Зима 1978-го. За окнами школы — мороз с колючим ветром, но в классе жарко. Пять минут, как идёт урок алгебры. В напряжённой тишине из-за окон доносятся равномерные удары лома — это работает дворник, раскалывающий на тротуаре толстый лёд. Но ещё громче слышны неровные постукивания кусочка мела о школьную доску. Рот у доски сегодня жадно раскрыт на все три её части, что не предвещает сидящим за партами трём десяткам юных горемык ничего доброго. Алексей Палыч стоит спиной к классу и, иногда поглядывая в какие-то свои записи, продолжает заполнять потрескавшийся коричневый линолеум ровными рядами бесконечных цифр. Причём не простых цифр, а цифр с корнями, степенями, скобками и прочими заковыристыми математическими знаками, серьёзно усложняющими жизнь школьников. Безжалостная надпись над доской «Математика — царица наук» не оставляет никаких надежд: сегодня, как и всегда, кто-то из несчастных детей будет принесён в жертву строгой царице. Поскольку Алексей Палыч обладает чудесным даром видеть спиной, периодически он делает замечания: «Сущинский и Галат, не разговаривать. Думайте самостоятельно, как вы будете решать!». Два очкарика-интеллектуала на задней парте послушно перестают шептаться, утыкаются в свои тетради и возобновляют переписывание с доски неумолимо разрастающейся задачи. Через минуту снова строгий учительский голос: «Стволов, сядь прямо и записывай!». Сидящий у окна боком длинноволосый парень беззаботно улыбается и, близко склонившись к сидящей рядом симпатичной соседке, продолжает тихо рассказывать ей на ухо что-то весьма потешное. По-видимому, какой-то новый анекдот. Та прикрывает рот рукой, еле сдерживая смех. «Стволов, ты что, не слышал? Прекрати отвлекать Воронину и повернись к доске!», - в голосе учителя зазвучали стальные нотки. «А чо сразу я?», - вскидывается парень. — Как чо, так сразу — Стволов, Стволов!..». Дописавший последнюю цифру Алексей Палыч резко разворачивается к длинноволосому и несколько секунд молча и пристально смотрит ему в глаза. Кажется, что учительские прямоугольные очки в чёрной оправе постепенно накаляются. Потом неожиданно тычет указательным пальцем, испачканным мелом, в оконное стекло: «Стволов, посмотри туда. Что ты там видишь?». Парень с недоумением поворачивается в заданном направлении и смотрит вдаль, в большое окно второго этажа: «Вижу улицу Интернациональную». В классе кое-где раздаются осторожные смешки. Стволов недовольно оглядывается, пытаясь обнаружить бесстрашных весельчаков, но Алексей Палыч жёстко продолжает, уже горячась: «А видишь на тротуаре человека с ломом?». «Ну, вижу. И чё?», - недовольно бурчит восьмиклассник. «Так вот это ты, Стволов. Да-да! Это ты — в будущем. Потому что ты сидишь боком к доске и не вникаешь в урок. Потому что после восьмого класса ты со своими двойками никому не будешь нужен. Ты не пойдёшь в девятый класс. Тебя не возьмут ни на одну приличную работу. И ты будешь вынужден взять в руки тяжёлый лом и идти в тридцатиградусный мороз долбить лёд на Интернациональной. И ещё Шипилова с собой возьмёшь. Вдвоём, двоечники, будете уши себе морозить!». Парень недоверчиво хмыкает и переглядывается с криво усмехающимся вторым «героем», одетым в полосатый пиджак — Шипиловым. Шипилов предпочитает не вступать в спор, ибо уже давно считается кандидатом на «вылет». В школе его держат только из жалости, чтобы он окончил хотя бы восьмилетку. Говорят, что он нюхает химическую отраву, добытую им где-то на берегу Ишима. Возможно, от этого он периодически подкашливает и иногда как-то очень странно подёргивается. Впрочем, математик уже не обращает на них внимания. Он молча прохаживается вдоль доски, посвёркивая стёклами очков. Наконец преподаватель останавливается посредине класса и бодро спрашивает: «Итак, кто хочет решить эту задачу?». В ответ из разных углов раздаются тихие стоны и тоскливое мычание, как от зубной боли. Внушительные размеры математической головоломки выглядят удручающе, поэтому получать «пару» не хочется никому. Но Алексей Палыч думает иначе и выбирает сегодняшнего жертвенного агнца: «Сущинский, к доске!». Класс облегчённо вздыхает, потому что Сергей Сущинский — лучший математик в классе. Если и не решит задачу, то потратит на неё всё время урока. И, значит, всем можно расслабиться: больше никого спросить не успеют. Серёга делает вид, что ему ужасно не хочется вылезать из-за парты и медленно поднимается. «Ну, смелее, Балдѐрис!», - подбадривает учитель Сергея под одобрительный смех класса. Хотя Алексей Палыч давно обнаружил математические способности Сущинского, но заметил он и то, что тот слишком легкомысленно относится к своим талантам. Отсюда и забавное прозвище, которое педагог дал ученику: гибрид из жаргонного слова «балдеть» и фамилии знаменитого советского хоккеиста Бàлдериса. Серёга расплывается в довольной улыбке и немного вразвалочку выходит к доске. Некоторое время он слева направо рассматривает цифровое чудовище. Наконец театрально поворачивается на сто восемьдесят градусов с фиглярской гримасой, выражающей что-то вроде: «Ну, ничего себе задачка… Да я сейчас умру от неё!». Но Алексей Палыч, напротив, выглядит чрезвычайно довольным. С победным видом он прохаживается туда-сюда около первых парт. Потом останавливается у своего стола и делает по направлению к доске движение рукой, похожее на жест вождя, указующего, куда надо идти, чтобы построить коммунизм. Затем громко изрекает: «Не так страшен чёрт… Как его малюют… На доске!». После того, как хохот в классе прекращается, учитель садится за стол. Оставшись один на один с задачей, Сущинский становится серьёзнее и начинает рассуждать вслух: «Для удобства эту задачу можно разбить на несколько частей. Мы будем последовательно решать каждую. Потом соединим полученные результаты и получим окончательное решение, правильно?». «Пожалуйста, - не возражает математик. — Это ведь ты решаешь, а не мы. У каждого может быть своё решение, поэтому остальные пишут в своих тетрадях. Кто раньше решает, тот поднимает руку».
В классе надолго воцарилась та особенная тишина, которая так радует всех учителей: со скрипением мела на доске и шуршанием тетрадных листков на партах. Периодически диалог у доски продолжался, но следили за ним не все. Вот кто-то уже закончил писать и поднял руку. Учитель попросил передать ему тетрадь и погрузился в чтение. Тем временем у доски шла борьба с математическим монстром. Вот уже всё больше и больше кусков зловещей задачи стёрты тряпкой, а на мокром месте написаны новые, вполне себе мирные и обычные трёхзначные цифры.
Снова зашептался со своей соседкой, как всегда сидящий вполоборота у окна, Стволов. Вдруг оба они фыркнули и начали гоготать: наверное, после очередного анекдота. Алексей Палыч вскочил со своего места и пулей подлетел к Стволову. «Вон из класса!», - вдруг заорал учитель таким ужасным голосом, что кто-то, наверное, даже вздрогнул от неожиданности. Но нерадивый ученик не торопился вставать: видимо, хотел показать, что он-то не из пугливых. Тогда Алексей Палыч схватил его портфель, стремительно подошёл к двери, широко распахнул её — и лихо пнул. От энергичного пинка видавший виды портфель улетел в рекреацию метеором. И сразу стало слышно, как на деревянный пол с грохотом высыпалось его содержимое и — раскатилось в разные стороны. Не дожидаясь от разгневанного педагога особого приглашения, ошарашенный Стволов быстро выскочил за дверь. Раскрасневшийся Алексей Палыч с силой захлопнул её. Мгновение молча постоял, вытащил из кармана носовой платок, снял очки и стал их медленно протирать. Потом тихо сказал: «Че-тэ-дэ». Так он обычно говорил, когда успешно доказывалась какая-то теорема, и расшифровывалось сокращение «ч.т.д.» так — «что и требовалось доказать».
И вдруг случилось нечто совсем неожиданное: в классе раздались аплодисменты. Сначала редкие и тихие, потом в ладоши захлопали все. Захлопал и Сущинский, хотя хлопать рукой с мелом ему было неудобно. Это не были аплодисменты за шоу. Это было общее признание справедливости и правильности решительных действий учителя. Алексей Палыч положил платок в карман, надел очки, обвёл класс глазами и спокойно произнёс: «Благодарю вас, наш урок продолжается. Итак, на чём мы остановились?..».
Как-то летом в начале 1990-х я приезжал в родной город. И — суждено же было этому случиться — в Черёмушках, прямо напротив школы, лицом к лицу столкнулся с одноклассником. Тем самым, который обычно сидел за партой не прямо, а боком, и которому Алексей Палыч «предсказал» нелёгкую судьбу дворника. Впрочем, если бы наш математик его сейчас увидел, то решил бы, что оказался, к сожалению, прав: вид у его бывшего ученика был довольно-таки помятый. Впрочем, держался Стволов вполне уверенно и, если бы не тяжёлый запах перегара, можно было бы решить, что он трезв.
— О, кого я вижу! Здорово, Витёк! Давно не виделись. Ну чё ты, где ты?
— В Омске сейчас живу, сюда к родным приехал. А ты?
— Ну, и я тоже пучком… Слушай, может по пивасику, за встречу? Тут под горой «корова» стоит. Нет? Жаль… Слышь, может, тогда выручишь денежкой? Мне совсем маленько не хватает.
— Слушай, а у меня только российские.
— Это ничо. Давай, давай, я сам поменяю. Во, пасиб!
— Что, совсем плохо с деньгами?
— Да, в общем, тут такое дело… Понимаешь, как-то забухал. Ну, хорошо так забухал, если честно. Короче, там своя история… Ну, и продал свою квартиру, в смысле родительскую. Ещё и должен остался… Сейчас у знакомых живу. Пока не выгоняют…
— И как ты теперь? Работаешь?
— Помаленьку, то там, то тут. Теперь с работой, сам знаешь — нигде не берут. Короче, давай пять, я помчался: там быстро разбирают…
Больше мы с ним никогда не виделись. Те мои одноклассники, которые знали городские новости, говорили, что в один из его дней рождения Стволова убили в каких-то гаражах. То ли денег должен кому-то был, то ли просто по пьянке…
Недавно на сайте «Бессмертный полк» я нашёл интересную публикацию, сделанную от имени ребёнка. Вот такой текст:
«ИСТОРИЯ СОЛДАТА. Мой прадедушка, Богомолов Алексей Павлович, был совсем молоденьким 18-летним пареньком, когда началась Великая Отечественная война. Он тогда учился в землеустроительном техникуме в городе Петропавловске Казахской ССР, откуда и был призван на фронт. Моя бабушка, его дочка, рассказывала, что на фронте он командовал взводом, в котором было больше 40 человек, старше его в 2-3 раза. Солдаты любили своего командира, выполняли все его команды и после удачных атак часто говорили: «Эх, Ленька, молодец, ясное море...!». При форсировании Днепра мой прадедушка со своим отрядом на понтонных лодках ночью первыми переправились на правый берег реки и заняли плацдарм почти без потерь. За это прадедушку наградили орденом Красной Звезды! Прадедушка был несколько раз ранен, а в 1943 году в боях за город Любеч получил тяжелое ранение, перенес 8 сложных операций и отправлен в тыл. Победу он встретил в госпитале. После окончания войны прадедушка закончил 2 института и еще 55 лет преподавал математику и физику в школе детям таким же, как я».
Алексей Палыч никогда не рассказывал нам о своей жизни. Вроде бы, до того, как стать учителем математики, он воевал. Не совсем уверен, о нём ли точно идёт в этой публикации речь, фотографии там никакой нет. Но фамилия, имя, отчество и город, где находится наша школа, совпадают полностью.