Вот фото, где нам с отцом на пару лет меньше.

Мама тоже за авиационную парадную, а отец то так, то эдак. Полевая же простая, отец в ней в огороде работает, а сегодня праздник. Вдруг папа одевает «гражданку» и мы идем на улицу.

Выходим, а уже праздник: и флаги, и динамик музыку орет, и люди все здороваются и улыбаются. А всегда не так. Тело мое наполняется энергией и волнением. А отец ходит, поздравляет всех налево и направо, ищет кого-то. Наверное в праздник так надо? Потом решительно разворачивается и тащит меня домой.

— Полевую давай, — говорит он маме.

— Ну что ты красоты-то стыдишься?

— Полевую! Полковник в полевой, а я наряжусь как …

Отец спешно раздевался, одевался, поправлялся. Достали награды. Мама стала их прикалывать, а отец ее ругать. Я понимал, что ругает не по настоящему, что праздник и что все только начинается.

Снова выходим на улицу. Папа у меня как солдат, только с погонами лучше, чем у солдат. А на улице людей уже больше, очень много. А солдат-то сколько? В Ирбите столько солдат никогда не было. Все с медалями, все.

— Пап, покажи полковника?

Отец увяз среди таких же одинаково одетых людей, и я побаивался, что могу потерять его. Говорили все что-то непонятное для меня, жали все руки, показывали пальцем на медали. И отец вдруг:

— Здравия желаю товарищ полковник!

— С победой тебя Николай Васильевич! С сыном пойдешь?

— Спасибо. Так точно, пойдет с нами.

Полковник посмотрел на меня строго. Он был тоже в гимнастерке, на которой было три ордена и потом только планки. А у отца был хоть один орден, но медалей было много, и у отца фуражка была как новая, а у полковника старая. Что-то он мне сказал, но как бы и не мне, и я не запомнил. Как вдруг он поднял голову и раздалось, заглушая громкоговоритель:

— Начало построения!

И как эхом закричали дальше: — «Начало построения!… Начало построения!» Какая-то сила была в этом полковнике, что даже отец поздоровавшись с ним стол торжественнее и веселее. Солдаты стали гасить папиросы, выходить на «Советскую», это наша улица и она главная в городе.

— Строиться по цехам, первый, четвертый, седьмой…. Отделы по своим цехам. Первыми женский батальон.

Я не знал, что женщины были солдатами, я их называл солдатками, но потом меня поправили: — «Солдатки, это женщины у которых мужья погибли на войне, а это солдаты, хоть и женщины». Они были в юбках и тоже с медалями.

Подошла мама, здоровалась со всеми, даже целовалась с кем-то. Потом пошли искать отца. В пятнадцатом полку его не нашли, маме сказали, что он в офицерском полку.

Возвращаясь из 1965-го. Можете представить себе мотоциклетный завод в небольшом городке как дивизию. А цехи как полки. Прошло двадцать лет после войны, а участников тысячи. Грандиозное построение рабочих, инженеров мотозавода в дивизию произвело на меня сильное впечатление. За день или час познаешь порой больше, чем за год или более.

Потом мне кто-то говорил, что полковник этот и не начальник на заводе, а служит кем-то. Да, а где начальники цехов? Секретари парткомов? На демонстрациях они командиры. А здесь? Переоценка ценностей какая-то. Сейчас-то я понимаю, почему отец не одел парадку. Он оделся как все. Было необыкновенное состояние единения людей. И я с ними, и я победитель.

М

Мынашли отца в офицерском полку и не в первой шеренге. В первой шли солдаты у которых и медалей было меньше, чем у отца, и в разной форме.

— Очень хорошо, на юбки не будет смотреть.

Так сказала мама на мои рассуждения. Она была одета в самое красивое платье, в котором любила фотографироваться.

— Мы не взяли фотоаппарата. Как же так? Сейчас уже не возьмешь.

Стоял гул от разговоров, криков, репродуктора. Вдруг грянул оркестр. Замолчали все, было очень торжественно и тревожно. Я сразу рванул смотреть на оркестр. Он был тоже из солдат, только человека три выделялись «гражданкой». Столько музыкантов я еще не видел. Потом я увидел пацанов, таких же, как я, но все как бы не замечали ни друг друга, ни меня. Все были захвачены действом. Вдруг оркестр заглох, как споткнулся.

-Завоо-о-од!

Все зашевелились, к чему-то приготовились.

— По-батальон-но!

Потом поправился

— По цехо-о-овно!

Кто-то хихикнул. Но все торжественно поправлялись и выравнивались.

-Шаго-ом … Марш!

Грянул оркестр. И пошли все: и полки «в ногу», и все по тротуарам, и пацаны. Было грандиозно. Я такого еще никогда не видел, и тем более не ощущал.

Мама вернулась домой, обещав догнать. В то время родители совсем не опасались за гуляние детей моего возраста в городе. Ничто нам не угрожало, разве что разборки между собой, ровесниками. Но на это родители смотрели как неминуемую школу жизни, а в любом взрослом мы видели защитника и судью.

Мотозавод шел на площадь Ленина. Шел маршем больше часа. А еще шел «Стекольный», «Химфарм» (мама называла его 38-м), «Телега», так мотозаводчане звали Автоприцепный завод. Но это были полки. А мотозавод- дивизия. Мне хорошело от этого слова, которое говорили взрослые.

— Дивизия!

Мотозавод! Мои родители делают мотоциклы.

— А Химфарм что? Таблеточки! Я про Телегу и не говорю.

Я шел один, и со всеми, я шел один и с отцом, я шел с дивизией. Оркестр прекратил играть, но солдаты шли. И тут я услышал нечто сейчас невообразимое.

Звон!

Красивый и торжественно тревожный звон.

Полифоничный, но ритмичный звук.

Звенели медали. Десятки тысяч медалей при ходьбе солдат давали невообразимое звучание. Не «мурашки по коже», а ощущение этого звука всем нутром своего тела. Мне девять лет, я в восторге. Я запомнил этот звон навсегда.

Грянул оркестр, исчезла полифония наград. Мне не так хорошо было от оркестра, как от того, что я слышал только что. И когда оркестр устал, снова зазвучал ритмичный звон наград.

Я вспоминал этот звук, когда сам печатал шаг при парадах на дивизионном плацу в г. Изяславе. Я ходил в «коробке» офицеров, которые надевали медали на праздники, но их звон только лишь возбуждал воспоминания парада 1965 года. Я не остался служить, но любил ходить на парады в больших и малых городах, возил отца на «Дни Победы».

Завьялов Виктор 22 июня 2016г