На юге мне рассказали одну сказку. Её главный герой - бедняк, который занимался самой чёрной работой и ничего другого не умел. Чтобы прокормить себя и такую же неумелую мать, он сортировал токсичный мусор, разгружал вагоны с углём и тащил полные рыбой сети в море. Его кожа была покрыта язвами, струпьями и сажей, ломота в теле мучила каждую ночь, а полученных за тяжёлый труд денег не хватало, чтобы заплатить доктору. Единственное, что вселяло в его уставшую душу надежду - старая примета матери. Как она говорила ему после очередной рабочей смены, на закате в любой глиняный сосуд может вселиться могущественный дух, способный исполнить любое желание. Достаточно открыть или потереть его, и дух будет служить своему хозяину вечность, не смея ослушаться.
Каждый вечер, борясь с болью и сном, бедняк наблюдал за закатом солнца, а затем открывал и тёр глиняный кувшин, принесённый когда-то морским течением. Годы шли, дух всё не приходил, но он не сдавался и повторял свой ритуал. Другие люди, богатые и властные, сначала смеялись над упорством бедняка, а после стали покупать и обжигать собственные кувшины, также надеясь на удачу. Но дух каждый закат кочевал по глиняным сосудам, так никому и не позволив призвать и подчинить себя. В гневе люди разбивали сосуды и проклинали бедняка и его сошедшую с ума мать за их суеверия.
Бедняк прожил длинную, болезненную и несчастную жизнь, но так и не бросил открывать и потирать свой кувшин. Уже перед смертью, измученный и одряхлевший от тяжёлого труда, он в последний раз совершил свой ритуал... Да, очевидный сюжетный ход. Дух, состоящий из бездымного огня, выполз из сосуда, скрестил руки на огромной груди и спросил, чего желает его новый хозяин. Дальше сказка красочно повествует, как по воле бедняка из воздуха возникали кушанья, золотые дворцы, шёлковые одежды, и так далее, и тому подобное.
Да, конечно. Как и во всех сказках, в конце он женился.
Не слишком популярная история. Большинство корят её за то, что текст, прямо как мать главного героя, вселяет ложную и даже деструктивную надежду на банальную удачу и совпадения. Особо рьяные сепаратисты развивают эту тему и говорят о наглой пропаганде "Щучьего веления", якобы сказка намекает на то, что только рабский труд и жертвование своим здоровьем приблизит жителей Петли к исполнению их желаний.
У того, кто рассказал мне эту сказку, был другое мнение. Он считает, что вся история - аллюзия на тяжёлый путь к предпринимательству. Чтобы открыть своё дело, нанимать работников и управлять ими, необходимо самому трудиться в поте лица, не считаясь с усталостью и болью. Да, угадали. Человек, рассказавший мне эту сказку - директор одной нефтедобывающей компании.
Кстати. Никогда не задумывались, почему вся посуда в Петле делается либо из пластика, либо из стекла?
- Неизвестный, 46 лет, Телец
***
Волна ударила по левому борту, солёные брызги оросили лицо Сомсена. Тот даже не моргнул, хоть вода и щипала кожу.
Глиняный осколок от горшка или вазы был почти правильной треугольной формы, на него каким-то неясным образом не налипла рыбья чешуя, плёнки пластика и прочая морская грязь. Осторожно повертев его, Сомсен не увидел заводского штампа или замысловатого орнамента. Обыкновенный кусок обожженной глины.
Его никто не примет на переработку, воздух или пыль купят охотнее. И у Сомсена не было идей, как его можно приспособить к бытовым нуждам.
Остальной мусор, затянутый на «Тип-021» тралом вместе с сельдью – дело совсем другое.
Гаркли, старикан в шапке с помпоном, собирал молочные бутылки, пакеты и одноразовую посуду. Десятка за килограмм. Может быть, купит внуку новые ботиночки к концу вахты.
Харкер пыхтел сигаретой и тащил в закрома пластмассовые ящики и канистры из-под масла. Пятнадцать-двадцать за килограмм. Этот точно наскребёт себе на коробку мазей, чтобы язвы на ногах не мешали ходить.
Татш, закутанный в шарф дед, весело посвистывал и закидывал в мешок алюминиевые банки, платы от аппаратуры и прочий мусор, который частники с руками отрывали у моряков. Самое меньшее – тридцатка за килограмм. Незабываемая пьянка в портовом баре уже у Татша в кармане, а ведь ещё три месяца до берега.
Четверых молодых пустят к мусору только когда они проходят на траулере год. А пока они угрюмо складывали трал и счищали выскользнувшую на палубу сельдь в чаны. Сорок тысяч за тонну. Холостяком жить можно, но вот семью баловать…
Сомсен снова взглянул на осколок и погладил его внешнюю сторону.
Эта штука стоит куда дороже, чем пропитанные ядовитой водой отходы. Если её правильно подать покупателю. На счастье, на удачу, чтобы деньги сами в руки шли, чтобы не сгнить заживо при такой-то экологии. В Петле молятся на гороскопы, лотереи и таблетки от старения, значит, уверуют и в загадочные вещички из моря.
Сомсену оставалось горбатиться на траулере ещё год с лишним, чтобы полностью оплатить лицензию дочерней организации. В подвале, в нише, которую не могла найти жена, ждали своих покупателей потертые шкатулки, статуэтки и ракушки. Все, как один, найдены в трале вместе с трепыхающейся рыбой и мусором. Четыре сотни будет стоить самый дешёвый. А чего они захотели, морское волшебство даром?
Новый товар Сомсен решил добывать через знакомых моряков, как только пойдёт торговля. Скажем, десять процентов от выручки будет их долей. Он будет справедливым частником, не то что другие, не то что ублюдки в поло.
Как там, кстати, у «Щучьего Веления» было?
«Не устраивает ваш месячный заработок? Приобретите нашу лицензию на предпринимательство и двигайтесь к успеху без ограничений!».
Волна снова ударила в борт. Погрузившись в мысли, Сомсен не заметил, как глиняный черепок выдернули из его руки.
- Работы не хватило, а? Озадачить тебя шоле?!
Это был Кленц, похожий на рыхлую грушу в своём коричневом комбинезоне. Капитан «Типа-021», человек, которого вся команда подумывала убить хотя бы раз за вахту.
Сомсен выпрямился. Кленцу пришлось задрать голову, чтобы взглянуть в наливающиеся кровью глаза матроса.
- Тебе чё, бля, совсем флягу сорвало? Отдавай.
Усеянные синими венками ноздри Кленца шумно втягивали воздух.
- Эта хрень в переработку не идёт! На кой хер оно тебе?!
Серебристая сельдь корчилась, задыхаясь, у ноги Сомсена. Тот пинком отправил её обратно в море, мимо чана с кишащими там двадцатью тоннами её подружек.
- Тебя это ебать не должно. Клешни расцепи и отдавай, - он вытянул ладонь.
Остальная команда замерла, поглядывая на перебранку. Татш закурил с хихиканьем, уже, наверное, был готов к бунту на корабле. Кленц имел хорошую долю от мусора, который сдавали старики, так что те были совсем не против.
- Всё, кроме рыбы и вторсырья, идёт за борт! За пререкания матросы идут туда же! – перекрикивал Кленц волны, его мясистые губы затряслись.
- Кленц, ну чё с плеча-то? Ну тащит он сувениры и тащит! – встрял вдруг Харкер, переставший задумчиво чесать бороду.
- Крыша у Кленца от премий течёт. Трюм перегружать не хочет, - Сомсен сплюнул, порыв ветра унёс мутный плевок куда-то в правый чан с рыбой – Еще две вахты, и я сам на берег спишусь. Отдавай.
- А чё ждать-то?! Я, бля, быстрее оформлю! – завизжал Кленц.
И швырнул черепок в море.
Тут сошёл с ума Сомсен.
Перед глазами поплыла красная пелена. Он заревел, точно подстреленный медведь, бросился на капитана. Только замахнулся кулаком, чтобы смять его рыхлую морду, как между ними встали сразу два матроса.
- Ну-ка! Ну-ка остыли! Обоих щас в селёдку окуну! – орал Харкер, каким-то образом ещё продолжая пыхтеть сигаретой. Кленц за его кривой спиной что-то бормотал, нахохлившись, поправлял капюшон комбинезона.
- Тихо, боец.
Старпом поймал и намертво вцепился в локти Сомсена. Этот коротышка с кучей мокнущих язв на лице остановил его, как будто не напрягаясь. Хотя макушкой еле доставал ему до плеча.
- Чё?! Ну чё?! Давай тебе по еблу оформим, сучёнок! – Сомсен, ещё больше рассвирепевший от возникшего из ниоткуда старпома, вырывался из его пальцев.
…глаза пучит, стучать на плавбазе будет уважаемый Кленц, всем расскажет, какой у него матрос буйный, смеяться будет вместе с ребятами в поло, мечтать будет, как кредит на машину наконец закроет, жене сука эта похвалится, как из-за черепка человека без куска хлеба оставил…
А старпом как каменный, ни на сантиметр назад не подвинулся, а ведь Сомсен брыкался к его начальнику во всю силу.
…здрастье, семья родная, спустили меня на берег, коллекционера сраного, теперь будем крошки с пола коллекционировать все вместе, будем все вместе обсуждать, как хорошо я детям будущее обеспечил, будешь, милая жёнушка, пальчики свои к «морскому волшебству» тянуть, обязательно ведь выкинуть обратно захочешь…
- Тихо, боец.
…найду уважаемого Кленца, мразь гнилую, знаю ведь, где гнида живёт, где не спасут его матросики, некого на помощь позвать будет, некому меня остановить будет, ни один врач ему обратно голову не пришьёт…
Вдруг старпом заглянул Сомсену в глаза. И в тот же момент матрос как будто подавился своим рёвом и всем тем, что прокрутилось у него в мыслях, как кошмарный сон.
- Ну…! Ну…! - его мысли будто взяли и выбросили к трепыхающейся в чанах сельди, оставалось только бессильно мычать.
Он почти что обмяк в руках старпома, красная пелена сошла. Сомсен смотрел в чёрные глаза коротышки.
Старпом усмехнулся. И легко толкнул его в грудь ладонью.
- Там плавбаза кличет, Кленц. А я разберусь.
Галдёж стих, его заглушил хохот чаек и топот резиновых сапогов о палубу. Капитан, весь пунцовый, высморкался в чан с сельдью и пошёл в рубку. Харкер поковылял следом. Молодые вернулись к работе. Бывалые закурили по второй сигарете. Сомсен какое-то время шумно сопел, приходя в себя.
Старпом отошёл к правому борту, подальше от места перепалки. Сомсен посмотрел ему вслед и поёжился. Глаза. Глаза у этого мужика, вот в них дело.
Хотя мужик, как мужик. Когда он пришёл на «Тип-021», все его сразу как своего приняли. Где-то на севере стаж наработал, бывалее некуда, без вопросов должность получил. Много не болтает, пьёт со всеми, сигаретами делится. Вот только имя его вряд ли даже Кленц знает. Старпом и старпом.
«Меня не зовут, я сам прихожу», как он сам говорит.
- Слышь! Будешь или нет? – облокотившись о поручни и сунув в зубы сигарету, он помахал пачкой.
Сомсен нервно облизнул губы и пошёл к старпому. Глаза его, Дьявол их дери.
Работа на «Типе-021», и вообще на море – это не по клавишам в офисе тыкать, навидался Сомсен полудохлых от бесконечных вахт.
Но у старпома был такой взгляд, как будто он вечность вкалывал без лишнего вздоха. Как самая первая гнилая деревенька появилась в Петле, так и он рыбу начал тащить, лес валить и дома колотить в одиночку. А на «Типе-021» ему достаточно только в глаза посмотреть и стыдно становится. Я, мол, как земля и небо возникли, начал спину гнуть, а ты тут из-за какого-то черепка распетушился.
И всё-таки, подумал Сомсен, зря у него имени не спросили как следует.
- «Дар-Табак» на этот раз. Пойдёт? – спросил старпом.
Сомсен вытащил из пачки сигарету в черно-белую полоску и провёл под носом. На душе сразу улеглось. Столичные, самые качественные в Петле, он курил только на суше, пытался растягивать пачку на неделю, а здесь такой подарок. Щёлкнула газовая зажигалка, крепкий дым прочистил лёгкие и мозги. Матрос даже прикрыл глаза, с удовольствием выдыхая облачко.
- Пойдёт, - сдавленно сказал Сомсен и вдруг закашлялся.
- Да тихо. Посозерцай, - старпом затянулся и махнул рукой куда-то вдаль.
Шутит старпом. Было бы что созерцать.
Скопления пластиковых бутылок, фантиков, пакетов, одноразовых вилок и тарелок, сигаретных окурков и обрывков рыбацких сетей качались на волнах небольшими пятнами сплошь на пять миль. Идущий по краю мусорной зоны «Тип-021» нагонял волны повыше, и мелкие пятна сливались в большие. Доверчивые чайки, увидев подозрительное шевеление на воде, слетались к жестяным банкам и использованным шприцам, чтобы набить брюхо. Особо наглые крылатые тупицы клевались прямо в воздухе, желая первыми добраться до крышечки от кофе на вынос.
Сомсен был далеко не поэтом, но метафора, по его мнению, неплохая. Его Кленц скоро спишет на берег из-за черепка, что он вытащил из трала, а вон та чайка скоро сдохнет от пластика в маленьком желудке. Зато так свирепо клевалась, должно быть, думала, что от этой крышечки зависит её жизнь.
Может быть, поэтом заделаться? Завалиться в «Колодец», или как там этот клуб для студентов-литераторов называется, и распугать их своей рожей?
Сомсен сплюнул в воду и затянулся ещё раз. Если бы платили им за то, что бумагу своими сопливыми стишками марают, может и заделался бы.
- Не грузись. С Кленцем поговорю, две вахты точно походишь, - нарушил тишину старпом.
- Ну, хрен знает, - Сомсен покачал головой, не рискуя смотреть ему в глаза – Я, может, на север переведусь. Деньги там побольше и вот этого говна в воде поменьше.
- Чёрную рыбу ловить? Тебе же жрать придётся. Вахта на два года, инспектор в поло на каждом борту.
Сомсен фыркнул, делая две затяжки сразу. Пропитанная растёкшейся нефтью селёдка со служками из «Щучьего Веления» на десерт? Это хуже Кленца и подыхающих от мусора чаек. Там, получается, не то что за осколок от горшка, а за слово «хуй» штраф выпишут.
- Ладно… Чё-нибудь придумаю…
- Ну-ну, - Старпом выкинул окурок в ближнее по курсу пятно из пластмассовых игрушек, тюбиков зубной пасты и одноразовых стаканчиков.
Сомсен морщился, старался тянуть сигарету медленнее. Плавбаза тем временем показалась прямо по курсу, мерцая кислотно-зелёными и синими вывесками. Наверное, уже никого не осталось в живых, кто бы помнил, когда эта махина, похожая на лобастого кашалота триста метров длиной, налетела на единственный в восточном море островок и встала на вечный якорь. «Щучье веление» решило, что разбор обездвиженного корабля «экономически невыгоден», и экипаж продолжил закатывать рыбу в банки, даже не заметив разницы. Сомсен сперва не верил, что из полутора тысяч работяг половина осталась там жить вместе с семьями. Но горбатые, пучеглазые и кашляющие какой-то слизью обитатели плавбазы говорили сами за себя - ради бонусов за переработки и прочих подачек корпорации они и детей собственных к конвейеру пристегнут.
Сектор частников, чьи фирмы присосались к плавбазе, был, ясное дело, поухоженней. Если «голова» кашалота была набита цехами, складами и морозильниками корпорации, то в покрытом стальными и стеклянными наростами «хвосте» пункты приёма отходов, клиники и игорные клубы грызлись за своих клиентов. Там-то Сомсен и планировал открыть магазин, в тепле и чистоте. Он уже успел нафантазировать, как «коренной» экипаж несёт ему в руки денежки, эти уродцы точно захотят купить кусочек фальшивого счастья…
- Ты, кстати, тоже Кленца пойми. Неспроста он так взбеленился, - сказал старпом.
- Чего, тоже коллекционер? – усмехнулся Сомсен.
- Нарушать соглашение о посуде не хочет.
Сомсен едва не заржал в голос. В «Щучьем Велении», конечно, поло с диагнозами работают, раз такие "законы" пишут. Посуда из любого материала кроме пластика и стекла запрещена, а хранение наказуемо, от смеха сдохнуть можно. Но чтобы к матросу по такому пустяку докопаться… Это ведь даже не целый горшок, а только осколок, под соглашение это безумное не проходит!
…или проходит?
- Думаешь, просто так нас в порту и на плавбазе шмонают? Рыбу в карманы совать тоже гиблое дело, но селёдка Бюро мало волнует.
Сомсен вздрогнул и повернул голову. Снова дьявольски уставшие глаза старпома пробрали до озноба.
- Я чего… только что чуть не сел на восемь лет?
- Это только говорят, что на восемь, - старпом, не сводя взгляда с матроса, достал сигарету.
Как только щёлкнула зажигалка, ударил гром. Сомсен на мыслях о плавбазе проглядел, что в грязно-серое небо понемногу вторгались серо-чёрные тучи. Старпом выдохнул струйку дыма, и две молнии сверкнули где-то в дальних границах мусорной зоны.
- Ну чего, убили бы меня за это? Да за что? В чём криминал то? – Сомсен, нахмурившись, кинул окурок в пятно из презервативов, рваных пачек сухариков и пустых канистр.
Ещё три молнии разрезали тучи.
- Они так коллекционеров ущемляют, а? Хотят и владение морским, ебать его мать, мусором монополизировать?
К шуму усилившихся волн примешался шорох шедшего через мусорную зону дождя. Кислотная вонь медленно окутывала «Тип-021».
- А, «Щучье веление» так с грязью на воде борется, решило с осколков от горшков начать! Вот выловим все вазочки с горшочками, а потом и за остальное говно примемся! Мы последовательно подходим, сука, к вопросу! Так же они три года назад говорили? На всё сразу денег и рабочих рук не хватит, никто же не сомневается!
Тень от туч накрыла траулер. Повисшая в воздухе вонь пробила не хуже «Дар-табака», Сомсен зашёлся кашлем аж до слёз.
- Слышь, Сомсен! Старпом! Вы чё там разорались, Осадки же! – крикнул из рубки Харкер – Кленц говорит…
- Да нахер он пошёл! – рявкнул Сомсен, ударив кулаком по поручню.
Харкер уполз обратно к капитану. Тучи, льющие кислотой, были всё ближе, разъедая мусорную зону. Банки из-под газировки и стеклянные бутылки, поднятые волнами, застучали по борту. Скоро к ним прибьются остальные отходы, сплошь дырявые и пожжённые Осадками.
- Вот! Вот, сука, чего «Щучье Веление» добилось! – потряс руками Сомсен и снова саданул по поручню – Природа гневается! Слышь, старпом! А всё из-за ёбаных осколков от горшков!
Вонь ела глаза, стало трудно дышать, в горле запершило. То ли от злобы, то ли от того, что он по чистой случайности не стал трупом по решению суда, Сомсен нервно рассмеялся.
- А может эти суки в сказки верят? Не, ну давай до конца бреда пойдём, раз начали! Они же на сказочке про щуку целую страну в рабстве держат, чего бы и в остальные стариковские небылицы не поверить?
К кислоте в воздухе примешалась ещё и гниль. Дохлые чайки с разъеденными крыльями и дырявыми тушками перемешались с мусором в одну тошнотворную кучу, постепенно смещаясь к корме.
- Может, они реально думают, что я, как тот мужик из сказки, найду горшок, потру его хорошенько, а оттуда выползет волшебный дух? Из бездымного огня который, который важно так руки скрестит и скажет «Ну чё, Сомсен, загадывай, что захочешь»!
Волны взбесились, разбрызгивая пропитанную гнилью пену. Молнии вспыхивали так часто, что старпом, наверное, каждую пару секунд мог видеть хохочущего дурниной Сомсена.
- Веришь, нет, старпом, будь у меня такое чудо в руках… Я бы… Я бы им…
Черноту бури осветил целый сноп из молний. Старпом держал в руке глиняный черепок.
- Ну? Что бы загадал?
Сомсен вышел из ступора, когда несколько капелек Осадков попало ему на голову. Скрипя зубами, он машинально надвинул капюшон на лоб. Даже без вспышек молний он мог поклясться, что это тот самый осколок, который попал в трал вместе с селёдкой. За который его едва не казнило «Щучье Веление».
- Ладно. Потом придумаешь, боец, - старпом пожал плечами и протянул Сомсену черепок.
Тот схватил его и сунул в карман, завертев головой. На палубе никого не было, все разбежались по кубрикам, либо заперлись в рубке с Кленцем.
- Лучше спрячь на плавбазе, там сапоги не проверяют.
С видом, будто он одолжил Сомсену пачку сигарет, старпом надел капюшон и пошёл к люку в кубрик.
- Э… Слышь! Слышь, старпом!
Сомсена всего трясло, на льющийся на защитный комбинезон кислотный дождь и зудящее от этого яда лицо он не обращал внимания. Пальцы осторожно ощупывали края черепка, но тут же крепко сжимались вокруг него, когда траулер закачался на волнах.
- Слышь! Ты тоже… Ты тоже это всё собираешь? – крикнул Сомсен и тут же спохватился, огляделся.
Старпом повернулся к нему. Чёрные глаза, окруженные язвами, блеснули в свете молний.
- Не, боец. Устал я как-то от этого.
И зашёл в кубрик.
У Сомсена закружилась голова, кашель снова сдавил грудь, видеть стало трудно. Траулер попал в самый центр Осадочной бури. Ещё несколько минут на палубе, и он начнёт задыхаться.
Но Сомсен смотрел на рубку капитана и ощупывал глиняный черепок в кармане.
Что бы он загадал?
Потом придумает.
А сейчас…
Сейчас надо объяснить уважаемому Кленцу, что простой матрос Сомсен может собирать тот морской мусор, какой только захочет.
