотом, чтоб не заметить, что у него полные сапоги всевозможных шоколадок, орешков, печенек, чипсов и бог знает ещё чего. Мне стало интересно, как он будет проходить мимо кассы.

В общем, у меня было полное ощущение того, что этот морячок до моря несколько лет успешно служил во МХАТе. У сапог сверху есть петельки, чтобы их сушить в подвешенном состоянии — так вот, походочка-то у него была весьма своеобразная, с несколькими-то килограммами съестного в сапогах, и он так элегантно указательными пальцами взялся за петельки и протиснулся мимо очереди законопослушных британцев, кивая им головой и мило, даже с немного виноватым видом улыбаясь — и проследовал из магазина на улицу.

Сказать, что я был в шоке — это ничего не сказать. Мало того, не отойдя и десяти метров от магазина, он начал, как заправский фокусник, добывать из сапог спи... (украденное).

Не то что бы я был святой, я тоже после школы рогалики по пять копеек в пакет со сменкой засовывал, но тут-то какой размах, какие объёмы...

Больше, правда, этот иллюзионист мне не попадался на глаза, но запомнился хорошо. Наверное, это всё таки был частный случай.

Ну а теперь уже о глобальном и тенденциозном.

Как тогда, так, уверен, и сейчас, есть такие интересные персонажи, которые никак не могут понять, как это люди могут не знать русского языка — в Англии-то?!

Такие попадались довольно часто, и однажды я даже поучаствовал в диалоге с таким товарищем. Он стоял передо мной в очереди крепко, явно на опыте, держа в руках бутылку водки.

Подойдя к кассе, он нехотя отдал бутылку кассирше, чтобы та смогла пробить товар по кассе.

И вот он её спрашивает: «А из закуси у вас есть чо? Ну там сырок какой, например». Естественно, на чистом русском языке.

Кассирша, профессионально улыбаясь, ответила, что она не андерстенд.

Персонаж оборачивается ко мне и с претензией говорит: «Слушай, ну я ей русским языком говорю: закусь есть? А она мычит чо-то и лыбится».

Умничать и говорить ему, что мы в Англии и тут совсем не обязательно знать русский язык, я не стал, осознавая последствия.

Ничего не оставалось, как сделать сочувственный вид и спросить у кассирши, где у них лежит сыр. Я думал, что сделал всё правильно, как бы помогая одновременно и продавщице, и коллеге, так сказать...

Пока кассирша пыталась открыть рот, недовольный россиянин повернулся ко мне и выпалил следующее: «Ах ты сука, ты ещё и по-ихнему балакаешь?!»

В этот момент я понял, что сыр уже не понадобится. Поняла это по тону и кассирша, вжавшаяся в кресло.

У русского человека эмоция короткой быть не может, и он, уходя в расстроенных чувствах, продолжал заочно меня «хвалить»: «От урод-то, а?!»

Ситуаций таких было предостаточно, и я, имея горький опыт, никогда более не впрягался ни за одну из сторон, дабы не совершить виртуальную прогулку по разнообразным далёким местам.

Это был короткий, но яркий срез из начала девяностых, теперь плавно перейдём лет на пять вперёд, когда я уже работал в снабжении флота в порту.

Российский пароход, закупающий провиант — и обязательно алкоголь — в Вентспилсском порту, отличался от всех остальных двумя позициями.

Первая — это невероятно счастливый кок, так как продукты-то родные — ни сметанки, ни квашеной капусточки, ни кефирчика, ни сальца у них там, в голландиях и англиях, не купишь. А тут уже зарождалось фермерство, и продукты такого плана тогда были высочайшего качества. Конкуренция, как-никак.

С учётом того, что мы для судов брали всё мешками, каннами и бочками, за наш заказ боролись несколько хозяйств. Оно и понятно — либо стой на рынке весь день, либо сдал всё за пять минут, и восвояси на хутор.

Второе неизменное правило — это неудержимое желание капитана подзаработать.

С иностранцами как-то стремновато было, наверное, да и шушукаться по-английски на такие тонкие темы языка явно не хватало, а тут сам бог велел.

Пока повар с нескрываемым восторгом таскал ящики и коробки в артелку (хранилище продуктов на судне), сочиняя вслух меню на завтра, дверь в каюту капитана запиралась на ключ и начинался сурьёзный разговор.

Особой витиеватостью речь капитана не изобиловала, несмотря на щекотливость момента. Как правило, всё было коротко, сухо и ясно: «500 баков замутим?»

Я к подобным ситуациям был готов, да и в те времена многие не чурались такого рода заработка — и далеко не всегда россияне.

В таможне в те времена у нас сидели деревенские лопухи, поэтому за бутылочку недорогой водки раз в месяц они ставили печать куда угодно, тем более что даже при желании ничего проверить не могли, ибо вся документация была на английском, а таможенные документы делались вообще на копировальной машине (известной в народе как ксерокс).

Маслице оказывалось стоимостью в пять латов вместо двух, мясо — по шесть латов вместо полутора, ну и так далее, пока сумма не становилась на 500 долларов больше.

Ну а теперь переместимся уже в двухтысячные, когда я занимался инспекцией груза.

Характерной чертой всего российского флота были очень строгие правила на судне, которые, естественно, никто не соблюдал. Чем строже были правила, тем нахальнее они не соблюдались — и всем было это абсолютно до фонаря.

Подробнее хотелось бы остановиться на субординации, а точнее — на её российской особенности.

Матрос на палубе чувствовал себя как минимум директором стадиона и вёл себя соответственно. Если на любом другом пароходе я подходил к матросу и просил открыть ту или иную грузовую ёмкость — это выполнялось неукоснительно, и уж тем более без каких-либо обсуждений.

Но не на российском пароходе.

Из вариантов ответов на мою просьбу были такие: «Я тебе что, нанимался тут батрачить? Тебе надо, ты и открывай». Или «ты не видишь, я занят?!» — лёжа в каптёрке, заявлял матрос.

Мне в душе всё это было близко и понятно, но я работал на иностранную компанию и объяснить тонкости и нюансы российского подхода к работе не представлялось возможным.

В какой-то момент время на задушевные беседы с матросами заканчивалось и приходилось подниматься в каюту капитана и объяснять, что судно без моей подписи не начнёт погрузку — и матросу таки придётся сделать то, о чём я его прошу.

И тут начинался театр абсурда в лучших традициях.

Капитан берёт рацию и говорит: «Петрович, да й.. жеж твою мать, ты там не о...л случаем?»

Характерный хруст в рации — и ответ матроса капитану: «Василич, да я, б...., и так, как дешёвая проститутка, скачу тут по палубе, а тут этот буй с горы со своими проверками».

Капитан: «Петрович, б...., я два раза повторять не буду, ты меня знаешь».

Матрос: «Ладно, ладно, чо ты начинаешь-то сразу, щас всё по быстренькому за..еним».

Я максимально сглаживал риторику, но даже не в ней-то и дело, по сути. Дело в том, что в страшном сне никакому матросу не может приснится пререкаться с капитаном, да ещё и фамильярничать.

P.S. На российских пароходах без задушевной беседы работа не делается. Отсюда и фраза, что умом Россию не понять. Всё делается и говорится эмоционально, от души, смачно — и как последний раз в жизни!

Пароход типа БМРТ.

Цех рыбообработки на БМРТ.

Судно с итальянской командой — это просто «Санремо» какое-то.

Я обожаю итальянский язык и порывался его освоить неоднократно, но так порывами это всё и закончилось. По моим ощущениям, они не разговаривают, а поют, а учитывая мою давнюю и искреннюю любовь к итальянской эстраде, нахождение на судне мне доставляло колоссальное удовольствие.

Они темпераментные, потрясающий язык жестов и мимика только дополняли красок в палитру моих впечатлений. Может, я выдаю желаемое за действительное, но они всегда весёлые, с первого аккорда, уже после слова «бонджорно» сразу поднимается настроение.

Исключительно доброжелательные люди — и встречают тебя как дорогого гостя. Это, безусловно, настраивает на хороший лад, и работа спорится, и мелкие недочёты не замечаются.

Естественно, при таком отношении хочется ответить взаимностью, и у меня был проверенный и надёжный способ это делать.

Нужно было просто дать понять, что я знаю, кто такие Адриано Челентано, Пупо, Рикардо Фольи, Альбано и Ромина Пауэр, Тото Кутуньо, и напеть любую из мелодий, как она тут же подхватывалась всеми — и дальше была просто всеобщая эйфория.

Из уважаемого гостя я моментально превращался в брата, и панибратство не заставляло себя долго ждать.

Чтобы «добить» их окончательно, нужно было восхититься уникальным, единственным и неповторимым голосом Робертино и погоревать, что ныне он рядовой тенор, один из многих.

Работает схема безотказно на любом итальянском судне.

Ну и чтобы уйти с парохода не только в хорошем настроении, но и сытым, нужно обязательно упомянуть о фантастической итальянской кухне, колоритных поварах, о безразмерных пиццах, равиоли, ризотто — и не забыть похвалить итальянское вино. Обед до отвала обеспечен.

История как раз пойдёт именно об этом.

Как я уже рассказывал, я работал с греками на судне под Питером в течение месяца, а греческая стряпня мне не очень, да и повар попался не самый удачный...

Видимо, чтобы сильно не перетруждаться, он готовил каждый день одно и то же — рис с куриными ножками в какой-то мутной подливе. Можете себе представить, как это наскучило за месяц.

Так как на судне работало человек двадцать россиян, они периодически ездили на берег за продуктами, но в итоге приезжали только с алкоголем. Ну, тут удивляться было нечему.

Я попросил российского коллегу купить пару банок кетчупа и майонеза, чтоб хоть как-то повеселить вкусовые рецепторы. Так как у меня были с собой только доллары и только сотни, ничего не оставалось, как выдать ему купюру и напомнить, чтобы привёз сдачу.

Михаил, а именно так его звали, был человеком молодым и не шибко ответственным, посему он вернулся на судно ближе к вечеру в состоянии чрезмерной проспиртованности, с двумя банками майонеза и кетчупа и без сдачи.

Разговаривать с ним в тот момент было делом непродуктивным, и я оставил нравоучительный диалог на похмельное утро.

Изволил проснуться Михаил к обеду. Изрядная помятость, бумажная бледность и широкоамплитудные вибрации тела указывали на то, что у него жутчайшее похмелье.

Но я очередной раз убедился, что русские люди особенные, потому что сквозь всю эту неприглядность просочилась белозубая улыбка, и он без зазрения совести, в подробностях рассказал о том, с каким размахом он тратил мои деньги.

Видя полную впечатлений искреннюю радость в его красных глазах, я понял, что вести беседу о возвращении денег нет никакого смысла.

Хоть кетчуп с майонезом и обошлись мне в сто долларов, тем не менее еда приобрела какие-то новые вкусовые нотки — и это уже радовало.

Жаль, что радовала очень недолго. Один из россиян вежливо попросил меня плеснуть и ему капельку — а россиян, напомню, было человек двадцать.

Если до обеда я купил соусы за сто долларов, то уже в процессе поглощения пищи я понял, что за эту цену я купил несколько граммов майонеза, а кетчупа мне так и не досталось.

Так вот, к греческому судну периодически подходили танкера из Европы, чтобы забрать часть груза и освободить ёмкости для приёма новых партий мазута из России.

И тут, к моей радости, к греческому борту пришвартовался пароход с итальянцами на борту.

Мозг в этот момент работал очень быстро и продуктивно.

Дело в том, что никаких причин и поводов подниматься на итальянский борт у меня не было, но их нужно было обязательно придумать.

Я выхватил нож и надрезал воздушный шланг от своего насоса. Шланг пришлось обрезать и до воздушного клапана на греческом судне, мне его не хватало, а вот до борта итальянцев было в самый раз, так как насос мой располагался прямо на стыке двух судов.

Я с деловым видом попросил позвать итальянского старпома на палубу, и когда тот вышел, обрисовал ему ситуацию.

Он любезно согласился предоставить мне воздушный клапан, и я сделал первый шаг на его судно.

Дальнейшее было делом техники. Присоединяя свой шланг к итальянскому клапану, я вполголоса стал напевать всем известную «Феличиту». Естественно, не услышать этого старпом не мог, и уже через пять минут я сидел у него в каюте, попивая кофеёк.

Так как схема, описанная выше, работала безупречно, уже через час я сидел за шикарным столом, просто ломившимся от всевозможных вкусностей.

Дабы не показаться дикарём, я подождал, пока все усядутся, со всеми познакомился, а желудочный сок уже бушевал в желудке по полной программе...

Капитан пожелал всем приятного аппетита, и тут уж стеснению и такту места не оказалось. Я пытался восполнить всю вкусовую гамму свежих продуктов, недостающую мне на «греке» в течение целого месяца.

Я ел всё — салаты, закуски, как холодные, так и горячие, мясо и спагетти, всё это обильно поливал разнообразными соусами — в общем, это был настоящий праздник жизни, и меня не пугало грехопадение, именуемое чревоугодием (тем более что я агностик и этот вопрос меня не волновал абсолютно).

Приём пищи для итальянцев — это ритуал, едят они много и долго, и в паузах о чём-то оживлённо беседуют, активно жестикулируя. Максимум, на что я был способен в этой ситуации — на жестикуляцию, но это смотрелось бы глупо, поэтому я продолжал есть.

Под конец капитан обратился ко мне по-английски и похвалил за отменный аппетит. Мне ничего не оставалось, как расхвалить повара, и это было воспринято как знак.

Капитан позвал повара в кают-компанию, и я рассыпался в комплиментах уже лично повару. Повар что-то сказал капитану и удалился на камбуз.

Глава застолья снова обратился ко мне и задал довольно странный вопрос: ел ли я когда-нибудь пиццу?

Естественно, я сказал, что ел, и неоднократно.

Ай-ай-ай, покачал головой капитан, если пиццу делал не итальянец, то вы ели блин с начинкой — и все за столом засмеялись.

Капитан попросил меня остаться в салоне, а остальным приказал вернуться к своим обязанностям. Где-то с полчаса мы с ним вели светские беседы о том о сём, как вдруг распахнулась дверь — и в салон вошёл повар, держа огромную пиццу на вытянутых руках.

Капитан гордо заулыбался и сказал, что только после того, как я съем это, я смогу смело говорить, что ел настоящую итальянскую пиццу!

Думаю, понятно, что когда я поднимался по трапу назад, к грекам и россиянам, держа в руках съедобное колесо, шансов съесть его у меня не было никаких.

Я принёс пиццу в столовую, и через несколько минут от неё не осталось и следа.

Тот самый Миша, который купил мне майонез с кетчупом за сто долларов, и я — который за это заплатил.

Сегодня первое апреля, поэтому я решил сплясать для вас краковяк, но жена сказала, что вызовет скорую и подаст на развод, поэтому расскажу что-нибудь.

Циркуль

Дело было на предыдущей работе. Одну из сотрудниц – Вику часто встречал ухажёр – Олег. Они никого не стеснялись, целовались прямо в кабинете, и она ласково называла его Циркуль, а он её Гаечка –, видимо, по фамилии Гайфуллина. Так продолжалось на протяжении трёх лет. Однажды её любопытная напарница – Лена не выдержала и накинулась с расспросами, оголив зубы:

— Вик, а почему это он Циркуль?!

— Ну, ты посмотри на него: высокий, длинноногий и рассказывает одну и ту же историю раз по пять – по кругу водит, чем не циркуль?

— А-а-а-а! Понятно! – сказала Лена. – А тебя называет Гаечкой из-за фамилии?

— Конечно, – ответила Вика, почему же ещё, да и какая разница почему, главное ласково.

— А-а-а! Понятно! – ответила Лена и, удовлетворённо, погрузилась в работу.

На следующий день Вика пришла сама не своя: сонная, на людей фыркает. Лена к ней:

— Вик, что случилось, почему ты сегодня бешеная такая?

— Да ничего! Спросила вчера Олега, почему я Гаечка.

— И почему же? – заинтересованно спросила Лена?

— Иди сюда! – Вика взяла Лену за шею и подтянула её ухо к своей голове: "Пш-пш-пш-пш..."

— ЧТО?! ТЕБЯ НА БОЛТ НАКРУЧИВАЕТ?! – возмущённо прогремело на весь кабинет.

Так мы узнали, почему Вика – Гаечка.