Солдат войну не выбирает.. Ч.2
Начало: Солдат войну не выбирает.. Ч.1
Прогулка
Четвертое апреля. Вечереет. Идет дождь. Сыро и холодно. Скучно. Снимать что-либо уже невозможно.
Прихватив на всякий случай кофр с аппаратурой и выведав у знакомых бойцов пароль, решаю сходить на один из постов ОМОНа. Темень жуткая, но где-то в центре города горит пробитый газопровод, и колеблющиеся языки пламени более или менее освещают мой путь.
Старательно обхожу лужи, у входа на пост счищаю комья грязи с ботинок. В будке темно и холодно, но все же теплее чем снаружи. Бойцы курят, зажав сигареты в ладонях, по крыше барабанят редкие тяжелые капли дождя.
Со стороны недостроенной больницы, что напротив поста, короткими очередями начинает бить автомат. Пули сочно вгрызаются в блоки, которыми обложен пост. Нас предупреждали, что ночью на охоту в больницу уходят собровцы.
«Духи» достали: через ночь из района больницы обстреливают территорию школы. Но в самом здании больницы все тихо, боя не слышно, а стреляют явно по нам. Да и калибр не наш. У наших 5,45 мм, а этот крупнее — 7,62. «Череп» начинает отвечать автомату из пулемета, и вскоре все, кто был на посту, уже в упоении нажимают на гашетки.
«Откликнулись» на посту 4, за компанию, наверное. На пятом пока молчат.
Там «рижане», Олег Сидорчик и Мишка Кэмел. Ребята свое дело знаю, наблюдают за угловым домом, откуда нередко постреливает чеченская старуха.
Вот ведь дела, днем с этого дома армейцы и омоновцы глаз не спускают, ночью его также держат под прицелом прибора ночного видения — никто, кроме старухи, не выходит и не заходит в дом.
На нее уже и вблизи смотрели: старуха как старуха, и шмон в доме неоднократно проводили, но проходит дня два-три — и с крыши его снова стреляют.
Пока суд да дело, успеваю достать вспышку и фотокамеру. Нажимаю на спуск, холодный свет озаряет все вокруг. Пост как на ладони. В следующее мгновение лечу в грязь: откуда-то сбоку начинает бить чеченский «Борз».
Скорострельность у него низкая, и потому звук весьма характерный, какой-то квакающий. Пули шлепаются о стену школы метрах в ста пятидесяти позади нас. Лежу, уткнувшись носом в грязь, может быть, стреляли и не в меня, но в луже мне сейчас как-то уютнее.
Возвращаемся в казарму. Только уснул — опять стрельба. Стреляет где-то близко пулемет, верещит от боли и страха то ли собака, то ли кошка, но просыпаться уже не хочется.
Чистильщики
Нас обстреляли по дороге, ведущей из района Черноморья в Заводской район города Грозного. Пули просвистели в тот момент, когда парни из тюменского СОБРа высаживали меня у монумента с воззванием «Люди, берегите мир!»
Боковой ветер украл звук выстрела, и поэтому невозможно было определить, откуда стреляли. Единственно, что мы поняли — стрелял не снайпер. Снайпер бы не промазал...
В тюменский СОБР я попал под вечер 5 апреля, когда бойцы поминали погибшего товарища. Мне протянули бумажный стаканчик с водкой и сказали: «Пьем за нашего павшего друга Олега, капитана милиции из республики Коми».
Дрожащий язычок пламени свечи бросал скупой свет на суровые бородатые лица, на стоящий в торце стола стаканчик с водкой, накрытый кусочком хлеба.
Олег погиб при «зачистке» одного из домов в районе 1-й комендатуры Ленинского района города. Стреляли профи: пули угодили в подмышечную впадину, где бронежилет уже не защищает тело. Смертельно раненого капитана выносили через пролом в стене дома, который проделал БТР. торопились.
До госпиталя не довезли, не сумели: через двадцать минут Олега не стало. С того дня БТР. который водил Олег и на броне которого он скончался, переименовали из «Домового» в «Олега».
А вообще-то вся приданная собровцам в Чечне техника имеет свои имена: «Олег», «Бродяга», «Змееныш», «Гоша». Опознать ее в массе армейского железа можно легко и просто: над БТРами развиваются знамена «цвета пролитой крови». В последнее время они «украшены» черной траурной лентой.
На операции выезжали по два-три раза в сутки. Задачи СОБРа в Чечне в чем-то перекликаются с задачей ОМОНа. Это проведение так называемых «зачисток» территории, прочесывание улиц, домов, заброшенных промышленных объектов. Цель поиск спрятанного оружия, выявление и взятие под стражу просочившихся и оставшихся в городе боевиков.
Дело-то архиважное, но внешне малоприятное. Попробуй найти их среди сотен домов, тысяч квартир, приусадебных участков, да и невелико удовольствие «шмонать» по чужим квартирам, заглядывать в каждый угол, подвал, на чердак.
Поэтому каждому отряду приданы оперативники, так называемые «совы», в задачу которых входит работа с агентурой и пленными.
Работают собровцы под прикрытием БТРов, передвигаясь по «зачищенной» территории своеобразным клином. Пока одна тройка стремительным рывком перемещается от одного укрытия к другому, остальные держат под прицелом всю окружающую местность.
Затем роли меняются. Главное внимание в этот момент — проемам в стенах, окнам домов и подвалов, откуда, как правило, и звучат выстрелы. Чаше всего в упор, роковые.
Наученные горьким опытом, собровцы при малейшем подозрении пускают в ход оружие. Промедление может стоить жизни. Особое внимание при проверке ломов и «зачистке» территории уделяется мужчинам.
Оказывается, обнаружить боевика на первых порах было относительно несложно: главная особенность — наличие в карманах семи железных рублей советского образца, а также находящейся в документах банкноты достоинством в три. пять или десять советских рублей.
Очень внимательно осматриваются руки — на предмет наличия мозоли на указательном пальце, затем плечи: после нескольких дней боев на них от отдачи при стрельбе образуются синяки. И эту метку никуда не спрячешь.
Потери
Ранило Сережу Копытова из группы Федоровича. Ребята несли охрану штаба ГУОШ. Ночью начался интенсивный обстрел здания из автоматов и пулеметов. Копытов был без бронежилета, и пуля попала в спину, срикошетировав от стены.
Вышла из груди, зацепила верхушку легкого, а кроме того, трассер разорвался внутри.
Серега лежал без сознания, хрипел. На губах и груди вспухали и лопались кровавые пузыри. Его отправили в госпиталь, в Ростов. Скинулись кто сколько мог. насобирали в дорогу чуть более 500 тысяч рублей.
Через пять дней приехали навестить. Слава Богу! — живой. Лежит в палате в чем мать родила, весь торс в бинтах, но в сознании. И без денег !!!
Рассказал, что и в себя-то пришел оттого, что пожилая санитарка сдирала с шеи золотой крестик, который подарила жена Наташка перед отправлением в Чечню.
Пришлось среди обслуживающего персонала госпиталя провести небольшой «семинар» на тему: «Правила хорошего тона при обращении с нашими ранеными героями». Деньги вернули: триста шестьдесят тысяч.
На другой день пришла весточка из дома. Ночью из ГУОШа по рации вышли на Москву, оттуда соединились с Тюменью.
Среди прочих вещей сообщают: на курорте общероссийского значения «Тараскуль», что недалеко от города, лечатся «на водах» раненые и контуженные боевики...
Ездил в СОБР-2, группу, возглавляемую майором Николаем Осоткиным.
«Проскочил» с ними до троллейбусного парка. Парк обороняли афганские моджахеды, и поэтому бои здесь были жуткими.
Кругом мины, мины, мины. Наши «садили» по парку из минометов (в основном, калибр 82 мм), и процентов 50 из них не разорвалось.
Собрали те, что были поближе, и подорвали. На балконе соседней разбитой пятиэтажки женщина ругается: «Всю одежду на веревке закоптили. Когда же это все закончится!»
Ребята огрызаются: «Вот погоди, подорвется кто-то здесь из твоих — первая к нам прибежишь».
Вообще же за неполные двадцать дней с момента прибытия группы в город отряд под командованием майора уничтожил двадцать восемь 82-мм мин, тридцать две 100-мм снарядов от «Рапиры», девятнадцать 122-мм осколочно-фугасных снарядов, пятьсот семьдесят шесть 23-мм зенитных снарядов от «Шилки», обезвредил десятки выстрелов от РПГ-7 и гранатомета «Муха», разминировал мост через Сунжу в районе химкомбината.
И это далеко не полный перечень...
Все чаще в отношениях между парнями проскальзывало раздражение. Всем уже все надоело до чертиков. Люди устали.
И в первую очередь психологически. И если раньше со смехом вспоминали, как в первый день в Грозном самый здоровенный боец отряда — Соловей — колол дрова и вдруг с жутким воплем «мины!» ворвался в здание и растянулся на полу, и только услышав гомерический хохот, поднял голову (оказалось, что свистели осветительные ракеты), то теперь смех звучат все реже и реже.
Даже записные балагуры — «Сова-1» (Андрюха из города Ефремов) и «Сова-2» (Саня из Тулы), — опрокинув вечером стаканчик, быстрее заваливались спать.
Тяжелее всех в нашей компании приходится Лорду, трехлетней немецкой овчарке.
После рейда в Гудермес, когда всю ночь напролет расположенная рядом батарея САУ долбила по горам, у пса что-то случилось с психикой. Лорд на базе сидит в загончике, но заслышав стрельбу, начинает сильно нервничать.
Услышав же свист и недалекие разрывы мин, начинает быстро-быстро рыть яму под загородкой вольеры. Протискивается в нее, сдирая кожу и оставляя клочья шерсти по краям, несется в здание и забивается под кровать капитана. Если же дверь по какой-то причине забывают оставить открытой, бедный Лорд прячется под БТРы.
В Тюмени это была лучшая оперативно-розыскная собака в СОБРе, смело шла на выстрелы при задержании преступников.Окончательно «планка рухнула» у Лорда уже по пути домой, в аэропорту Екатеринбурга. Искусал хозяина, одного из лучших бойцов отряда — Венчика, и еще двоих.
Пришлось пристрелить.
Домой я улетал тем же бортом, на котором летел в Грозный. Ветер носил над городом тучи серой пыли, со стороны Терского хребта наступали тучи.
Доносились звуки выстрелов.....
Автор : Александр Ефремов. Журнал «Солдат удачи» 1996