В жестяной кофейной банке стояло "квадратное" лебединое перо, чётко подстриженное по верхним кончикам. Белизны постели дорогого отеля, оно перекрывало мышиный "дизайн" низкой комнаты. А рядом со ржавой банкой на тухлом столе росла гора. И какая - живая, из песен и слёз! Пластинки, CD, аудиокассеты Тани Булановой - этот бедлам весь без пыли, постеры певицы вывешены или в аккуратных рулонах, пронумерованных и с надписями. Я прониклась ситуацией и поняла, зачем меня позвали в эту глушь.

Я работаю двойником Булановой по крупным русским ресторанам и мероприятиям для немолодого ностальгирующего комьюнити. Раз вышла под неё - да так и косплею, застряла в образе. Зато сменила размытое и дешёвое амплуа певички-кафешантан. (Это значит то "Валенки" поёшь, то говно про "мой ларёчек с пивком барыжным".. Тоже не айс, тут и Буланова за счастье.) Так меня и пригласили выступить аж в Луизиану, на псевдорусском вечере, к какому-то богатому ненормальному фанату певицы.

Дом у него невероятный, прямо стадион. Я и не видела подобных, хотя живу в стране с четырёх лет, но всё в крупных городах. А этой провинциальной постройке с голубой колоннадой "в самом глубоком болоте Америки" два века. Была ещё часть с южного крыла, выгоревшая дотла. Там теперь джунгли с ядовитыми лужами, тигровыми котами и мохнатыми лилиями с человечью голову. Зной повсюду изнуряющий.

Музыканты настраиваются в убранной "бронзовой зале" с роялем размера моей квартиры. Потолки в зале метров десять, куполом, с фресками в бронзе, а акустика - как в Гранд-опера, где я не бывала, конечно... Собираюсь на саундчек, смотрю на комнату со странной коллекцией в последний раз. На этом этаже все семнадцать помещений были открыты, вот я и совершила экскурсию.

Я на выход, но в комнате стоит, оказывается, низенький пухленький мужичок. Весь дрожит, на меня глядя. А я уже в концертном: платье-шифончик с воланами, укладка, макияж, родинка Булановой. Короче, лицо с верхней пластинки на столе.

Он хватает меня за руки: мол, потрясён, восхищён! Разрешите... Что?! А-а.. Нажимает кнопку на пульте, что на кресле валялся, льётся музыка из колонок под потолком - и мы вальсируем под грустную песню моего оригинала.

Дотанцовываем до ширмы во всю стену, он её сдвигает. За ней выход во внутренний дворик с нерабочим фонтаном.

Пляшем по дорожке, к чаше фонтана. А она со дна засыпана снежно-белыми перьями, до рези сверкающими на солнцепёке. В огромном количестве, словно с опрокинутого самосвала, они слоями устилают гранит. Поэтому настолько ясно видно, что перья все в крови.

Я отшатнулась так сильно, как вышло, и побежала, крича благим матом своим ребятам. Мы бросились в наш благоразумно нанятый минивэн и свалили оттуда. Напоследок на машину громко рыкнула из доморощенных джунглей клыкастая тигровая кошка в массивном ошейнике с блестящими камнями. (Кстати, ни одного автомобиля по единственной дороге до центральной развязки нам не встретилось, хотя на званом вечере ожидались гости.)

Квадратное перо из комнаты, только в пути рассмотрели, он умудрился вставить в петельку на моём платье. Вязаная веточка сирени из петлички была срезана чем-то под корень, да так гладко - ниточки не осталось.