Электрик Виктор, привык к странностям. За двадцать лет работы он видел розетки, залепленные жвачкой, начиненные монетками и даже одну, где гнезда были аккуратно замазаны зубной пастой «для профилактики искрения». Но то, что ждало его в квартире пенсионерки Анфисы Петровны, заставило его застыть на пороге гостиной, роняя увесистый инструментальный кейс.

Перед неработающей розеткой, той самой, что располагалась под пыльным портретом какого-то военного предка, на полу лежали... две гвоздики. Не цветы в горшке, а именно два алых гвоздичных бутона, аккуратно положенные на чистую, но потертую салфеточку. Они лежали параллельно плинтусу, как два крошечных факела на могиле погибшего воина.

– Анфиса Петровна? – Виктор осторожно обернулся к хозяйке, которая тревожно теребила край фартука. – Это… что за церемония?

Анфиса Петровна вздохнула так глубоко, будто собиралась оплакать целую дивизию.

– Викторушка, родной, – прошептала она, подходя ближе и понижая голос до конспиративного шепота, – она от нас ушла. Розеточка-то. Навеки.

– Ушла? – Виктор моргнул. – Как это… ушла? Отгорел контакт, автомат выбило, проводку мыши погрызли – вариантов масса. Но чтобы «ушла»?

– Ушла, Викторушка, ушла! – Анфиса Петровна кивнула с трагической убежденностью. – Вчера. Я пылесосила да еще фен включила… чтобы коврик подсушить. И тут – бабах! Искры! Дымок! И… тишина. Никакого напряжения. Как вырубило. – Она махнула рукой в сторону розетки. – Я ее и так пробовала, и эдак. Выключала, включала. Ничего! Значит, не выдержала. Напряглась и… скончалась.

Виктор посмотрел на две гвоздики, потом на мертвую розетку, потом снова на гвоздики. В голове пронеслось: «Двадцать лет в профессии… видел розетки после потопа, после удара молотком, после попытки вставить вилку от сковородки… но чтобы по розетке траур объявляли?!»

– Анфиса Петровна, – начал он, пытаясь сохранить профессиональное достоинство, – розетки не умирают. Они выходят из строя. Это механизм. Провода, контакты…

– Механизм?! – возмутилась Анфиса Петровна. – Да она у меня тридцать лет верой и правдой служила! Тридцать, Виктор! Лампочки, телевизор, радио «Маяк»… А тут я ее перегрузила, бессовестная! Двумя приборами сразу! Она не выдержала такого неуважения! Напряглась, бедняжка, да и сгорела душой! Ну, то есть… проводкой.

Логика была настолько искренней и безупречной в своем абсурде, что Виктор почувствовал, как его внутренний рационалист дает трещину. Он снял куртку, подкатил рукава и достал свою верную индикаторную отвертку и мультиметр.

– Ладно-ладно, Анфиса Петровна, – вздохнул он. – Давайте послушаем… э-э-э… проверим пульс. Отодвиньте, пожалуйста… цветочки. А то неудобно как-то, над усопшей.

Он аккуратно сдвинул салфетку с двумя гвоздиками в сторону. Анфиса Петровна одобрительно кивнула: «Правильно, Викторушка, уважение надо проявлять». Виктор снял крышку розетки. Картина была удручающей, но вполне объяснимой: один из проводов в клемме отгорел и оплавился, явно не выдержав одновременной атаки пылесоса и фена. Следы копоти, запах гари. «Да, – подумал Виктор, – классическая перегрузка». Индикатор молчал, мультиметр показывал ноль.

– Вот видите, Анфиса Петровна, – показал он на почерневший провод. – Не «ушла», а провод перегрузили, он перегрелся и отгорел. Физика. Надо зачистить, переподключить, розетку, возможно, заменить.

Анфиса Петровна подошла, внимательно посмотрела на почерневший провод, потом на Виктора, потом на две гвоздики. На ее лице читалось не столько понимание, сколько… подтверждение своей теории.

– Перегрузили… – протянула она многозначительно. – То есть, я ее… замучила? До смерти? Вот! Я же говорила! Викторушка, она не просто сломалась – она погибла на трудовом посту! От непосильной ноши! – Глаза ее наполнились слезами. – А я еще фен сунула… бессовестная!

Виктор открыл рот, чтобы объяснить про сечение провода, номиналы автоматов и элементарную электротехнику… но его взгляд снова упал на две алые гвоздики, лежащие в стороне как немой укор. Ирония ситуации накрыла его. Он вдруг фыркнул, потом рассмеялся.

– Анфиса Петровна, вы абсолютно права! – выдохнул он, вытирая мнимую слезу. – Героическая смерть! На боевом посту! Целых тридцать лет службы – и пала жертвой бездумного пылесоса и вероломного фена! Эти гвоздики – самый минимум, что она заслужила! Надо было венок заказать!

Старушка просияла, ее горе сменилось гордостью за «погибшую боевую подругу».

– Вот! Видишь! – торжествующе сказала она. – А ты мне про «механизмы»! С ними надо по-человечески, Викторушка! С уважением! А я ее… замучила. Грех на душе.

Виктор заменил розетку, аккуратно зачистив и подключив провода. Когда он вставил индикатор в новое гнездо, и тот ярко засветился, Анфиса Петровна вздохнула с облегчением, но тут же добавила:

– Новая-то заработала… Но душа старой, поди, все равно здесь. Не упокоена.

На прощание Анфиса Петровна сунула Виктору в руку две гвоздики.

– На, Викторушка, возьми. На память о нашей павшей героине. И… – она многозначительно понизила голос, – мало ли, на какой вызов придешь. Может, там тоже розетка погибшая. Положишь цветочек – и ей легче будет на том свете, и тебе спокойнее.

Виктор вышел на улицу, держа в одной руке кейс, а в другой – два ярко-красных гвоздичных бутона. Прохожие оглядывались на брутального электрика с цветами. Он шел и тихонько посмеивался. «Погибла на посту… Две гвоздики…». Он вспомнил завтрашний вызов – в старом фонде, где постоянно жаловались на «умирающие» выключатели в подъезде.

Он посмотрел на гвоздики. «Ну, мало ли, – подумал он. – А вдруг там целое кладбище выключателей? Надо быть готовым. С уважением».

И Виктор, суровый мастер своего дела, бережно сунул две алые гвоздики в боковой карман своего инструментального кейса. На всякий траурный случай. Вдруг пригодится. С электричеством, как оказалось, всякое бывает. И иногда самое важное – не только починить контакт, но и почтить память «павшего товарища». Хотя бы двумя гвоздиками.