Следователь Петров стоял на краю оврага, и холод пробирался сквозь даже его самое тёплое служебное пальто. Не ноябрьский московский холод — другой, пронизывающий, будто сама земля здесь вымерла. Тело девушки лежало в пятнадцати метрах ниже, неестественно скрученное, но без видимых повреждений, словно кукла, брошенная капризным ребёнком.
— Тридцать лет в органах, — пробормотал он, спускаясь по скользкому склону, цепляясь за пожухлую траву. — А такое вижу впервые.
Его напарник, молодой ещё лейтенант Семёнов, ждал внизу, бледный как полотно.
— Иван Михайлович, тут… тут что-то не так.
— А где у нас бывает "так", Саш? — отозвался Петров, но, приблизившись, замолчал.
Девушка, лет двадцати пяти, была одета в лёгкое домашнее платье — шёлковое, с геометрическим узором. Босые ноги чисты, без следов ходьбы по лесу. На лице — не ужас, а лёгкое удивление, будто она увидела что-то чрезвычайно любопытное за секунду до смерти. Но не это заставило похолодеть Петрова.
Вокруг тела, точно по радиусу, трава была примята, но не сломана, будто придавлена тяжёлым, но мягким предметом. А в центре этого круга, прямо на промёрзшей земле рядом с её открытой ладонью, лежал камень. Вернее, не камень. Это был кусок вещества, напоминавшего одновременно обсидиан и металл, тёплый на ощупь, вопреки всем законам физики. И на его отполированной будто ветром поверхности светились символы. Не буквы. Не иероглифы. Геометрические фигуры, пересекающиеся под немыслимыми углами, излучавшие тусклый голубоватый свет.
— Никто не трогал? — спросил Петров, надевая перчатки.
— Нет. Вызвали сразу, как нашли грибники.
Петров осторожно взял артефакт. Теплота стала почти горячей. И в тот миг символы на поверхности ожили, задвигались, перестраиваясь. Свет усилился, и в воздухе над камнем проступило изображение — трёхмерное, дрожащее, как мираж. Он увидел точку, удаляющуюся от оранжевой звезды, и за ней — хвост кометы, невероятно детализированный. Изображение сменилось. Теперь это была спираль, галактика, знакомая и чужая одновременно. А потом — вспышка, и осталась лишь одна фраза, составленная уже из привычных земных букв, но сбивающая с толку своим построением:
"МЫ УЖЕ ЛЕТИМ К ВАМ, МЫ ИЗ ТОГО КОРАБЛЯ, ЧТО НАХОДИТСЯ ЗА КОМЕТОЙ АТЛАС"
Свет погас. Камень снова стал просто тёплым куском неизвестного материала.
— Что это было? — прошептал Семёнов, глаза его были круглыми от ужаса и восторга.
Петров не ответил. Он смотрел на мёртвую девушку, потом на камень в своей руке. "Мы уже летим к вам". Кто? Зачем? И при чём здесь эта бедная душа?
Расследование засекретили в тот же день. Девушку опознали — Анна Королева, астрофизик-теоретик, работавшая в закрытом институте над проблемами дальнего космического связи. Ни врагов, ни странных связей. В её квартире нашли блокноты, исписанные теми же геометрическими символами, что светились на камне. И одну фразу, повторенную десятки раз: "Они не говорят, они показывают. Их язык — это проекция многомерной реальности в трёхмерное пространство".
Учёные, к которым попал артефакт, только разводили руками. Материал не поддавался анализу, не имел аналогов в таблице Менделеева. Символы были не просто сообщением, а чем-то вроде кода, ключа, который невозможно было подобрать без нужного "словаря". А "словарь", судя по всем, был в голове у Анны Королевой. И эта голова теперь молчала навсегда.
Петров, отстранённый от дела формально, но не внутренне, копался в архивах. "Комета Атлас" — C/2019 Y4. Открыта в конце 2019-го. В 2020 году, приближаясь к Солнцу, неожиданно распалась на части. Ничего особенного. Но почему именно она упомянута? Он связался с астрономом, другом института Анны.
— Атлас? — голос в трубке звучал устало. — Да, обычная комета. Распалась. Но есть одна странность, о которой не пишут в статьях. За несколько часов до распада, несколько обсерваторий зафиксировали кратковременное, но мощное излучение неясной природы именно из той области, где находилось её ядро. Как будто... сработал двигатель.
— Двигатель? — переспросил Петров.
— Или что-то, что выбросило в пространство огромное количество энергии. Мы списали на уникальные процессы распада. Но ваша Анна… она тогда была одержима этой кометой. Говорила, что данные по её спектру не сходятся ни с одной известной моделью. Что в её хвосте были следы неестественного, рукотворного загрязнения.
Мысль зрела в голове Петрова, тяжёлая и невероятная. Корабль. Не рядом с кометой, не на ней. За ней. Использующий её в качестве прикрытия, щита, камуфляжа в ледяной и пылевой маске. А потом что-то пошло не так. Комета распалась, возможно, из-за активности самого корабля. И они — кто бы они ни были — остались без укрытия. Или... намеренно сбросили его.
Он вернулся к месту находки. Ночь. Мороз крепчал. Петров стоял на том самом краю оврага, с фонарём в руке. Он включил его, направил луч в ту точку, где нашли тело. И тут его взгляд уловил то, что все пропустили. На стволе старой сосны, смотрящей точно на место событий, на высоте около трёх метров, кора была слегка обожжена. Не пожаром, а чем-то точечным, интенсивным. Как лучом сварки. И форма пятна… она повторяла один из второстепенных символов с камня.
Петров почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Это была не случайная смерть. Это было… свидание. Анна вышла сюда на встречу. Или её привели. Она знала, как расшифровать сообщение. Может, даже сама его инициировала. Камень — не просто послание. Это маяк. Или передатчик. Или часть чего-то большего.
"МЫ УЖЕ ЛЕТИМ К ВАМ".
Они не спрашивают разрешения. Они констатируют факт. Как врач констатирует диагноз.
Внезапно фонарь в его руке моргнул и погас. Не от разряда батареи — свет просто исчез, будто высосанный тьмой. Одновременно с этим в кармане шинели, где лежал небольшой образец камня (он взял его "на память", нарушив все инструкции), стало тепло, почти горячо. Петров замер. Тишина ночного леса, обычно наполненная шорохами, стала абсолютной. Давление в ушах изменилось, как в самолёте при наборе высоты.
И он увидел свет. Не в небе. На противоположной стороне оврага. Мерцающий, переливающийся всеми оттенками синего и фиолетового, он не освещал деревья, а будто вплетался в них, делая их призрачными, полупрозрачными. Из света стали проступать формы. Не корабль в привычном понимании. Скорее, геометрическая абстракция, кристалл, состоящий из преломляющихся плоскостей. Он парил в метре над землёй, не издавая ни звука.
Петров не почувствовал страха. Лишь леденящее, всепоглощающее понимание. Они не "летят". Они уже здесь. И "за кометой Атлас" — не указание координат. Это временная метка. "Мы — те, кто был скрыт за Атласом". Возможно, смотрят на нас уже давно. А теперь решили выйти из тени.
Сущность из света приблизилась, остановившись на середине оврага. Никаких лучей, похищений, голосов в голове. Просто присутствие. Огромное, древнее и абсолютно чуждое. Петров понимал, что смотрит не на инопланетян в серебристых костюмах, а на нечто, для чего понятия "корабль" и "пилот" неразделимы. На разум, воплощённый в свете и геометрии.
И тогда в его сознании, минуя уши, прозвучали не слова, а смыслы, образы, целые блоки информации. Это не было общением. Это было загрузкой. Как будто его мозг на мгновение стал экраном, на который проецировали фильм.
Он увидел их мир. Океан света в многомерном пространстве. Цивилизацию, для которой материя — всего лишь грубая, временная оболочка. Они не завоеватели. Они… наблюдатели. Но что-то пошло не так. Их дом, их световой океан, начал угасать. Причина — неясная фундаментальная аномалия, распространяющаяся по космосу, как трещина по стеклу. И они нашли "буферную зону". Место, где эта аномалия пока не действует. Нашу Солнечную систему. Нашу Землю. Нас.
Анна Королева была не жертвой. Она была… контактером. Добровольцем. Она согласилась стать проводником, живым декодером их многомерного языка. Камень был интерфейсом. Но человеческое тело, трёхмерный биологический мозг, не мог выдержать такой нагрузки. Он сгорает, как предохранитель, при скачке напряжения. Она знала это. И согласилась. Чтобы передать предупреждение. Или… приглашение?
Последний образ был самым ясным: не одна сущность, а множество. Тысячи, миллионы таких кристаллов света, летящих сквозь космос к крошечной голубой планете. Не для войны. Для спасения. Их собственного. Они искали пристанище. И нашли его.
Свет начал меркнуть. Давление в ушах отпустило. Звуки леса вернулись — треск ветки, далёкий вой ветра. Кристаллическая сущность растворилась в воздухе, как мираж.
Петров опустился на колени, судорожно глотая ледяной воздух. В голове гудело от пережитого. Он посмотрел на тёмное небо, усыпанное звёздами. Теперь он знал, что за одной из этих звёзд, за призраком давно распавшейся кометы, находится армада. Не вражеская. Чужая. Бесконечно чужая. И она уже в пути.
Они не спросят. Они придут. Как приходят в свой дом.
Он поднялся, с трудом отряхивая снег с колен. В кармане камень остывал, становясь просто камнем. Петров посмотрел в сторону города, на огни, такие наивные и тёплые в своей обыденности. Что он должен сделать? Составить рапорт о встрече с НЛО? Его поднимут на смех или отправят на принудительное лечение. Молчать? Но они летят. А Анна… она стала первой ласточкой. Первой, но не последней жертвой контакта, который неизбежен.
Он сделал последний шаг к краю оврага, туда, где всё началось. Тишина теперь казалась ему звенящей, наполненной незримым присутствием. Петров достал из кармана тёплый камень, сжал его в ладони и швырнул в чёрную пустоту оврага. Пусть лежит. Пусть ищут.
"Мы уже летим к вам", — эхом отозвалось в его памяти.
И следователь Петров, проживший жизнь в мире улик и фактов, впервые почувствовал себя не следователем, а свидетелем. Свидетелем начала чего-то такого, к чему человечество не готово. Не к войне миров. К их мирному, тихому, необратимому переселению.
Он повернулся и пошёл прочь, к машине, к миру, который уже никогда не будет прежним. А за его спиной, в глубине оврага, упавший камень на секунду вспыхнул тусклым голубым светом, передавая в бездонную темноту космоса короткий, ясный сигнал: "Интерфейс активирован. Координаты подтверждены. Ждём".
И где-то за орбитой Плутона, в холодной и безмолвной пустоте, огромный флот кристаллических сущностей, бывших когда-то за кометой Атлас, сделал почти неуловимое корректирующее ускорение. Направление — Земля. Время прибытия — неизвестно. Намерения — неясны.
А на небе, среди мириад звёзд, одна точка света стала чуть ярче. Совсем чуть-чуть.
