Новый Год = Судная Ночь
Обнаружил подозрительное сходство между Новым Годом и фильмами «Судная Ночь».
Обнаружил подозрительное сходство между Новым Годом и фильмами «Судная Ночь».
Данная статья относится к Категории: Публицистика
«С месяц я его упорно читал. Это было нелегкое чтение, в том смысле, что трудно было преодолеть скуку. Он чертит бесконечные круги, а иногда и виртуозные зигзаги конькобежца, но всё это происходит на одном уровне, на одной плоскости.
Но то, что естественно для конькобежца, неестественно для мыслителя. Мыслитель интересен нам тем, что он шаг за шагом углубляется в поисках истины. Нам интересен путь этого углубления, потому что это творчество, потому что он сам не знает, куда поставит ногу, делая следующий шаг. Мы видим, как он нащупывает твёрдую опору, вот нащупал и двинулся дальше. Ленин заранее знает, что углубляться некуда и незачем. Он, конечно, умён в узком смысле. Ленин постоянно здрав внутри безумия общей идеи.
Поражает противоречие между энергией его ума и постоянной банальностью мыслей. Обычно у больших мыслителей нас восхищает сочетание энергии ума с большой мыслью. Нам представляется это естественным. Именно энергия ума добрасывает мысль до изумляющей высоты. Но может быть, бывают исключения? Вопрос сам по себе интересен помимо Ленина. Можно ли представить себе певца таланта Шаляпина, который, однажды поразившись красоте «Марсельезы», всю жизнь исполнял бы только её, пусть и в тысячах вариантов? Можно ли представить себе писателя таланта Льва Толстого, который в силу бедности, в силу обременённости большой семьей занимался бы всю жизнь мелкой журналистикой, так и не написав ни одного рассказа на уровне своего природного дара? Практически это представить нельзя.
По-видимому, мысль о человеке в каждом человеке соответствует его природному уровню понимания человека. Этический слух вроде музыкального слуха, его можно слегка усовершенствовать, но нельзя изменить его врождённую силу. Невысокий уровень понимания человека Лениным объясняется, я думаю, не тем, что огромная революционная работа отвлекала его мысль от этого. Наоборот, сама огромная революционная работа была следствием невысокого уровня понимания природы человека. Она освобождала в его душе невероятную радостную энергию разрушения.
Представим себе карточного игрока, который разработал убедительную теорию выигрыша. Но эта теория требует большой игры, больших денег, которых у него нет. Представим себе, что он открыл эту теорию очень богатому человеку и тот предложил ему на каких-то условиях играть на его деньги. И тот сел играть. Но оказалось, что теория не работает. Однако он играет и играет и, в конце концов, проигрывается в пух и прах. Почему он не остановился, почувствовав, что теория не работает? И потому что азарт подхлёстывал, и, главным образом, потому что он не свои деньги проигрывал. Так и великий революционер. Он играет на чужие деньги. Каламбур относительно денег Вильгельма тут неуместен. Он играет жизнями миллионов людей. Если бы его заранее могла потрясти мысль о проигрыше, мысль о напрасной гибели множества людей, он бы не брался за дело революции. Но почему эта мысль ему не приходит в голову? По причине невысокого уровня понимания природы человека. Но откуда этот невысокий уровень понимания природы человека? Если сократить сложнейшую дробь его собственной природы, останется главное - нравственная туповатость.
С яростью и необыкновенным темпераментом постоянно обрушиваясь на старую мораль и мечтая о создании нового социалистического человека, неужели он не понимал, что если вообще и можно создать новую мораль, более совершенную, чем старая, то это дело тысячелетий? И как можно начинать новую жизнь с разрушения старой, тоже тысячелетней морали?
Это всё равно что посадить росток хлебного дерева и тут же сжечь колосящуюся, пусть не в полную силу, пшеницу. В сочинениях Ленина нет никакой мудрости. Он всегда торопится, всегда пристрастен. По-видимому, чтобы быть мудрым, надо думать много, но лениво. Только тот, кто думает, забывая о том, что он думает, может до чего-нибудь додуматься. Чтобы думать, надо выпадать из жизни. Дар философа, - дар выпадения из жизни при сохранении памяти о ней.
Осмелюсь оспорить знаменитый афоризм Маркса: философы до сих пор объясняли мир, а дело в том, чтобы его изменить. Как только философ начинает изменять жизнь, он теряет возможность справедливого суждения о ней, потому что он становится частью потока этой жизни. И чем сильней философ меняет течение жизни, войдя в её поток, тем ошибочней его суждения о том, что делается в ней. И теперь шанс на справедливое суждение о жизни, которую изменяет и в которой барахтается наш философ, имеет только другой философ, который, сидя на берегу, наблюдает за тем, что происходит в потоке. Но если он, видя своего собрата, барахтающегося в потоке, сам бултыхнулся в поток, с тем чтобы объяснить ему его ошибки, все равно информация, которую он ему передаст, будет уже неверна, потому что он сам, окунувшись в поток, ещё раз изменил его свойства.
Так бедный Мартов то окунался в поток, где барахтался Ленин, то выплывал из потока и кричал ему с берега о его ошибках, но они уже были обречены не понимать друг друга. А Ленин в это время целенаправленно грёб внутри водоворота, принимая каждый свой круг в бурлящей воронке за очередную диалектическую спираль, пока, скрючённый судорогой, не задохнулся.
Одним словом, при чтении Ленина у меня возникло много недоумённых вопросов. Кстати, я заметил и его сильные человеческие черты. Например, редкое самообладание, по крайней мере, в письменных источниках. Чем трагичней ситуация, тем яростней и неуклонней он проводит свою волю. Никакой паники, никакой растерянности. Я написал и напечатал статью, где высказал немалые сомнения по поводу его мыслей и образа действий».
Искандер Ф.А., Ленин на «Амре» / Человек и его окрестности, М., «Время», 2006 г., с. 14-17.
Изображения в статье
Владимир Ильич Ленин (Ульянов) — российский революционер, крупный теоретик марксизма, советский политический и государственный деятель, главный организатор и руководитель Октябрьской революции 1917 года в России / CC BY-SA 4.0
Image by jplenio from Pixabay
Image by andrymaxsis from Pixabay
Данная статья относится к Категории: Построение научных теорий
При занятии творческой деятельностью высокого уровня, творческая личность – в силу Принципа Ла Шателье – неизбежно испытывает противодействия. Во времени развивается не только Дело творческой личности, но и неконструктивные доводы против неё.
Г.С. Альтшуллер, начав создавать ТРИЗ в 1946 году, так написал об этом в 80-х годах ХХ века:
«Развивается не только идея, которую отстаивает Творческая личность. Развиваются и доводы против идеи. Так, например, первый довод против ТРИЗ был: «Никаких методов творчества быть, принципиально не может. Всё определяется прирожденными способностями».
Затем противники отошли на вторую линию обороны: «Могут быть отдельные полезные приёмы. Но не больше». Далее - новое отступление: «Да, методы изобретательства возможны, но алгоритм - этого никак не может быть!»
За этим последовало ещё одно отступление: «Алгоритм? Что ж, это допустимо, но, помилуйте, чтобы была наука, теория… Нет, это невозможно!»
Следующий довод: «Наука? Да, это возможно, но только не точная наука!» А на Конференции по ТРИЗ в 1984 году в Новосибирске (конференция в рамках СО АН СССР) проректор Новосибирского госуниверситета, открывая конференцию, сказал, что ТРИЗ - это, вероятно, и не очень плохо, но новых мировых констант ТРИЗ пока не открыла...»
Альтшуллер Г.С., Вёрткин И.М., Как стать гением. Жизненная стратегия творческой личности, Минск, «Беларусь», 1994 г., с. 233-234.
Дополнительные материалы
Изображения в статье
Генрих Саулович Альтшуллер (псевдоним – Генрих Альтов) – автор Теории Решения Изобретательских Задач (ТРИЗ), автор Теории Развития Творческой Личности (ТРТЛ), изобретатель, писатель / Официальный Фонд Г.С. Альтшуллера
Данная статья относится к Категории: Построение научных теорий
«… к числу критериев выбора фундаментальных принципов, принимаемых во внимание при формировании оснований научных теорий вообще, а также гипотетических оснований единой теории можно отнести следующие:
1) синтаксическая правильность или концептуальное единство;
2) лингвистическая точность;
3) дедуктивная выводимость эмпирически проверяемых следствий;
4) представительность;
5) семантическая простота (минимизируемость);
6) внешняя непротиворечивость;
7) объяснительная сила;
8) предсказательная сила;
9) глубина (способность к отражению сущности);
10) распространимость (экстраполируемость);
11) плодотворность (выводимость следствий);
12) оригинальность (новизна, специфичность, уникальность);
13) степень всеобщности;
14) метанаучная выдержанность (соответствие с другими теориями);
15) согласованность с мировоззрением.
К этому надо добавить те критерии, которые были не модифицированы нами из критериев для выбора теорий, а выделены из анализа применения экстремальных принципов и конструирования оснований различных теорий:
16) экстремальность формы (для центрального принципа в рамках аксиоматики);
17) инвариантность, постоянство относительно одних и тех же типов трансформаций, преобразований;
18) функциональные особенности теорий;
19) степень истинности.
Вообще, все эти критерии выбора связаны прежде всего с идеей исключения из оснований неправдоподобного (неистинного) и с предсказательностью.
Исходя из этих требований, можно ранжировать рассмотренные критерии по их относительному «весу».
Заметим, что в отличие от М. Бунге, мы делим все обсуждаемые критерии, как менее общие и более общие, на формальные, методологические и философские. Тогда, исходя из этого, ранжирование групп критериев и самих критериев будем проводить по принципам соотношения менее общего и более общего, формального и содержательного и т. п., условно приравнивая «веса» одно по рядковых критериев, идя от менее весомых к более весомым (имея в виду дальнейшее применение также методов экспертных оценок и наукометрии, которые могут ввести коррективы в их реальные «веса»):
I. Формальные критерии (вес = 1): Синтаксическая правильность, лингвистическая точность, представительность, семантическая простота, непротиворечивость, экстремальность формы центральной аксиомы. (В сноске О.С. Разумовский оговаривает: «Веса» чисто условно приняты равными 1, 2, 3 – Прим. И.Л. Викентьева).
II. Методологические критерии (вес = 2): Инвариантность относительно одних и тех же типов трансформаций, объяснительная сила, распространимость, предсказательная сила, плодотворность, оригинальность, функциональные особенности конструируемых теорий, метанаучная выдержанность.
III. Общефилософские критерии (вес = 3): Дедуктивная выводимость эмпирически проверяемых следствий, глубина (способность к отражению сущности), степень истинности, степень всеобщности, согласованность с мировоззрением.
Помимо способности к такой группировке все критерии внутри каждой группы должны обладать диалектической взаимосвязью типа «единства противоположностей и раздвоения этого единства», как это отчетливо фиксируется для пар критериев синтаксических и семантических, формальных и сущностных или таких, как распространимость и оригинальность, понимаемых как генерализуемость и уникальность и т. п.
Отметим, что это специальная проблема, которая может быть решена сравнительно легко. Решить ее можно совместными усилиями методологов и науковедов. При этом могут быть уточнены и вопросы о «весе» тех или иных критериев».
Разумовский О.С., От конкурирования к альтернативам. Экстремальные принципы и проблема единства научного знания, Новосибирск, «Наука», 1983 г., с. 208-210.
Изображения в статье
Image by Sandra Wagner from Pixabay
Image by Menno van der Krift from Pixabay
Image by Dirk Wohlrabe from Pixabay
Данная статья относится к Категории: Построение научных теорий
Ларри Лаудан опубликовал книгу: A problem solving approach to scientific progress, где сформулировал критерий научной рациональности.
Не столь важно какая научная теория Т1 или Т2 ближе к истине, но теории можно оценивать и сравнивать между собой по их способности решать проблемы.
«Из современных исторических фактов мы можем заключить, что:
1) Переходы в теории, вообще говоря, не кумулятивны, то есть ни логическое, ни эмпирическое содержание теории, ни даже получившие подтверждение следствия более ранних теорий полностью не сохраняются при замещении их более новыми.
2) Теории, вообще говоря, не отвергаются просто на том основании, что содержат аномалии, и, в общем, не принимаются лишь потому, что получают эмпирическое подтверждение.
3) Изменения в научных теориях и споры вокруг них касаются в большей степени концептуальных вопросов, чем вопросов опытного подтверждения.
4) Специфические и «локальные» принципы научной рациональности, которые учёные используют при оценке теорий, не являются постоянными, они значительно менялись на протяжении развития науки.
5) Существует широкий спектр когнитивных установок, которые учёные занимают по отношению к теориям, включая принятие, отвержение, разработку, учитывание и т. д. Любая теория рациональности, которая обсуждает только первые два, будет не способна иметь дело с большинством ситуаций, которые встают перед учёными.
6) Учитывая общеизвестные трудности, связанные с понятиями «приближённой истинности» - как на семантическом, так и на эпистемическом уровнях - мало правдоподобно, что та позиция по отношению к научному прогрессу, которая считает, что цель науки - эволюция на пути к большему правдоподобию, позволит представить науку в качестве рациональной деятельности.
7) Сосуществование конкурирующих теорий - скорее правило, чем исключение, так что оценка теорий есть, в основном, дело сравнения».
Цитируется по: Ян Хакинг, Представление и вмешательство. Введение в философию естественных наук, М., «Логос», 1998 г., с. 30-31.
Изображения в статье
Image by Arek Socha from Pixabay
Данная статья относится к Категории: Построение научных теорий
Категория интересного внутренне парадоксальна. Так, интересность научной работы или теории обратно пропорциональна вероятности её тезиса и прямо пропорциональна достоверности аргумента. Самая интересная теория - та, что наиболее последовательно и неопровержимо доказывает то, что наименее вероятно. Например, вероятность того, что человек воскреснет после смерти, исключительно мала, и религиозное учение, которая доказывает возможность воскресения, уже в течение двух тысячелетий остаётся захватывающе интересным для человечества. По мере того как вероятность тезиса растёт, а достоверность аргумента падает, теория становится менее интересной.
Наименее интересны теории:
1) либо доказывающие самоочевидный тезис,
2) либо приводящие шаткие доказательства неочевидного тезиса,
3) либо, что хуже всего, неосновательные в доказательстве очевидных вещей.
Таким образом, интересность теории зависит не только от её достоверности, но и от малой вероятности того, что она объясняет и доказывает.
Интересность - это соотношение, образуемое дробью, в числителе которой стоит достоверность доказательства, а в знаменателе - вероятность доказуемого (the relationship of provability to probabilty).
Интересность растёт по мере увеличения числителя и уменьшения знаменателя. Чем менее вероятен тезис и чем более достоверен аргумент, тем интереснее научная идея. Интересность скрепляет очевидное и невероятное, не позволяя им оторваться друг от друга. Как только один момент начинает резко преобладать над другим, например, старательно доказывается легкодоказуемое (очевидное) или провозглашается и не доказывается труднодоказуемое (невероятное), интерес утрачивается, переходя в скуку согласия или досаду неверия.
Этот же двоякий критерий интересности можно распространить и на литературное произведение. Интересен такой ход событий, который воспринимается, с одной стороны, как неизбежный, с другой - как непредсказуемый. Как и в научной теории, логика и последовательность художественного действия сочетается с его неожиданностью и парадоксальностью.
Михаил Эпштейн, Статья Интересное в Проективном философском словаре, СПб, Алетейя, 2003 г., с. 145.
Изображения в статье
Михаил Наумович Эпштейн — советский и американский философ, филолог, культуролог. Автор 39 книг и более 800 статей и эссе, переведённых на 24 иностранных языка / CC BY-SA 4.0
Данная статья относится к Категории: Построение научных теорий
Американский когнитивный психолог Майкл Махони сформулировал ряд советов тому, кто
НЕ хочет отказываться от любимой теории под давлением противоречащих ей фактов:
«- Отрицайте валидность фактов (вследствие артефактов, невоспроизводимости, плохого измерения, методологических недостатков, сомнений в профессионализме экспериментатора);
- Признайте эти факты, но отрицайте, что они способны повлиять на поддерживаемую Вами теорию (т. е. переинтерпретируйте их как иррелевантные, малосущественные и т. д.);
- Совершите «эсхатологический шаг» - признайте и факты, и то, что они бросают вызов Вашей теории, но утверждайте, что «в конце концов», когда будут собраны все релевантные данные, достоверность этой теории будет доказана».
Mahoney М.J., Scientists as subjects: The psychological imperative. Cambridge, 1976. р. 159.
Изображения в статье
Image by Thomas B. from Pixabay