Как-то зимним вечером я нашёл немного вдохновения и написал этот небольшой рассказ. Мне он кажется довольно трогательным. Пусть он не идеальный, но, надеюсь, кому-то понравится)


Эта история случилась с моей знакомой, пожилой леди Мартой, жившей недалеко от Тинмута, в графстве Девон, около 10 лет назад.

Она жила загородом и было то самое время года, когда начинает рано темнеть и с каждым днём уже становилось всё холоднее.
В камине тихонько потрескивали дрова, Марта сидела в уютном кресле и пряла, неспешно потягивая "Pour chaque jour", замечательное красное сухое, с лаконичной, но узнаваемой, броской этикеткой. Оно ей очень полюбилось в последние годы, его необычный букет, создаваемый смесью или, как часто говорят, "блендом" нескольких сортов винограда и выдержка в дубовых бочках переносили её куда-то далеко-далеко, где солнце нежно падает на кожу, вокруг тепло и совершенно не хочется думать о мирской суете. Вино пилось легко, хоть и было несколько терпким во время первого глотка, но сладкое послевкусие его полностью перекрывало. Эта особенность давно и сделало вину имя, после чего оно и было у всех на слуху, от законченных пьяниц до "сливок общества". Впрочем, Марта умела ещё создать себе атмосферу и настроение, с помощью чего она и могла в полной мере насладиться своим напитком.
Ей было крайне необходимо чем-то заниматься. Долгая и мучительная болезнь и смерть её мужа Мэтта полгода назад, её сильно выбила из колеи. У него был рак, но он не сдавался ни на секунду, даже в критическом состоянии улыбаясь, глядя на свою любимую. Она часто жалела, что не успела к нему в его последние минуты, но очень надеялась, что он не держит на неё зла и верила, что они встретятся в положенный час.

Она сделала довольно много поделок из пряжи, фигуру мужа и всех родственников. Некоторые соседи, преимущественно подруги, конечно, даже стали захаживать в её небольшой музей, когда он порядком разросся, и восторженно хвалили её увлечение. Делалось это, скорее всего, не искренне и даже не из вежливости, а просто в надежде в очередной раз получить самодельных сладостей с чаем, которые заблаговременно готовились с завидной частотой.
Тишину и уют в этот вечер прервал стук в дверь. Марта спешно оделась, ведь дома она любила одеваться, скажем, свободно - галифе и всегда яркое бра и открыла, даже не глядя в глазок.
За дверью стоял приятной наружности врач, около 35 лет на вид.
Он предусмотрительно поставил ногу, чтобы дверь не захлопнулась у него перед лицом и поспешил представиться. "Хеахмунд!" - воскликнул он. "Я новый врач Вашего округа. Могу ли я войти и задать Вам пару вопросов?".

Марта несколько оторопела, у неё промелькнула мысль, что они знакомы, хоть в её круге знакомых не было никаких врачей и тем более столь молодых людей. Она постаралась взять себя в руки и предложила неожиданному гостю пройти в дом, все в квартале отличались исключительным дружелюбием и гостеприимностью, хотя после ухода Мэтта, Марте начали надоедать навязчивые чайные визиты соседок.
Они прошли по длинному фойе в гостиную и сели друг напротив друга. Марта предложила Хеахмунду угоститься её вечерним перекусом. На столе в красивом фарфоре красовались: копчёный лосось, красивая нарезка Йоркской ветчины, всевозможные сыры, от фермерского чеддера с местных полей, до стичелтона и других сыров с плесенью, а также вино и домашние сладости.
Врач сначала было отказался, но после недолгих уговоров, схватил парочку восхитительно красивых безе и, не дожидаясь огласки дальнейших позиций меню, сверившись с часами и выдав что-то невнятное, похожее на: "Время ещё есть" , потянулся за портмоне. Он улыбался, совсем как Мэттью всегда улыбался своей дорогой жене. Искренне, широко и тепло, отчего у Марты всегда на душе становилось спокойнее.
"Что это у Вас?" спросила Марта.
"О, ничего, простите. Это моя возлюбленная, никак не могу перестать о ней думать..." ответил врач.
"Перейдём к делу. Ой... Не могли бы Вы включить погромче? Сейчас будет пенальти" сказал Хеахмунд, уставившись в экран.
Марта часто включала по телевизору футбол - ещё одно увлечение её мужа, которое сопутствовало ей после его ухода, но она никогда не включала звук. Честно сказать, ей не было никакого дела до самого футбола, но так ей было спокойнее.
Как только пенальти был успешно пробит, матч был завершён громким свистком судьи. Хеахмунд довольно сделал заключение о том, что сегодня повезло со справедливом жюри, он взглянул на Марту и наконец перешёл к сути:
"Я новый врач и сейчас оповещаю об этом людей Вашего округа. Я уже ознакомился с Вашим состоянием и Вашей ситуацией. Пожалуйста, примите мои соболезнования. Близкого человека всегда сложно терять."
Марта поблагодарила его, но заметила:
"Но не может же быть, что Вы ознакомились с историей каждого в округе и решили провести личную беседу с каждым... У Вас есть какое-то дело именно ко мне?"
"Верно! А Вы не так просты" заметил Хеахмунд.
"Честно говоря, я и правда обхожу дома, но к Вам я зашёл ещё и потому что встретил почтальона. Представляете, он налетел на велосипеде на камень, и пролетел пару метров вперёд, врезавшись прямо в забор. В итоге, сломал ногу и не смог донести Вам бандероль. Я оказал ему первую помощь и помог дойти до дома, с ним всё будет в полном порядке. Так... Вот, прошу..."
Марта развернула конверт и достала письмо.
"Но... Что это? Это же почерк моего Мэттью!"
Письмо гласило:
"Моя любимая и несравненная Марта!
Возможно, эти строки дойдут до тебя уже после моей смерти. Прошу, не печалься и не скорби. Я хочу, чтобы ты была действительно счастлива. Найди дело себе по душе кроме пряжи. Ты замечательно в этом преуспела, но как только я думаю о толпах этих "подруг" у нас дома, мне становится тошно. Следи за своим здоровьем, побольше гуляй и дыши свежим воздухом. Обязательно ходи к воде. Ривер-Тен и наша набережная, впрочем, ты и сама знаешь. Вспоминай наши прогулки и, может, даже съезди куда-нибудь. Ты же всегда хотела побывать в Карловых Варах. Прошу, не тоскуй. Живи в своё удовольствие. Наши чувства друг к другу будут вечны и я верю, что мы встретимся вновь. Здесь заканчивается последняя глава моей жизни. Помни, я люблю тебя, но я вынужден попрощаться."
Марта дочитала со слезами на глазах, не скрывая своих чувств.
Она подняла голову, но гостя уже не было.
Перед ней было пустое кресло и ничто не указывало на присутствие кого-либо. Марта обошла весь дом, посмотрела в коридорах, в прихожей, даже в подвале. Входная дверь была закрыта, а ночного посетителя нигде не было. Она вернулась к своей пряже в гостиную с мыслями о прогрессирующей шизофрении, но решила убедиться в том, что и никакого письма от любимого не было, как вдруг увидела на столе портмоне Хеахмунда.
С мыслями облегчения, что у неё нет галлюцинаций и опасениями, что этот врач прячется где-то у неё дома, она осторожно открыла портмоне и достала фотографию возлюбленной врача.
Она увидела совместную фотографию Мэтта... И себя...

Для мамы ты всегда ребёнок. Даже если ты сорокалетний мужик.

Работал я как-то с двумя мужиками – Серёгой и Виталиком. Родня они: Серёга женат на Виталькиной сестре.
Потом Серёга уехал на Камчатку. Сам оттуда родом, квартиру в наследство получил, работу в аэропорту предложили – ну и умотал.

Еду как-то утром на работу – звонит Серёга. Голос малость малохольный:

– Привет!
– Привет.
– У тебя Виталик там рядом?
– Нет, я ещё в дороге. Это у вас там, на Камчатке, уже все послеобеденный сон во всю врубили.
– Слушай, ну не до шуток. Ты Витальку вчера видел? Всё нормально с ним?
– Да чего ему будет-то? Весь день вчера мне голову морочил по своему обыкновению и мозг культурно выносил. После работы по домам разошлись. А что случилось-то?
– Мать его дозвониться не может. Волнуется. Попросила выяснить, всё ли в порядке.

И вот тут до меня доходит:
Виталькина мама, живущая в 50 км от нас, не смогла связаться с сыном и подключила к поиску зятя на Камчатке. Который существует за 4,5 тыщ километров и с разницей во времени в пять часовых поясов. А тот уже использует свои каналы связи. Тоже врубил функцию всероссийского поиска без вести пропавшего родственника.

– Да не переживай, Серёга. Сейчас доеду до работы и протранслирую Витальке в эфир, что мама его в розыск объявила. Перезвонит.

Прихожу – Виталька только через полчаса возник в поле зрения.
– Слушай, до тебя мама дозвонилась?
Он бурчит:
– Дозвонилась... У неё один вариант. Если трубу не взял - значит, умер.

Эх, Виталька...
Конечно, у всех мам разная степень тревожности. Моя жена, если детям не дозвонилась, имеет много версий: спит, звук выключил, занят, за рулём. А у Виталькиной мамы разброс версий видать не такой уж и большой. Да и постарше она моей жены. Тоже стоит учитывать.

Но дело не в этом.
Хоть тебе 7, хоть 47 – для мамы ты всегда её ребёнок.
И если ты не берёшь трубку — мама пройдёт через полстраны, подключит родню и соседей, и в итоге всё равно тебя найдёт. Так что не забывайте звонить мамам и будьте с ними всегда на связи.
Просто скажи ей: «Всё хорошо». Иногда этого достаточно, чтобы мама спокойно уснула.

А что Виталька? Виталька купил смарт-часы. Чтобы, если уж даже беззвучный режим врубил - звонок от мамы всё равно не пропустить.

В 1996 году мы уехали из Казахстана. Просто однажды собрали вещи — и всё. Как будто невидимая сила подтолкнула: «Пора».

Белорусская глубинка встретила нас как старая, забытая сказка. Тихая деревня у озера, старые дома с перекошенными ставнями, леса, в которых шепчется ветер. Место, где кажется — можно начать всё сначала. А может, наоборот — вспомнить то, что забыл.

Сначала в путь отправились мы с тётей. На «Москвиче» цвета надежды — облупленной и ржавой. Машина еле дышала, но ехала. Поля, перелески, запах бензина и надежды. Ветер трепал волосы, а дорога казалась бесконечной, как сама жизнь: то гладкая, то ухабистая, то совсем никуда не ведущая.

Потом приехали мама и брат. Поездом. Словно израненные птицы, оторвавшиеся от своего гнезда. Отец ещё оставался в Казахстане — будто что-то держало его там. Прошлое не отпускает просто так.

Первое утро в новом доме запомнилось до мелочей: запах сырой древесины, холодный пол под ногами, роса на подоконнике. Воздух — будто из другого мира. Свежий, почти колючий. Журавли кричат вдали, а в кронах деревьев кто-то будто шепчет… что-то древнее, важное. Или это просто воображение?

Но нет. Тогда мне казалось — земля тут живая. Не злая, нет. Просто внимательная. Смотрит. Прислушивается. Проверяет, кто пришёл.

Ферма, в которую мы попали, была не из разряда «уютненьких». Работа — с утра до ночи. Доить, кормить, таскать, чистить. Руки пахли сеном, ноги болели, спина просила пощады. А усталость — как второй слой кожи. Но в этом был какой-то странный покой. Как будто, пока ты в деле, прошлое не имеет над тобой власти.

Мама работала без остановки. Её руки были грубыми, как кора дерева. Но иногда я ловила в её глазах… что-то. Боль, которую нельзя высказать. Тишину, которая говорит больше, чем слова.

А по ночам… по ночам мне было страшно.

Тишина здесь совсем не такая, как в городе. Она живая. В ней что-то прячется. Кто-то. Иногда я просыпалась среди ночи — и слышала… шаги? Вздохи? Шорох? Старый сарай за домом начинал жить своей жизнью. Один раз я точно услышала, как кто-то проводит пальцами по деревянным доскам. Осторожно. Почти нежно.
— Это крысы, — сказала мама.
Но внутри я знала — не крысы. Что-то другое. Что-то, что ждёт.

Отец позже тоже приехал. Его взяли аккомпаниатором в сельский клуб. Но стал… другим. Словно что-то осталось там, в Казахстане. Он был с нами, но как будто в параллельной реальности. Мы жили рядом, но не вместе. Как будто между нами был невидимый стеклянный купол.

А вечерами — концерты. Мама пела в ансамбле, я — в детском кружке. Голос дрожал, как лист на ветру. Но мы пели. Потому что когда поёшь — страхи замирают. Или хотя бы делают вид, что ушли.

Снаружи всё было почти идиллически: белорусская природа, тихая деревня, уютный быт. Но внутри всё будто нашёптывало: «Не расслабляйся».

Старики в деревне говорили странные вещи — про голоса в пустых домах, про тайные знаки, которые видят не все. Про землю, которая хранит в себе чужие судьбы. И если ты сюда пришёл — будь готов, что она откроет перед тобой не только двери, но и свои шрамы.

Я не знала, правда это или просто сказки. Но с каждым днём всё сильнее чувствовала: мы здесь не просто так. Эта земля позвала нас — и теперь будет испытывать. Иногда я боялась тишины. В ней было слишком много недосказанного. Иногда я боялась себя — потому что чувствовала, что всё только начинается.

Когда я писала эту главу, в доме пахло дождём, и за окном гудел ветер. Я вспоминала, как мама ставила кастрюлю под капающую крышу, как мы с братом пытались шутить, чтобы не бояться. Белорусская деревня тогда казалась не просто новым домом, а какой-то древней книгой, которую нам предстояло прочитать. Страшно было переворачивать страницы — но ещё страшнее было остаться в незнании.

Спасибо, что читаете. Эта история — не вымысел. Она — память, пропущенная через сердце.

🌿 Новые главы выходят каждый будний день в 12:00. Буду рада видеть вас снова.