Рождество
Солнце игриво освещало разводы на окне, и я в который раз подумала, что пора бы устроить генеральную уборку.
Пока я мыла посуду от вчерашнего ужина, Стефан, мой самый лучший друг, а по совместительству еще и сосед по лестничной площадке, нагло сидел в моем любимом старом кресле и убивал каких-то нелицеприятных монстров на моем же планшете.
Его жена Вэлори имела несчастье работать по воскресеньям, поэтому ее безалаберный муж вместо того, чтобы прибить очередную нужную полку в гостиной или покрасить стены в туалете, наглым образом напросился ко мне на чашку кофе.
Я мысленно улыбнулась и поставила, наконец, помытую и тщательно вытертую кастрюлю в старый, но вместительный шкафчик. Затем налила себе вторую чашку ароматного кофе и удобно устроилась за столом.
Стефан, не отрывая взгляда от экрана, протянул мне свою пустую кружку. Я вздохнула.
— Да, ладно тебе, Нора, — усмехнулся мой вконец обнаглевший гость, — ты же знала, что я захочу еще кофе.
— Позвоню твоей жене и пожалуюсь, — пригрозила я, вставая со стула.
Стефан испуганно хрюкнул, и его карие глаза вмиг потемнели от тревоги.
— Ты – моя лучшая подруга, и я искренне надеюсь, что ты не сделаешь ничего подобного.
Конечно не сделаю. Вэлори Манстер, в первую очередь, устроит истерику мне. А если она узнает, что я дала ее мужу планшет и даже позволила скачать на него какую-то новую игрушку, то можно смело баррикадировать дверь и звонить в полицию. Моя любимая подруга, наверняка, способна на убийство.
Поэтому я налила Стефану кофе, бросила в кружку пару кусков сахара и чинно уселась на свое место.
— Спасибо, Нора. Ты – настоящий друг!
Стефан жадно отпил пару глотков и углубился в игру. Я невольно улыбнулась.
— Давно что-то не было вестей от Арчи, — лениво протянул мой гость, продолжая гневно тыкать кончиками пальцев по экрану. Я взяла со стола свежий круассан и задумчиво посмотрела в окно, где летний день важно вступал в свои права.
— Какого Арчи? — автоматически спросила я, чтобы поддержать вяло текущую беседу. Стефан хмыкнул.
— В смысле, какого Арчи? Того самого «ТВОЕГО» Арчи. Ты что же уже его не помнишь?
Я порылась в воспоминаниях в своей голове, но странное имя не всплывало на поверхность.
— Не знаю никакого Арчи, — пожала я плечами и впилась зубами в слоеное тесто. Круассан был прекрасен, и я была бы бесконечно признательна своему другу, если бы он подарил мне пять минут своего золотого молчания.
— Шутишь? — Стефан аж пропустил пару ударов от очередного монстра и с досады немного сильней надавил на тонкий экран. — И давно это ты «не знаешь никакого Арчи»?
Я физически почувствовала, как поднимается во мне волна раздражения.
— Хватит, Стефан. Либо ты мне говоришь, о ком речь, либо меняй тему.
Мой друг вдруг сделал что-то поистине невероятное: он отложил планшет и уставился на меня своими янтарными глазами. Я подавилась кусочком круассана и жалобно закашлялась.
— Нора, если ты с ним тогда поссорилась, то…
— Когда? — хриплым от кашля голосом спросила я, проклиная глупые шутки моего приятеля. — С кем это я по твоему мнению поссорилась?
— С Арчи! — Стефан внимательно посмотрел мне в глаза и задумчиво добавил. — На Рождество, конечно же!
Рождество. Я вспомнила, как мы отмечали его у меня дома. Я, Стефан, Вэлори и Марк. Мы всегда встречали праздник этим составом. Вэлори была сиротой, а наши со Стефаном родители жили слишком далеко, чтобы выбраться к ним на Новогодние праздники. Марк же, поссорившийся с отцом из-за своей нестандартной ориентации лет десять назад, предпочитал праздновать в кругу своих бывших одноклассников, ставших ему второй семьей.
Я вспомнила, как и в этот раз, мы вместе встретили Рождественскую ночь: запустили пару фейерверков, подарили друг другу долгожданные подарки. Марк напился так, что уснул прямо у меня в ванной. Вэл со Стефаном улизнули к себе около трех часов ночи. А я бухнулась в кровать, забыв даже смыть макияж.
Я попыталась вспомнить, не ссорилась ли я с каким-нибудь Арчи в ту праздничную ночь. Мозг, разложивший по полочкам весь Рождественский вечер, ответил отрицательно.
Стефан, с интересом следивший за моим смятением, вдруг помрачнел.
— Тот самый Арчи, который отмечал с нами Рождество. Уж не говори мне, что ты не помнишь.
— Мне кажется, что кто-то из нас тогда слишком много выпил, — игриво заметила я, протягивая руку за вторым круассаном. Стефан резко дернулся.
— Нора, ты что? ТВОЙ Арчи! Любовь всей твоей жизни! Тот, ради которого ты волосы покрасила в рыжий цвет и похудела на десять килограммов в последнем классе. Да ты же по нему с ума сходила!
Я с грустью отложила круассан. Кусок вдруг перестал лезть в горло. Серьезность карих глаз Стефана меня вдруг не на шутку испугала.
— Может перестанешь уже дурачиться? — строго произнесла я. — Пошутил и хватит.
Стефан поймал прядь моих длинных волос, радостно сверкнувшую в ярких лучах утреннего солнца.
— Ты все еще красишься, — тыкнул он мне в нос моим же локоном, — потому что Арчи когда-то сказал, что в восторге от рыжих, вроде Даны Скалли из «Секретных материалов».
Я вспомнила, как в 17 лет почти месяц экономила на школьных обедах, покупая только дешевые овощи и мерзкий йогурт. И все деньги потом целенаправленно спустила на салон красоты, чтобы превратиться из незаметной брюнетки в рыженькую бестию. Но разве я делала это ради КОГО-ТО?
Голова вдруг начала болеть. Я вырвала свои волосы из руки нахального друга.
— Хватит морочить мне голову, Стефан. В следующий раз придумай розыгрыш посмешней.
— Нора, это ты морочишь мне голову. В жизни не поверю, что ты не помнишь, кто такой Арчи! Ты так радовалась, когда узнала, что он придет на Рождество.
Я покорно вздохнула.
— И мы отмечали его здесь?
— Конечно!
— Вчетвером?
Стефан посмотрел на меня так, словно я окончательно сошла с ума. Мне очень не понравился его взгляд.
—Впятером. Ты, я, Вэл, Марк и Арчи. Нора, ты нормально себя чувствуешь?
Я все ждала, когда он засмеется и скажет, что пошутил. Но Стефан решил играть до последнего.
— Я звоню твоей жене, — разозлилась, наконец, я. — Прямо сейчас. Если ты не перестанешь меня разыгрывать, то вместо третьей чашки кофе пойдешь прибивать полку в коридоре.
Стефан нахмурился, но вдруг удивил меня во второй раз за сегодняшнее утро. Он протянул мне мой мобильный, лежавший до этого на подоконнике.
— Звони. И спроси ее, сколько нас было на Рождество.
Я тоже нахмурилась. Хотя Стефан и обладал невероятным даром убеждения, Вэл бы ни за что не стала участвовать в подобном розыгрыше.
Я набрала номер, но трубка, разразившись длинными гудками, посоветовала мне оставить сообщение на автоответчик. Тогда я позвонила Марку. Стефан одобрительно кивнул. Сонный голос моего разбуженного друга звучал очень недовольно.
— Нора. У тебя должна быть очень веская причина, чтобы разбудить меня в 10 утра в воскресенье.
Я почувствовала легкий укол вины. Марк по субботам всегда ходил в клуб и возвращался около пяти – шести утра.
— Ответь мне на один вопрос и можешь спать дальше, — с чувством произнесла я.
Марк заинтересованно засопел.
— Если это по поводу моего нового бойфренда, то…
— Да нет же, — перебила я его. — Не волнуйся. И я тебя не осуждаю, даже, если ты встречаешься со своим мерзким прыщавым соседом. Скажи мне, Марк. Сколько нас было на Рождество?
— Извини, ЧТО?
Я вдруг нервно засмеялась. Стефан тоже улыбнулся. Вопрос был таким нелепым, что мне стало поистине неловко.
— Ну, Марк, пожалуйста. Мы тут поспорили со Стефаном и…
— Пить надо меньше, — недовольно пробурчал мой разбуженный собеседник. — Ты, я, Стефан, Вэл… а и ТВОЙ Арчи.
Если бы не внезапно заледеневшие пальцы, я бы выпустила из рук свой новый телефон.
— Ты с ним заодно, что ли?
— С кем? — нервно поинтересовался Марк. — Может, объяснишь мне, что происходит?
Стефан победоносно улыбнулся. Трубка вдруг громко пикнула, сообщая о звонке на второй линии. Вэл соизволила мне перезвонить.
Я спешно пожелала Марку спокойной ночи и, положив, от греха подальше, телефон на стол, включила громкую связь.
— Привет, Нора. Прости, я тут сегодня одна на кассе, поэтому не могла перезвонить, пока старый козел не заплатит за свое пиво, — Вэл всегда подчеркивала свою занятость на работе. Особенно в выходной день. — Представляешь, 5,95 только пятицентовыми монетками. Я чуть с ума не сошла, пока их посчитала. Что-то случилось?
Я кивнула. Случилось. Я перепила и забыла о том, как отмечала это Рождество. Но говорить об этом с во всех отношениях правильной подругой мне ой как не хотелось. Стефан победоносно улыбался. Мозг продолжал сканировать память, но так и не нашел кого-то с именем Арчи в архивах.
— Вэл, ты подумаешь, что я идиотка. Но я хотела бы спросить тебя. М-м-м… кто такой Арчи?
Я уже представляла, как она пошлет меня к чертям. Но Вэл задумалась.
— Арчи? Не знаю. Кто-то из школы? Почему ты спрашиваешь?
Мне стало слегка легче дышать.
— Тогда скажи мне, сколько нас было на Рождество? — слегка уверенней спросила я. Вэлори казалась совершенно потерянной.
— Четверо, Нора. Ты что же, не помнишь, что ли? Ты, я, Марк и Стефан.
Последний удивленно насупился. Я почувствовала, что вновь могу нормально дышать. Вот так розыгрыш они мне устроили с Марком. И даже не на первое апреля. Ну, я им устрою «праздник», когда мы в следующую пятницу соберемся в нашем любимом ресторанчике за углом. Подговорить что ли официантов, чтобы они уронили им на головы пару кровавых бифштексов?
Я уже собиралась вежливо попрощаться с подругой, как Стефан решил удивить меня в третий раз за это утро. Он подал голос, подтвердив тем самым, что вместо затеянного его женой ремонта, он безалаберно сидит у меня в гостях.
— Вэл, ты разве не помнишь? — взволнованно заговорил он, склонившись над трубкой. — Арчи! С нами был Арчи!
От неожиданности и я, и его благоверная супруга потеряли дар речи.
— Вы, наверное, сговорились, — нервно махнул рукой Стефан.
— Ты уже проснулся? — вдруг обрела голос трубка. — И, как всегда отсиживаешься у Норы? Ну уж нет, милый мой, немедленно домой! Если, когда я приду с работы, туалет будет все того же желтого цвета, а три купленных полки будут бесхозно лежать в коридоре, то я…
— Все сделаю, — буркнул Стефан, безнадежно покраснев.
Он решительно разорвал телефонную связь и повернул мой мобильный экраном к столу. Я покачала головой.
— Ты сам виноват. Если бы не весь этот цирк…
— Да, это не цирк! — Стефан от возбуждения даже обрызгал меня парой капелек слюны. — Боже, Нора, я не знаю, что ты задумала, но…
— Иди и прибивай свои полки, — вздохнула я.
Бредовый разговор начинал меня по-настоящему утомлять.
Вместо хозяйских дел Стефан отправился прямиком ко мне в зал и притащил мой ноутбук.
— Фотографии! — провозгласил он, и его карие глаза хитро заблестели. — У тебя же остались фотографии!
Я устало пожала плечами и открыла свой старенький компьютер. Фотографий с Рождества было немного. Марк знатно напился и позабыл про свою профессиональную камеру: она пролежала в футляре на протяжении всего вечера. Вэл оставила свой телефон дома на зарядке, да так и не сходила за ним. Стефан вообще не любил фотографий, стесняясь своего животика и пухлых щечек, выросших в два раза за последний год. А мой мобильный я уронила в унитаз после первых десяти кадров. Потом пришлось его долго сушить, чтобы он, наконец, соизволил включиться.
Я открыла нужную папку и быстро пролистала скудные фотографии. Мы все были на них. Веселые, слегка раскрасневшиеся от первых бокалов шампанского. Все, кроме несуществующего Арчи. Я победоносно улыбнулась и откинула назад прядь своих рыжих волос.
Стефан хитро прищурился.
— Вот, например, — он тыкнул пальцем в экран, и я поморщилась от такого варварского обращения с моей техникой.
— Мы тут вчетвером, — тихо ответила я.
Неужели он решил сказать мне, что я настолько сошла с ума, что не вижу на фотографии пятого человека?
— Да. А кто, по-твоему, нас фотографирует? Мы все сидим за столом. Человек, держащий камеру стоит возле дальней стены. Или у тебя телефон настолько умный, что сам поднялся в воздухе и запечатлел момент?
Я закусила губу. Ответа на этот вопрос у меня почему-то не было. Как и какой-нибудь «сэлфи-палки», которая могла бы все объяснить.
— Ну…
— Подожди, — глаза Стефана вдруг загорелись, и я поняла, что он придумал еще одну бредовую вещь. — Я сейчас…
Пока он бегал к себе в квартиру, я задумчиво пила остывший кофе. Мало ли, кто нас сфотографировал? Может быть, мы попросили какую-нибудь соседку? Только почему я не могу этого вспомнить?
— Я не сошел с ума, Нора, — серьезно заявил появившийся в дверях Стефан. — У меня есть его номер. Давай ему позвоним?
В руках он вертел свой мобильный, оставленный утром дома. Я автоматически кивнула. Затем запротестовала.
— Опять твои шуточки? Ты решил упечь меня в психушку что ли? Что я тебе сделала? Громко пела в душе по утрам? Или ты решил расквитаться со мной, чтобы приобрести мою квартиру и стать полноправным владельцем этажа?
— Сколько пафоса, Боже мой, — без улыбки ответил Стефан. — У меня твой ухажер, между прочим, так и записан «Арчи Норы».
Я взяла из его рук телефон и почувствовала настоящую тревогу.
Стефан физически ощутил мой страх.
— Я не шучу, Нора. Мы с Вэл специально ушли из квартиры, чтобы оставить тебя с ним наедине. Марк спал в ванной, но если бы он не напился, то тоже бы улизнул. Ты же так хотела ему признаться в любви. Ты же сходила по нему с ума все последние восемь лет. Вспомни!
Я затравленно передернула плечами. Телефон в моей руке был почему-то холоднее, чем кусок льда. Я непроизвольно нажала кнопку вызова и приложила к уху мобильный. Гудки были громкими и четкими. Я надеялась, что он не ответит.
И вдруг услышала тихий голос.
— Алло.
Какое маленькое слово, но как резко оно может поломать чью-то жизнь.
Я почувствовала, как по телу прошла волна неимоверного ужаса.
В голове внезапно открылась та самая заветная дверь. Конечно же. Арчи. Мой Арчи. Как же я могла забыть?
— П-привет, — прошептала я безразличному куску пластика. — Это я.
— Нора?
Я услышала тревогу в его голосе? Или облегчение? В голове, словно фейерверк, взрывались воспоминания. Я пригласила его, когда узнала, что он будет в нашем городе. Я специально для него купила красное обтягивающее платье. И, конечно же, вновь покрасила волосы в огненно-рыжий цвет. А когда Вэл со Стефаном, наконец-то, ушли, я, выпив очередной бокал шампанского, подошла к нему, набралась храбрости и прошептала: «Поцелуй меня».
Я почувствовала, как по щекам текут слезы.
— Боже мой, Арчи. Прости меня. Пожалуйста. Как же я могла тебя забыть?
Та ночь была самой волшебной в моей жизни.
— Ничего страшного, — тихо прошептал мой собеседник. — Но я… Нора… Я люблю тебя и…
Внезапно я нервно вздрогнула. Испуг сковал все мое тело, я стиснула холодную трубку в окоченевших пальцах. Стефан мрачно посмотрел на меня из-под опущенных ресниц.
— Арчи, но как же…? Ты же умер?
Та прекрасная ночь и страшное, кровавое утро. Когда, поддавшись романтическому порыву, мой любимый побежал покупать мне цветы. А пьяный водитель грузовика, продолжающий отмечать Рождество за рулем своей старой машины, не заметил Арчи с букетом разноцветных лилий. Я вспомнила снег, обрамленный нежно-розовыми лепестками и ярко-красной кровью. Я вспомнила, как больше не хотела жить, узнав, что Арчи погиб.
— Ты права. Я умер, — тихо ответила мне трубка.
В полном ужасе я посмотрела на Сефана. Его карие глаза показались мне совершенно черными. Постойте. Карие? Как карие? Разве они не были голубыми?
Боже. Боже! Как я могла быть такой глупой? Это не он. Не Стефан.
— Подожди, Нора, пожалуйста, — закричал кареглазый двойник моего друга, когда, швырнув в него трубку, я испуганно бросилась прочь. — Ты догадалась, но ты должна знать… Я хочу предупредить тебя…
Я почувствовала его липкие пальцы на своем оголенном плече. И закричала.
Я продолжаю кричать, когда, широко открыв глаза, я хватаюсь за одеяло.
Часы показывают семь часов утра, и за окном брезжит рассвет. Арчи сонно притягивает меня к себе, и я начинаю успокаиваться в его объятиях.
— Тебе приснился страшный сон? — он гладит меня по спине, и я чувствую сотни мурашек, возрождающихся на коже.
— Да уж, — тихо отвечаю я. — Прости, пожалуйста, я тебя разбудила…
— Да, нет же, — он хитро улыбается. — Конечно, не так я представлял себе наше первое совместное пробуждение.
Мои щеки пылают от стыда. Боже. Он провел со мной эту рождественскую ночь. А я не нашла ничего лучше, как разбудить его своим криком.
— Мы одни? — тихо спрашиваю я, прижимаясь к его разгоряченному телу.
— Марк, наверняка, все еще спит в ванной, — усмехается Арчи. — Стефан и Вэл ушли к себе. Наверное, они хотели оставить нас наедине? В любом случае, это лучшее Рождество в моей жизни, Нора.
Я непроизвольно вздрагиваю. Почему? Сама не знаю.
— Что тебе снилось? — озабоченно спрашивает Арчи, продолжая сводить меня с ума своими прикосновениями.
Я пытаюсь поймать нить липкого, мерзкого кошмара, разбудившего нас в это утро. Но рассвет за окном вступает в свои права, а близость Арчи кружит голову похлеще шампанского. Сон ускользает из восприятия, словно прыткий уж.
— Не помню, — честно признаюсь я. — Наверное, какие-нибудь монстры.
Арчи смеется. Затем серьезно смотрит мне в глаза.
— Я, наверное, полный идиот, но… Мне кажется, что я люблю тебя, Нора.
БАБАМС!
Это мое сердце, виртуально ломая на своем пути пару ребер, падает в район живота. Неужели я не сплю?
— «Кажется»? — я пытаюсь улыбнуться, но эмоции берут верх над выражением моего лица. Надеюсь только, что я не выгляжу слишком жалко.
— Я был таким глупым, — продолжает Арчи, лаская кончиками пальцев мою щеку.
Я в паре секунд от сердечного приступа. Интересно, а были ли случаи, когда люди умирали от счастья? Или я войду в историю, как первый экземпляр?
— Я знал, что нравлюсь тебе в школе, — продолжает тем временем любовь всей моей жизни. — Но не обращал на тебя внимания. Хотел порисоваться перед друзьями. Боже, какой я был дурак.
— Да, еще какой, — нервно пытаюсь я засмеяться.
Арчи вдруг вскакивает с кровати.
— Нет, Нора, мне не кажется. Подожди пять минут.
— Зачем?
— Это сюрприз, — он нежно целует меня, затем растерянно хлопает себя по лбу. — Какие твои любимые цветы?
— Зачем? — глупо повторяю я вопрос.
— За тем, что я видел за углом славный круглосуточный магазин, — он смеется. — Я хочу по-настоящему признаться тебе в любви. И без «кажется».
— Тогда, лилии, — счастливо шепчу я.
Он кивает. Я чувствую непонятную тревогу. Хочу встать с кровати, но Арчи решительно укладывает меня в постель новым поцелуем.
— Притворись, что спишь. Позволь мне сделать по-настоящему романтическим это утро.
Я киваю. Закрываю глаза. Спать совершенно не хочется, поэтому я считаю секунды.
Он сейчас придет. Мой Арчи.
Что же мне снилось? Вроде как Стефан. Да уж, обязательно ему расскажу при встрече, что он меня настолько достал, что мучает даже в кошмарах.
На улице слышен громкий визг тормозов. Затем ругательства. Затем испуганные крики.
Боже, люди до сих пор что ли празднуют Рождество?
Я переворачиваюсь на другой бок. Мне плевать. Он сейчас придет. Мой любимый Арчи.
Сейчас.
Сейчас…
Его все нет. Крики на улице не умолкают. Я слышу полицейскую сирену.
Я все еще жду…
Ekaterina PERONNE
Париж, 09/01/2017
Все права защищены.
"Кружка горячего шоколада": теряя, обретай
Этой морозной ноябрьской ночью ничто не предвещало беды. Дежурство подходило к концу, и комиссар Франсуа Видаль уже собирался отправиться, домой допивая последнюю кружечку горячего шоколада, когда поступил вызов о перестрелке на пересечении улиц Сен-Мартен и Риволи. Новенький «Ситроен» домчал его до места и уже через полчаса он стоял перед парадным входом в будущий отель «Людовик XIII». По крайней мере, так гласила вывеска над двухстворчатой дверью.
В недостроенном здании было слабое освещение, но по-настоящему тьму разгоняли только жандармские ручные фонари мелькавшие повсюду. Картинка была так себе. Первый этаж был завален трупами. Ну, может быть не завален буквально, но с ходу комиссар насчитал около дюжины тел. Багровые брызги и гильзы то там, то тут усеивали пол. Запах свежей крови раздражал ноздри Видаля и напоминал о прошлом.
- Леду, что тут произошло? - перешагивая через очередной труп, спросил он коренастого инспектора семенившего позади.
- Мы пока точно не знаем мой комиссар, но убито девятнадцать человек.
Шмыгнув носом, подчинённый, продолжил:
- Полицию вызвал аптекарь из здания напротив – месье Жаме. Говорит, что задержался на работе допоздна, и в половине одиннадцатого вечера здесь началась пальба и крики.
- Базен уже работает?
- Подняли его три часа назад, - потягиваясь, доложил Леду. – Крику то было.
- Выжившие есть?
- Двое. Но один в тяжёлом состоянии.
Впереди была какая-то суета и, ускорив шаг, Видаль, растолкал в стороны замерших на месте полицейских пытавшихся заглянуть через головы медиков, судя по манипуляциям, спасающим кому-то жизнь.
- Ну чего встали?! – зычно пророкотал он на весь коридор. – Не мешайте врачам и идите заниматься своим делом!
Подавая пример, он прошёл дальше по коридору даже не взглянув на умирающего.
- Где второй выживший?
- В следующей комнате, мой комиссар, - сказал Леду учтиво распахивая перед ним остатки двери чудом державшейся на петлях.
И когда только успел обогнать меня проныра.
Впереди возле окна на грязном бетонном полу, усыпанном строительным мусором и гильзами, навечно замер здоровяк с квадратной челюстью. Глаза его уставились перед собой, а лицо исказила гримаса страха.
Склонившись, Видаль, взглянул в лицо убитого.
- Вот это сюрприз. Всё же есть в жизни справедливость. Кончилось твоё время Кампо.
Посветив фонариком на грудь преступника, инспектор, сказал:
- Это точно. Его ищут по всей Европе, а он вот где окопался. Я слышал, что он в 1944 году убил вашего брата, мой комиссар? Ну, ничего теперь-то этот нацист никому вреда не причинит.
Грудь Капмо выглядела просто отвратительно и была превращена в месиво из плоти и костей. Тело сидело в огромной луже крови.
- Чем это его? – почесав затылок в недоумении, спросил Леду.
- Кто-то разрядил магазин из автомата с близкого расстояния, - пояснил комиссар, распрямляя спину. – Что ж, многие этого хотели.
- Этот сделал, тот чёртов русский! – раздалось из-за спины Видаля.
Резко развернувшись, он увидел справа от входа, медика накладывающего повязку на грудь небритому длинноносому мужичку, одетому во всё тёмное.
- Откуда ты знаешь, что убийцей был русский?
Кашлянув и скривившись от боли, говоривший, пояснил:
- Когда началась стрельба, мы с Кампо закрылись в комнате. Некоторое время ничего не происходило. Даже подумали, что наши ребята справились сами, но потом из-за двери раздался голос.
- Голос?
- Да. Мне кажется, Кампо узнал его. Он занервничал и стал стрелять в дверь. Когда патроны закончились, голос снова обратился к нему.
- Он говорил не на французском?
- В том-то и дело. На русском. Я язык недостаточно знаю, но перепутать его не могу. Они говорили о каком-то Бернаре и женщине. Кажется Ирине.
Комиссар вздрогнул и, оттолкнув в сторону медика, оторвал рукав на левой руке длинноносого, обнажив его плечо. Взорам присутствующих открылась свастику.
- Ты тоже служил в «Шарлемань»?
Оскалившись, раненный попытался оттолкнуть Видаля в сторону, но получив чувствительный тычок кулаком под рёбра всё же ответил:
- Нет. Я пацаном тогда совсем был, меня не взяли.
- А татуировка откуда?
- Хотел быть как они.
Плюнув под ноги нациста, комиссар повернулся к Леду, спрятав руки в карманы.
- Где Базен? Позови его. Я хочу услышать его отчёт.
Через пятнадцать минут руководитель криминалистов, натянув на нос старомодное пенсне, и изредка заглядывая в исписанный от руки листок, бойко докладывал комиссару.
- В общем так. Наш стрелок, явно человек опытный, подорвал дверь тротиловой шашкой и, оказавшись внутри здания, открыл огонь из автомата «Томпсона» по всему, что двигалось. Трое убитых в холле, двое дальше по коридору, четверо перед лестницей на второй этаж и шестеро на площадке перед большой комнатой с бильярдным столом. Остальные в комнатах справа и слева от зала, в котором мы находимся. Патроны зря не тратил, попадания исключительно в голову и грудь.
- Все были вооружены?
- О да. И ещё как. У них тут целый арсенал. Даже ящик с гранатами есть и MG-42 в смазке. Правда, воспользоваться им они не успели.
- Стрелок сбежал?
- Нет, он здесь в коридоре. Это его пытались спасти врачи. Не вышло. Слишком много крови потерял.
- Как думаешь за что он их?
Пожав плечами, Пьер Базен спрятал пенсне в нагрудный карман пиджака и сказал:
- Похоже на месть. У нашего стрелка на руке лагерный номер вытатуирован и грудь вся в старых вертикальных шрамах. Скорее всего, это следы от пыток. А покойники наши все как один свастиками щеголяют.
Ошеломляющая догадка поразила мозг комиссара, вскрикнув он, бросился в коридор, где на полу всё ещё лежало тело так и не спасённого медиками мужчины. Откинув запачканную кровью простыню в сторону, Видаль замер над телом лучшего друга.
В голове пронеслась целая вереница воспоминаний заставивших его немолодое уже сердце сжаться, наполнив грудь резкой болью. Зарычав словно зверь, чем немало удивив окружающих, Видаль бегом вернулся в комнату с телом Кампо и выжившим нацистом. Схватив длинноносого в охапку, он с силой нанёс ему удар ребром ладони в шею, от чего раненный закашлялся и покраснел.
- Рассказывай мразь, что было после того как твой босс расстрелял патроны в дверь! Или я клянусь тебе, что придушу тебя, и никто здесь даже заступаться за фашистскую тварь не будет.
Убедившись в серьёзности слов комиссара и отчаявшись разжать его руки, длинноносый сказал:
- Они ещё немного потрепались, а затем дверь взорвалась, и в комнату вкатился тот мужик, - торопливо и сбивчиво затараторил нацист. - Он сначала ранил меня, а затем подстрелил Кампо. Они ещё о чём-то поговорили, и русский разрядил в него магазин из «Томпсона». Всё! Клянусь!
- Почему тогда он умер?! Почему?! Это ты его ранил?! – комиссар так тряс длинноносого, что зубы его стучали в такт движениям.
- Нет, нет, - в панике запричитал преступник. Он уже был ранен. Видно кто-то из ребят его подстрелил, он, когда выходил отсюда с него на пол кровь капала. Целую дорожку оставил. Вон она и сейчас там же.
Отбросив в сторону длинноносого, Видаль, вернулся в коридор к телу друга. К этому времени работа на месте происшествия закончилась, и коронеры начали вывозить трупы. Странное поведение комиссара привлекло внимание, и жандармы обступили мёртвое тело и сидящего на полу начальника.
Некоторое время ничего не происходило, все молча наблюдали как «Ледник» - так они за глаза называли Видаля, сжав крепко руку мертвеца, шевелит губами. Самые чуткие поклялись бы, что чаще всего их комиссар повторял одно и то же слово: «Почему?», «Почему?».
Но всё когда-нибудь заканчивается и вездесущие коронеры похожие на трудолюбивых муравьёв, спустив вниз тело Кампо, так же как и останки других убитых, замерли возле столпившихся жандармов и всё ещё сидящим на грязном полу комиссаром.
Поняв, что ждать уже больше нельзя, в конце концов, каждый делает свою работу, Пьер Базен кашлянув, коснулся плеча Видаля.
- Кхм-кхм. Мой комиссар, тело пора увозить. Да и нам всем пора по домам, скоро утро.
Словно ничего не произошло, Видаль поднялся на ноги и отряхнул свой жёлтый плащ.
- Да конечно. Это тело нужно увезти в отдельном автомобиле.
- Но так не положено месье, - возмутился старший коронер. – Мы не можем …
Встопорщив седые усы и метнув гневный взгляд в посмевшего с ним спорить комиссар закричал:
- Молчать! Сделаете, как я сказал!
Пьер снова коснулся плеча, странно ведущего себя начальника, и попытался его успокоить:
- Мой комиссар, но есть процедура и к тому же официально труп не опознан. При нём не было никаких …
Развернувшись на пятках, Видаль сбросил руку Базена с плеча и громко, так что даже на первом этаже всем было слышно, произнёс:
- Человека лежащего у моих ног зовут Анатолий Никитин. Он мой лучший друг не раз спасавший мне жизнь. А ещё он ветеран, активный участник Французского Сопротивления и награды после войны ему вручал лично президент Де Голль. Поэтому мы не повезём его в одной труповозке с нацистами из «Шарлемань».
В коридоре наступила абсолютная тишина. Жандармы стягивали с голов фуражки и скорбно опускали головы.
- Но он, … он всё равно преступник, - заикаясь и теребя обложку блокнота, произнёс молоденький постовой, стоявший в двух шагах от Видаля.
Очередной брошенный в говорившего взгляд, наверное, мог бы убить. Новичок отшатнулся и спрятался за спину одного из своих товарищей.
- Преступник?! – взметнув вверх правую руку, а затем, указав ею в проход позади себя, произнёс комиссар. – Настоящие преступники были убиты сегодня здесь, и самый главный испустил дух вот в этой комнате. В ноябре 1943 года Кампо возглавлял отряд, расправившийся с членами семей бойцов Французского Сопротивления. Среди них были дети, старики, женщины, мой младший брат и беременная жена Анатоля. Он сделал НАШУ работу!
Раздражённо махнув правой рукой, комиссар спрятал её в карман и быстрым шагом направился к выходу.
* * *
Леду вёл автомобиль, кидая озабоченные взгляды на своего комиссара. Он вызвался довезти Видаля до дома после того как жандармы со всей возможной осторожностью и почтением вынесли тело русского и уложили в специально вызванный автомобиль.
- Мой комиссар, как вы себя чувствуете? – сочувственно поинтересовался инспектор у побледневшего и осунувшегося начальника, прямо на глазах превратившегося в старика.
Но Видаль не слышал инспектора, ведь его интересовал только один вопрос – почему Анатоль не попросил у него помощи две недели назад?
* * *
- Ты даже не представляешь, как я рад тебя видеть дружище. Ну почему, почему ты не предупредил меня заранее о своём приезде, - крепко обняв товарища, Франсуа, похлопал его по спине.
- Не беспокойся. Я приехал в Париж по срочному делу и заранее ничего не планировал, - ответил Анатоль, широко улыбаясь приятелю.
Они были уже не мальчики и не за горами уже маячил полувековой юбилей, но жизни в них было столько, что они с радостью делились ею с окружающими. Особенно ярко это проявлялось в его русском друге, который никогда ни на что не жаловался, и казалось, напрочь был решён чувства уныния.
- Так и работаешь в Лионском порту? – сказал Видаль, усаживая друга в кресло и протягивая ему большую кружку горячего шоколада.
- Да, всё там же. Мне нравится. У тебя я смотрю стало намного уютнее: мягкие ковры, пуфики, плетёные салфеточки. Не завёл ли ты себе кого?
Сделав большой глоток горячего шоколада Анатолий закрыл глаза и блаженно вздохнул.
- Просто обожаю, как ты его готовишь. Может быть на пенсии откроешь кафешку. Обещаю стать постоянным клиентом. Помнишь Нормандию 1944 года? Мы трое суток прятались от немцев на сгоревшей ферме. Ни кусочка еды, жуткий холод и сырость, и только твой шоколад поддерживал в нас силы.
- Конечно помню, - улыбнулся комиссар. – Такое не забудешь.
- Пробовал напиток приготовленный другими людьми, но твой шоколад особенный. Что ты в него добавляешь?
- Немного молотой корицы, щепотку мускатного ореха и чуточку перца чили. По маминому рецепту. Она всегда говорила, что лакомясь напитком я буду вспоминать наш дом и семью. Она оказалась права.
За первой кружкой, последовала вторая, а потом третья. Они шутили, вспоминали прошлое и просто наслаждались обществом друг друга.
Так что за срочное дело, из-за которого ты примчался в Париж? Кажется, в последний раз мы виделись пять лет назад?
- Четыре с половиной, Франсуа, - сказал Анатоль и, поставив чашку с недопитым шоколадом на деревянный столик перед собой, продолжил:
- Я тут недавно встретил одного нашего общего знакомого. Ты не поверишь, но это …
Входная дверь хлопнула, и в комнату вбежали две очаровательные трёхлетние девочки в одинаковых пальтишках и меховых шапочках.
- Папа! Папа! Смотри, что нам мама купила!
Бросившись через всю комнату близняшки, зарылись мордочками в шерстяной кардиган отца.
- Это что твои?
- Ну а чьи же ещё?
За детьми в комнату вошла высокая молодая женщина в элегантной шляпке с пером и пронзительными серыми глазами.
- Знакомься Анатоль, это Клара моя жена.
Никитин соскочил со своего кресла и словно медведь в своём белоснежном свитере сначала обнял и расцеловал смеющихся девочек, а затем элегантно коснулся губами руки жены Видаля.
Весь вечер он был в центре внимания, шутил, сыпал комплиментами и веселил молодую супругу комиссара. Анатоль разрешал близняшкам лазить по себе, катал их на спине, совершать другие шалости и всё повторял:
- Боже мой, Франсуа, какой ты молодец. Какой ты молодец.
Уже поздно вечером, почти ночью, провожая друга, комиссар напомнил товарищу про прерванный разговор, но в ответ получил лишь следующее:
- Это всё ерунда Франсуа. Наш с тобой разговор можно отложить, время терпит.
Крепко пожав руку Видалю русский добавил:
- Я так рад, что ты завёл семью. Если ты не против я ещё забегу к вам на днях? Всегда так приятно почувствовать себя дома.
- В любое время. Девочки от тебя теперь без ума. Будем ждать.
Провожая взглядом уходящего друга и наблюдая за его уверенной походкой и, несмотря на возраст гордой осанкой и широкими плечами, Франсуа даже не догадывался, что видит его живым в последний раз.
* * *
- Он просто не захотел разрушать мой мир, втягивая меня во всё это. Старый дурак не захотел рисковать мной.
Ответ на мучивший комиссара вопрос был на поверхности, как же он не понял это сразу.
За окном разразилась непогода – пошёл снег и ветер закручивал на мостовой настоящие маленькие смерчи, носящиеся туда-сюда вдоль улиц и дорог.
- Леду останови автомобиль.
- Мой комиссар, но мы ещё не доехали, а на улице начинается метель …
- Всё нормально Жак, я пройду через парк и выйду прямо к дому, - сказал, Видаль, открывая дверь «Ситроена».
Колючие снежинки ударили в лицо и капельками влаги растеклись по щекам. Поплотнее запахнув плащ и надвинув на лоб котелок комиссар направился по мощеной дорожке через парк к своему синему уютному домику, который всегда так нравился Анатолю.
Снег шёл всё сильнее, и вот дорожка уже исчезла под ногами. Но Видаль не замечал этого, он словно сумасшедший разговаривал сам с собой.
- Почему ты его отпустил тогда? Идиот! Кретин! Почему не расспросил его, не оставил на ночь! Почему?! Ведь это было так просто. Мы бы что-нибудь придумали вдвоём, а теперь он мёртв! Анатоль мёртв! Он умирал в этом грязном, заплёванном коридоре, а я даже не взглянул на него и прошёл мимо. Не встретился с ним глазами, не подал руки, чтобы удержать!
Комиссар уже, не знал то ли его лицо мокро от слёз, то ли от пригоршней снега швыряемых в него проказником ветром. Он ругал себя самыми последними словами не чувствуя, что обувь его промокла, а плащ распахнулся и не защищает от холода. В какой-то момент мужчина упал на колени и разрыдался во весь голос. Не сдерживаясь. Отдавшись горю полностью, без остатка. Не единой слезинки он не проронил даже на похоронах Бернара в 1943 году, а сейчас готов был умереть от скорби и печали. Он сходил с ума. Ему не хотелось никуда идти, Видаль готов был остаться в этом заснеженном парке и замерзнуть, насмерть наказав себя за глупость.
Уже было, приняв такое решение, он поднял глаза и увидел впереди огонек, пробивавшийся сквозь метель. Он словно живой порхал далеко впереди. Встав на ноги, комиссар сделал шаг, другой, третий и впереди открылась дорожка ведущая к выходу из парка, а на другой стороне улицы, на крыльце прижавшись, друг к другу и закрывшись красным зонтиком … стояли его девочки.
Видаль разбрасывая сугробы бросился к жене и детям.
- Клара, девочки, что вы здесь делаете в такое время? На улице метель, холод ...
- Папа ты весь мокрый!
- Почему ты в таком виде Франсуа? У тебя всё нормально? - супруга нежно обняла его и поцеловала в щёку. - Ты не представляешь, что произошло! Мы спокойно спали дома и вдруг мне пригрезился Анатоль. Ну помнишь тот друг который гостил у нас две недели назад?
- Конечно помню. И что? - удивлённо уставился на жену комиссар.
- Так вот, он взял меня за руку и сказал: "Встречай мужа, он уже близко".
- Так и сказал?
- Да именно так. Но тон его был тревожным. Я проснулась с плохим предчувствием. Быстро одела детей, мы вышли на крыльцо и стали ждать. Я понимаю, что это странно, но мне ...
Поцеловав жену в губы и не дав ей договорить, Видаль подтолкнул её и детей к входной двери их домика.
Когда девочки оказались внутри и он готов был последовать за ними, откуда-то с улицы, словно издалека, до него донеслись слова сказанные голосом Анатоля:
«Всегда так приятно почувствовать себя дома».
МОЯ ГРУППА в КОНТАКТЕ ГДЕ ВЫ МОЖЕТЕ ПРОЧИТАТЬ МОИ РАССКАЗЫ ВЫСКАЗАТЬ СВОЁ МНЕНИЕ И КРИТИКУ https://vk.com/club139559630
или
Поиграем в бизнесменов?
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
Рассказ с неожиданным финалом: Материнский подарок
«Эта история произошла в тот день, когда всеми забытый и презираемый Наполеон Бонапарт в агонии умирал от яда на продуваемом всеми ветрами острове в Атлантическом океане.
Девушка, скорее даже подросток, в простом домотканом сером платье до колен, и тонкими ногами, быстро шагала по еле заметной лесной тропинке. Её бледное худое лицо с синяками под глазами говорило о том, что она часто недоедала, а тонкая ярко-красная лента в русых волосах, так контрастирующая со всем её обликом, о том, что всеми силами пыталась вырваться из цепких объятий рутины и повседневности.
- У-у-ух! - вспорхнувшая с ветки сова заставила девушку вздрогнуть и остановиться. Позади послышались торопливые шаги и из-за деревьев показался запыхавшийся Франтишек.
- Агния, подожди, подожди меня, пожалуйста! – закричал он.
Крепко сжав губы и сложив худые руки на груди, девушка бросила недовольный взгляд на подростка.
- Зачем ты здесь?
Упёршись руками в колени, Франтишек, толстячок с соломенной копной волос на голове, пытался восстановить дыхание.
- Я искал тебя дома. Бабушка сказала, что ты пошла в лес. Она просила остановить тебя и вернуть домой, - сбивчиво пояснил подросток, пугливо разглядывая лес вокруг.
- Меня не надо никуда возвращать. Я сама знаю, что делать! – сердито топнув ногой, обутой в стоптанные старые башмаки, Агния пнула торчащую из земли поганку.
- Не сердись, но куда ты собралась? Там впереди нет ничего кроме …
Глаза подростка расширились и он вздрогнул. Втянув голову в плечи и спрятав руки в карманы штанов, Франтишек, волнуясь, произнёс:
- Ты же не к домику ведьмы направляешься?
Ещё раз, топнув ногой, Агния отвернулась от собеседника.
- А если это так, то что?
- И тебе не страшно?
- Страшно, но ты же знаешь, зачем я иду к ней, - посчитав разговор законченным, Агния продолжила свой путь с каждым шагом всё глубже углубляясь в лес.
Ведьмами пугали непослушных детей. О них говорили коротая вечера в семейном кругу за чашечкой ароматного чая или кофе. Иногда бесшабашные юнцы стращали ужасными историями своих подруг, стремясь почувствовать испуг, объятия и горячее дыхание своих избранниц. Но непреложной истиной являлось то, что на дворе стоял девятнадцатый век и суеверия постепенно уходили в небытие, уступая место крайнему эгоизму, практичности, жажде наживы и другим материям, обожаемым современным человеком.
Однако так было далеко не везде. В провинциальных районах Европы именуемых некоторыми «медвежьими углами» время текло медленно и не спешило бросаться в объятия цивилизации. Ведьмы здесь были обыденностью, такой же, как ураган, наводнение или засуха. Это в столицах и больших городах было не протолкнуться от образованных, всезнающих людей, а в деревеньках и селениях затерянных в лесах и болотах, с любой мало-мальски значимой проблемой бежали к чертихе, бесовке, ведунье. В общем как не назови, а смысл один. Падёшь скота, несварения желудка, запор, несчастная любовь, сглаз на кого навести и даже от нежеланного дитя избавиться, лишь то немногое с чем обращались люди к ведьмам. И зачастую даже местные священники пользовались у своей паствы, куда меньшим авторитетом.
Елена, мать Агнии, тоже была знакома с магическим искусством, впрочем, так же как и многие её родственники по женской линии. Можно было смело сказать, что женщина была потомственной ведьмой. Вот только она никогда не причиняла вред живым существам и силу свою направляла исключительно на излечение. Привороты и прочую ерунду считала вредной глупостью и сроду не практиковала. В деревне Елену любили и жалели молодую ведунью, рано оставшуюся без мужа с ребёнком на руках.
Всё изменилось около девяти лет назад, когда известный всему миру корсиканец, присевший на императорский трон, в погоне за властью разогнал старую аристократию правившую государством. Графы, бароны, маркизы и виконты вынуждены были либо бежать за границу, либо осесть где-нибудь в провинции не попадаясь, лишний раз на глаза «новым хозяевам» государства. Именно тогда в их маленькую, хорошенькую деревню прибыла маркиза де Бренвильи. Эта статная, высокая женщина, одетая по последней моде, выкупила у старосты здание заброшенной мельницы и с единственной служанкой поселилась вдали от всех.
Через несколько недель все с большим удивлением узнали, что приезжая самая настоящая ведьма, и не из последних в своём мастерстве. Что подтолкнуло аристократку к занятиям колдовством? Любопытство, а может быть элементарная скука.
Елену, с её ограниченным набором магических услуг, очень быстро променяли на беспринципную дворянку, которая предпочитала, чтобы её называли госпожой. Так или иначе, но с тех пор жизнь в их деревне пошла наперекосяк. То горшок с цветами какому-нибудь бедняге на голову упадёт, то молодой парень отродясь не болевший скончается от сердечного приступа, а то и вообще смерть можно было принять от кровавого поноса или другой какой неизвестной хворобы.
Мать Агнии винила во всём маркизу и даже несколько раз при встрече с ней устраивала публичные скандалы. Сейчас-то девушка понимала, что делалось это исключительно с целью «раскрыть глаза» деревенским и перетянуть их на свою сторону, а тогда действия матери смущали её, а иногда даже смешили.
Когда Агнии исполнилось десять лет, детство закончилось. Елена внезапно заболела и спустя неделю скончалась в сильнейших муках. Изо рта, ушей и глаз ведуньи текла кровь, и остановить её было невозможно никаким снадобьем. Девушку всегда удивляло, с каким мужеством встретила смерть мать, ведь даже за минуту до кончины она пыталась успокоить близких, уверяя, что чувствует себя лучше. В день похорон маркиза присутствовала на кладбище и хохотала над могилой соперницы.
Но на этом их несчастья, к сожалению, не закончились. Спустя несколько дней бабушку Клементину хватил удар, после которого она слегла в постель. Парализованная и беспомощная женщина даже в таком состоянии была для внучки примером, добрым советчиком и другом.
Ненависть Агнии к ведьме росла и крепла день ото дня. И хоть Клементина пыталась объяснить девушке, что Елена просто надсадилась, не рассчитав собственные силы, выхаживая многочисленных больных, гнева её это не охлаждало.
Маркиза, словно раковая опухоль, превращала жизнь их деревни в кошмар. Изо дня в день она распространяла своё влияние даже на людей несуеверных и образованных. После странной смерти священника и ужасной кончины старосты ведьма стала хозяйкой и госпожой всех живущих в округе.
Агния помнила то утро когда мерзкая жаба явилась в их дом и растягивая губы в притворной улыбке попросила её продать вещи принадлежащие матери. Девушка категорически отказалась и выставила непрошеную гостью вон. Уходя, ведьма пообещала наказать строптивую, глупую девчонку, и в самом ближайшем будущем.
Через неделю воспользовавшись тем, что Агнии не было дома, Сбышек – местный дурачок, забрался в окно усадьбы и перевернув всё вверх дном, выкрал вещи принадлежащие матери. Среди пропавшего было старинное серебреное зеркало, которым Агния очень дорожила. Предмет этот передавался в их семье из поколения в поколение и по словам бабушки обладал магическим свойством. Правда, каким именно девушка не знала. Именно за этим зеркалом и отправилась Агния к ведьме, пересиливая страх и волнение от будущей встречи. Франтишек несмотря ни на что плёлся за ней, ежеминутно канюча плаксивым голосом.
Чем ближе парочка подходила к жилищу маркизы, тем больше менялся мир вокруг. Деревья и кустарники были покрыты толстым слоем паутины. Несмотря на разгар лета на их ветках не было ни одного зелёного листочка. Обычная для леса живность, разбегавшаяся из-под ног ранее, бесследно исчезла. Трава под ногами пожухла и потемнела, зачастую сменяясь участками серого мха. Только скрип сухих деревьев нарушал тревожную тишину, царившую в этой части леса.
Впереди показалось старое русло реки, возле которого замерла заброшенная мельница. Выбитые окна, полуобвалившаяся южная стена и лопнувшее пополам водяное колесо производили гнетущее впечатление. Девушка вначале было засомневалась обитаемо ли здание, но струя чёрного смоляного дыма из печной трубы развеяло все её сомнения.
- Агния стой! – Франтишек вцепился пальцами в её руку. – Давай вернёмся домой, пожалуйста. Тебя бабушка ждёт.
Украдкой смахнув слезу, девушка вырвала руку и оттолкнула от себя приятеля.
- Тебя никто не просил за мной тащиться. Убирайся домой! Немедленно!
Нервно всхлипнув, парнишка остался стоять на месте, хотя колени его ощутимо подрагивали от страха.
Агния тоже боялась, но по-другому поступить не могла. Зеркало было ей дорого как память и сама мысль о том, что ведьма пользуется им, лишало её сна и покоя.
- Ну, ладно, что с тобой делать. Мы тихо, тихо проберёмся в мельницу и заберём принадлежащее мне. Может быть, её даже нет дома, - окончательно поняв, что от Франтишека ей избавиться не удастся, сказала девушка.
Несколько раз кивнув, приятель сглотнул и последовал за девушкой, влезающей в окно первого этажа.
Внутри здания стоял отвратительный запах. Смесь кисло-сладкого с нотками разложения и гниения казалось, впиталась в стены, пол и потолок. Эта ужасная вонь вызывала тошноту и проникала под одежду.
- Почему здесь так холодно? – Франтишек дрожал, а изо рта его при дыхании вырывалось облачко пара.
Стараясь смотреть под ноги, чтобы не наступить на валявшиеся повсюду трупики мышей и птиц, Агния раздражённо бросила через плечо:
- Хватит ныть. Говори потише или подожди меня снаружи.
Девушка с интересом разглядывала убежище ведьмы. Как можно было довести до такого состояния своё жилище? Ведь насколько она знала, перед приездом маркизы мельница была вполне пригодна для проживания. Эта грязь слезавшая слоями со стен и потолка, этот запах щекочущий нос, в конце концов, сквозняки, гуляющие по коридорам, делали невозможным жизнь здесь. И чем интересно занимается служанка? Впрочем, сама маркиза тоже выглядеть стала неважно. Раньше на людях она появлялась ухоженная, хорошо одетая и причёсанная, но в последнее время вид её скорее пугал, чем восхищал.
Запах стал сильнее, а глаза защипало от дыма, тянувшегося из приоткрытой двойной двери в конце коридора.
- Кажется, пришли, - прошептала Франтишеку Агния, прислоняясь к стене возле входа.
Паренёк ничего не ответил, только прижался к девушке, со страхом смотря на дверь.
- Оставайся здесь. Я обыщу комнату и вернусь. Хорошо?
Не дождавшись ответа Агния, пригнувшись, нырнула за порог.
Маркиза была здесь. Она стояла спиной к девушке в дальнем конце освещённого факелами и свечами помещения больше похожего на небольшой зал. Перед ней располагался деревянный стол, заваленный стеклянными колбами, бронзовыми ступами и пестиками, тарелками, книгами и костями животных. Ведьма, с распущенными по спине волосами напевала себе под нос, беря из кучи то одну вещь, то другую. Она что-то смешивала, чем-то стучала и булькала.
Агния, передвигаясь на корточках, скрывалась за стоящими на полу плетёными корзинами, мешками с прогорклым зерном и горами грязного белья. Вскоре она оказалась посередине залы. Найти что-то в этом бардаке было практически невозможно. Целая свалка вещей покоилась здесь и многие из них были испачканы кровью, изорваны и приведены в негодность. Однако девушке повезло. В нескольких метрах от ведьмы на столе лежало материнское серебряное зеркало. Всего лишь десяток шагов отделял Агнию от желанной цели. Но для того, чтобы взять его, нужно было отвлечь маркизу. Лихорадочно перебирая в голове варианты, один хуже другого, девушка ещё раз окинула взглядом помещение. Всё же кое-что она всё-таки пропустила. В дальнем углу, ближе к входу, в нескольких метрах от пола висела клетка с мумией внутри. Только так можно было назвать останки этого женского тела, высохшего, сведённого судорогой, с остатками темных волос на голове и отчаянно вцепившегося в прутья своей темницы. Что ж, загадка исчезновения служанки маркизы была решена. Жители деревни много раз спорили о судьбе девушки приехавшей вместе с ведьмой, но реальность превзошла самые смелые предположения.
В коридоре что-то упало, а затем раздался испуганный возглас Франтишека. Ведьма стремительно пересекла зал широкими шагами и исчезла за дверью. Не мешкая, Агния бросилась к столу. Схватив за рукоять материнское зеркало, она спрятала его за пазуху. Неуклюжесть приятеля дала ей шанс, но теперь нужно было вытаскивать его из беды. В поисках оружия она оглядела ведьмин стол, но кроме старого хлама, отвратительного вида внутренностей истекающих кровью и слизью на бронзовом блюде, и десятков разнокалиберных стеклянных пузырьков с жидкостью, ничего не нашла. Девушка выбрала три склянки. В двух находилась субстанция оранжевого цвета, а в третьей фиолетовое желе с пузырьками воздуха внутри.
Агния даже не услышала, а просто почувствовала присутствие постороннего за своей спиной. Медленно повернувшись, девушка встретилась взглядом с ведьмой, удерживающей за шиворот лишившегося сознания Франтишека. Она и сама была готова вот-вот упасть на пол без чувств, но ненависть к чудовищу, стоящему напротив придавала ей сил.
И куда только делась статность и красота маркизы? Сейчас перед Агнией стоял монстр в женском теле. Оскалившееся лицо, налитые кровью глаза, длинные пальцы рук, словно когти подёргивались от нетерпения. Убить, растоптать, разорвать на части - всё это девушка прочитала в глазах полных ненависти.
Отшвырнув Франтишека в сторону, словно тряпичную куклу, ведьма улыбнулась, обнажив клыки.
- Что ты тут делаешь глупая девчонка?
Сгусток зелёного пламени пронёсся рядом с головой Агнии. Стол позади взорвался щепками, осколками стекла и каплями разноцветной влаги. Не целясь, девушка метнула под ноги ведьме пузырёк с фиолетовым желе. Вспышка ударила по глазам, и взрывная волна отшвырнула Агнию кучу грязных тряпок. Маркиза же смогла устоять на ногах сделав пас руками защитивший её. Зелёное пламя снова пролетело над головой, обратив в пыль клетку с давно почившей служанкой.
Склянка с оранжевой бурдой врезалась в пол в двух шагах от ведьмы, пламя вертикально взметнулось, и на этот раз маркиза не успела защититься. Вскрикнув, она взмыла в воздух и врезалась в стену позади.
Агния воспользовалась паузой, чтобы стянуть с головы вонючую простынь со следами засохшей слизи. Не поднимаясь на ноги, она перебирая руками и расцарапывая колени в кровь бросилась к замершему на полу Франтишеку. Когда до приятеля оставалось всего несколько шагов в доски под ногами один за другим ударили два зелёных луча. Куски дерева, превратившиеся в острые осколки, больно оцарапали лицо девушке и впились в правую руку. Следующий луч ударил точно в тело Франтишека, превратив его грудь в кашу из костей и мяса и обдав Агнию брызгами крови.
"Что я натворила?!"
Не веря своим глазам и не помня себя от гнева девушка, широко размахнувшись, бросила последнюю склянку в голову ведьмы, но маркиза в снова коротко взмахнула рукой рисуя в воздухе знак и бутылёк отлетел в сторону, взорвавшись в воздухе.
По щекам Агнии текли слёзы, вина за смерть друга тяжким грузом легла на её хрупкие плечи. Волна усталости и апатии нахлынула на девушку. Ноги стали, словно ватные и чтобы не упасть она облокотилась на стоящие рядом ящики. Воспользовавшись её состоянием, маркиза схватила Агнию руками за шею и начала душить. В какой-то момент ноги девушки оказались в воздухе. Мир вокруг начал терять краски и звуки, легкие горели. Уже почти теряя сознание, Агния из последних сил вынула из-за пазухи зеркало и, руководствуясь неясным порывом, заставила ведьму взглянуть в него. Маркиза вздрогнула, разжала руки и в испуге отскочила на несколько шагов от рухнувшей на пол Агнии. Зеркало выскользнуло из ослабевших пальцев и упало между ней и ведьмой отражающей поверхностью вверх.
А дальше случилось нечто странное. Красная ленточка в волосах девушки обрела жизнь и спорхнув с головы на запястье правой руки Агнии, крепко сжала его.
Из зеркала вверх ударил вертикальный столб света и до боли знакомый девушке голос произнёс следующее:
Синий свет, гладкий шёлк,
красным цветом круг нашёл.
Рубит кровь, годы, яд,
побеждая ведьмин взгляд.
Смотрит в оба на врага,
ты забудешь про меня.
Голову, разбей об пол,
смерть несу тебе в укор.
Не видать тебе победы
ведь победа как беда,
пару букв и нет ТЕБЯ!
Как только материнский голос замолчал, серебряное зеркало на полу треснуло пополам, наполнив всё вокруг пронзительным синим светом. Ураганный ветер страшной силы раскачивал зал и выдирал доски из пола. Мимо пролетала одежда, банки и склянки, ржавые ножи и кости, но девушка оставалась на месте. Стихия словно избегала её. Маленький смерч поднял маркизу под потолок, а затем резко бросил головой вниз. Раздался противный глухой треск и, всхлипнув, ведьма тонко заскулила от боли.
Всё закончилось также быстро, как началось. Агния застыла на полу, прижав колени к груди. Ей всё ещё не верилось в случившееся. Неужели мама знала всё заранее, и зеркало стало миной замедленного действия для маркизы?
Тело ведьмы без движения распласталась на досках пола, из-под её головы в разные стороны расползалась тёмная лужа крови. Пару раз моргнув она закашлялась, а затем захлёбываясь собственной кровью, тихо произнесла:
- Я недооценила твою мать. Такое сильнейшее проклятие можно было изготовить лишь руками опытной и сильной ворожеи.
- Я не хочу тебя слушать, заткнись! – закрыв лицо ладошками, девушка плакала, заранее опасаясь того, что расскажет ей умирающая маркиза.
- Нет уж милочка моя, ты выслушаешь мои последние слова, ведь это единственное чем я могу тебе отомстить. Ты выслушаешь и будешь мучиться всю жизнь!
Вскочив на ноги, Агния закричала:
- О чём ты мерзкая жаба?!
- Кхм-кхм. Мерзкая жаба? Что ж, неплохо.
Ведьма, снова закашлявшись, от чего на её губах появились кровавые пузыри.
- Твоя мамочка спасла тебе жизнь, ведь умереть должна была именно ты! Да, ты маленькая тварь! – умирая и теряя с каждой секундой силы маркиза не могла кричать и повысив голос начала хрипеть. - Я ударила её в самое дорогое. В её кровь и плоть. Без тебя ей было бы незачем жить. Хотела, чтобы она быстро сдохла, страдая о тебе и мне досталось зеркало.
Отняв руки от лица, Агния повернулась к ведьме.
- А что в нём такого?
Новый приступ кашля и поток крови из горла заставил женщину замолчать на несколько секунд. Кривя губы и пытаясь сфокусировать взгляд, она ответила:
- Каждый взглянувший в него молодеет на несколько лет. Теперь сила зеркала в твоей чёртовой ленточке. Неудача. Столько лет поисков и всё зря. Настоящее сокровище в руках у деревенских …
Последние слова превратились в бульканье и маркиза Бренвильи вздрогнув, замерла навсегда.
В тот же момент ярко-красная лента на запястье засветилась, и Агнии показалось, что мать рядом с ней. Ощущение присутствия было настолько реальным, что закрыв глаза, она почувствовала её тёплые любящие объятия».
* * *
В большом камине уютно потрескивали дрова, наполняя гостиную запахом горящего дерева, таким сладким и навевающим воспоминания детства.
На антикварном столике времён Людовика XVI дымилась чашка с горячим шоколадом, по поверхности которого плавало несколько зефирок безукоризненной формы. Рядом на блюдечке громоздилась горка только, что испечённого поваром печенья с коньяком и грецким орехом.
Франсуа Лепаж, крупный книгоиздатель, был страшным лакомкой, но зачитанная ему вслух история заставила его на время забыть о еде.
- Это просто прекрасно милочка! – произнёс толстячок, разглаживая пальцами щегольские усы с пикантными искрами седины. – Безусловно, моё издательство купит у вас и этот рассказ.
Сидящая напротив него в кожаном кресле симпатичная женщина, немногим за тридцать, закрыла исписанную от руки толстую тетрадь и улыбнулась очаровательной белоснежной улыбкой.
Разглядывая писательницу Лепаж в который раз мысленно пожалел, что много лет находиться в счастливом браке и является отцом семерых детей. Такая умница и красавица, а всё одна. Возможна ли на свете большая несправедливость?
Тем временем женщина убрала тетрадь в сумку, стоящую у ног.
- Я рада, что вам понравилось. Думаю, все тонкости мы обговорим в издательстве на следующей неделе.
- Милая Леа, неужели вас так утомило общение со мной, что вы жаждете меня покинуть?
Заправив холёными пальчиками с короткими ноготками, выбившийся локон волос за ухо, писательница не менее очаровательно улыбнулась и ответила:
- Нет, мистер Лепаж я ничуть не утомлена, просто время позднее, а мне надо ещё добраться до города.
Отхлебнув из чашки шоколада, издатель протёр тыльной стороной ладони усы.
- Ну, тогда милая Леа ответьте мне на единственный вопрос. Что произойдёт с Агнией дальше?
Писательница смешно сморщила носик.
- Это новелла без продолжения. По крайней мере, я его не планировала.
Расправившись с зефирками и половиной ароматного печенья, Лепаж поторопился объяснить:
- Не поймите меня неправильно. Я издал уже два десятка ваших рассказов и все они достойны похвалы и любимы читателями, но может быть ради исключения, вы напишите продолжение хотя бы к одной истории?
Леа немного помолчала, а затем, совершив маленький глоток из своей кружки, сделала вид, что не расслышала вопроса.
«Какова нахалка?!».
Будь на её месте кто-нибудь другой, Лепаж конечно нашёл бы способ поставить его на место, но таинственной Леа Вояж, он симпатизировал, и безумно не хотел терять её как автора. Ведь уже которую неделю сборник с рассказами писательницы держался в топе лучших книг и это приносило немалые деньги.
- Ну ладно. Давайте тогда пофантазируем. Как я понял, Агния защищённая заклятием матери обрела вечную молодость?
- Да. По крайней мере, пока лента на её запястье цела, - коротко кивнув, ответила Леа.
- А что бы произошло с ней после? Неужели вы не думали об этом? – издатель соскочил с кресла и закрутился вокруг гостьи. – Такая почва для фантазии! Такие перспективы, аж дух захватывает! Дальше может быть куда интереснее!
Ответом была очередная порция молчания. И когда уже разочарованный Лепаж, утопая ступнями в мягком ковре возвращался на своё место, оно было нарушено.
- А дальше Агния стала бы взрослой. Похоронила бабушку, Франтишека и навсегда покинула деревню, перебравшись в город. Она много путешествовала, получила несколько образований и освоила несколько профессий. Что-то постоянно гнало бы девушку вперёд не давая осесть на одном месте и создать семью. Во время Первой мировой войны она была медсестрой, во время Второй активной участницей французского сопротивления. Агния искала бы себя, чтобы быть достойной подарка матери.
Обрадованно подпрыгнув, Лепаж опустился на колени перед писательницей.
- Вот, вот, я же говорил. Вы только что …
- Но это всего лишь фантазия и продолжение история не получит, - мгновенно обрушила радужные ожидания издателя, Леа. – Мне нравится открытый финал.
«Упрямица».
С досадой махнув рукой, Лепаж вернулся в своё кресло доедать печенье с остывшим шоколадом. Они поговорили ещё несколько минут о всяких глупостях, а затем писательница попрощалась и грациозно покинула комнату.
Часы на камине пробили восемь вечера. Опустошив кружку, издатель забросил в рот последнюю печенюшку и, подойдя к окну, наблюдал, как Леа садится в автомобиль. Даже это ей удавалось сделать волнующе красиво. Двигатель машины взревел, и правая рука женщины поправила боковое зеркало кабриолета.
На мгновение Франсуа Лепажу показалось, что запястье писательницы обвивает ярко-красная тонкая лента. Подавившись печеньем, он закашлялся, в то время как автомобиль разбросав в сторону гравий, быстро набрал скорость и покинул территорию поместья.
Игра в прятки
Как же здорово она спряталась. Её не найдут. Вот только этот противный писк надоел.
- Вот она всегда так. Никогда меня не слушает. Вся в мать.
- Да успокойтесь вы. Ничего необратимого пока не произошло.
Она прекрасно их слышала. Первым говорящим был её отец. Вторым доктор к которому она ходила после ухода мамы. Худенький старичок с седой головой всегда ей нравился.
- Что я теперь буду делать. Всё бессмысленно. Как я без неё?
Кашлянув, доктор попытался успокоить запаниковавшего родителя:
- После посещения моих сеансов ваши отношения как-то изменились?
- Почти нет. Она очень замкнута. Предпочитает время проводить в одиночестве. Я пытался, по-разному, но ничего не получается. Она всё время где-то пропадает. А я ищу её, бросая работу, срываясь с места. И вот результат.
«Пусть поволнуются. Я же здесь они меня не видят, не слышат. А я их прекрасно».
- У Дарьи нет никаких проблем с психикой. Скорее тут стресс и подростковый максимализм. Всё наладится. Вы начали разговаривать?
- За последний год я два раза разговаривал с дочерью. В день её рождения и перед Новым годом. И оба раза она сказала мне только одно единственное слово.
- Какое?
- Слово «НЕТ».
Доктор прошёлся по комнате и остановился возле окна. Хоть она и не видела сейчас отца, а только слышала, представляла девочка всё прекрасно.
«Опять сидит на стуле в углу комнаты и рвёт на себе волосы. Так тебе и надо! Поскучай немного без меня, может быть что-нибудь поймёшь».
- И всё равно ещё не всё потерянно.
- Да вы о чём вообще?
Отец соскочил со своего места и начал метаться по комнате.
- Что в пакете, который вы принесли?
- Какая вам разница?
- Это вы позвали меня. Успокойтесь, а то сделаете только хуже. Что в пакете?
Стук шагов прекратился.
- Её любимый малиновый десерт. Каждый день ей его покупаю.
- Ну так достаньте его из пакета и положите на стол.
Что-то упало, и отец очень тихо сказал:
- Её же нет. Зачем? Вы специально? Издеваетесь?
Снова вежливо кашлянув, доктор спокойным, уверенным тоном пояснил:
- Она вернётся и съест.
Опять что-то упало. Стукнула дверь. Затем ещё раз.
«Наверное отец вышел из комнаты, а затем вернулся», - подумала девочка, жалея что не может заглянуть туда. Любопытство так и распирало.
- Вы сами во всём виноваты.
Старый доктор видя, что его собеседник вот-вот взорвётся атаковал первым.
- В чём?
- Почему вместо того, чтобы рассказать Дарье о смерти матери, вы выдумали небылицу о том, что она бросила вас. Для чего?
Она вздрогнула. Что-то закололо и одновременно защемило внутри. Не то, чтобы она этого не подозревала. Хотя нет, не подозревала. Скорее знание было где-то на уровне интуиции. Не более. Писк сводил её с ума.
- Я не знаю, - очень тихо ответил психологу отец. – Это как-то само вырвалось, не специально. Не хотел, чтобы она отчаялась, погрузилась в горе.
«Мама не вернётся».
- Это было глупо. Вы сделали только хуже.
- Я знаю. Я виноват. Но чем больше времени проходило, тем труднее мне было сказать правду.
«Мама не вернётся. Она умерла».
Отец заплакал. Жалобно всхлипывая и завывая.
"Никогда не видела его плачущим".
Неожиданно ей захотелось ворваться в комнату и обнять его. Она была такой дурой. Обидела его, не разговаривала, пыталась избегать его общества. Да, она зла на него, но ведь мама теперь мертва. Она знала это три года, но не разрешала себе даже подумать об этом. Вот почему он не увёз из дома мамины вещи, и оставил всё, как было раньше. Теперь их только двое.
- Поплачьте, это поможет.
- Чем? Чем это поможет? Это вернёт её? Нет, я не думаю. Надо что-то делать, но мы уже всё перепробовали, - всхлипывал отец.
«Ну всё. Хватит прятаться. Я ему нужна».
Девочка попыталась войти в комнату. Но не смогла. Она толкнула дверь, но та не двинулась с места. Да и не дверь это. Слишком темно. Нужно включить свет. Дарья шарила руками вокруг себя, но безрезультатно. Неожиданно она поймала себя на мысли, что не чувствует тела.
«А как же я тогда….»
Слова, произнесённые в комнате, заставили её прислушаться.
- Я не смогу жить без неё. Просто не смогу жить.
Что-то говорил доктор, много, сбивчиво, но она не слушала. Крайнее отчаяние, в голосе отца, заставило её ОТКРЫТЬ ГЛАЗА.
Яркое солнце за окном. Запахи! Целая палитра запахов. Она в своей кровати. Слева разными огоньками мигал и тихонько попискивал какой-то прибор, от которого к ней вилось несколько проводов и трубок. Справа на столе стоял её любимый малиновый десерт. Вот только ложки не было.
Сев на кровати она вытащила трубку из носа (то ещё удовольствие), взяла со столика лакомство и прервав взрослых, говорящих на повышенных тонах, сказала:
- У меня нет ложки. Дайте мне пожалуйста ложку.
И чего это они так удивились?